Гроза. Молния, вспоровшая темный небосвод. Раскат грома, словно выстрел, прозвучавший над ухом. Дождь, бушующий ветер носит его, капли осколками впиваются в лицо. Он непроглядной стеной обрушивается на море. Свирепая, буйная стихия. Волны вздымаются все выше, они черные, что они таят в себе? Страх или надежду? Они погубят или возродят? Принесут беды или долгожданное спокойствие?
И вдруг тишина.
Из-за чернеющих облаков выходит белый луч солнца.
Петя никогда не любил самолеты. Может, это быстрее и удобнее, может, в полете над облаками и есть своя определенная романтика. Но он этого понять не может — ему в самолете некомфортно и душно, ты будто прикован на длительный период времени в не самое удобное кресло, которое, к тому же, поднимается над землей на несколько тысяч метров — передумать и сойти на землю не получится. А еще уши закладывает, даже в наушниках.
Больше самолетов он не любит лишь аэропорты: эту утомляющую суету людей, дурацкие контроли, опять же, стойкое ощущение, что тебя под стражу взяли и после таможни уже никуда не деться. Поэтому Петя всегда с тяжестью переносил перелеты. Даже кратчайшие между Москвой и Питером.
Но сейчас ему особенно плохо, хотя он еще даже не пересек границу невозврата. В любой другой ситуации он мог бы психануть, вызвать такси и уехать отсюда, наплевав, что его имя будут по микрофону объявлять на весь аэропорт, что из-за него задержат рейс и что сотня людей будут проклинать одного определенного «Петра Гуменника», не явившегося на самолет «Москва-Стамбул».
В любой другой. Но сейчас он точно понимает — пути назад нет.
Он провел несколько месяцев, сбегая под разными предлогами из интерната, чтобы вместо уроков и консультаций бегать по инстанциям и в экстренном порядке оформлять студенческую визу. Где-то его громкое имя ему помогало и все оформлялось по неизвестному ему «ускоренному» процессу, где-то он искренне остерегался, как бы о его если не противозаконных, то во всяком случае подрывающих авторитет действиях не прознал отец. Но мама на все его опасения отвечала коротким сообщением в мессенджере:
«Все улажено, не переживай. Делай, что должен.»
И он делал. Все прошло как задумано, лишь потрачено было изрядное количество нервов. Он знает, что именно благодаря маме отец не стал вставлять ему палки в колеса. Каких усилий ей это стоило — Петя даже не догадывается.
Петя крепко сжимает лямку рюкзака, улыбаясь пришедшему проводить на самолет Марку и неловко, но старательно отшучиваясь в ответ. Его трясет изнутри, но он видит, что переживает и волнуется не только он один, поэтому пытается унять дрожь и напустить на себя привычную маску спокойствия. Если никто не будет плакать перед прощанием — расставаться будет легче, он уверен.
Лишь рассказав об отъезде остальным, он искренне попросил не приходить в аэропорт в день вылета. Все должно пройти тихо, без лишнего внимания, а столпотворение провожающих его будет лишь привлекать. Поэтому они распрощались до этого, лишь Кондратюк слезно вымолил «помочь с чемоданами» и все же приехал в четыре утра в Шереметьево. Гуменник решил этому геройству не препятствовать, а еще Женя неловким шепотом попросил о том же:
— Пусть хоть Марк приедет, пожалуйста. Я же с ума сойду, если мы только вдвоем в аэропорту будем.
Гуменник обнял его тогда и согласился. А Семененко вновь цеплялся руками за него, беззвучно рыдая, заставляя Петю в очередной раз почувствовать себя сволочью и усомниться в решении. И как бы ему грудь не сдавливало от женькиных трясущихся плеч, он понимал, что не имеет права изменить выбор. Это та самая точка невозврата: уехать — пойти на риск, где он может выиграть, остаться тут — вновь обречь себя на жизнь политической марионетки. Только отец будет еще свирепее, зная о попытке побега за его спиной.
Сейчас Петя старается не смотреть на Женю. Знает, что если увидит его мокрые глаза — а он уверен, что тот на грани того, чтобы заплакать — то бросит все и решит остаться. Но в руках билеты на рейс с пересадками, багаж уже едет по отгрузочной ленте, только полупустой поношенный рюкзак на плечах, который опять непорочным грузом тянет к земле. На самом деле у него с собой совсем немного вещей для того, кто перевозит свою жизнь с корнем за тысячи километров.
Марк что-то в очередной раз говорит о том, что они с Сашей уже откладывают деньги и на зимних каникулах обязательно приедут навестить, что он уже документы на визу и загран подал. Кондратюк делится этой сумасшедшей идеей уже раз двадцатый, что Петя даже действительно на мгновение верит и представляет, как они будут все вместе праздновать с опозданием на месяц рождество или новый год — какая разница. Но Гуменник быстро отгоняет от себя эти мысли — как бы они не были прекрасны и желанны. Он признает, давно признал, что безмерно благодарен этим ребятам. Они были с ним честны, были искренне и видели в нем друга. Они приняли его таким, они ценили его со всеми загонами и проблемами и никогда не судили за это. Лишь иногда подшучивали и Глеб изредка позволял себе бросить «ты, аристократишка!», когда Гуменник был особо раздражающим. А он был, и не раз, и это же надо его вытерпеть. Они были с ним с самого начала в этой дурацкой школе, были с ним, когда все рухнуло, они сейчас рядом с ним, провожают в новую жизнь и Петя не хочет идти туда без них. У него нет таких слов, чтобы выразить все, что он чувствует к друзьям. Вместо этого он горько улыбается и сам тянется обнять Марка:
— Приезжай, пожалуйста. И Сашу бери, и Глеба, и вообще всех наших друзей.
