***
— …Право слово, леди, Вы тревожитесь почём зря. Посмотрите, как тих и спокоен океан! Мужчина в годах активно жестикулировал то ли для того, чтобы придать большей искренности собственной речи, то ли для того, чтобы согреться. Закатное солнце игралось последними солнечными лучами, отражаясь от начищенных до зеркального блеска иллюминаторов, окрашивая тёмные воды и палубу багрянцем. Женщина, в тревоге и предчувствии чуть хмуря брови, лишь несильно покачала головой. Взгляд её скользил от массивных труб к темнеющему горизонту, потом к шлюпкам (которых, как им сказал по секрету мистер Исмей, хватит не на всех, но тревожиться не о чем, ведь их корабль непотопляем и шлюпки просто дань традиции) и уже от них на редких пассажиров, прогуливающихся перед ужином. Настроение, ещё только утром бывшее приподнятым что от свершившейся проказы, что от доброй встречи, теперь пребывало на совершенно противоположной отметке. И продолжало опускаться, равно как солнце или же температура воздуха. — Тогда океан тоже был тихим и спокойным, ничего не предвещало беды. И вместе с тем… Я не хочу накликать беду, не подумайте, просто на сердце неспокойно. Всё кажется, что вот сейчас из-за поворота выйдет Джонатан, светло и мило улыбнётся, как умел только он, позовёт на ужин, а потом… Ха, возможно, так на меня начали действовать морские путешествия в Америку. Несколько отрешённо улыбнувшись, женщина в немой просьбе протянула руку, и друг семьи без лишних слов, без всяких двусмысленностей крепко и бережно сжал ладонь. — Вы многое пережили, леди, оно и понятно. Но вкусный ужин, приятная компания и тёплая беседа наверняка отвлекут Вас от грустных мыслей. О, кстати, мы ведь так и не отправили на континент телеграмму!.. — И не станем подобно множеству невеж отвлекать телеграфистов от работы. Считайте это женской причудой, однако же во имя всего святого, нужно же знать меру. Мне как-то довелось услышать отрывок одной «телеграммы»… Сокрушённо и возмущённо леди делилась своими впечатлениями и замечаниями, в то время как мужчина, честно скрадывая смешки, поправлял цилиндр и согласно кивал головой в такт каждому слову. В гневном запале леди Джостар напоминала многим больше себя юную, пылкую и живую, и это было намного лучше, нежели взрослая хандра, тревога и страх в небесно-голубых глазах. Кто же знал, что всего через несколько часов…***
— …Сохраняйте спокойствие! Первыми в шлюпки садятся женщины и дети! Сохраняйте спокойствие, без паники!.. — Эдвард! Где мой Эдвард? Вы не видели здесь мальчика, сэр? Мэм, быть может Вы?.. — Катрин, не упрямьтесь и полезайте в шлюпку. Ну же, моя дорогая, вспомните хотя бы эти Ваши умопомрачительные истории. Всё прямо как в том романе, что Вы мне рассказывали… Повсюду слышался людской гул, раздавались крики и приказы офицеров у шлюпок. Истерика, страх и паника правили ныне балом на корабле мечты. Шутка ли — теперь уже довольно заметно непотопляемый исполин шёл ко дну. И всё же даже в этом хаосе находились люди, что являл им собой то самое спокойствие и достоинство своего времени и культуры. Нельзя сказать, что они не ведали страха, ни в коем случае. Как и все вокруг они были в ужасе, и вместе с тем они помнили, чему их учили предки. Мужчины отважно уступали стремительно заканчивающиеся места женщинам, и были женщины, что отдавали свои места служанкам, гувернанткам, компаньонкам. Только не все мужчины были с этим согласны. — Леди Эрина, чтоб Вас!.. Прошу, молю и заклинаю — сядьте в эту чёртову шлюпку! Сейчас не время помнить о благородстве или что ещё Вас там останавливает. Вы ведь понимаете, наверняка понимаете, в каком именно мы положении, только я никак не возьму в толк причину этого Вашего упрямства! — Однажды я покинула судно корабля в схожей ситуации и вот уже сколько лет в кошмарах слышу и плеск волн, и предсмертные хрипы людей. Возможно, останься я тогда на борту… — Совершенно точно бы погибли, и славный род Джостар угас бы навсегда! Ну же, неужто Вы желаете Джорджу пройти через то же горе, что и Вы когда-то? Он ведь так радовался Вашему обещанию прибыть к нему на Новую Землю. И он вместе с Элизабет ждёт Вас… — Нас. Они ждут нас обоих. И в обратном Вы меня не переубедите. Оттого и это судно мы с Вами покинем вместе. Тон женщины не терпел возражений, и будь корабль живым, он бы постыдился… Хотя его нос и без того уже многим заметней погружался в холодные тёмные воды. На принятие решения у них были даже не минуты. Шлюпок становилось всё меньше, мест в них особенно. Где-то отсчитывали свой ход, не думая о том, что совсем скоро некуда будет спешить, отсчитывали минуты и секунды стрелки часов, покуда мужчина и женщина глядели в глаза друг другу. В итоге прочитав в глазах другого, что ни один из них не отступит, был принят весьма диковинный