Давай распадемся на атомы. Покажи мне весь этот город заново, Чтобы только не серый, без алкоголя в крови И не в сигаретном дыму. Напомни, кто я на самом-то деле. Научи же меня доверять и открыто смотреть на мир, Научи меня снова любить, Окружи своей чертовой нежностью, Наплевав, что незажившая рана все еще кровоточит, А где-то внутри что-то отчаянно мешает дышать.
На мгновение стало сложно дышать. Но это мгновение все равно было слишком коротким, чтобы его заметить, а Беллатрикс все еще была слишком гордой, чтобы объяснить его чем-то, кроме банального удивления. — Гермиона. — Давно не виделись, — она улыбалась высокомерно и холодно, совершенно не похоже на свою прежнюю версию. И в ее взгляде тоже что-то изменилось. — Примите мои извинения, что я не присутствовала на вашем назначении главой Института. — Извинения приняты, — и что это за внезапная игра в мы-просто-знакомые-незнакомцы? Плевать, отчасти это даже забавно. Как далеко они смогут зайти на этот раз? — Вы довольны предоставленной комнатой? — Более чем, но все же, — девушка начала медленно подходить к столу, не отрывая от Беллы взгляда, — я бы не отказалась от комнаты южнее. — Жаль вас расстраивать, но все южные комнаты уже заняты, — или нет, не забавно. Правила игры менялись как-то слишком стремительно, и брюнетка уже не успевала за ними, что дико раздражало, но все же не могло помешать сохранению прежнего невозмутимого спокойствия в голосе. — Если я не ошибаюсь, — Гермиона уперлась руками в деревянную поверхность стола, буквально нависая над Беллой с теперь уже хищной улыбкой на лице, — то комната главы довольно просторна. — Вы ошибаетесь, — Мерлин, что вообще происходит?! — моя комната размерами не отличается от других, она тесна для двоих. А теперь извините, но мне нужно работать. — Беллатрикс откинулась на спинку стула, потянувшись к стопке с отчетами и старась не выдать ускоряющееся сердцебиение и затруднившееся дыхание. Что-то в этой девчонке не давало покоя. Что-то, чего нельзя было допустить. — Да и вас наверняка уже заждались в тренировочном зале. И старшая опустила взгляд в одну из папок, давая тем самым понять, что разговор окончен. Обнаружено и задержано группу пожирателей в подвале какой-то заброшки… — Что ж, тогда до встречи. Дверь закрылась, и отчет об очередной зачистке полетел обратно на стол. Какого дьявола она творит? Это такие последствия травмы головы? Да даже если и так, почему тогда Блэк смотрит на свои подрагивающие руки? Усталость? Да, это все хроническая усталость. Коньяк в очередную чашку кофе наливала с мыслью, что какое-то время лучше не попадаться на глаза обезумевшей Грейнджер. Обычная мера предосторожности, чтобы память перестала подбрасывать яркие картинки их совместного времяпровождения, которое, казалось, давно уже забылось. Прошлое должно оставаться в прошлом. Даже если из-за него придется поменять белье. Впервые Беллатрикс оказалась на охоте, где ей принадлежала роль главной цели.***
— Ты так ни разу и не пришла ко мне в больницу, — Моргана, помоги! — Я ведь ждала тебя. — Руки девушки беззастенчиво гуляли по телу Беллы, то и дело намереваясь залезть под плотную ткань платья. — Но почему-то я уверенна, что ты даже не скучала. — да она вообще в те дни всего лишь вымещала свою злость на себя и весь этот чертов идеальный мир. Смысл скучать по этому? — Но разве это не ложь? Ты ведь так часто лжешь себе… Да и неужели ты могла забыть, что тогда со мной делала? Черт. Черт! Черт!!! Как до этого вообще дошло? Беллатрикс ведь просто собиралась почитать, влияют ли погодные условия на активность черной магии в крови. Набрала книг и укрылась в дальнем углу библиотеки, дабы никто не смог ее обнаружить. Особенно кто-то с пронзительными янтарными глазами, что способны душу наизнанку вывернуть. Но все оказалось зря, и Грейнджер, от которой Белла прячется уже второй день, нашла ее в, наверное, самом неудачном месте. Мерлин, это даже звучит жалко и банально. Темный и более чем укромный уголок библиотеки, опяляющее губы дыхание и попытки, пока что безуспешные, выцепить взгляд Блэк. Отчего-то не хотелось в глаза Мио