Ему кажется, что Марк все-таки плачет. А ведь так стойко держался.
Петя краем глаза видит, как Женя закрывает лицо ладонью. Ему хочется обнять его, утешить, выкинуть билеты и никуда не ехать, лишь бы Семененко не было плохо. Хочет сгрести его и вернуться в женькину квартиру, где Петя жил последние две недели. Хочет насладиться напоследок этими крохами спокойствия, что дарил ему Женя. Но времени на это уже не остается.
По микрофону женщина объявляет об окончании регистрации на рейс. Нужно уже идти.
Вокруг носятся люди. Они снуют туда-сюда, назад-вперед. Сколько из них предвкушает свое путешествие? А у скольких из них билет в один конец? А у скольких был выбор? Петя прикидывает в уме: минимум у двоих его не было.
У него и Жени.
— Пойдем? — Гуменник незаметно сжимает женину руку. Тот выглядит совершенно разбитым, но твердо кивает. Они в последний раз обнимаются с Марком, коротко, чтобы не расклеиться еще больше. Не прощаясь, а бросая «до встречи», прежде чем уйти в сторону таможни, и все же оборачиваясь перед самыми дверьми: Марк машет им рукой. Они пересекают зону досмотра, и Кондратюк исчезает в толпе.
Они молчат все время до посадки в самолет. Со стороны они наверняка выглядят как незнакомцы, и лишь какие-то незначительные вещи — Петя услужливо протягивает Жене корзину для вещей на досмотре, а Семененко держит его рюкзак, помогая вытащить ноутбук на ленту — выдают в них попутчиков. Всего лишь попутчиков — им вновь приходится играть и скрываться. Они молчат — Женя не знает,
что можно сказать, Петя не понимает, что сказать
нужно.
— Садись ты к окну, — тихо говорит Женя уже в салоне самолета, немного отодвигая маску с лица, пока Петя закидывает ручную кладь на полку, — я не уверен, что выдержу.
И Гуменник слышит это, этот явный и очевидный подтекст — Семененко говорит не про страх высоты.
«Я не уверен, что справлюсь с тем, что ждет нас дальше».
Петя молча кивает и занимает место у иллюминатора.
— Я рядом, — говорит он, как только Женя опускается на место рядом, — тебе не о чем переживать.
— Потому что хуже уже быть не может?
Гуменник сначала недовольно поджимает губы, но потом вдруг улыбается, стягивая маску:
— Именно поэтому.
Пилот объявляет об окончании посадки и стюардессы в проходах начинают жестикулировать и махать руками, проводя инструктаж. Женя внимательно смотрит, вытягивая шею и вертит в ладонях прилагающуюся дополнительную инструкцию по безопасности — Петя хмыкает и думает, что Семененко едва ли не единственный пассажир рейса, кто изучит ее не с целью просто убить время в полете.
Самолет трогается по взлетной полосе. Гуменник смотрит за реакцией на чужом лице — Женя округляет глаза от резкого движения и едва ли не роняет из рук ламинированную бумажку. Петя знает, что Семененко впервые летит на самолете, и хоть тот не жаловался и не признавался в страхе, Гуменник все равно ожидал и понимал, что парень будет переживать.
Поэтому аккуратно протягивает руку, растопыривая пальцы, и поднимая брови в молчаливом приглашении, смотря на Женю. Семененко не медлит, откладывая инструкцию в карман впереди стоящего кресла и переплетает пальцы с чужими, крепко цепляясь и опуская соединенные руки в пространство под подлокотником, что скрыто от посторонних глаз.
Самолет отрывается от земли.
За стеклом иллюминатора растекается рассвет, яркими полосами прорезаясь через небо. Не хочется усложнять, но в мыслях все равно вертится, что это своеобразная метафора.
Как так случилось? Судьба или удачное стечение обстоятельств? Решился бы он на побег, если бы не Женя? Нет, конечно нет. Он ведь и боролся не за себя, а за них с Женей. А если бы они не встретились — смысла менять жизнь не было бы. Он бы просто не понял, что есть смысл жить иначе.
Петя не умеет жить по-другому. Ему в целом иногда кажется, что он жить не умеет. Ему чужды быт и заработок, его научили быть ответственным за принятые решения, потому что они повлияют на репутацию, но не научили ответственности за себя и свою жизнь. В его жизни все сложилось так, что сейчас нужно научиться и этому.
Возможно, в какой-то параллельной вселенной все иначе. Его отец не ударился в политику, и живут они обычной жизнью, в которой нет переживаний и государственных интриг. Они жили бы как все: в небольшой квартире где-нибудь в Питере, взятой в ипотеку, родители работали бы пять дней в неделю, а два дня проводили с сыновьями. Петю отдали бы в какой-нибудь спорт, чтоб дома не маялся — борьбу, например. Или даже в фигурное катание, почему бы и нет?
Тяжесть чужой головы оседает на плече, выводя из мыслей. Женя неудобно подгибается, Петя учтиво сползает по креслу, чтобы тому не пришлось ломать шею. Впрочем, все это не так уж и важно. Не важно — кем бы он был и где, как бы его звали и что бы он делал. Он уверен, он бы встретил Женю в любой из миллиардов вселенных. И обязательно бы влюбился снова.
Петя не хочет усложнять, но уже взошедший алый рассвет действительно видится метафорой.
Он может начать все сначала. С Женей.
***
ПЁТР ГУМЕННИК ПОКИНУЛ СТРАНУ.
Сегодня утром сын министра иностранных дел был замечен в аэропорту Шереметьево. В администрации аэропорта подтвердили, что Пётр Гуменник был зарегистрирован на рейс Москва-Стамбул. Пресс-служба министерства комментариев относительно цели и времени поездки Гуменника-младшего пока что не давала.
