Meliora

Люцифер лежал на острых камнях земли, распластав по сторонам изломанные крылья. Вокруг него снегопадом медленно оседали черные перья. Обессиленный, с обожженной стремительным падением кожей, впервые испытывая простую человеческую боль, что была свойственна всем земным, он не мог пошевелить даже пальцем. Раздробленные кости, ноющие при каждом вдохе ребра, кровоточащая спина, в которую впилось острое крошево, напоминали ему о том, чем он стал. Широко распахнутые, остановившиеся глаза смотрели в хмурое небо — теперь такое недосягаемое и невероятно далекое. Рядом раздался тихий шорох песка. Люцифер собрался с силами и чуть повернул голову, скребя ногтями по камням. Земля была полна опасностей, насколько он мог судить из того, что просто своей неподвижной поверхностью она смогла так жестоко его сокрушить. Возможно, кто-то пришел, чтобы добить его. — Змей… — прохрипел он чуть слышно — на большее не хватало воздуха в легких. Зеленая лента изящно вилась среди камней, оставляя за собой чуть заметную бороздку в песке. Длинное чешуйчатое тело слегка отливало в тусклых сумерках. Змей приблизился к лицу Падшего. Плоская голова приподнялась, и холодные глаза заглянули в его зрачки. — Какие высокие гости в нашем захолустье. Утренняя Звезда. Вот уж не думал, что увижу здесь тебя. Люцифер силился усмехнуться, но вместо этого к горлу подступила кровь, и он закашлялся, мучительно впиваясь когтями в землю. Отдышавшись, он снова скосил глаза. — Вот это и значит — умирать? Рептилия не сводила с него глаз. — Нет. Это значит — жить. Люцифер застонал, приподнимая руку. Он провел ей по лицу, там где запеклись ожоги, отдернулся, уронил ее обратно на землю. Облизал разбитые губы и судорожно вздохнул. — Как вы это… — Так только поначалу, — прошипел Змей. — Они все рождаются с криком. Потом приходит облегчение. — Они… — Люцифер чуть слышно пошевелил губами. — Люди. Я теперь один из них. Весь ужас произошедшего, осознание своей отлученности от Бога, нахлынули на него и затмили разум. Тот факт, что он больше не ангел и небеса закрыты для него во веки веков, подступил спазмом к горлу, накатил приступом удушья. Он захрипел, хватая ртом воздух. — Змей… — Я здесь. Он почувствовал, как скользкое тело взвилось по руке, и остроносая мордочка поднялась над его откинутой назад головой. Охваченный первой в свой жизни панической атакой, Люцифер пытался вернуть себе дыхание. Через какое-то время ему это удалось. В молчании тянулись минуты. Змей терпеливо ждал, прежде чем снова начать говорить. — Ты повздорил с нашем великим Создателем, и случилось непоправимое, так? Сам, или тебе помогли? Люцифер нахмурился. — Мое путешествие вниз стало следствием моего осознанного выбора. Все остальное — неважно, — он гордо поджал губы. — Что ты сказал Ему, Светоносный? — Что выше звезд поставлю престол свой. Что хочу быть равным Ему и превзойти Его. Его голос окреп, слова взвились к небу, пока бессильное тело оставалось лежать на земле. Змей издал шелестящий свист, в котором Люцифер угадал смех. — Зачем? — Потому что я лучше. Неужели не видишь? Он вдруг содрогнулся и закашлялся. Края его рта окрасились свежей кровью. Осколки ребер заходили ходуном, впиваясь в легкие. Змей склонил голову на бок, покачиваясь на длинном теле. — Вижу кусок мяса, запеченного на камнях. Где твое сияние, Архангел? — Давай, смейся… — Люцифер закатил глаза, тяжело дыша. — Теперь всякий может подойти и пнуть меня. Он собрался с силами и перевернулся на бок, скрипнув зубами. Оперся на оставшийся целым локоть и замер, привыкая к новым оттенкам боли. Змей, соскользнувший с его груди, обвился вокруг осколка скалы и вытянул голову вверх, неподвижно наблюдая. Люцифер поднял взгляд, ища его глазами. — Скажи, Древний Змей… Ты ведь здесь почти с сотворения Земли? Это ты соблазнил Еву и Адама вкусить от могущества Божия? — Я дал им возможность выбирать, ты прав. Вкусить плод было их первым самостоятельным решением. — Когда Земля была еще молода… и я ходил по ней… она была другой. Где теперь Эдем? — Надеешься, что сможешь доползти до маленького кусочка неба на Земле? — Змей снова прерывисто зашипел. — Возрадуйся, ибо ты уже на месте. Эдем вокруг тебя. Люцифер чуть приподнялся на локте. — Что произошло? — Это то, что люди сделали со своим выбором. Они начали менять Эдем с тех пор, как познали добро и зло. Они жгли и вырубали его, чтобы засеять свои поля. Потом почва перестала плодоносить, и они перебрались на другое место. Люцифер выпрямил руку, приподнимая себя над землей, и наконец сумел сесть, угрюмо оглядывая каменистую пустошь. Ночной мрак окрасил ее в