смотреть… словно она могла прочесть все, что душу терзало, и даже решение предоставить. И отчасти Белла даже знала, что это за решение. Только вот это «отчасти» слишком маленькое и тихое, чтобы зацепиться за него — легче игнорировать и за Энди цепляться. Легче взгляд старательно отводить и ждать, пока девчонка ее окончательно в угол загонит, еще и претензии какие-то выдвигая, попутно шею целуя, кусая и пытаясь раздеть. — У вас слишком узкие платья, мисс Блэк. Это малость раздражает. А, может, если так подумать, к черту? Да, просто к черту все это! Беллатрикс привыкла делать все, что хочет, и никогда ни о чем не жалеть. Вот и сейчас вполне можно отключить мозг и перестать жалеть и сдерживаться. Она сама расстегнула свое платье, магией корсет сняла и тотчас принялась возиться с рубашкой Мионы, которая закрылась на десятки пуговиц и еще смеет возмущаться. А потом стонать, когда Белла холодными руками ее грудь сжала, ногтями чуть впиваясь. Напоминая. Переместившись на стол, Белла подтянула к себе девушку, обнимая ее ногами, продолжая царапать и поглаживать подтянутое тело, высушенное изнурительными тренировками. В одной из реальностей Мио обязательно была бы нежной и мягкой, но в этой ей приходилось убивать и спасаться, чтобы не быть убитой. Ей приходилось подставляться под потоки магии, лишь бы Беллатрикс уберечь, а она даже в больницу не пришла. Но это совершенно ненужные мысли. Белла ведь в Энди погрязла и о ней сутками напролет грезит, верно? И рядом с чертовой Грейнджер она уже не знает, что верно, а где ее любимый самообман. И ведь больше года с их последней встречи прошло, но, как оказалось, Блэк помнила каждый шрам и родинку, знала наизусть все наиболее чувствительные точки. Беззастенчиво использовала эти знания, царапая загорелую кожу до алых ссадин, стягивая с Мио юбку и ногтями ее белье раздирая, в поцелуй обещая премию за особые заслуги перед руководством. И Гермиона ответно слегка оттягивала кучерявые пряди волос, с нажимом проводила коротенькими ноготками по шее, почти невесомо касалась груди. Изводила едва ощутимыми прикосновениями, что более не были неловкими и скованными, как в первые их ночи. — А ты времени зря не теряла. — Ревнуешь? — Грейнджер прижалась щекой к бедру Беллы, облизывая покрасневшие губы, демонстрируя ловкость языка и томный взгляд из-под ресниц. А ведь раньше краской заливалась и отводила глаза, когда Белла столь откровенно смотрела на нее и за бедра кусала, кровавые следы оставляя. От чего лишь сильнее хотелось стереть с ее лица эту самодовольную улыбку, но от накатившей волны возбуждения брюнетка могла лишь слегка сильнее надавить затылок Мионы, призывая продолжить задуманное. — Еще чего, — слова оборвались долгим стоном. Следует вести себя тише, но, Мерлин, как же хорошо. В Хогвартсе такому точно не научат. Блэк почти задыхалась, зажав себе рот ладонью. Если сейчас кто-то, особенно юные мракоборцы, увидит, что куратор из министерства делает с главой Института… Моргана, да это последнее, о чем хотелось думать, когда пальцы внутри, словно на пианино играли, а язык и вовсе что-то невообразимое творил. Гермиона беззастенчиво сводила Беллатрикс с ума, уверенно подводя к обрыву наслаждения. И распалившийся в груди огонь медленной пульсацией скользил ниже, чтобы разрывающим реальность взрывом разнестись по всему телу. — Ну что, пришла в себя? — Грейнджер облизнула покрасневшие губы, вновь пытаясь поймать взгляд старшей. — Поможешь мне? — С удовольствием. Теперь-то она точно сумеет стереть эту наглую улыбку: никто не может безнаказанно брать верх над главой лондонского Института. И пусть каждый случайно вошедший в библиотеку катится к черту, ведь главная здесь Беллатрикс, и правила здесь ее.***
