***
Кристина сидела на кровати. Кончики пальцев на ногах едва касались пола. Кажется, она был рада… что Ксандры по какой-то причине сейчас здесь нет. Её устроило бы любое объяснение, лишь бы ведьма оказалась где угодно, и подальше. Вода смыла следы крови… но всё ещё хотелось расцарапать ногтями кожу, чтобы убедиться, что действительно ничего не осталось. Волосы не успели окончательно высохнуть, и кое-где упали капельки… на халат, на расправленную постель. Девушка сжала в руках гребень – доставшийся ей как ещё одна часть наследства, – забыв о том, что расчёсывала всегда излишне путающиеся от влажности волосы… Происходящее по прежнему походило на какую-то чёрно-белую комедию без особого смысла в сюжете. Только вот смеяться совсем не хотелось. Тело до сих пор болело. Бальтазар залечил бо́льшую часть треснувших и сломанных от удара заклинания костей, но кое-что всё же оставил… на случай, если подопечная вдруг решит благополучно забыть о случившемся. Всё заживет уже к вечеру, в крайнем случае к завтрашнему полудню, а вот его слова… они запоминались надолго. Въедались. Царапались. Кристина старалась бороться с последствиями сказанного им, но иногда не получалось… как сейчас. Кажется, она больше не видела ощутимой разницы между тем, что «надо» и «необходимо», что следовало делать, и тем, чего ей «хотелось». На самом деле хотелось. В том, чего она желала… в свои последние мгновения жизни. Отчего-то становилось тревожнее… хотелось обнять себя. Не крепко, но очень бережно. Укрыть. Согреть. Сказать о каких-то, наверное, важных вещах. Хотелось позаботиться о себе не во вред. Быть может, передать в чьи-то руки гребень, чтобы расчесали её волосы. Как мамы своим маленьким дочерям, как взрослые дочери своим постаревшим мамам. На столике у кровати всё ещё стояла тарелка с кусочком праздничного пирога. Кусочком, который так вовремя оказался в нужном месте. Стал мотивом. Поводом, изменившим исход вечера… Некогда мягкое тесто постепенно становилось жестким. Высыхало. Местами осыпались украшения. Но в комнате всё ещё пахло грушами. Так ненавязчиво, так мило. Именно на не тронутый кусочек пирога обратил внимание, вновь вошедший Хавьер: – Ты до сих пор ничего не ела, – мужчине стало хуже после событий, участником которых он оказался не по своей душевной доброте, а от безвыходности. – Я не голодна, – бесцветным голосом произнесла девушка. Она вновь взглянула на открытый шкаф, где висели её вещи. Идеально выглаженные, без шанса на случайную складочку. Выставленные в порядке частоты ношения коробки с обувью на нижних полках. Наверху, коробки поменьше. Со шляпками, которые девушка не носила даже по особым случаям или ради сценического образа. Выбор одежды на сегодня отвлекал от ненужных мыслей. По-своему успокаивал. Или это оказалось единственным на данный момент, что она действительно могла контролировать. – Как думаешь, мне больше идёт абрикосовый или зелёный? – Кристина усмехнулась. – Абрикосовый… какая чепуха. – Выбери синее, – Хавьер задумался о том, что впереди его ждёт ещё много подобных вопросов, девичьих метаний, ведь по воле лоа ему посчастливилось стать отцом дочери. И какое всё-таки счастье, что Ка́рмен пока ещё слишком мала для всего этого. Что у него впереди достаточно времени, чтобы как следует подготовиться. Кристина выдохнула и, разжав сжатые кулаки, положила гребень на кровать. Преодолевая слабость, поднялась. Прошла к шкафу. Начала перебирать одну вещь за другой в направлении ближайшего платья синего цвета. – Знаешь, я злюсь… когда кто-то думает, что мне не больно, раз я ничего не рассказываю. Но правда в том, что я не рассказываю, потому что мне кажется, что болит постоянно. Она коснулась хлопковой ткани тёмно-синего платья. Того самого, в котором приехала сюда. Коснулась неуверенно, с толикой излишнего сомнения. – Наверное, это от того, что я решаю проблемы по мере их влияния на продолжительность моей жизни, – девушка слегка привстала на носочки, чтобы крючок