Тяжела ты, жизнь злодейская

— Вашество, а вот колечко колбаски! — вынырнув из грёз воспоминаний, увидел перед носом духмяный кус означенного лакомства. Ни чинясь вцепился зубами и оторвал половину. — Удивляюсь я с тебя, твоё велико, худенький, а жрёшь как…. И куда в тебе потом это девается? — В грандиозные деяния, да мысли великие! — пожал я плечами, стараясь не чавкать и не плеваться колбасой. И не обращать внимания, на то, как многозначительно переглянулись соратники. — Раз в этот раз змея нет, надо было Сивку-бурку брать! — высказался Серый, сосредоточенно чистящий яичко. — Прыг за стену, девку схватили, прыг обратно. Бусики на шею, горшок под кровать и пусть в тереме сидит, суженного дожидается. — У нас до сих пор Усоньша сидит в угловой башне. Ни одного мозгами суженного пока не видать, — пригорюнившись, выпустил дымные струи из носа и закрутил их пальцем в красивые завитушки. — Полкаша. — Аюшки? — Может, тебя на ней женим? У воеводы, хлебнувшего рассола огуречного, глаза над краем жбанчика стали большие. А как подавился, да раскашлялся на весь лес, еще и разнесчастные. — За что, батюшка? — прохрипел, утирая рот рукавом. — Зрасте вам! — удивился я. — Не ты ли возле её окон по ночам терся? А? Не ты ли полез по стене, покоритель вершин, да сорвался? Кого живой водой отпаивали? Куст розовый кто ободрал, а потом с полным ртом лепестков, да расцарапанной мордой в кустах валялся? М? Кто Баюну наобещал кувшин сливок и копченую оленью ногу, а потом с ним в ночи песни орал? Эти… как их… — Серенады, — сдал дружка Серый. — Во-во! Коты мартовские! Баюн удрать успел, а ты? Словил в темя табуретом. И как она его только в окно пропихнула? А про Сивку? — воевода закусил губу и низко опустил голову, занавесившись кудрями. Так я и поверил, не стыдно ему ни разу. — Где только ерунды такой начитался. Прыгать лошадиным скоком до верхнего венца терема, чтобы платок её взять. В знак любви, ёжки-кочережки! А что взял? Кулаком в рыло! Я извиняюсь, по народным приметам это что означает? — повернулся я к хихикающему оборотню. Тот немедля изобразил на лице, что внимает мне с почтением и интересом. — А я не знаю, батюшка! — развел руками Серый. — По народным приметам это, — мне на голову посыпалась хвоя и труха с коры, — «Стерпится — слюбиться!». Поёжившись, начал стряхивать с волос сор, но успел заметить, как в небеса взлетела крупная шишка. — Мряу! — возмутились на ветках. — За что? — За хвост и об дерево! — буркнул воевода, не спуская настороженного взгляда с толстых лап, нашаривающих дорогу вниз. Серый в этот момент за его спиной запихивал обратно в торбу кольцо колбасы. Спускался Баюн с дерева неуклюже, словно от того, что он кот, осталось только название. Хвостом вниз, неуверенно замирая и озираясь, пытаясь заглянуть то через одну переднюю лапу, то через другую. Добираясь до очередной толстой ветки, упирался в неё пушистой жопкой, плотно прижимаясь к дереву, как к родному. Вздыхал, взмякивал, и полз настырно вниз. Ещё один скоморох на мою голову. Будто никто из нас никогда не видел, как кошак сигал на немыслимую высоту. А уж если на хвосте висела опасность, то мог и коня на скаку обогнать. Ну вот, что я говорил? Услышав как оборотень чем-то шуршит, а Полкан чавкает всё быстрее и быстрее по мере спускание кота, последний просто стёк на землю. Скромно уселся, обняв себя длинным пушистым хвостом. Только усы растопыренные трясутся да глазки желтые, круглые, обшаривают всю нашу честную компанию. — О чем спор? — встрепенул ушами, как конь. — Спорим о воеводе, — кот тут же уставился, не моргая на Полкана. — Совершает ли он глупости по великой любви, или из-за любви к глупостям? — обсуждаемый объект на секунду притих, размашисто вытер жирный нос рукавом и впечатляюще громко им шмыгнул. — Перебор, — поморщился я. — Ты же воевода царский, а не Ванька — Коровий сын! — Прости, батюшка, — повинился Полкан, чинно вытирая уста и руки старым рушником. Вот, теперь он стал послушным, покладистым. И скушным. — А ты к нам какими судьбами, котейка? Баюн перемялся с