Бесцветное дождливое утро, назойливый писк будильника — словно ничто и никогда уже не сможет изменить эту тошнотворную рутину. Или все же сможет. В лицо лезли пушистые русые волосы той, что обняла Беллу всеми конечностями, будто Блэк за одну ночь превратилась в мягкую игрушку. — Почему ты все еще здесь? — это первый раз, когда они проснулись вдвоем, ведь раньше Мио тихонечко уходила в свою комнату, чтобы никто не смог заметить неладное. Так почему сейчас… да почему девушка даже с кровати вылезти не может, запутавшись в ногах и одеяле?! — Наверное, потому что я уснула, — она медленно потянулась, попутно сбив что-то с прикроватной тумбочки и наконец-то освободив Блэк от своих теплых оков. — Ты куда? — это даже немного смешно, так по-детски обиженно звучал ее голос. — Мне еще утреннее собрание проводить, так что собирайся. Белла все же слезла с кровати, втянув за собой простынь, и долгим взглядом комнату обвела. Складывалось стройкое ощущение, что бардак в спальне увеличился в несколько раз, но при этом женщина больше не способна была найти хоть что-нибудь в этом хаосе, а ведь раньше знала точное местонахождение даже самого ненужного хлама. Видимо, здесь только апокалипсис и может помочь. И хороший шоппинг — все ее платья наскучили, а желаемое все никак не находилось. Зато довольно быстро нашлась завернутая в одеяло Грейнджер, что подкралась со спины, собственнически обнимая зарывшуюся в шкаф брюнетку, и принялась покусывать ее за шею и плечи, словно вновь возбудить пыталась и утянуть обратно в ворох подушек и наслаждения. — С каких пор Беллатрикс Блэк, главная последовательница хаоса, стала такой невыносимо правильной? Да какого, Мерлин, черта? Белла развернулась в ее руках, стараясь отодвинуться как можно дальше, но пространство не бесконечное, а Мио такая теплая и уютная… и последняя здравая мысль отлетела в дальний ящик с пометкой «забыть и больше никогда об этом не думать». — А с каких пор Гермиона Грейнджер, знающая наизусть весь сборник Магических Законов, стала такой яростной нарушительницей правил и чужого спокойствия? В очередной раз вырвавшись из крепких объятий, Белла двинулась в сторону ванной, аккуратно переступая через разбросанные по полу туфли и баночки с зельями и парфюмами. — Что тебе стоит остаться сегодня в спальне? — так наивно и просто. — Ну же, выброси из этой милой головушки все ненужное, возьми отпуск, отдохни. Думаешь, никто не замечает, как ты себя загоняла? — Собрание, — коротко. И Беллатрикс скрылась в ванной, намеренно громко хлопнув дверью.***
— Бутылку бурбона, — выпалила Белла тем же вечером, предварительно согнав со своего излюбленного местечка какого-то молоденького мага. — И тебе добрый вечер, — Сириус лишь слегка приподнял брови от привычной уже грубости. — Не было почти две недели, а выглядишь все по-прежнему, — спиртное и бокал для него с глухим, намеренно громким стуком приземлились перед аврором, — будто забыла лечь в гроб. — Тяжелые деньки, — в несколько больших глотков опустошив первый бокал, девушка сразу же наполнила себе второй. Гребаная Грейнджер. — У тебя они по жизни тяжелые. Ты ж прописалась уже на этом стуле. Да уже весь магический мир Лондона знает, что у меня в баре можно подцепить главу Института. — Из-за меня у тебя клиентов больше, так что прекращай рычать, — сегодня она пила как-то слишком уж быстро. Проблематично будет добираться назад. — Это бесполезно, — Сириус наигранно устало отвернулся и принялся натирать и без того до блеска натертые бокалы. А мысли Беллы вновь вернулись к произошедшему в библиотеке и череде последующих после ночей — и не только. То, как ей сорвало голову… Такого не происходило уже очень давно. Когда вообще в последний раз Беллатрикс почти на постоянной основе теряла связь с реальностью? А когда оставалась с кем дольше, чем на пару ночей? Память услужливо открутила счетчик времени на год назад, к ночи перед свадьбой, что так и не состоялась. Блэк тогда влетела в комнату Энди, что так опрометчиво решила следовать воле отца. Белла при себе имела километровую тираду из матов и оскорблений, храня в душе, казалось бы, всю ненависть этого мира и желая всеми возможными способами отговорить сестру. Но вместо Энди она нашла копошащуюся в документах Гермиону и попросту набросилась на ничего не понимающую девушку с поцелуями-укусами. Словно разум в мгновение перестал контролировать тело, действия потеряли какой-либо смысл, а логика и вовсе покинула пределы той комнаты, если не всего Института. И самоконтроль Беллатрикс