плечиков слетел с перекладины. – А в остальное время создаю их. Хавьера беспокоило, как складывались отношения Бальтазара и Кристины. И в то же время искренне удивляло, как им удавалось столько времени оставаться неразлучными спутниками. Как могло случиться, что абсолютно разные пути вдруг стали одной дорогой? Это даже немного забавно… у них те же проблемы, которые волнуют простых смертных. Хотя нет… в этих отношениях больше драмы, и не всегда получается с точностью утверждать, кто её создает – Кристина или Бальтазар. Бальтазар или Кристина. – Почему бы вам не поговорить? – когда первые страсти от произошедшего улеглись, и все успели немного поостыть. – Я пыталась, – она подошла к зеркалу и приложила к себе платье, чтобы убедиться… эта неестественная бледность ей совсем не к лицу. – Вышло не очень. Он не хочет меня слушать, Хавьер. Никогда не хотел. И пусть мы давние знакомые, но у нас больше запретных тем, чем допустимых к обсуждению. Ей вспомнился шелест крыльев сквозь приходящее в себя сознание. Она с трудом сделала первых вздох, чтобы понять… треснуло два ребра, ещё два, кажется, сломалось. Лёгкие сжались, словно пытались уместиться в ставшей меньше грудной клетке. Тихий писк, вырвавшийся с пересохших и потрескавшихся губ. От боли, через которую девушка инстинктивно сжалась в клубочек. Не было ни клеточки, которая бы не ощутила появившихся травм. Каждый раз, как первый. И глаза пронизанные сетями лопнувших капилляров. Всё плыло, отказываясь сливаться хотя бы в смутные очертания пространства. Приглушённый грохот где-то внизу, или ей так только казалось… из-за повреждённых барабанных перепонок. Жалкая попытка крика, когда Кристина попыталась перевернуться и встать на четвереньки. Она опустила голову, отчего стукнулась лбом о пол, и замерла. Больно, ей было невыносимо больно. Кровь из носа толи ещё текла, толи в какой-то момент остановившись начала течь вновь. Частые вдохи и выдохи, словно собирается с чем-то… толи смелостью, толи последними силами, если они ещё остались. Резкий щелчок дёрнувшегося тела. Нечеловеческий короткий вскрик… от того, как вправились сломанные кости. Прокусив губу, девушка всё же встала, найдя опору у чего-то попавшегося под руку. Кажется, это был один из старых сундуков. Под ногами захрустели осколки стекла, и она наощупь добралась до ближайшей стены. Упала на неё, прижавшись. Тело горело, но саму Кристину знобило. Звуки внизу уже затихли, и ничего хорошего это не предвещало. – Вместо того, чтобы просто накричать, – вернулась девушка к своему отражению, – он начнёт добивать молчанием. Его излюбленная, изощрённая тактика. Игнорировать моё существование. Чтобы я сама усомнилась в том, что существую. В том, что я есть. Ей вспомнился ещё один вскрик. Тот, что вырвался из груди, когда она-таки смогла спуститься и добраться до входной двери. Она кричала его имя, застав Бальтазара на крыльце. Без сознания. И вместе с кровью человеческого сосуда из оставленных ран просачивалась его благодать.***
От полученных ран не осталось и следа. Вовремя подоспевший Хавьер, а затем и вернувшаяся Хасинта сделали всё возможное для того, чтобы сохранить человеческий сосуд. Но этого оказалось недостаточно. Бальтазару потребуется время, если он собирается и дальше использовать избранное им тело. В частности это означало, что ангелу какое-то время придётся вести жизнь мало чем отличающуюся от жизни простого смертного. Без резких движений. Без исчезновений в неизвестном никому направлений. Без излишнего рвения, присущего всем воинам божьим. Да и свои таланты к исцелению других ему придётся немного попридержать при себе. А виной тому нарочно или без умысла стала его подопечная. Кристина не нашла иного способа призвать Бальтазара, как переписать заклинания на призыв для демонов. Увы, но девушка никогда не была сильна в хитросплетениях магии. И естественно всё пошло не так, как могло бы пойти ещё на этапе идеи. Наверное, Бальтазар мог выдохнуть только от