***
«По устам Мидгарда ходит легенда, что умерший смертный,
в последний миг вспоминавший свою любовь жизни,
кому он так и не соизволил признаться в чувствах,
будет отмечен Оком Афродиты,
и обречён на вечные мучения в бесконечном потоке миров,
где будет проживать одну и ту же встречу со своим любимым.
Ему будет дан всего час,
на понятие действий для ухода из той петли мира,
если же не сможет узнать,
дальше он будет страдать.
И всего час на разгадку уж дан…»
© Мимир
***
Глава Овна. Встреча у Ясеня.
Атрей лежал среди изумрудных полей травы, что излучала запах лугов всего Мидгарда, внедряясь в подкорку мозга и отпечатывается в памяти юноши. Тот уже и не мог вспомнить последний раз, когда он вот так мог насладиться теплом Солнца на небе; мог насладиться летом, что из-за Фумбулвинтера казалось лишь воображением юного тела, и сейчас он проснётся в своей постели, под треск поленьев в камине, огонь которого и создавал то мнимое тепло Солнечного лика, а шум травы, которую перебирает ветер, окажется свистом лезвия Левиафана об точильный камень в руках отца. Тот, как и привычно было Атрею, будет сидеть лицом к пламени, чуть сгорбив спину в готовности остановить любую опасность во время беззащитности сына, оперевшись локтями в колени для удобства, и затачивать топор. Но фантазия не прекращается. И ему приходится смириться. Он умер. Истёк кровью. На руках у своего единственного близкого человека. Оставил одного, когда мыслями и чувствами клялся не бросать, как бы трудно ни было им. Так, куда же он попал за предательство отца? Приподнявшись на локтях, юный бог осмотрел пространство, в которое его затянула тьма от смерти. Раскинувший свои могучие ветви исполинский Иггдрасиль достаточно хорошо намекал на его положение, но Атрей решил не сдаваться на полпути, и поднялся на ноги, не хотевшие держать его тело с первого раза, отчего они тряслись, как листва на осеннем дереве в ураган. — Внемлите, сёстры, мой дар снова увидел истину! Юный бог услышал наш божественный крон! — женский голос совсем вблизи от него, заставил лучника поддаться инстинктам и направить кончик стрелы на натянутой тетиве лука на незнакомку. Ею оказалась совершенно молодая женщина, почти девица, с огненными, как янтарь, во́лнами волос, ниспадающие до её кожаного пояса на ряхе. Льняное платье оттенка жухлой травы до земли придавало волосам ещё бо́льшую яркость. Незнакомка разглядывала юношу с чувством превосходства и веры в саму себя. Казалось, та была рада видеть его и искрилась от воодушевления. Её эмоции почти переполнялись детским озорством. От подобной реакции, юноша убрал своё оружие, стараясь понять о чём говорит незнакомка, и с кем. Как вдруг к ним двоим подходит ещё одна личность. — Чего же, сестра, не внимать на твой зов…? Мы прекрасно знаем, как ты могуча в его познании. — спокойно отвечает ей более старшая женщина с двумя длинными русыми косами на плечах, наряженная в просто серое платье, с поясом и сумкой на нём, подойдя к нему со спины. Теперь обе девы рассматривали его, отчего становилось неловко, но что-либо говорить он пока не решался. Младшая сестра сияла своими голубыми глазами, а старшая — мирно блестела карими. — О, Один, чего же вам там интересно настолько, что вы перестали черпать воду из истока? — и теперь последней подошла к Атрею старуха, в чёрном платье с узором в виде змея Йормунганда на подоле, и таком же тёмном, словно ночь, плаще с капюшоном, излучая мрачность и недовольство. В её ониксовых глазах виднелись все муки мира, что прожил целые века. Увидев что-то на его лбу, незримое для его глаза, старая дева нахмурила седые брови, отчего морщины наполнились тенью. — Да что же вы, не зрите уж более? Он мечен дочерью Зевса! Гнать его нужно немедля от древа, иначе снова пустим в корни мы змея! — разразилась гневом старуха, плеская руками. Но самая младшая закрыла его собой в тот же миг от ярости старшей. — Погоди ядом плевать, Урд, дорогая! Юный бог здесь по зову древа нашего! Я видела это виденье не раз, помнишь? — пыталась донести мысль до пожилой Сестры самая юная. — Прошлое не забыть никогда, как ты ни старайся… — туманно произнесла старуха, вцепившись глазами в очи Атрея, пробив его на дрожь. — Настоящее не изменить никогда, как ты ни пытайся… — так же таинственно ответила средняя Сестра, и её карие глаза копьями воткнулись в память сына бывшего Бога Войны. — Будущее не узнать никогда, как ты ни надрывайся… — словно проводя ритуал, закончила всё своей фразой младшая сестра и тут на Атрея снизошло озарение. Он понял, перед кем стоит. — Вы — Сёстры Норн! Предсказывающая будущее, Младшая Сестра — Скульд. Показывающая настоящее, Средняя Сестра — Верданди. Знавшая прошлое, Старшая Сестра — Урд. Прошу прощения за то, что не узнал вас, волшебницы… — преклонив голову, попросил прощения лучник у хранительниц мирового дерева. — Юный бог преклоняет колено перед простыми женщинами, до чего пал мир. Не стоит так уж яро потакать нашей младшей, она нередко говорит то, что следует держать в тайне даже от богов. — Сестра Настоящего скрестила руки на груди, посмотрев на Скульд, которая прозорливо прищурив небесные глаза, обходила его со всех сторон. — Насчёт сказанной тайны. Объясните, пожалуйста, что означает Ваша фраза про метку дочери Зевса, госпожа Урд? — повернувшись в сторону уже ушедшей Старшей Сестры к протекающей реке, около Иггдрасиль, которая брала в сморщенные руки деревянное ведро без ручки, зачерпывала воду и поливала корни. — А то и значит, юный бог, наказан ты вечными стенаниями по мирам-темницам соседним, где будешь встречаться с дорогим сердцу твоему человеком и повторять один и тот же день до сих пор, пока не узнаешь выход из оков. — хриплый голос пожилой богини разнёсся по острову с огромным ясенем, находящийся в пропасти. Атрей, напряжённо посмотрев вниз, подавил вопль ужаса, узрев как земля с деревом висит в пустоте. Река не кончалась водопадом в пустоту, а по воздуху продолжала течь к другим островам, которые держал в невесомости корнями ясень. Эта картина не помещалась в голове у него. Вот оно, самое первое божественное создание. Символ жизни. Это вселяло трепет. Вот бы отец это увидел… — Юный бог, не стоит печалиться. Твой отец уже на половине пути к месту вашей встречи. Он почти преодолел ворота Хельхейма, считая, что ты в мире мертвых. — уверенность в словах Верданди помогла ему справиться с печалью разлуки, но вставший ребром вопрос заставил волнение вскипеть: — На пути к Хельхейму?! Но ведь это не источник Урд, где я сейчас нахожусь! Почему отец отправляется в мир мёртвых? — Такой путь он избрал, я не вправе судить. Моё слово говорит лишь то, что я знаю сейчас. Я не могу понять ни его мыслей из прошлого, ни его целей на будущее. Моя сила невелика, по сравнению с Урдой и Скульдой. — неизменно звучал её голос, словно не было в ней чувств и переживаний. От этого безразличия было неприятно, словно говоришь со статуей. Карие глаза не излучали ни радости, ни злобы. Лишь пустота незнания прошлого и будущего. Лишь серое безликое настоящее. — Так и… Что же мне делать? Я смогу… Вернуться назад в Мидгард, к отцу? — неуверенно спрашивал, больше у себя, чем у Сестёр Норн, ясноглазый лучник. Ох, как же он скучает по Фенриру, который почил в Хельхейм, и волчицам, оставшимися живыми после сильного бурана. Его единственные друзья придавали уверенности, но сейчас без их опоры и тёплой шерсти было не по себе. Особенно, без большой и каменной спины отца, которая, казалось, не прогнётся даже под тяжестью великанов из Йотунхейма. От него всегда шёл жар, словно от печи в доме. К нему было приятно прижиматься, вдыхая запах древесины и морозной свежести. А если рука отца ещё и обернётся вокруг его плеч, полностью скрывая от жестокого ветра, Атрей считал себя в коконе, в котором был нескончаемый источник тепла. И им была любовь. Не отцовская, нет. Именно обычной, человеческой, без разделения на семейства, расу и другие ненужные факторы. — Узнай же своё предназначение, Юный бог! — громогласно воскликнула рыжеволосая богиня, вскинув руки к небу и в тот же момент, по велению Скульд, лучи Солнца начали становиться