исчезал каждый чертов раз, когда в поле зрения появлялась Гермиона со своим горделивым всезнающим высокомерием, что исчезает сразу же, стоит им прикоснуться друг к другу. Безумие. — Хочешь, попробую угадать, что произошло, раз ты уже год здесь обитаешь? — опьяневшая женщина чуть со стула не навернулась от такого внезапного появления Сириуса, что, как ни в чем не бывало, протирал барную стойку, искоса поглядывая на кузину. Помещение уже почти опустело. — Приму твое таинственное молчание за согласие, — он бросил тряпку, встав напротив, смотрел, слегка прищурившись, прямо в глаза. — Нашей великолепной Беллатрикс кто-то разбил сердце, пусть даже неосознанно. Напротив, так даже слаще будет. Только вот ты, вместо того, чтобы забить на этого человека и снова начать жить, припеваючи, день за днем продолжаешь цепляться за эти чувства, словно мир сошелся на одном единственном человеке. У меня, знаешь ли, много таких несчастных побывало. — Ты и сам такой же, — попытка съязвить ни к чему хорошему не привела. — Был. Заходила бы, не только чтобы надраться до беспамятства, знала бы, — он вырвал опустевшую бутылку из рук Беллы, от чего та вновь пошатнулась на стуле. — И это не меняет сути. В какой-то момент ваша неразделенная любовь превращается в обычную привычку. Это даже удобно, ведь у вас всегда есть веское оправдание своего жалкого поведения. Но что самое ужасное, вы вокруг себя больше никого не видите и упускаете действительно важных людей. Поэтому отпусти свою любимую боль и раскрой уже глаза. — Наверное, я в твой бар больше не приду, — правда, для этого еще стоило уйти, а сейчас это казалось чем-то на грани с фантастикой. — Я был бы только рад, — новая бутылка появилась на стойке с коротким «за счет заведения».***
Валяющийся повсюду мелкий гравий колол и резал босые ступни, холодные лужи приветствовали каждый второй шаг, но даже это было куда лучше высоченных шпилек, которыми Белла размахивала в такт нетрезвому шагу. Сегодня Сириус снова выставил ее за дверь, отказавшись продавать третью бутылку бурбона. Все же надо бы серьезно задуматься о смене бара. Кажется, пару месяцев назад где-то на берегу Темзы открылось очередное пристанище для пьяных мракоборцев. Далековато, не так чисто и уютно, но попробовать можно: там хоть нет этого кудрявого зануды с замашками надоедливого психотерапевта, который еще и влюбиться вновь умудрился и теперь всем предлагает так же сделать. Словно это что-то изменит. Бурбон, в общем-то, тоже ничего не меняет, но от него хотя бы не стоит ожидать предательства. Как жаль, что люди не похожи на бурбон. Чтобы крепостью своих объятий голову кружили, а на утро лишь от одного поцелуя-аспирина легче становилось бы, вновь приятно и большего хотелось бы. И у Гермионы глаза цвета бурбона, а прикосновения голову кружат, как после трех бокалов. Но об этом лучше не думать. Сосредоточиться на пути, на моросящем дожде и неглубоких холодных лужах, что постепенно отрезвляли. Как утренние поцелуи. Или они лишь сильнее пьянили? К черту, мысли путаются, как и тропа до Института, а кусты так до сих пор никто и не постриг, вот они и царапают руки, когда женщину заносит немного. И Мраморный Мерлин, кажется, смотрит на нее укоризненно. Словно никогда не любил и не знает, каково это — путаться в своих же ощущениях, цепляться за кого-то и тонуть в совершенно чужих глазах. Страшно, сложно и невыносимо. Еще и стены Института привычно встречали своей серой мрачностью. Сильно ли разозлятся эти офисные мыши из министерства, если Белла даст команду перекрасить эту рухлядь в, допустим, красный? Тяжелая дверь отворилась почти бесшумно, да только от испуга выпавшие из рук туфли поприветствовали каменный пол отвратительным грохотом, что эхом прокатился, наверное, до самых подвалов. Даже матушка позавидовала бы тому эмоциональному спектру, который излучала Грейнджер буквально каждой клеточкой своего тела. Презрение, жалость, желание помочь и хорошенько стукнуть, злость в сложенных на груди руках и бесконечная усталость во взгляде. — Значит, слухи правдивы. — Мерлин, почему нельзя просто промолчать?! — Какого ты