компромисс. Леди сняла с руки чуть потемневшее от времени обручальное кольцо, которое вложила в широкую мужскую ладонь, взамен же приняла такие же потёртые карманные часы. — Я вернусь за Вами ровно через час, Роберт. И только попробуйте потерять кольцо, скрыться не поможет даже морская пучина, — строго, с затаённым в глазах страхом и мольбой произнесла строгим голосом леди, когда взошла на одну из последних шлюпок и глядела уж вскоре снизу вверх на удаляющуюся палубу и остающегося на ней человека. Ответом ей была чуть шальная дружеская улыбка да приподнятый цилиндр. Что поделать — сдаваться или унывать было не в характере основателя недавно рождённого фонда Спидвагона, хотя стремительно прибывающая ледяная вода грозилась это исправить, как и почти оборвавшийся рядом канат…***
Пронзительный свист разрезал чернильную тьму и тишину, равно как и яркий в ночи свет маленького фонарика. — Здесь есть кто-нибудь живой? Звёзды безмолвно смотрели и ловили собственное отражение в зеркальной и почти неподвижной глади вновь стихшего океана. Подумать только, каких-то полчаса назад и даже ещё немного меньше пусть редко, пусть уже с огромными промежутками, но раздавались хриплые вскрики молодых и старых людей, вода продолжала недовольно пениться и лизать голодными холодными языками кожу, оставляя индевелые ожоги на одежде, на волосах и белых спасательных жилетах, что малым саваном порой утягивали всё чаще вниз. Такая тишина была тем страшнее, что теперь её нарушал лишь редкий-редкий плеск от опускаемых вёсел да глухой звук удара замёрзшего тела о деревянный борт. И только робкие облачка пара срывались порой с губ находящихся в шлюпке людей. Они задержались, безбожно и бесчеловечно задержались, решая, казалось бы, бессмысленный спор о том, «нужно ли возвращаться». Тонкие пальцы, не затянутые боле в перчатки, до боли впивались в металлический край карманных мужских часов, постоянно глядя на минутную стрелку. Однако оставить и выживших без внимания было нельзя, именно поэтому было принято решение в итоге разделиться. Большая часть выживших объединила шлюпки под руководством оставшихся офицеров и матросов, уплотнилась максимально для того, чтобы равно как освободить шлюпки, так и сохранить стремительно утекающее сквозь пальцы тепло (и небо, как же сильно весьма многие боролись с желанием прямо здесь и сейчас выпнуть за борт шлюпок наглеца-Исмея! Подумать только, столько доблестных мужей и сыновей остались там, на борту корабля, лишь бы только женщины и дети уцелели и спаслись как можно большим количеством, а он… Он!.. И как же сильно крепло отчаяние, когда удалось почти без особого труда освободить ещё несколько шлюпок. И это только в их «квадрате». Сколько же людей они могли бы спасти ещё тогда?..). Эрина руководила медицинской частью, собирала тёплые вещи и пледы, без которых здесь и сейчас выжившие пассажиры первого класса могли обойтись, и как только вернулась первая шлюпка, легко обменяла своё место в безопасности на место за уключиной. Только бы не сидеть в ожидании, не находиться без дела! Но как же тяжело было видеть эти навечно застывшие лица, обрётшие покой сквозь муки, видеть замёрзшие солёные слёзы, и слышать только редкий плеск волн да почти отчаянный, начавший хрипеть далёкий голос офицера, что и сейчас звал, искал и призывал бороться тех, кто сумел продержаться! Как иронично и звонко в подобной тишине отсчитывали чьи-то мгновения секундные и минутные стрелки…***
— …Томас Максвелл, его зовут Томас Максвелл? Как это нет в списке? Его не может не быть в списке, пожалуйста, молю и заклинаю, проверьте ещё раз!.. — …Мэм, Вам нужно дополнительное одеяло? Быть может ещё чашечку чая? Это была долгая ночь… — …Девочка, семи лет, с белокурыми волосами. На неё было ещё зелёное пальто с птицами. Вы не видели девочку? Её зовут Камилла Фрэнсворт… Утро следующего дня после крушения было ничуть не менее тяжёлым. Прибывшая «Карпатия» отнюдь не сразу сумела в принципе приладится к тому, как поднимать замёрзших, а то и почти окоченевших пассажиров, что уже не владели ни собственным телом, ни какой-либо хваткой. Конечно, кто-то, страхуемый, насколько это возможно, снизу, а также быстро подхватываемый сверху мог забраться самостоятельно по верёвочной лестнице, но таких были сущие единицы. Их поднимали долго, трудно и всякий раз при крене страх был виден лишь на живых и румяных лицах пассажиров и офицеров прибывшего к ним на спасение корабля, но никак не в застывших лицах тех, кого они поднимали. Последние просто знали, что если их уронят, они уже не выплывут. Это понимала и другая сторона, потому старалась двигаться ещё осторожнее и вместе с тем не терять драгоценного времени. На то, чтобы отогреть несчастных пассажиров и выживших офицеров потребовалось немало