одной мысли – в переписанных заклинаниях на призыв белоглазых демонов было больше символики из письменности родного языка ангелов. И он точно знал, что не учил её енохианскому. Как и тех, что были до неё. Ему действительно есть над чем задуматься… даже если попытаться сравнить Кристину с теми девушками, которые напоминали её больше, чем остальные. Такие, как она, появлялись крайне редко. Кристина стала второй за время, что он исполняет роль их хранителя. С первой Бальтазар не успел сделать каких-то фатальных просчётов, с Кристиной же оставалось лишь возрадоваться. Ведь если бы врата ада не были надёжно запечатаны… ей бы хватило сил достучаться? Раньше он не задумывался, насколько может быть опасно происхождение всех этих девушек. Не задавался вопросами, почему Отец не посчитал нужным хотя бы упомянуть о некой вероятности, когда возлагал на него эту… работу. Теперь же Бальтазару предстояло поразмыслить над тем, какие обходные пути могут скрывать в себе переходные – как их называли старшие Ламарши, – существа. На грани… вместе с ней на грани жил и сам Бальтазар. И балансировать между двумя сущностями одной медали становилось только труднее. – Мы с Уго сегодня опробовали заклинание, – женщина перебила мысли ангела, заставляя вернуть всё его внимание к ней. Кажется, за последние недели она заметно постарела. И магия, которая должна была даровать ей красоту и долголетие, теперь отнимала обещанное. – Полнолуние не годится. Придётся подождать ближайшего новолуния. Очарованная и завороженная яркими огнями Полумесяца Кристина устраивала свою идеальную версию жизни даже не подозревая... не без участия Бальтазара для неё плелись прочные сети задолго до того, как они ступили на землю Нового Орлеана. Именно ради этого ангел привел её на порог к Ламаршам. Возможно, лишь их магии сейчас было подвластно не только поймать его подопечную в эту паутину, но и заставить запутаться. В очередной раз испытать свою судьбу. – Придётся пересмотреть некоторые аспекты, но к назначенному сроку мы должны успеть, – подобно самым виртуозным иллюзионистам Хасинта и посвящённые в ритуал члены ковена сотворили заклинание, не оставив после себя никаких следов. – На этом всё. После Марди Гра ты заберёшь свою… нзамби… и вы уберётесь из нашего города, а мой долг будет уплачен. Бальтазар не возражал. Он пока не предполагал, куда они могут отправиться после. Где Кристина Перес благополучно завершит свой жизненный цикл и даст начало новому. Как её предшественницы… Казалось бы, нет ничего проще. Намекнуть подопечной о не столь отдалённом отъезде, чтобы она успела продумать свой уход. Завершить свою историю. Не оставлять после себя тут и там многоточия, но подвести уверенную и осязаемую черту…***
Кристина прикрыла дверь спальни, но так и не услышала характерного звука. Кажется, девушка уже обвыклась с этой слабостью, больше напоминающую человеческую усталость. Глаза оставались слегка покрасневшими, моргание ощущалось как неприятная резь под веками. На губе подсохла ранка от прокуса. Ничего необычного, всего лишь бурная ночь… такую отговорку она озвучит, если кто-то не совсем тактично поинтересуется о её нездоровом внешнем виде. Наверное, у неё бы нашлось время посмеяться над каламбуром, ведь ночка и правда выдалась бурной. Однако её отвлекли шаги, раздавшиеся так близко. Тихие, привычные. Знакомые нотки пряной композиции с магнолией и индийским шафраном. Стойкие, но оставляющие за собой минимальный шлейф. Сложные, при определённых настроениях даже спорные. Тот случай, когда ты с первого вдоха либо влюбляешься без памяти, либо почти ненавидишь. С момента своей затянувшейся размолвки девушки взглянули друг на друга как те, из кого непременно бы получились идеальные лучшие подруги. Получились бы, не смотря на такие кардинальные различия. Судя по всему, ночка у Джии выдалась не менее изнуряющей. После чего ей не удалось выкроить и пяти минут для себя из-за проделок Кристины. – Как ты? – неловко выпалила