вообще черта с собой творишь? — и ни слова о репутации… удивительно. Неужели искренне переживает? Подходит медленно, словно к дикому зверю, а Белле так и хотелось съязвить, что она чисто физически убежать не сможет, перецепившись сейчас через свои же ноги. И когда Гермиона ее за руку взяла, Беллатрикс все же пошатнулась, чуть не упав. То ли все же попыталсь сбежать — хотя бы прикосновения избежать, — то ли ближе прильнуть. Строгий взгляд Грейнджер подталкивал к первому варианту. Если бы Белла могла ровно стоять, эта высокомерная нахалка отхватила бы по полной. Что она вообще о себе возомнила? Не так давно у магглорожденных и вовсе никаких прав не было, а теперь какая-то девчонка смотрит на нее снисходительно и все продолжает тянуть на себя, словно хочет обнять. Беллатрикс не нужна ничья жалость, тем более какой-то грязнокровки! Тщетная попытка вырваться из крепкой хватки и все же скрыться в своей захламленной комнате привела лишь к тому, что Блэк, не удержавшись на непослушных ногах, окончательно упала в крепкие объятия Гермионы. — Можешь не тратить времени на лекции о прилежном поведении, — Белла искренне желала, чтобы голос в этот момент передал всю ту злость, что копошилась в груди и уже давно не сцеживалась в колбочки, но, вновь себе противореча, как-то даже отчаянно цеплялась за плечи юной ведьмы и шепотом что-то непонятное несла, — Я все равно не смогу дать тебе того, что ты хочешь. Во мне больше не осталось любви, — она даже сама себя не слышала под конец. Предательский ком в горле становился все больше. Стоило сегодня влить в себя еще больше алкоголя, размешав его с какими-то цветными порошками, дабы поскорее достичь состояния живого мертвеца и совершенно полностью отключить все чувства и разум, вырубиться где-то по пути и сдохнуть к чертовой матери. Лучше так, чем и дальше путаться в себе и день за днем лгать всем, что все в порядке. — Ты так уверенно это говоришь, — насмешка в ее голосе слабая, но даже она способна острым клинком резануть по самому сердцу, что и без того истекает ядовитой кровью. Длинный, но неглубокий порез — это даже отчасти приятно. И чем ближе они подходили к спальне главы, тем сильнее было желание исчезнуть, провалиться сквозь землю куда-то в пустошь разрушенного эдемского сада. Или попросту раствориться в этой девчонке, что в последние дни всегда рядом, что год назад подставилась под проклятие, что пахнет древесным мускусом и ванилью, ежедневно собирает свои непослушные волосы в сложные косы и так легко способна заставить больше не думать о ней. И готова нарушить все правила этого мира ради одной истерзанной в клочья души. Оставалось лишь только довериться ей и устало прильнуть к груди, прислушиваясь к гулкому сердцебиению. А после сидеть на кушетке, где обычно валяется куча грязной одежды, и мерзнуть немного, впервые заметив, как холодно в душевой и как долго набирается вода в ванну. Так отвратительно холодно. То ли потому что голой спиной прислонилась к стене, то ли потому что более не ощущала ее объятий. Беллатрикс снова стала самой жалкой версией себя — зависимой от какого-то человека, что может уйти в любой момент. Да хоть в этот самый: выключить воду, наплевав, что ванна еще не набралась, уронить в нее баночку ароматной соли и хлопнуть дверью, чтобы от родившегося шума голова брюнетки разорвалась на мельчайшие кусочки, а после собрать свои вещи и снова куда-то исчезнуть, и пусть молоденькие мракоборцы утречком сами себе глотку перережут, ведь никто их больше не будет тренировать. Да только Гермиона и не думала никуда уходить. Перебирала многочисленные баночки с кремами и гелями, сыпала что-то в воду, временами поглядывала на пьяную Беллу, насвистывая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. Вела себя так, будто ничего особенного не происходит, будто они в браке уже лет десять и могут понимать друг друга без слов. Но Беллатрикс отчего-то все равно не понимала. Почему Грейнджер придерживает ее так нежно, помогая избавиться от полупрозрачного платья и сесть в воду? Почему так бережно касалась спутанных волос и замерзшей кожи? Почему сидит на полу у