всё ярче, отчего Атрею пришлось прикрыть глаза рукой, прячась от увеличивающегося ореола Солнцеликого. Из света этого появились девять рунических знаков, искрящиеся самой энергией Солнца, паря в воздухе, в ряду перед Атреем. — Найти тебе нужно будет давно утерянные правящими богами, до правления Одина, Девять Моно-рун, на чьей магии корни Иггдрасиль до сих пор испивают речной поток источника Урд. Руны олицетворяют каждый мир, в котором они заточены. И человек, который дорог твоему сердцу, сможет дать тебе подсказки на их поиски, в каждом из миров, нужно лишь внимать суть… Готов ли ты на всю боль и мучения, что предстоит тебе пережить, отправляясь в «Темницу Вивы»? Многие до тебя смертные теряли связь со своей целью нахождения в ней, уходя в безумие с головой. Если ты соберёшь все Моно-руны, мы дадим тебе и твоему отцу второй шанс на жизнь в Мидгарде, проводив до входа в ваш мир сквозь кольца Йормунганда и туман Нифльхейма, преграждающий верную дорогу в лабиринте Душ. — рунические символы замелькали вокруг Атрея, начиная светиться сплошной золотой цепью и тут же он почувствовал, как стопы отрываются, от божественной силы воздействия магии рун, от почвы. Парень не чувствовал сомнений и лишь твердо кивнул Скульд, на что та напоследок улыбнувшись спросила: — Если не секрет, Юный бог, кто так крепко поселен в твоём сердце, что даже Афродита отметила тебя своим Оком? — Мой отец. Только ему дано место в моём сердце. Для всего остального мира, я закрыл его. — прошептал юноша, чувствуя, как ветер горячего потока пробирался под ткани одежд. Он почуял, как немеет тело и исчезает в круге летающих рун. И лишь крик Младшей сестры Норн не дошёл до исчезнувшего в это мгновение Атрея: — НЕ-ЕТ!!! Тебе рано знать все ЕГО тайны! Но след Юного Бога пропал из Источника Урд. И Сказительница Будущего бессильно упала на колени. К ней подошли обе старшие сестры, положив руку на каждое её плечо в знак поддержки. — Он хотел узнать его настоящего ещё в юности… Пусть попробует. — мрачно произнесла Знавшая прошлое и ушла обратно к реке, берясь за работу. — Его душа крепко связана с душой этого мальчика-полукровки. Среди родительских чувств есть и те, что не приветствуют, но не запрещают. Их общая кровь лишь крепче привязывает к друг другу. Смирись, сестра. — Читающая настоящее поправила сумку на поясе, отправляясь обратно к Урд, оставив печальную Скульд наедине. Прикрыв свои глаза, девушка сжала между пальцев травинки и зашептала древние скандинавские приговоры на легкий путь истины среди лжи. После, уткнувшись лбом в землю, она пожелала Юному богу человеческой удачи и благословение всех богов и асов, под покровительством которых находилась его юная, но крепкая душа. — Ты познаешь очень много душевной боли, Мальчик… Даже больше смертного. Ведь их путеводителем не был Бог Войны, несущий множество лет цепи грехов на своих руках. Сколько крови впиталось в его тату, сколько криков агонии впитали его уши. Он старался оградить тебя от этого, понимая, что ты не простишь его за такую жестокость… Но, похоже, он сам разрешил тебе увидеть его прошлое. Чтобы проверить, есть ли для него место в твоём большом сердце и после всех его свершений… Надеюсь, ты оправдаешь ожидания этого мужчины, давно желающего быть свободным от гор вины. — проговорив это в землю, Скульд никогда не узнает, что этот шепот услышали корни Иггдрасиль, наполняющие собой все миры созданные, даже темницу. И спустился по корням сок ясеня божественного, и напитал он все девять миров собой, и замкнул цепь миров с рунами, ограждая своей мощью остальные миллионные миры-иллюзии. Дабы легче сильной и горячо влюбленной душе было искать их, древо изменило суть метки на юнце, не давая его душе уйти в следующий мир, пока не будет найдена нужная руна из мира нынешнего. Таков глас божественного крона.***
Глава Тельца. Чемпион Ареса.
Долина из серого пепла. Казалось, даже с неба шла эта труха, словно кто-то опрокинул ведро от сгоревших дров с крыши их дома. Ах, нет! Атрей подскочил в удивлении оглядывая место. Это точно не Источник Урд, но и на их с отцом земли в Мидгарде не похоже. Где же он? Под ногами хрустел, словно снежные сугробы, пепел. Его было много. Слишком. Осматриваясь вокруг, юноша заметил вдалеке чью-то бело-красную фигуру и направился к ней, вытащив стрелу из колчана и взяв в руку лук, наученный неожиданными нападениями, что лучше держать оружие наготове. Невнимательный воин — мертвый воин. Так ему сказал после боя отец, который защитил ещё младшего Атрея от нападения медведя из-за деревьев. Фигура была смутно знакомой, но сын Бога Войны, не расслабляя мышцы в руках, шёл вперёд, осторожно перебирая ногами по пеплу, ожидая капканов и ловушек под ним. В руках фигуры были парные клинки с цепями, что буквально впивались в предплечья, пылая потусторонним жаром и шипя на нарукавниках из кожи. Высокий и отлично сложенный мужской силуэт стоял неподвижно и казалось не замечал этого жара цепей. И вот, когда Атрей почти подошёл в плотную, оставив расстояние в пять метров, незнакомец напряженно замер, чуть повернув правую ногу в его сторону. Но когда тот развернулся, Атрей, потрясенный, раскрыл рот, позабыв об какой-либо бдительности. На него, сверкая тёмно-серыми глазами смотрел Отец, но ещё не совсем он. Этот был молодым, без внушительных, как у гризли, мышц и роста; без бороды, закрывающей шею почти по ключицы. Но яркие черные брови впились в переносицу этого Отца, разглядывая его настороженно и с какой-то злобой. — Кто ты такой? — напряженно спрашивает его молодой Отец, держащий наготове своё оружие в руках. Он уже развернулся всем телом к нему, ожидая ответа. И его Отец… говорил на греческом. Нет, конечно и его взрослый Отец в основном говорил на греческом, но он смог немного обучить мужчину речи Мидгарда и поэтому изредка в словах мужчины мелькали и кельтские слова, но их вовсе нет у этого… Кратоса. Называть отцом его не стоило, ведь это может вызвать вопросы, но что ему… — Назовись, пока я не заставил тебя кричать в агонии! — ярость бушевала в голосе Кратоса, который направил на него клинки ещё решительнее. Казалось, дай тому повод и он зарычит, как свирепое животное, оторванное от трапезы пищей. — Моё имя Атрей! И я п-пришёл не для боя. — мгновенно отозвался голубоглазый, спрятав лук на спину, а стрелу в колчан, поднимая руки, показав, что не собирается нападать на воина. — Твой голос… Ты ещё сопляк! Какого Аида тебя принесло на не заселенные долины, где нет никаких городов и даже лагерей варваров? Ты здесь ищешь смерти, Мальчишка?! — спартанец ещё больше рассвирепел, почуяв настоящий возраст Атрея через его тембр. Да, его звон колокольчиков не похож на рычание и горн Отца. — Меня… Послали боги. В п-помощь тебе! — на ходу придумывая свою причину появления в долине, бормотал парень. Этот Кратос метающий молнии из глаз, был недоверчивым ещё больше, чем Отец. Сложно будет с ним договориться. — Так, и кто же именно? — мрачно посерел лицом спартанец, чуть опустив клинки к земле. Его поза показывала готовность к нападению при любом неверном движении, и поэтому Атрей лишь судорожно вздохнул. — Б-бог Войны… Он пожелал, чтобы я помог тебе в бою, но… Видимо, ты, уже всё сделал сам, хах… — нервная улыбка натянулась на губы юноши. — Твоя внешность не здешняя. Чья кровь течёт в тебе, Мальчишка? — молодой генерал армии Спарты всё ещё не имел доверия к незнакомому сопляку, одетому в шкуры и тёплые ботинки, словно прибыв с Северных земель. Тёмные рыжие волосы и яркие небесные глаза хорошо выделялись на фоне веснушек, на лице подростка. — Моя мать с Севера, а отец — грек, даю слово! Я ищу его. Отец… Он отправился к вам, желая снова начать службу, но писем так и не прислал о прибытии. И тогда я попросил ответа у ваших богов! И на мой зов пришёл… Ваш Бог Войны. С-сказал, что я найду отца, если помогу его войну с парными клинками. И отправил сюда. Только и всего. Умоляю, разрешите пойти с Вами. Даю слово, что буду полезен в бою и… Б-быту. Моя мать дала мне знания о охоте и готовке пищи в детстве, когда отец отсутствовал. — мольба сияла в голубых глазах Атрея. Отчего-то