лапы на лапу, сощурил глаза до щелок и зевнул, распахивая неожиданно огромную пасть, полную мелких, острых зубов и кинжальных клыков. — От бабки удрал? — догадался Серый. На что животина пушистая только фыркнула недовольно. — Неправильная у нас бабка, — заныл он через минуту после того, как жалостливый оборотень протянул ему на хлебе сало и вяленное мясо. Которое он понюхал настороженно, покосился одним глазом и презрительно отвернулся от предложенного угощения с брезгливой…. Вот как они так могут? Кто? Коты, конечно. Вроде нет у них особо никакой мимики на морде. Но этот взгляд, вся поза. Как посмели царю всей вселенной без поклона предложить такую гадость? Сам же только что смотрел с вожделением, разве что не орал и лапу не тянул, словно обычный дворовый Васька. — Вот предыдущая бабка была всем бабкам бабка! На руках меня носила, вкусным кормила, лучшее место на печке — мне! Совета спросить — ко мне! С поклоном помощи просила. Хорошо же было! Всё как надо, всё как полагается. Богатыри приедут, встретит, обругает, но приветит. — Жили — были два людоеда, в миру и согласии, — пробормотал воевода, но кот, упивающийся своими горестями не обратил на это внимания. — Ушла старая на покой, совсем обессилила, — ушки у кота повисли, усы — тоже. — Пал жребий на новую. Прилетела, ведьма старая. Я, как полагается, встретил — приветил. Хозяйство показал, всеми диковинками похвастался! У кого сыщется еще такое чудо? И скатерть самобранка у нас. И гусли — самогуды. А жерновки? А сапоги — скороходы? У кого такое огромное блюдечко с наливным яблочком? В полстены, сиди на лавке, щелкай семечки, да любуйся! — А меч где? — насупился я, пересчитывая в уме всё, что перечислял кот. Бабке было это всё сдано на хранение. Надо бы с проверкой приехать. — Кладенец-то? — выпал из нытья Баюн. — В пещере висит на цепях, как полагается. Куда ему деться-то? — А по мелочи? Гребешок, полотенце у неё было. Зеркальце ручное? — продолжал в уме я загибать пальцы. — Так она делала, — удивился кот. — Только у неё и работало. Сказала, придет новая бабка, своё сделает. — Всё как обычно, чем же ты не доволен? — воевода осмотрел обглоданную кость, подумал, покрутил головой и неожиданно положил её перед лапами кота. — Вот ЭТИМ, — Баюн толкнул кость от себя лапой, — недоволен. Я не собака, кости не глодаю. Бесчувственностью вашей недоволен. И бабкой — тоже! Фыркнул, потер нос лапой, покосился на мосол, скукожился и оглушительно чихнул на всю поляну. Пламя костра пригнулось к самой земле, забеспокоились стреноженные кони, воевода опрокинулся на спину, а у меня из руки выпала трубка. И мосол пропал! То ли его снесло могучим чихом в кусты. То ли кот его незаметно проглотил. Важно вытерев выдувшийся из ноздри пузырь, Баюн снова превратился в красивую копилку. Говорящую. Точнее, неудержимо болтающую. — Лохмотья в печь в тот же вечер закинула, это как по-вашему? Парча! Купцы с Царь-града везли! Это же рабочая одежда, так полагается! Гусей-лебедей отселила от избушки. Нагадили, да! Так они же птички, за ними убирать надо! Белояровым пшеном их кормить надо, на медовой браге настоенной. Если они ряской, да рыбой питаться будут, каких дел от них ждать? А бегать за ними в такую даль? Раньше бабка выйдет на крыльцо, свиснет посвистом богатырским, они тут как тут. А теперь «Кот, беги к гусям!». Свистеть она, видите ли, не умеет! А у меня лапки! — котик продемонстрировал лапу, какой и рысь бы позавидовала. Выпустил блеснувшие в свете костра огромные когти, тут же опомнившись, что выпадает из образа, припрятал конечность хвостом. — Паутину смела, крыльцо покрасила. Богатыря, сунувшегося по привычке «Накорми, напои, спать уложи!» послала темными лесами. А на вопль «хрычевка старая» обиделась, отлупила его метлой! И сломала! — Богатыря? — ахнул развесивший уши Серый. — Что ему станется, лбу медному! — слезливо воскликнул кот. — Метелку сломала! Да её сколько поколений бабок холило. А тут раз и вдребезги! Пока он на коня карабкался, коняха со страху вертелся, как скаженный, этот дурак в стременах