времени, ещё больше времени потребовалось для того, чтобы составить списки выживших (как мало, их было так преступно мало!). Не все обладали терпением, и кто-то, отогревшись минимально для того, чтобы самостоятельно передвигаться, тщательно и тщетно старался разыскать своих родных и близких среди тех, кто ныне находился на спасшем их судне. Кутаясь в пледы и одеяла, они вглядывались в измученные и обескровленные лица потерянными детьми и потерявшими всё родителями, уповая лишь на чудо, что быть может те, кого они ищут, оказались просто в других шлюпках, и вот здесь, именно сейчас… Шуршали печально длинные юбки, и покрасневшие ладони крепче сжимали накинутый на плечи плед вместе с часами. За ночь металл последних настолько сросся с кожей, что отделить его можно было либо горячей водой, либо сразу вместе с кожей. Первая сейчас расходовалась на куда более важные нужды, а последнее… Часы не сильно и мешали, напротив, давали ту самую робкую надежду. Ветер давно растрепал аккуратную причёску, да и находись они сейчас в другом месте и при других обстоятельствах, многие бы кидали на подобный вид исключительно укоризненные взгляды, но здесь и сейчас… Право слово, всё выглядело так сюрреалистично. Женщины были одеты кто в парадные платья, потому как задержались на вечере, кто в чём-то, схожем с домашним одеянием, а мужчин почти и не было. Возможно, кто-то из них точно также отогревался под пледом и не было видно лица и фигуры, укрытой за покрывалом, но даже так, даже так! Палуба скорее напоминала стонущий, хрипящий и сипящий муравейник, что не мог остановить своего движения, потому что это значило бы потерю надежды, потерю смысла жизни, и вместе с тем чем дольше продолжалось то самое движение, тем больше приходило осознание того, что всё взаправду. И что тех, кого они ищут, здесь скорее всего попросту нет. — …Леди? Хриплый севший голос, сошедший в конце на натужный кашель заставил женщину насколько ей позволяло собственное тело быстро обернуться, широко распахивая глаза. Морщинки у глаз в холодном мягком свете постепенно поднимающегося солнца были тем заметнее, чем больше проливалось и скатывалось слёз по исхудавшим всего за одну ночь щекам. Шаг, ещё шаг, и вот уж два друга вцепились друг в друга так, точно второй сейчас растворится рассветной дымкой. Болезненно впивался металл в нежную кожу, но право слово, сколь животворяща и приятна была сейчас та боль. — Вернулись…***
Нью-Йорк шумел от новостей об их величественном судне, что было вызовом Богам, и уж тем более не мог предоставить желающим тех сведений, что тревожили умы тех, кто ожидал из рейса дорогих и близких, друзей и знакомых. В порту было и вовсе не протолкнуться, особливо когда пассажиры успевшего также ставшего известным корабля смешались с пережившими крушение. Возможно, это было неправильно, и вместе с тем неужто люди, потерявшие или ещё не нашедшие близких не заслужили хотя бы этой краткой передышки? Конечно, счастливые воссоединения случались, но их было многим меньше тех, кто вернулся хорошо, если только с половиной сердца, а были ведь и те, кто потерял абсолютно всё. — Вы меня боле не заставите взойти на судно до Америки. Тихо и устало произносила леди, одновременно выказывая благодарность милой горничной и вместе с тем подхватывая полы длинного платья, до сих пор сохранившего на подоле кристаллы льда и соли. Почтенных лет мужчина рядом с ней бандитского вида из-за шрамов на лице лишь только улыбался и кивал головой, иной раз поднимая руку, чтобы поправить цилиндр и после лишь опуская ладонь на собственный затылок. Это была малая потеря из тех, что могли бы случиться. — Особенно, если оно столь громко заявляет о своей безопасности. На подобное возмущение можно было лишь только рассмеяться, и вместе с тем видя всё ещё тревогу в глазах, что уменьшалась крайне медленно с учётом того, что они уже вот-вот ступят на сушу, да и после всего пережитого приходило понимание — с некоторыми вещами не шутят. — В таком случае мой фонд изыщет для Вас другие способы путешествия, леди, можете в том не сомневаться. Не буду говорить тех самых слов о Богах, но всё же Ваша безопасность важна всем нам, — сухая широкая ладонь едва накрыла показывающиеся на сгибе локтя потрескавшиеся от холода пальцы, а там, чтобы отвлечь внимание, вскоре уж указала на куда как более оживлённый пейзаж, где внизу продолжали галдеть и подпрыгивать встречающие, выкрикивающие те или иные имена. — Однако же добро пожаловать в Америку. Внизу, у трапа, вскоре оказался и молодой человек в военной форме, что точно также вглядывался в лица спускающихся, и стоило ему только завидеть сравнительно пожилую пару, невзирая ни на что стремглав помчался к ним, крепко обнимая что леди, что пожилого мужчину. Живые. Они вернулись живыми.