генерал с голым торсом замер, что-то разглядывая в его лице. Даже мышцы мимики слегка расслабились при этом наблюдении, но тут же напряглись обратно, демонстрируя хмурость воина. — Да будет так. Но лишь дай мне повод убить тебя, и я не взгляну, что ты чей-то сын! На войне нет пощады. — сказав это, полководец развернулся к юноше спиной, начиная идти вперёд, отдаляясь от него. Моментом позже, лучник поспешил догнать спартанца, чтобы идти уже в ногу с ним. — Даже, если бы был твоим сыном? — уточнил Атрей, напряжённо посмотрев под ноги. Пепел не кончался, и это казалось куда пугающе, чем хмурый вид, и так вечно недовольного, Кратоса рядом с ним. — Пристыдить меня у тебя не получится. Многие пытались, и все пали от моего орудия. — такой ответ убеждал и без доказательств правдивости слов. До сих пор находившиеся в хватке мужских кистей рук клинки были словно раскаленным железом. На этих лезвиях без огня можно готовить мясо, он уверен! Но всё-таки, почему Кратос не убирает оружие даже сейчас? Ведь руки, наверное, рано или поздно почувствуют боль. — Почему ты всё ещё держишь мечи? — такой лёгкий на вид вопрос, но Кратос запылал гневом, двинувшись в сторону юноши, почти оттолкнув того на пепельный покров своей грудью, заставляя отступить на два шага и испытать лёгкую панику. Отец никогда не позволял себе… Угрожать ему. Как бы они не ссорились, сколько бы не было выговоров от него… Отец не поднимал на него руку ни помыслом, ни движением, ни взглядом. Недовольное мычание, командный тон, раздражённое дёрганье плечами — да. Угроза удара — нет. И именно этот момент заставил Атрея вспомнить, что он здесь для поиска руны, а не помощи этому… О, Один, он даже не знает, как обозвать этого нахала! Всё-таки, сейчас юноша хорошо видит разницу в поведении прошлого Кратоса и его Настоящего. Этим, кто перед ним, правит гнев, но не тот, что может стать оружием. И ему отец правду говорил, что лишние эмоции всё портят и несут неприятности на плечи воина. И Отец говорил это из личного опыта и примера себя из прошлого. Когда тот реагировал на любое движение — раздражением; на взгляд — ругательством; на слово — атакой. От короткого недо-диалога с Кратосом у него пересохло во рту от понимания, что сейчас словно перебрасывает раскалённый поленом из руки в руку, и если замедлится, получит ожог. Но и остановить его не получится — так же будет травма. А бросить на снег обратно — холодно. — Твоё дело — помогать в бою, а не ковыряние в моём мозге, пацан. Иди. Молча. — грозно прорычав слова, генерал разгромленной армии Спарты пошёл дальше, даже не понимая, какой эффект произвёл на голубоглазого сына бога. — Как скажете, си’ир. — угрюмо ответил под нос себе Северянин и начал шагать дальше, замечая, что пепла становится всё меньше и меньше. И вот, они вышли на простой луг, полный полевых цветов и находящийся недалеко от реки. Она небольшая, глубина, наверное, ему по пояс в самом глубоком месте будет. Зачем они сюда пришли, юноша, уже наученный Отцом, сразу понял. Ночлег. И вправду. Горизонт уже окрашивался оранжевым всплеском, оглаживая края жёлтого ореола Солнца своим янтарём, уходящего под него. — Ты — на охоту. Я — за дровами. Встречаемся через полчаса. Посмотрим, есть ли в твоём навыке что-то стоящее. — отчеканил грек с тату и был таков, исчезнув между деревьев. Настроение, которые Атрей старался держать в нейтральном положении, рухнуло ниже Хеля. — Tispe! — с чувством вырвалось у парня брань, и сложив руки на груди, он пошёл в противоположную сторону от ушедшего мужчины, начав осматривать тропинки на наличие следов. Вот кажется был олень или… Нет. Таких следов он не наблюдал в Мидгарде. Его мать не знала животный мир других стран, значит передать знания о них тоже не могла, и поэтому, найти какое-то животное по следам будет трудно. Придётся по-варварски искать живую дичь на слух. Припав к земле ухом, Атрей начал слушать её. Каждую вибрацию, топот копыт и шелест чешуи, журчание ручьёв. Пытаться найти что-то определенное в этой какофонии звуков трудно, но ведь его Отец всегда не давал ему слабины, значит и без него нужно хранить дисциплину. Собранность, терпение и бдительность. Главные качества, что вбивал в голову ещё мальчика Отец. «Просто жди меня. Я обязательно найду эти руны и мы уйдем домой. И там, обещаю, больше никаких приключений. Только жизнь.» — проговорил про себя в голове голубоглазый и тут вскинулся на ноги. К нему шло какое-то животное, и было время, чтобы затаиться. Забравшись на дерево, лучник вытащил свой инструмент боя, натянув тетиву в ожидании добычи. Словно филин, сверкая глазами в тени кроны дерева, юноша наблюдал за своим Охотским призом, выходящим медленно из-за кустов, нюхая воздух. Чем-то схоже на оленя с их земель, но нет таких огромных рогов. Рыжеватая с пятнами шкура обтягивала тельце травоядного, что грациозно вышагивая по поляне, начало жевать попадающиеся внизу траву и цветы. Голова животного была как раз повернута профилем и Атрей в этот же миг отпустил кончик стрелы, наблюдая, как оленевидный, заходясь в предсмертном визге, падает на бок с пробитой насквозь тонкой шеей, теряя большое количество крови и замирая через мгновение. Охота удалась. Спрыгнув на поляну, парень примерив вес туши, взвалил её себе на плечо хватая рукой за голень переднего копыта и начав идти к месту ночлега. На нём уже оказался Кратос, разводящий костёр. Тот поднял на юношу голову и заметив дичь, чудовищно по-родственному промычал, как делает только его Отец. — Значит, ты не безнадёжен и умело держишь оружие в руках, раз смог так быстро убить косулю, которая обычно не даётся новичкам охоты так просто. — сказав это, мужчина потёр кожу на груди с татуировкой, вставая с земли и забирая тушу у юноши, уходя чуть дальше в лес, чтобы разделать её на мясо. Атрей же выдохнул и расслабленно потянулся, садясь у костра, наблюдая, как за горизонт заходит светило, задумавшись мрачными мыслями. А ведь где-то там, Отец ищет его в Хельхейме без перерывов на сон и еду. А он здесь… Спать собирается. Он ужасен. Как сын, и как партнёр… Как он вообще должен узнать первую Моно-руну, если их все никто не видел, даже Один, который написал их общеизвестные письмена?! — «Каждая олицетворяет мир, в котором находится…» — пробормотал он себе под нос, уткнувшись в колени подбородком, размышляя, что это значит. Может, первая руна будет означать «война»? Или «злоба»? Хотя, лучше подошло бы значение «придурок», если глядеть на этого Кратоса… Вспомни бурю, вот и снег! — Эта скотина довольно мало жрала при жизни и больше в ней костей, чем мяса, поэтому еды будет лишь на сегодня, а завтра пойдём путь натощак. — произнёс это вышедший к костру спартанец, держа в руках выпотрошенную тушу косули без шкуры, головы и внутренностей. Насадив дичь на прут в месте хребта, Кратос опустил его на две воткнутой параллельно друг другу ветки, в середине же был костёр, с разветвлениями, образующие таким образом руну Альгиз, но без средней линии. Мясо над огнем тут же начало шипеть и испускать сок и кровь, которая испарялась из-за языков пламени, что облизывали мышцы тела дичи. Атрей, принюхиваясь, понял, что запах не отличается от оленины и поэтому расслабился. Кратос молчал, поворачивая тушу каждый раз, как сторона над огнём начинала белеть от свёртываемой крови внутри. Как оказалось, клинки свои тот уже убрал, но вот на предплечьях, вместо, прожжённых цепями, нарукавников, оказалась плотная ткань и новые наручи. — Мы… Уже провели много времени вместе, может быть, ты скажешь своё имя? — наконец-то поинтересовался Атрей у мужчины. Понял, что если неожиданно назовёт по имени, которое ему как бы неизвестно, это вызовет много вопросов и гнева у Кратоса. Воин нахмурив брови, поглядел в сторону мальчишки северянина. Он казался ему ужасно нескладным. Низкий, тонкий, словно болезненный. Но эти глаза… О, будь он чуть моложе, и душу бы продал за такую красоту. Они были восхитительно голубыми, яркими, почти светящиеся в ночи. Хотя, может, это просто блики огня в них делают такое мистическое свечение. Подобные глаза могут и пленить.***
Глава Близнецов. Спарта и мольба.