буро-коричневый цвет. Над землей слабо светилось голубоватое зарево, высвечивая линию горизонта. Еще никогда он не видел Творение таким разделенным. Он с отчетливостью осознал, что здесь, на Земле, есть верх и низ, и внизу не то же, что наверху. Неужели так было всегда, а он просто не замечал? Он сгреб рукой песок и просеял его между пальцами. — Выходит, делая самостоятельный выбор, мы становимся хуже? Мы падаем с сияющих вершин и превращаемся в это, — он расправил ладонь. В ней осталась горстка праха. Змей уставился на него немигающим взглядом. — Ты начинаешь познавать добро и зло, Падший. Это неизбежное следствие того, что ты вкусил от древа познания. Изначально добро и зло было ведомо только Богу, носителю высшей воли. Затем воля была украдена у него людьми по моей подсказке. Теперь ты вырвал ее у него из рук, обжегся и пал. Все, кто проходят этот путь, начинают его в ямах Земли. Дело не в том, что ты стал хуже. Просто ты начал задумываться о том, что хорошо, а что плохо. Это и есть Выбор. На небесах все не так, да? Там есть только одна сияющая магистраль. Там все едино. Люцифер водил рукой по сухой бесплодной земле, разбрасывая пыль там, где блуждал его взгляд. И хотя его свесившаяся вихрастая голова казалась безучастной ко всему окружающему, уши чутко прислушивались к тому, что говорил Змей. — Ты просто впервые увидел свою тень, Сияющий. Прежде ты никогда не оборачивался — не было причины. — На небесах мы все смотрим в одном направлении — туда, откуда исходит свет, — пробормотал Люцифер. — Так откуда нам знать, что у нас есть тени, что Он отбрасывает? — Сегодня ты познал хорошее и плохое. Вскоре ты узнаешь, что боль идёт под руку с наслаждением. Что бывает молодое и старое, горячее и холодное, умное и глупое, светлое и темное, ночь и день. Ты пока не понял, но именно эти противоречия и движут миром. Ведь как что-то могло бы двигаться и меняться, если бы оно было едино и неделимо? Люцифер поднял на него белые глаза. — Как Бог. Он перевел взгляд на горизонт, опершись предплечьем о колено и свесив ногу с уступа скалы, на которую упал. — Он благ — так они говорят. Благ и совершенен. Совершенству некуда двигаться. Он Сам в Себе замкнут, ограничен. Тот, кто содержит в себе и добро, и зло, способен меняться лишь внутри себя. Мы же, злые, двинем сам мир… — по его губам в первый раз пробежала слабая тень улыбки. — Спасибо, Змей. Я только теперь начинаю понимать суть произошедшего. — Он, морщась, расправил плечи. — Независимость — не проклятье, а дар. — Злые… Значит, ты всё-таки выбрал сторону. — Я ее создал. Люцифер медленно встал, опираясь на целую ногу, прижимаясь плечом к скале. Он выдохнул и огляделся. Вокруг не было ни палки, на которую можно было бы опереться, ни дружеского плеча. Он сделал шаг, волоча за собой разбитые крылья, и сжался от боли во всем теле. Каменистый склон начал крошиться под стальными когтями. Люцифер перевел дух. — Говоришь, они распахали землю? Сколько до ближайшего поселения? — Далеко. Примерно сто пятьдесят тысяч шагов — и ты доберешься до человеческого жилья. Но в твоём состоянии шагов будет вдвое больше. — Тогда я начну считать прямо сейчас. Люцифер вперил взгляд в горизонт, ища глазами направление. Змей сделал круг по земле, снова вытянулся и качнул плоской головой в одну из сторон, на вид ничем не отличающуюся от других. — Туда. Да, кстати, эти крылья… Не стоит тебе показываться с ними на глаза людям. Все равно летать на них ты уже не сможешь. Если что, тут кругом много острых осколков… — Спасибо, Змей, — Люцифер качнул головой. — Я запомню твой совет. — И да, люди здесь не любят наготы. Они носят одежду. — Зачем? — Падший удивленно вскинул брови. — Это стыд. Не пытайся понять, тебе он неведом. К тому же, скоро ты узнаешь, что такое холод. Стоит и тебе раздобыть какую-нибудь тряпку. Люцифер презрительно скривил губы. Сощурившись, он уставился туда, куда указал Змей и, набравшись духу, сделал несколько нетвердых шагов. — Теперь я тебя покину, — прошелестела рептилия. — Помни, ты не первый, в ком пробудилась воля. Но, возможно, лучший. Чует мое сердце, вы поладите. Сказав это, он скользнул меж камней и исчез. Оставшись один, Люцифер выдохнул сквозь сжатые зубы и с усилием выпрямился. Придерживаясь рукой за скалу, он обвел взглядом бесплодную пустошь, затем взглянул на небосвод. Горизонт чуть просветлел. Над серой землей медленно всплывала утренняя звезда — предвестница рассвета. Он долго смотрел, как она секунду за секундой проделывала свой путь к небесной выси и постепенно таяла, стремясь к точке зенита. Потом он отвернулся и заковылял прочь.