ванной в мокрой одежде и смывает засохшие грязь и кровь с ее ступней? Почему, приподняв голову за подбородок, целует так медленно, словно брюнетка от малейшего неаккуратного движения способна превратиться в морскую пену? Нет, она не хотела понимать, но знала ответ на свои вопросы. — Я не заставляю тебя любить меня, — от этих слов в груди вновь что-то болезненно запульсировало. — Просто постарайся не уничтожить себя раньше времени. И от пристального взгляда медовых глаз Белле вновь захотелось разрыдаться и отвратительно жалко заскулить, чтобы младшая не смотрела на нее так, словно хочет вынести ее душу на свет, выпотрошить ее и сшить заново, аккуратными стежками каждую рану заштопывая и нежным кружевом перекрывая. — Разреши мне помочь тебе. По так старательно выстроенным стенам поползли трещины. И с каждым неспешным прикосновением их становилось все больше. С разгоревшимся желанием в треснувшем мраморе проросли цветы. И в слабом лунном свете под аккомпанемент дождя и тихих стонов в душе расцветала белая сирень. И либо этот сладкий аромат сумеет исцелить, либо убьет окончательно.***
Чертово утро вновь диктует свои омерзительные правила и законы, пока мысли выворачиваются наизнанку, а кислотным неоновым светом горит «Это не может быть любовь». Что угодно, только не она. Нет, это не любовь — лишь жалкая попытка заполнить зияющую дыру в насквозь прогнившей душе, эгоистичное желание засыпать не в пустой кровати, чтобы хоть как-то согреть давно уже замерзшее сердце. Это не любовь — гребаная необходимость, ведь иначе попросту сдохнет. И причиной ее гибели станут ониксовые глаза, в которых Белла навсегда останется лишь непутевой старшей сестрой. Это не любовь, просто Гермиона не хуже сигарет и алкоголя умеет успокаивать. Но и зависимость вызывает с той же скоростью. Спасибо, что хоть от ее прикосновений по телу не разносится яд — лишь мелкая дрожь и желание никогда больше не покидать этих крепких, но до невозможности нежных объятий. Запереть бы Грейнджер в своей захламленной комнате, чтобы та никогда больше не ушла, да только это немножко незаконно. Поэтому остается лишь плавиться в ее руках и снова не сдерживать голос, наплевав на чертовы тонкие стены и презрительные взгляды других авроров, что неприкаянными душами по Институту бродят и живут лишь своей смертельной работой. И Белле остается лишь с детской наивностью верить, что Мио захочет остаться рядом на маленькое навсегда, и плевать, что это не любовь, а всего лишь пробирающий до костей холод из-за очередного сезона дождей. Это не любовь. Но рядом с Гермионой дышать становится чуточку легче, а время, как в сказках, замирает, когда шатенка снова и снова тянется за поцелуем. Когда снова в ванную тянет и плечи целует, пока набирается вода, растворяется ванильная соль, а комната наполняется влажным паром. И это совершенно точно не любовь, но к Гермионе хочется прикасаться вечно, обнимать крепко, к своей груди прижимая так, чтобы даже для воздуха места не осталось, чтобы кожа к коже, а руки ниже скользили. Ведь это не любовь — затянувшаяся похоть, что с головой накрывала. Или это сладко пахнущая вода, что стекала с волос, пока Мио шампунь вспенивала и бесконечно шептала что-то, кондиционер нанося и стоном задыхаясь, когда Беллатрикс не выдержала. Снова не выдержала и к стене толкнула, наплевав совершенно на все. Встать заставила и слизывала соль с подтянутых бедер, ногтями в разгоряченную кожу впивалась и на себя тянула, проникая языком глубже и словно в бреду обещая в следующий раз магию использовать. Чтобы Мио задыхалась почти отчаянно, наполняя легкие горячим влажным воздухом, а Белла задыхалась меж ее бедер, наполняясь пряными соками, не думая ни о ком, ни о чем, лишь бы только и дальше дрожащие стоны слышать и сорванный голос, пока ладони в скользких от масок волосах путались и ближе тянули. Еще немножечко, и спина дугой изгибается, сладкой судорогой по телу прокатываясь, сладким поцелуем сливаясь, вновь в остывшую воду опустившись. Вновь на кровать падая. Но это по-прежнему не любовь. Просто это впервые, когда Беллатрикс не пришла на утреннее собрание.