Проснувшись на рассвете по привычке, юноша мог наблюдать, как спартанец открывает глаза с восходом солнца точно в этот же момент. Надо же, всё-таки подъём в такую рань было в жизни Кратоса ещё с молодых лет, как воина. Протерев глаза от дрёмы, северянин поспешил встать на ноги, делая лёгкую разминку затёкших мышц, потягиваясь. Мужчина уже повесил клинки за спину и оглядев его, произнёс хриплым ото сна голосом, отчего у Атрея прошли мурашки экстаза от этой глубины тембра: — Идём без остановок, Мальчик, нам нужно оказаться на территории Спарты до заката. Выдвигаемся сейчас. — кивнув пару раз, Атрей судорожно подобрал лук и колчан, собираясь с силами. Такая реакция на голос Кратоса была… Странной, но приятной. Ох, если бы он что-то сказал ему прямо в ухо таким голосом, то юноша непременно бы выполнил, что угодно… Ох, Один! Он уже отстал от ушедшего Кратоса почти на десяток метров. Быстро догнав мужчину, который даже не решил подождать его, Атрей поравнялся шагом с ним, желая расспросить про Спарту. Всё-таки, про это место ему мало что говорил Отец, может Кратос будет на эту тему разговорчивее? — И… Что нам нужно будет сделать в Спарте? — направив взгляд на мужчину, юноша покорно ждал, что ответит тот, сверкая своими ясными глазами оттенка лазури, словно два тёплых океана. Кратос напрягся всем телом, чтобы не замереть на месте и не посмотреть в эти колдовские глаза в ответ, продолжив идти. Слова сами слились в ответ: — Спарта это моё место службы. Никак иначе. Я не родился в ней. Но я верен ей и жду приказов. Если мне говорят атаковать — я это делаю. Если говорят убивать — я это делаю. Если говорят сжигать — Я. Это. Делаю. Всё. Точка. И никаких больше вопросов. — манера таких туманных ответов очень знакома для юноши, поэтому и лёгкой угрозы он не заметил, говоря следующий вопрос: — Так, значит, мы будем сидеть у тебя дома, пока не поступит приказ? Воин остановился, сильно оскалившись на юнца, повернув к нему голову через плечо. Глаза блестели, как у хищника, увидевшего жертву, и сперва, на самом деле, он хотел его убить прямо тут, считая, что никакой помощи от мальца ему не хотелось, даже если, это — косвенная помощь от Ареса. Но его глаза, доверие в них и какая-то потаённая эмоция, так приятно тянувшаяся по всей грудной клетке, наливая её теплом… Заставила ослабить оскал, превратив его просто в поджатые губы. Фыркнув в своём стиле, Кратос пошёл дальше. А юноша понял его поступок и без слов, мягко улыбнувшись спине мужчины. Нет, всё-таки это Его Отец.***
Спарта была… Шумной. Очень. Множество людей ходило, толкаясь, пихаясь и громко разговаривая, стараясь перекричать гомон города. Везде ходили люди в броне и с шлемами. От такого странного приключения, Атрей даже схватил мужчину за запястье по привычке, чтобы не потеряться в толпе. Хмуро глянувший на них сторожевой у какого-то здания, заметил знакомое лицо в виде полководца и тут же отдал Кратосу честь, меняя мимику на торжественное. И снова стал хмурым от взгляда на него. Юноше захотелось передёрнуть плечами от неуютного окружения, но он сдержался. Спартанец с тату заметил напряжение юнца и схватив того за плечо рукой, которую забрал из хватки цепких тонких пальцев лучника, придвинул к себе ближе, заставив идти нога в ногу. Сын бога войны молча улыбнулся на такую защиту его пространства, но быстро спрятал улыбку, опустив голову. Внезапно большой поток людей отбил его от молодого Отца и разум Атрея застала паника. Оглядывая улицу на присутствие полуголого спартанца с красной тату на пол тела, он не заметил, как ему навстречу шла сгорбленная фигура в чёрном плаще с капюшоном. — Ох, чтоб Вас Зевс всех покарал! Каков наглец, врезаться в меня, Великую Всезрячую Ваи́лу! — внезапное столкновение с человеком, привело парня в чувство и он поспешил помочь подняться пожилой женщине, как он понял по голосу, на ноги со словами полными раскаяния: — Извините, мне так жаль! Совершенно не смотрел, куда иду! Вы не ушиблись? Но когда женщина подняла лицо, с которого спал капюшон, Атрей в страхе отпрянул. У неё были зашиты веки, отчего та совершенно ничего не видела. Но женщина не дала так быстро уйти от себя, сильно вцепившись рукой с кривыми ногтями в запястье и потянув запротестовавшего юношу ниже, чтобы его лицо было на уровне её. — А-а-а… Это ты… Да, темно у него вокруг… Столько мёртвых, но ищет живого… Вижу: топор разрубает тела… Но, не здесь тебе искать надо… Храм. Со статуей, на самом высоком холме ищи храм… Там твой ответ будет… — разглядывая его лицо зашитыми глазами, несвязно бормотала эта незнакомая старуха, пока сам юноша старался отцепить её руку от своей. Тут его неожиданно выдернули из хватки, отодвигая в сторону. На старуху направился кончик лезвия клинка, но та даже не шелохнулась, словно не заметив и пошла дальше, как и шла, если бы Атрей не встал у неё на пути. Людской поток обходил её, не давая коснуться и после она исчезла в толпе. — Что ты забыл у этой Пифии?! Они же одну ложь от дурмана говорят! — взъелся на него мужчина, повернувшись лицом. Лучник поспешил ответить, пока спартанец не развёл громогласную брань на улице его же города. — Всё нормально! Я просто не заметил её, а она как вцепится и давай что-то щебетать, а я ни слова не понял! Чего ты злишься? — подняв руки в знаке смирения, голубоглазый сдерживал улыбку от таких родных черт агрессивной заботы Отца в его молодом теле. — А то…! Угх… А то и злюсь, что ты не заметил её. Вместо этой лгуньи мог оказаться работорговец, например, или работодатель Публичного Дома! Да кто угодно! Разве ты не понимаешь, что это тебе не твой Север. Тут Спарта. И всем будет плевать, если тебя схватит кто-то и потащит. И даже, если ты закричишь о помощи — никто не поможет. Всем плевать. Понимаешь теперь, мальчишка? Держись. Рядом. Со мной. — под конец прошипел эти слова мужчина ему на ухо, не желая, чтобы весь разговор слышали жители города, а после, взяв юношу за руку самостоятельно, повёл дальше по улице, спрятав клинок за спину обратно. Но из головы Атрея не выходили слова той… Предсказательницы — дурманщицы. Храм на самом высоком холме… Где это может быть в Греции, да тем более в Спарте? Спросить у Кратоса? Наверное, но точно не сейчас. Они зашли в тихую улицу, где почти не было людей. Небольшой двухэтажный дом с крышей из красной черепицы, своими глазами-окнами пусто смотрел на подошедших. Этот дом выглядел безлюдным, но не мёртвым. В нём живёт человек, но редко появляется. И этим человеком оказывается Кратос. В принципе, юноша и ожидал, что его Отец большую часть времени проводит в военных походах и осадах городов по велению Ареса, который держал Спарту под своей бороздой правления. Военный город оправдывал своего бога-покровителя. Мужчина отпустил ладонь юнца, чему внутри запротестовало что-то маленькое и очень глубоко запрятанное в душе, чтобы открыть дверь своего жилья. — Заходи. Тебе нужно поменять одежду, иначе ты упадешь от обезвоживания во время первого же похода на базар, где почти всегда душно. Ты ведь хотел показать мне свои навыки готовки? А, без наилучших специй Востока, это будет проблематично. — о, начались подначивания и давление на слабое место юноши, в виде неопытности. Ну, Атрей уже вполне перерос тот возраст, когда обижался на любое грубое слово Отца, который пытался найти подход к тому, к кому он не нужен был вовсе. Сколько раз