путается. Бабка вокруг него как молодая скачет, и ходит его по всем бокам, и ходит! Так поперек седла, как куль, и ускакал богатырик. Представив себе сию картину, давя в себе подступающий хохот, принялся набивать трубку. Правда, руки тряслись, табак рассыпался по коленям. — Вы её видели? — мы, молча, с поджатыми губами и выпученными глазами синхронно покачали головами. — Неправильная она какая-то! Где горб, я вас спрашиваю? Где костяная нога? Где губа до пола, нос в потолок? Ерунда какая-то, а не Баба Яга. Сядет чай пить, спина как будто ей снизу кол вбили. С блюдца не пьет, чаем не хлюпает. Я уже молоко лакать при ней стесняюсь, то же скоро с чашки пить начну. Моноклю вставлю, усы позолочу, — увидев как мы киснем со смеху, окончательно обиделся, — и с вами, противными, ругаться буду на латынице! Дружки мои покатились со смеху, держась за животики. Мне же стало жалко попавшего в такой переплет животинку. Вон сидит, ушки повесил, глазки влажно блестят. — Иди уж, страдалец, на ручки, пожалею тебя, — совершенно серьёзным голосом сказал я и протянул руки. Недоверчиво посмотрев, Баюн муркнул и задрав богатый хвостище, потрусил в мою сторону, уменьшаясь на ходу. Правильное решение! Такая туша и на спине у битюга не поместится, что уж тут говорить про мои костлявые коленки. — Когти не выпускай! — не забыл предупредить, опуская руку на лобастую голову. Теплая тяжесть прижалась к моей груди, так что прочувствовал всеми ребрами низкое тарахтение. Помолчали. Дружки паковали поклажу, я наглаживал доверчиво жмущуюся ко мне зверушку. — Батюшка, — зашептал Баюн. — Я же хороший! На мне столько подвигов, что богатыри рядом со мной тьфу, да и только! Навести старушку, призови к порядку. А я отслужу, ты же знаешь! Бабульку и, правда, проведать надо! Яга сменилась с месяц, да я закрутился с этими царевнами, забыл. — Отслужишь, — протянул я, оглаживая острые уши с едва заметными кисточками. — Вот прямо сегодня ночью и отслужишь. От неожиданности кот перестал тарахтеть и уставился на меня. — Отслужишь, — похлопал я по толстенькой пушистой ляжке и довольно рассмеялся. *** — Хороший план — половина хорошо сделанного дела, — сумничал Серый, разглядывающий высокую стену колючего кустарника. Всем замечательная стена, впечатляющими колючками наружу. По такой вскарабкаться без шансов, а вот наколоться и повиснуть, истошно вопя и дрыгая ногами — запросто. — Перепрыгнем, — посмотрел на Полкана, и тот утверждающе покивал. Все дружно взялись за пуговки — крючечки. — Братцы, — Баюн плюхнулся на попу и повесил ушки, — а я? — А что — ты? — удивился Серый, выпутывающийся из рубахи. Я в этот момент скакал на одной ноге, стаскивая без рук второй сапог, одновременно развязывая поясок. — У меня лапки! — тоскливо напомнил котик, увёртываясь от поясов, кафтанов и порток. — По дереву смог бы. Но тут одни колючки наружу торчат. Тут у нас страшная быль, про кишки и кровищу, или легенда про похищение красавицы с хорошим концом? — Меня должны будут вызвать на бой и убить, — фыркнул я, — как думаешь, это хороший конец? — Смотря, для кого! — уклонился от ответа пушистый хитрец. — Я вот в сказке слышал, кот ученый как-то рассказывал, про такую стену. Она заколдована на нужного человека. Пришел, например, принц, за девицей. И стена перед ним расступилась, пропустила и за спиной его сомкнулась. — Чтобы он как королевну увидел, перетрухал и обратно не выскочил? — воевода вспомнил про лошадей, привязывал их неподалёку. Серый складывал вещи аккуратно по кучкам. Правильно, а то вернёмся, вещей нет, лошади ушли. И как мы в таком виде домой возвращаться будем? — Надо было раньше с царем договариваться, точное место отметить, тихо просочились бы, — умная мысль приходит тогда, когда поздно и она уже не нужна. — Эх, где наша не пропадала? — вздохнул кот и припав к самой земле, затыркался носом в корни. — Наша пропадала везде! Попробую тут пролезть. И принялся стремительно сдавать в размерах, пока не обернулся в маленького тощего котейку. — Так, други! — переступил я босыми ногами по сырой