Мимир пытался объяснить мужчине, что следует просто поговорить с ним, но тот не слышал, считая, что не так подбирает выражения, но лишь путал себя сам, пока мальчик не попросил Отца прекратить стараться отпереть ключом и так открытую дверь. Тот понял, и напряжения между ними словно и не было. Как же ему хотелось, чтобы и с этим Отцом такое произошло. Но именно эта версия Кратоса взяла на себя роль того маленького Атрея, и теперь его дверь была закрыта не только на ключ, но ещё и замотанная цепью. Внутри, дом казался ещё более масштабным, но, кажется, это лишь из-за того, что не было никаких предметов уюта, на подобии свечей или фигурок животных, оберегов шкур на полу: многого не хватало для принятия этого дома, как дом. Но решивший быть собранным, Атрей оглядел убранство и внутреннее устройство комнат, пока сам хозяин этого жилища что-то искал в своей комнате. Самое главное, что можно было назвать гордостью дома, была кухня на первом этаже. Чугунная печь, расписанная золотой краской имела отсек для выпечки с дверью, место топки для готовки, и жаровые кольца, на которые ставят сковородки для жарки пищи. Крепкий дубовый, или подобного тёмного дерева, стол стоял гордо по середине кухни, разделяя эту зону для территории столовой. Три стула стояло у предмета мебели. Все задвинуты так близко, что становится понятно. Кратос уже много времени без матери и брата. И поэтому, в этом доме так пусто и холодно для жаркой Греции. Здесь даже витает какая-то… Мертвецкая тишина, словно окна кто-то забил толстыми пластами железа, чтобы никакого звука не прошло. По лестнице спустился воин, держа в руке свободную тунику до коленей, с завязью пояса, из серой ткани, а также в другой — традиционные греческие сандалии, крепиды, если точнее, на длинной шнуровке по голень. Протянув это ему, мужчина снова поднялся наверх. Не став спорить насчёт сандалий, которые ему не понравились, юноша принялся переодеваться. В настолько лёгкой одежде было неуютно и странно. Да и холодок пробегал по не привыкшей к открытости коже неприятно. Но Атрей решил крепиться. Ради Отца. Всё-таки, что ему какая-то одежда? Он ведь настоящего тролля помог Отцу убить в возрасте двенадцати зим. А здесь всего-лишь куски ткани, и он считает их неприятными. Вонь изо рта, неделю, как дохлого, горного тролля, вот, что неприятно! Тихо посмеявшись от своей шутки, лучник не забыл повесить себе на спину свой Коготь и колчан на пояс, который забрал со своего родного костюма. — Мне нужно уйти. Ты будь здесь. Узнаю, что сбежал — найду и выпорю. Сиди. В. Доме. Пацан. — уже прошедший мимо него Кратос позвякивал своей новой бронёй спартанца, открыв дверь и выразительно поглядев на юнца перед уходом. Пару раз кивнув, он наблюдал, как спина мужчины исчезает за дверью, и та захлопывается, пронося этот звук громадным эхом по пустому недому. Тяжело вздохнув, сын бога отодвинул от стола стул для себя, и устало сел на него, закинув руки на спинку. Уйти нельзя. Но есть хотелось… А тут был недалеко базар. Может если он всего на пару минут…? Нет! Где он деньги то возьмёт? Хотя, наверное в комнате Кратоса должно быть… Не-е-ет, Атрей! Прекрати! Это ужасно. Но… Есть хочется. Да и Кратос говорил, что он посетит базар рано или поздно… Поэтому, он выбирает «рано»! Поднявшись на ноги, юноша буквально взлетел по лестнице на второй этаж и не зная, какая дверь ведёт в спальню мужчины, открыл самую близкую к себе от правой стены. Внутри находилась какая-то кладовая, поэтому он быстро перешёл к следующей двери. Открыв её, голубоглазый бог в удивлении открыл рот: это же трофейная и оружейная в одном флаконе! Столько обмундирования из металлов он даже в мастерской Синдри не видал. Кстати, интересно, как он там? Он ведь был убит у него на глазах… Скорее всего, это он и позвал Отца к его телу. Поэтому тот и отправился в Хельхейм за его душой. Чёртова Фрейя… Если бы он знал чуть ранее, что эта женщина вскроет ему горло топором, то… Он бы никогда не пытался останавливать Отца от её убийства в первое нападение. Что ж, что было, то уже сделано. Закрыв дверь, он пошёл к последней двери и решительно опустил ручку, открывая себе путь в спальню Кратоса. Простая кровать с деревянным подголовником, бордовым лёгким одеялом, мелкая тумба у стены и окно на улицу. Это всё, что наполняло интерьер спальни спартанца, и это полностью оправдывало его наименование воина Спарты. Решив поискать деньги под матрасом постели, Атрей ничего не нашёл. Заглянув под неё, юноша увидел, что там было так же пусто. Последним местом для хранения валюты оставалась тумбочка. Он открыл верхний ящик и улыбнулся своей удаче. Льняной мешок, перевязанный веревкой и скрепленный восковой печатью с символикой Спарты, похожая на нижнюю половину руны Грифу, лежал прямо в нем. Схватив мешок и услышав металлический перезвон монет, Атрей спустился на первый этаж, остановившись прямо перед входной дверью. Есть хотелось жутко, но в то же время, Кратос будет рвать и метать, когда придёт в пустой дом. Тихо выдохнув, он ступил за порог дома. На улице стояла душная жара, что для привыкшего к холоду Севера Атрея было мягко говоря, ужасно неприятно. Выходить на жесткие солнечные лучи не хотелось, поэтому он решил идти по теням деревьев и стен других домов, чтобы было легче. Простые житейские улицы спустя пары минут ходьбы в одну сторону по прямой сменилось шумом и гамом базара. Да, на Севере, в Мидгарде всё было приличнее и тише. А тут сразу чувствовалось большое количество жителей города. Разглядывая прохожих, Атрей заметил, что большинство было мужчинами и женщинами, и иногда мелькали девочки рядом с матерями. Но никаких юношей и мальчиков не наблюдалось, что серьезно насторожило его интуицию. И тут же вспомнились слова Кратоса, что если его захотят похитить или насильно увести куда-либо, на помощь никто не пойдёт, значит ловля детей мужского пола — это в порядке вещей? Может ли быть так, что их уводят в воспитательные дома, или на подобии их? Он ведь не похож на того, кого надо туда вести, верно…? — Хэй, Римарус! Тут ещё один, переодевшийся в грека, пацан! — грубо схватившая его за волосы у корня, рука, заставила Атрея дернуть головой и корпусом назад, вцепляясь пальцами в неё, с коротким удивленным вскриком. — Стойте! Пожалуйста, я…! Я не…! Подождите! — паника захлестнула юношу, и тот судорожно старался что-то сказать, но не имел понятия как. Мужчина же, схвативший его, имел шрам через левую щеку и один слепой глаз. Рука держала крепко, не проявляя слабость, отчего корни волос начали тянуть болью сразу же. К ним подошёл ещё один солдат, поглядевший в его лицо с таким презрением, что ему стало плохо и страшно в один момент. — В сарай его, на розги, Легиос. Пусть знает, как пытаться обмануть Спарту и свою судьбу солдата. — махнув рукой, мужчина ушёл, дав приказ этому солдату со шрамом. Хмуро поглядев на застывшего Атрея, тот просто пошёл прямо по улице базара в нужную ему сторону. Упав на задницу, юноша старался освободить свои волосы из хватки воина, но всё без толку. Его волокли по земле, как оленя за рога, даже не реагируя на царапины пальцев. Хотелось рыдать от ужаса, мечтая снова оказаться в стенах дома Кратоса, в безопасности. Зажмурив голубые глаза, он ощутил, как пара капель всё-таки скатилась по щекам. Помогите, хоть кто-нибудь! Мне страшно… Папа…!***
Глава Рака. Падение Афин.
— ХЭЙ, СОЛДАТ! — грозно крикнул справа от него знакомый голос, отчего Атрей, раскрыв глаза и увидев злое лицо Кратоса, заулыбался, радостно плача от стресса, что сейчас пережил. Спартанец обернулся на крик и тут же побледнел лицом перед генералом в его золотом обмундировании. Не отпуская волос тихо плачущего юноши, он встал по стойке смирно, дернув того на себя резким движением, отчего вскрик боли разнесся по улице звоном колокола. — Есть, Генералиум Кратос! Каковы ваши приказания?! — воодушевленно спросил солдат у мужчины. Тот нахмурил темные брови ещё сильнее, услышав вскрик лежащего на земле Атрея. Что-то в его душе, очень глубоко, рычало убить этого ублюдка, заставившего испытывать боль этого юнца, и в этот раз, он не будет противостоять этому. — Сдохни, солдат. Вот мои указания. — произнеся это, Кратос вытащил из-за спины свой клинок и в одно мгновение отрубил спартанцу голову. Тело мертвого повалилось назад, разжав пальцы на волосах северянина, отчего тот тут же вскочил на ноги и спрятался за спину Отца, судорожно дыша и утирая мокрые щёки. Мужчина схватил его за локоть, ведя обратно в сторону своего дома, но в этот раз, юноша был рад в нём оказаться. Только вот, мешок с монетами теперь потерян… Он выронил деньги на базаре, когда его схватили за волосы. Он будет надеяться, что Кратос не слишком зол на него. Оказавшись внутри, спартанец повёл его на кухню, где отодвинул от стола один стул, указав на него пальцем: — Сядь. — Я… — Атрей пытался что-то сказать, но его толкнула в плечо рука Кратоса, заставляя покачнуться и упасть на сиденье стула. Опустив глаза в колени, юноша молчал, ожидая криков. — Скажи, когда твой Отец говорил тебе что-то, ты так же ослуша́лся его? Ставил его слова ни во что? Я что тебе говорил? Сиди дома. Разве это было так сложно для твоего возраста? — рыжеволосый открыл было рот, чтобы возразить на один из риторических вопросов, но деликатно, в особенности для спартанца, поднятая рука была отличным намёком о тишине с его стороны: — Знаешь, когда-то и я был таким же… Вывел младшего брата погулять, не слушая предупреждения матери. Как итог: его забрали, из-за его родимого пятна на лице, кричали, что это свершилось пророчество… Больше я своего брата не видел, да и на улицу не выходил. Но потом пришёл и мой черёд. Я думал, что увижу Деймоса, но узнал лишь, как хорошо и сыто я жил раньше… У нас, мальчишек разного возраста, забрали одежду, поселили в амбарах на сене без чего-либо. Каждый день изнурительные тренировки без отдыха и поблажек. Еду приходилось воровать… Мне часто везло на мясо, но некоторые попадались у лавок торговцев и их истерзали розгами прямо снаружи перед амбаром, особенно любили делать это ночью, когда мы уснём, а просыпались из-за криков агонии ребёнка лет восьми-девяти, ведь обычно самые младшие из нас попадались на воровстве. Было… Ужасно. — мужчина опустил голову в ладони, протерев глаза: — Именно поэтому, я… Всегда мечтаю о дочери. Чтобы она была в сохранности и целостности в доме, с матерью. Я бы видел, как она растёт, приходил навещать её, а она оставалась бы счастливой и не знавшей всего мрака, который я пережил. И даже когда я умру, тут уж как решат боги, я буду уверен, что она будет под хорошей защитой своей матери. — юноша вслушивался в каждое слово мужчины, понимая, что сейчас происходит до, о чём он мечтал в двенадцать зим. Узнать Отца, услышать его потаённые мечты. — Знаешь, чем отличается жизнь юноши и девушки в Спарте? У дев есть выбор во всём, они в большей степени свободны. А вот юноши проходят все врата Царства Аида. Их морят голодом, избивают до смерти, заставляют убивать друг друга, чтобы притупить фактор человеческого сострадания. Если ты смог в последнем выпускном бою убить того, кто был с тобой много лет в паре тренировки, заменил тебе брата, или друга, без задержек, то считай, ты истинный спартанец. Вот только, ты уже не человек… Горький вздох растёкся по стенам дома. Кратос молчал, пытаясь понять, почему вообще говорит это чужеземцу, который стал ему ближе всех, чем не могла похвастаться даже беременная жена. Это было странно. Он чувствовал, что его сердце беспокоится лишь… За его не родившееся дитя. Женщина, которая вынашивает его ребёнка, не вызывала подобных чувств, но маленькое живое существо в её утробе, заставляло лёгкие распирать его ребра изнутри от счастья. И этот юноша вызывает те же ощущения. Словно, тот — его ещё не родившийся сын. — А… Что насчёт твоей жены? Разве за неё ты не будешь радоваться, что она в порядке? — недоумение так и сочилось сквозь голос Атрея. Новый Отец для него был, как дремучий лес, наполненный хищниками. Хотелось походить под кронами могучего бора, но возможность найти на свою голову неприятности в виде оскалов зверей останавливало от понимания, что эти животные на самом деле ручные и дрессированные. Они не нападут без приказа. — Я думаю лишь про ребёнка. Он под большой опасностью из-за того, что он большая ценность в моей жизни. Я ещё не могу знать, кем он будет, но я молюсь, что это дочь. Ведь тогда, она будет надёжно спрятана в доме матери до её совершеннолетия и выхода замуж. — мужчина ответил прямо, не скрывая своих намерений, и честно говоря, Атрей испытал облегчение от того, что… Кратосу плевать на жену? — Пойми, Мальчик, здесь ты под угрозой. Тебе следует быть осторожным. — подытожив этой фразой их разговор, мужчина поднялся на ноги, проходя к входной двери. Повернувшись через плечо к всё ещё сидевшему в прострации северянину, он свистнул, привлекая внимание парня. Его голубые глаза вспышками огня поднялись на его лицо и рыжая, аккуратная бровь приподнялась в немом вопросе. — Ты хотел сходить на базар, как я помню. Собирайся и идём. — после этих слов юноша замялся, начав заламывать пальцы, отчего у Кратоса машинально пролетела мысль: «Что-то натворил и сейчас сознается». Откуда у него такие познания в языке тела этого юнца? Для подобного нужно прожить с человеком не один год. А он знает Атрея лишь второй день. Как удивительно долго длится дневная часть суток на Юге. Всё-таки, Солнце тут почти всегда в зените, не давая и минуты отдыха от своей жары. — Прости… Я взял твои деньги из спальни и пошёл на базар в одиночку, но к-когда… Меня схватили, я выронил мешок с ними! Возможно, их уже подобрал кто-то другой… — лицо юноши было отличным примером отчаяния и вины. Тихо усмехнувшись, Кратос сказал, повернувшись к лучнику боком, так, чтобы было хорошо видно его руку. — Его подобрал кто-то свой. А теперь пошли. В руке мужчины, позвякивая монетами, лежал мешок с его деньгами. Атрей облегчённо выдохнул, вставая со стула, сразу трусцой подходя к другому Отцу.***