траве. Студено под утро, знаете ли! — Перепрыгиваем, никому на глаза не попадаемся. Идём к большому пруду с конце сада, там девицы на рассвете хороводы водить будут, я плохо слушал, что у них за праздники. Котом отманиваем царевну в сторону, я хватаю, перекидываю через стену. Вы наводите среди окружения панику, чтобы не сразу они пропажу заметили. Не вздумайте увлекаться! Девку поперек седла и ходу! — Дело! — услышать такой басовитый голос от такой облезлой малявки казалось забавным. — А как она выглядит, Несмеяна-то эта? В оглушительной тишине все уставились на меня, я уставился на кота. Где-то рядом пиликнул кузнечик, но тут же смутившись, заткнулся. — Чего притихли? — заинтересовался Баюн, отвлекшись, наконец, от рассматривания возможной лазейки. Я резко выдохнул и сжал кулаки. — Так! Спокойно! — стоят три голых мужика в предрассветной мгле, а кот рядом на них глаза таращит. Рассудительный Серый поднял вверх указательный палец. — Её самою ты не видел? — я поджал губы. — И даже портрета батенька её блаженный не догадался тебе продемонстрировать? — сдвинул брови. — И как девка выглядит никто из нас не знает? Все уставились на кота. — А чего вы на меня-то глаза таращите? — возмутился тот. — Я кот домашний, приличный, а не тот, что гуляет сам по себе! У меня обязанности, бабка новая. Папашку видел мельком, а девицу как бы смог? Кто меня в хоромы царские пустит? — Поэтому, милый мой Баюн, — у бедолаги шерсть на загривки начала дыбом вставать, — вся надёжа на тебя! У тебя будет возможность подойти так близко, чтобы лица рассмотреть. Батя у неё белобрысый. Так что все светленькие девки твои. — Какая ответственность, — забурчал кот и не прощаясь, пополз в колючки. — Наверное, медаль мне выдадут! Ой! За лишение шерсти во имя… АЙ! И местами шкуры! — УХ! ОЙЁЙ! Нет, туда мы не полезем. Носик мой, хвостик мой! Не сговариваясь, перекинулись. Мужики кувырнулись как-то хитро и на вывернутых голенастых лапах встали лютые звери. Присели, как пружинки сжались, хвостами дернули, да взметнулись ввысь. Мне осталось только крыльями взмахнуть и отправиться следом. Им хорошо, прыг и уже на месте. А мне пока высоту наберешь… Чем дальше и дольше от земли, тяжко мне. Колдовство это моё кратковременное и маломощное. Силы надо экономить, мне еще поклажу обратно тащить. Будем надеяться, что у худосочного царька не вымахала вторая Усоньша. Зарок себе на будущее, вызнавать все детали, даже несущественные мелочи! Стыд какой, перед своими же подельниками стыд! Словно юноша розовощекий! Не дослушал, хвост задрал и побежал геройствовать. Совсем распустился. Взлетев над стеной, заодно осмотрелся в поисках скопления народа. Не хватало еще до обеда с голой гузкой по чужому саду носиться. По своему, впрочем, тоже! Но у нас народ понятливый. Если я пробегусь по кустам туда — сюда, значит надо! Так, где у нас царевна с парой подружек у пруда-то? Судорожно хватая ртом воздух, я свалился рядом с двумя притихшими у стены голышами. Моего торжественного появления никто не заметил. Так как с увлечениями следили за телодвижениями Баюна. Несчастная скотинка, выпучив глаза и отчаянно шипя, драла передними лапами землю, пытаясь вытащить себя наружу. — А про котов обычно говорят, пролезла голова — пролезет и всё остальное, — задумчиво бормотал Серый, не предпринимая, в прочем попыток помочь. — А тут остальное застряло! — Раскормил задницу, вот и застрял, — воевода попытался тянуть зверюгу на себя, то тот заполошно взмяукнул, да так, что все отшатнулись. Наткнулись на меня и наконец-то обратили внимание на мой вид. — Батюшка, — всплеснул руками Полкан, — никак и ты, страдалец, за колючки зацепился? — и осторожно скосив глаз, попытался посмотреть пострадавшие места. Кажется, вторым глазом он по прежнему преданно таращился прямо мне в лицо. — Наша задача усложняется, — просипел я, взмахом руки показывая направление. Пригибаясь и поёживаясь от прохлады, мы потрусили на голоса. На МНОЖЕСТВО голосов, если уж быть точным. Кот выдал нам в спину что-то вроде того, что догонит, но мне было уже всё равно. Мысленно я таскал местного царька за куцую бороденку вверх и вниз по лестницам. Фух. Вроде, полегчало. — У нас проблемы, — вякнул Серый, выпучив гляделки на… нашу проблему. В количестве пяти десятков человек. — Еле вырвался! — зашипел за нашими спинами Баюн. — Спасибо, братцы, за то, что спасли, пожалели, подождали…. Чего скучились, дайте и мне глянуть. А то, на ваши тылы, даже мне, коту, смотреть не очень приятно. Да подвиньтесь! — Их гораздо больше, чем мы рассчитывали, — ответил Полкан удрученно. Я ответить не мог. Был занят. Мысленно пинал царька. Спохватился, натянул сапоги и принялся пинать с удвоенной силой. — Совсем вы одичали? Царская дочь должна быть всяко богаче одета, чем дворовые девки. Венец на голове, в косе лента дорогая, бусы, вышивка на одёже, — кот, наконец протиснулся у меня под локтем и подавился на половине начатого слова. — Я так понимаю, по бантику в косе мы и будем её искать! Жизнь меня к такому не готовила! Пять десятков девиц разбрелись на луговине у пруда. Плели венки, водили хороводы винтом промеж трех костров, горланили песни, сидели кучками и по штучке. И все совершенно голые! Не знаю, отчего у моих дружков в зобу дыханье сперло, а я вот совсем растерялся. По каким приметам девку нужную искать? По волосам? Отсеивает темных, рыжих, русых. И имеем в остатке два десятка дев с белыми волосами. — Голосистые девки, — вздохнул Серый. — Ага, от слов «голо» и «систые», — хихикнул кот, равнодушный к человеческим прелестям. — Чего делать-то будем? И было принято совершенно безумное решение. Каждому раздали задание. Каждый пополз в разные стороны. Я же кривобоко поскакал по земле, рядом стелился кот. Ему всё же досталась главная роль. Так как он у нас зверь во плоти, положились на его звериную чуйку. Памятуя прошлый опыт, были согласны заплатить за свой позор еще парой коров. — КАААР! — дал я команду. — Агр! — выскочили справа и слева один серый, другой черный, две весёлых твари. В отсвете костров, стоя на кривых задних лапах они наводили жуть и страх. С впалыми животами, оскаленными пастями и почему-то с задорно торчащими из шерсти удами. Увидел бы такое неожиданно, побежал бы посреди толпы девок. Визжа и расталкивая их локтями. — УИИИИИ! — дали голос голо-систые и побежали одновременно во все стороны сразу. Парни метались среди них, устрашающе рыкая, приседая, срываясь с места и снова замирая. — Не эта! — скакал под ногами у всех кот, рискуя быть затоптанным. Вернувший свой обычный размер, Баюн успевал присматриваться, принюхиваться и заполошно орать. — Брось рыжую, дурак! Эта старая, извращенец! Куда бежишь, слепая? Хвост мой! Вон ту хватайте! Решившего быть самым умным Серого, спрятавшегося за костром и пропустившего мимо себя оглашено вопящую толпу темноволосых девок, а затем выскочившего и раскорячившегося, просто снесли. Десяток голых девок, тряся грудями, самозабвенно визжа, проскакали по опрокинутому оборотню, топча стратегически важные места. Тот только попискивал и пытался хоть кого-то схватить за ноги. Я же мыслил логически! Хоть кто-то должен был сообразить, что царскую дочку принято спасать первоочередно? Хоть кто-то должен был схватить её за руку и тащить в безопасное место? Превратившись в человека, сидел на корточках, шаря глазами по толпе. И тут увидел её! Стояла неподвижно на одном месте, распахнув огромные, светлые до прозрачности глаза, прижимая к груди растрепавшийся венок. Молчала, провожая взглядом огромного черного жуткого зверя. Но страха на её лице не было. Скорее какая-то отрешенность. Время словно замерло. Только трепещущие языки костров. Только её развевающиеся на ветру белоснежные волосы. Только мои огромные черные крылья, поднимающие этот ветер. Растопырил огромные когти, стараясь схватить ей как можно более нежно. Не повредить прозрачную кожу. А Несмеяна вдруг неловко скривила губы, словно попыталась улыбнуться, встала на цыпочки и приглашающе распахнула руки…. — Царевну украаааалииии! — раздался за моей спиной вой. Клювом улыбаться невозможно, но я попытался!