Покусывая кончик угольного карандаша, Атрей читал свои записи в трактате, где он писал различные легенды, что они с Отцом находили в Мидгарде. Вот сага о волках-пожирателях, а здесь, ещё детским, совсем, почерком выведен его первый рунический алфавит, который он учил с ма-… Фэй. К сожалению, сейчас, в этом возрасте, когда ему почти семнадцать зим, юноша начинает разглядывать моменты детства с этой женщиной со стороны, как… Посторонний. И это даёт увидеть множество недочётов и безразличия от лица Фэй. Та проводила с ним время даже реже Кратоса, который после гибели жены, пришёл к нему и более не уходил в одиночку, оставляя сына одного, как любила часто делать сама великанша. Та казалась рассеянной и даже, неопытной для ведения образа жизни матери, ведь вот, совсем недалёкий для памяти момент в его четыре зимы: Фэй собирается наружу, оставляя маленького мальчика в доме одного, наедине с ножами, инструментами, зажжённым камином и одиночеством. Конечно, ему было страшно и обидно, что мама ушла без него. Конечно, маленький ребёнок плакал и звал её. Но… В дом зашла вовсе не Фэй. Кратос. Такой большой для детского взгляда, что ему пришлось задрать голову высоко к потолку, чтобы увидеть только бороду мужчины. Атрей был слабым, болезненным ребёнком и любой сквозняк, или неправильно забитая доска пола, из-под которого тоже тянуло земляной прохладой, заставляла малыша сваливаться в постель с температурой и лихорадкой. В его памяти был всего единственный раз, когда он видел Отца настолько злым, в тот момент, и сейчас он понимал, почему. Фэй была отвратительной матерью, не давшей ему ни капли внимания и ни капли возможности выжить. И это был тот самый день, в одиночестве в их доме, в его первые четыре зимы. Тогда Кратос сел на пол, когда гримаса ярости пропала с его губ и бровей, склонив голову к маленькому лицу сына, давая разглядывать себя не с двухметровой высоты. Маленький Атрей тут же ухватился за ещё не сильно отпущенную бороду темного цвета худыми пальчиками, давая себе опору для стояния на хрупких ножках. Его кости были нежными и не сформированными из-за недостаточной энергии в теле. Но Отец не испытывал раздражение за то, что ребёнок схватил того за волосы, чего не терпела длинноволосая йотунша. Серые, но тёплые, словно шкура на полу у камина, глаза Отца смотрели на личико сына с виной, болью, и нежностью. Словно тот просил прощения за то, что не может быть рядом. Поглаживая ребёнка по рыжему пушку на голове, мужчина произнёс своим грузным голосом обыденную фразу, но маленький мальчик запомнил её на всю жизнь: — Повзрослеешь, и пойдём на охоту вместе, сын. Вылетев из воспоминаний, из-за не очень мягкого приземления его поясницы на пол со стула на кухне, юный бог услышал, как дверь в дом открылась, показывая ему напряжённого Кратоса, который ушёл пару часов назад на собрание генералов. — Малец… Собирай вещи. Мы идём на осаду Афин. — Что?! Почему? — вскочив на ноги, юноша начал собирать свою сумку из кожи быка, куда быстро скидывал свой трактат, карандаш, и пару вещей, что лежала на кровати. — Верхушка потребовала. Это всё. — хмурясь, твёрдо ответил мужчина ему, сложив руки на доспехах. Когда Атрей подошел к спартанцу, они вместе решительно направились вон из дома, сразу шагая в сторону военного поста, где уже собралась армия в пятьсот душ, под руководством Кратоса. Увидев своего командира, те тут же отдали честь. Многие сразу обратили внимание на, мнущегося сбоку от мужчины, юношу с чужеземной внешностью. Но хмурый взгляд серых, словно грозовые тучи, испускающие раскаты молний, глаз заставили армию заняться последними приготовлениями к долгому пути и осаде величественной столицы Греции. Повернув голову через плечо с татуировкой, тот взглянул на кроткого Атрея, перебирающего тетиву лука. — Если будут надоедать, скажи. Идём, пора отправляться. — молча кивнув другому Отцу, юный бог пошёл следом за гордо ступающим спартанцем, что раздавал приказы солдатам, расходящихся вокруг него. Тихо выдохнув, он не отставая шёл за спиной мужчины, неожиданно услышав шёпот солдат за своей. Те тихо спорили о нём: — Кажется, Генералиум нашёл себе эромена… — тихо произнёс один из воинов, идущий в строю. — Не глупи, я уверен, это лишь гетер. Генералиум видный мужчина, многие хотят возлечь с ним. — непринужденно ответил другой, и кто-то подтверждающе забормотал. — Зато, я уверен, что вас, как эроменов, он бы даже и не рассматривал. Идите молча. — раздраженно шепнул кто-то третий из строя и все молчавшие солдаты стали посмеиваться над этой фразой. Переведя дух, Юноша поднял взгляд на мужчину, идущим перед ним. Маршрут будет долгим.***
— Расходимся на сон. Костры не жечь, иначе поднимут тревогу раньше нашего прихода. Подъём с восходом. Выполнять. — четко произнёс приказы главный спартанец и остальные начали расползаться около деревьев и камней, чтобы удобно уложить голову. Атрей мялся в нерешительности, решая, где ему лечь. Мужчина уже возлег на траву, сняв доспех и положив рядом с собой. — Пс-с, парнишка, хочешь со мной побыть, раз Генералиум уснул? Плачу основную сумму. — внезапно позвавший его мужчина со спины, заставил юного бога вздрогнуть и дёргано обернуться всем телом к солдату, нависающий своим ростом над ним. — Прошу прощения, но, что В-вы имеете в виду? — недоуменно надломив брови, спросил голубоглазый юнец у спартанца перед ним, чувствуя, как напряжения дрожат пальцы рук. А ещё от холода. — Ты ведь гетер, верно? Наш Генерал не стал бы тащить с собой юношу просто так. Скажи, он хорош в постели? Заставляет тебя кричать от наслаждения? Я уверен, что смогу сделать всё в десять раз лучше! — блеснувшие, каким-то, животным, блеском глаза воина заставили Атрея в испуге отскочить на полшага, от чего Кратос открыл свои глаза, пока молча наблюдая за сценой перед ним. Тут же рука солдата потянулась к застывшему юнцу и его затрясло от гнева. Бурлящая ярость хотела оторвать этому нерадивому служащему его разочарование под тканью ряхи. Не имея огромного терпения, медленно поднявшись, Кратос возложил свою ладонь на плечо дрожащего юнца, свирепо разглядывая побледневшего спартанца, без шлема, перед ним. Тот сделал шаг назад, чтобы отдать честь, но генерал перебил его, открывшего рот для речи: — На восходе, ты первым лезешь по стенам в Афины. — это звучало, как смертный приговор, хотя, это он и был, ведь Афинцы всегда патрулируют стены сотнями лучников и копьеносцев. Это похотливое животное просто умрёт в самом начале осады. Взглотнув, что было видно по дёрнувшемуся кадыку солдата, спартанец отошёл от Кратоса и юноши в сторону своего места. Плечи юного бога расслабились и тот спокойно выдохнул, прикрывая глаза, чтобы насладиться запахом кожи Другого Отца. Тот аромат был жгучим, прогревающим изнутри. Зной песков, Солнца и непередаваемый аромат мужчины. Атрею казалось, что он готов раствориться в этом тепле рук Кратоса. Но тут сам спартанец отстраняется от него и снова ложится на траву, но теперь смотрит в ожидании, пока голубоглазый северянин сам не лёг рядом. Их плечи почти соприкасались и почему-то касания кожи на земле в горизонтальном положении ощущались острее, словно кончики тысяч игл пронзают его плечо и пытаются притянуть к мускулистому телу старшего. — Спи, Мальчик. Завтра будет трудный день. — произнеся это, спартанец задышал медленнее, прикрыв серые глаза, но у Атрея не было сна ни в одном глазу. Аккуратно повернув голову в сторону уже дремавшего воина, юноша разглядывал его острый профиль лица. Тот выглядел, как хищная птица с острым клювом и зоркими глазами. Отчего-то в голове юного бога появилось желание провести пальцем по скуле мужчины, чтобы убедиться, правда ли он порежется, настолько та казалась острой. Помотав головой, он поспешил прикрыть глаза цвета лазури, чтобы наконец уснуть. Но… Шло время, а юноша лишь сильнее трясся от холода остывшей ночной земли. И кажется, его тряску челюсти услышал Кратос, который медленно открыл один глаз, наблюдая за ним с минуту другую, а после похлопал ладонью около своего бока, призывая подвинуться. А его и не нужно уговаривать. Подползя к лежащему другому Отцу, Атрей прижался к нему, уложив голову на грудную клетку около ключиц, закинув одну руку на торс, согревая обледеневшие пальцы, а ногу на бедро мужчины. Как можно спать на улице в лёгких одеждах…? Не заболеть бы ему после такого приключения. Спартанец пару мгновений даже не шевелился, давая себе свыкнуться с ощущением тяжести другого тела рядом с ним. Его окружили различные запахи, но большинство давали холодок по легким. Кажется, какие-то ягоды, сосна, морозная свежесть, травы, о, даже была полынь, на которую у него аллергия, но хорошо, что в маленьком количестве… Проморгавшись от аллергического жжения в слизистой глаз, Кратос уложил руку на талию парня, сразу ловя мысль, что… Вот так он и должен жить. Вся эта поза казалась правильной, родной, отчего даже было не по себе в какие-то секунды, а потом стало… Тепло. И его тело само расслабилось под ароматы Севера, а снилась ему снежная страна, с деревянным домом и таким большим камином в нём.***
Утро наступило неожиданно. Особенно для мужчины. Впервые в жизни он чувствовал, что не хочет вставать в бой… Тихо выдохнув, ему всё-таки пришлось подняться и осторожно растолкать сжавшегося на его груди юнца. Тот сонно заморгал, напоминая совят в гнезде, но тут же поднялся на ноги и кивнул ему, но буквально перед тем, как повернуться к солдатам, тоже встававшим с земли, мужчина заметил, как щёки юного северянина покрылись краской. Как… Мило. Мотнув головой, он поспешил отдать приказы о построении для осады Афин, не чувствуя былого азарта, как ранее. Наверняка, юнец испугается его спартанской жестокости в бою, где он не щадит ни женщин, ни детей. Сможет ли и дальше быть доброжелательным к нему, или же… Испугается? А в то же время, Атрей, поправляя свой колчан и считая стрелы, вспоминал слова Пифии с базара. Храм на самом высоком холме… Найдёт ли он вообще такой в Греции? А поможет ли Кратос ему с этим? Если ему всё рассказать, возможно, мужчина поймет его проблему? Слишком много вопросов. Пора действовать.***
Крики. Мольбы о помощи. Плач детей. Много крови. Это всё, на что сейчас старался не обращать внимания юноша, но получалось ужасно плохо. Спарта была жестока к миру, к своим людям, к самой себе. И это вызывает смешанные чувства у Атрея. Но он пытается идти дальше, иногда стреляя в обычных солдат Афин, которые нападали на него, видя, что спартанцы не трогают его, а Кратос и вовсе защищает. К горлу подступала рвота, но желание найти храм на самом высоком холме, как-то посоветовала сделать старуха пифия, было сильнее. Увернувшись от очередного копья афинца, северянин оглянулся в поисках Отца и найдя оного недалеко, подбежал ближе, на ходу крича: — Помоги найти храм на холме! — Что?! — удивлённо крикнул в ответ мужчина, отрубая голову очередного врага, повернувшись теперь лицом к юнцу, на щеке стекали капли крови, но Кратос не обращал на это внимания: — Для чего тебе нужен Храм Зевса? — Я, кажется, знаю, где искать руну! — получив такой ответ, спартанец не знал, как себя вести. Поразмышляв с мгновение, он чертыхаясь, побежал в сторону главной дороги, которая ведёт прямо к холму Афин. Атрей поспешил за ним. О том, что этот парень из будущего, мужчина узнал около недели назад, которую они провели в одном доме, стараясь узнать друг друга получше. И во время вопросов об отце парня, он не мог не заметить, что юнец не договаривает. Тут-то правда и вскрылась. Он — отец. Правда, отец этого парнишки. Тем временем, холм был всё ближе и ближе. И вот, они оказались почти около его подножия, как вдруг прозвучал громогласный крик всех спартанцев. Афины были захвачены.***
Разгромленные и захваченные Афины предсмертно догорали перед его взором. Он видел гибель великого города с высоты птичьего полета из храма Зевса. Такого же уничтоженного почти до фундамента. Когда-то высокие и мощные колонны, державшие многометровую крышу храма сейчас казались тростинками, что сломали пополам и бросили на пол. Атрей часто задумывался, зачем Аресу всё это. А потом понял. Ради войны, крови и смертей. Ведь он бог всего этого и не может без всех признаков своего божественного влияния. Кратос, одетый в свои генеральские доспехи, стоял чуть поодаль от юноши, наблюдая за его силуэтом так, словно это был последний раз, когда он его видит таким. Всего за пару дней этот юнец заполнил его пустое сердце собой, не давая и минуты свободы, но… Кратос был не против. Ему даже нравилось, когда этот мальчик подходил бесстрашно к нему, клал руку, или голову, на плечо, говоря, что уже устал и хочет домой. В их дом. До Атрея, в доме Кратоса не пахло натуральными красками из ягод, сушёными травами для лекарств и ноткой соснового бора. Из мягких тёмно-рыжих волос никогда не улетучится этот запах леса. Юноша пахнет природой: горные реки, мороз зимы, шерсть волков, дым костра. И поэтому, Кратос был не против вдыхать аромат свободы. Не против обнимать того, кто пах ею и был его личной свободой от оков убийств на руках. Сколько бы он не отсёк голов, Атрей повторял одно и то же: «Это не твоё решение. Это не твой выбор. Не вини себя.», но Кратос лишь диву давался, как этому юнцу, лет шестнадцать на лицо, был мудрее, чем многие другие знаменитые полководцы и философы Греции. Именно это влекло его в юноше. Обернувшись, лучник взглянул своими невозможными голубыми глазами на мужчину, а после решил посмотреть на статую Зевса, о которой так много слышал. Когда-то многотонная фигура Верховного бога Греции восседала на внушительном троне, а сейчас… Кусок головы статуи валялся прямо на входе в храм, сломав во время падения несколько ступеней. Единственный уцелевший глаз на лице архитектурного достояния страны почему-то серьёзно привлёк внимание Атрея, и тот, не решаясь сомневаться, подошёл ближе, вглядываясь в мраморный зрачок бога. Глубокие царапины находились прямо в центре зрачка и были странно похожими на… — Руна! Это настоящая руна, вырезанная в глазе у статуи! — в шоке и неверии вскрикнул сын Бога Войны, почти прижавшись носом к значку. Кратос подошёл ближе, чтобы лицезреть этот момент и после вспомнил, что теперь Атрей уйдёт из его мира в другой. Это заставило чувства бурлить, обжигая его лёгкие кислотой. Хотелось разнести статую вдребезги, лишь бы Атрей не ушел. Остался с ним. Но… Он не тот, кем был при их встрече. Мальчишка хочет вернуться к нему же. И пытаться остановить его, это означает отказать самому себе в их… Любви? Это всё, что происходило между ними, можно назвать таким словом? Отступив на шаг, Кратос желал уйти молча, не привлекая внимания, ведь понимал, что сейчас юнец коснётся руны и исчезнет, но… — Кратос? — одно слово, всего лишь имя, но его трясёт от голоса парня, что повернул к его уходящей спине голову через плечо, всё ещё держа руку наготове рядом с руной. — Иди. Я уже принял это… И… Прости, что в будущем дал тебе погибнуть. — сказав это, спартанец возобновил шаг, но тут же был остановлен крепкими объятиями тонких рук юнца, что так и не смог набрать больше роста и силы. После его развернули и нежно, словно, такие давно утерянные в воспоминаниях объятия мамы, взяли лицо в ладони. Слегка шершавые, но тёплые и родные. Глаза в глаза. Грозовые тучи склонились над лазурным океаном. Встав на носочки, Атрей коснулся губами губ Кратоса, замерев на месте, боясь дышать. Мягкий, но требовательный ответ привёл в восторг, и юноша покорно приоткрыл уста, впуская горячий язык мужчины, чувствуя, как его большие прохладные ладони так знакомо ложатся на лопатку и талию, притягивая к себе, прямо как в их будущем. Зубы воина цепляли его язык, чтобы своим он коснулся его кончика и произошёл поток мурашек от этого прикосновения. Наслаждение кончилось так же аккуратно, как и начиналось. Атрей лишь мягко отступил из родных объятий мужчины, а тот не стал этому препятствовать, сверкая серыми глазами вслед. И уже замерев рукой над руной, он повернул голову на такого родного Отца, желая помочь облегчить его душевные терзания. Всего одна фраза, но Кратос запомнил её на всю жизнь, даже если, через мгновение, как исчез её сказитель, не вспомнил бы и его имени: — Не извиняйся. Стань лучше. И лишь лазурные озёра ещё долгое время снились ему в самых глубоких снах. Афины догорали на фоне заката.