Маррера. – Бывали дни и получше. Она снова сорвала голос. Осипший, но всё же мягкий и ласкающий слух. Только в этот раз Кристина пока не готова была признать, что голос может больше никогда не восстановиться. А от предстоящей встречи с ангелом хотелось вернуться в спальню и не выходить оттуда ещё с неделю. – Хасинта приготовит для тебя настойку, – неловкость сменилась ощущением какой-то… прострации. Вот так просто стоять и разговаривать в коридоре, будто ничего и не было. – Это должно помочь. Кристина, помедлив, всё же кивнула. Толи в знак согласия, толи таким образом благодаря за проявленное понимание к её состоянию… Их разговор не стремился к продолжению. Не находилось никакой темы, что могла бы вновь объединить их. И Джия, устало выдавив подобие улыбки, направилась дальше по коридору, чтобы наконец забраться в постель. Девушка не знала наверняка удастся ли ей уснуть, но немного уединения точно не станет лишним. Перес её не остановила. И представив, что впереди ожидает спуск по лестнице, а так же лабиринт из всего, что напоминает о прибывших гостях, тяжёло выдохнула. Ещё одна встреча с Бальтазаром, и она сможет отправиться бродить по городу, как когда-то. Например, в поисках своего учителя по игре на гитаре. Она давно не навещала его. Все эти попытки избавиться от трикстера забирали с собой уйму потраченного времени, не оставляя шансов ничему иному. Что-то должно было оказаться важнее… и гитара проиграла в приоритетах. – Эдуардо, – раздался голос ведьмы, заставляя Кристину остаться на месте. Девушка обернулась. Джия стояла, слегка оперевшись на стену. Её глаза были опущены в пол, а губы нервно сжимались, как если бы она нервничала больше обычного. – Пока ты была озадачена проделками фокусника, – Маррера сказала прежде, чем успела подумать. И стоило бы опустить момент, что между ней и каким-то трикстером, Кристина выбрала второго, но не получалось. – Я поняла, что могу думать только о нём. Об Эдуардо, чёрт бы его побрал, Руссо. Ведьма знала, что в такой час их никто не услышит, и можно говорить всё, как есть. Называть вещи своими именами. – А вчера я узнала, что нынешний альфа выбрал его своим приемником… Иного дня Мигель Руссо просто не мог выбрать для столь важной для всего сверхъестественного сообщества Полумесяца новости. – В апреле он женится. Дед подобрал ему идеальную партию, из другой семьи оборотней. Они давно искали повод породниться. Маррера понимала ценность корней и семейной истории. Она и сама выросла во всех этих убеждениях. Но сейчас они казались такими жестокими и несправедливыми. Нечестными по отношению к тем, кто жил не в прошлом, а настоящем, и имел право выбирать… хотя бы кого любить. – И как бы я ему не нравилась, чистота крови превыше любых чувств. Это его обязанность, как будущего альфы. Сама того от себя не ожидая, девушка рассмеялась. Лишь сейчас понимая, что до сих пор смеется лишь для того, чтобы вновь не расплакаться. Она даже не знала, что хуже…. реветь, кусая запястья, на собственном вечере, закрывшись в туалете бара, или же на глазах у Перес. – Мне… жаль, – и ведьма неуверенно взглянула на Кристину, во взгляде которой не было ни капли осуждения или торжества, которые так боялась увидеть в ней Джия. Жаль… что именно это оказалось тем самым, что заставило их вновь вспомнить о том, что было «до». Они обе искали здесь что-то для себя. Не обязательно грандиозное… достаточно было собственного клочка под солнцем. Где для каждой нашлось бы что-то, что делало их счастливыми. – Это ещё что, – иронично передразнила её ведьма, как и саму себя. – Его невестка оказалась обожательницей моих работ. И хочет, чтобы именно я шила свадебное платье…***
Тишина кружилась из комнаты в комнату в своём вычурном танце. Её никто не мог увидеть, но все чувствовали. Вязкая. Неудобная. Извивалась, не отбрасывая тени на стены. Последние шорохи, призванные убрать последствия произошедшего, затихли, переступив пороги комнат, где теперь пытали обрести сон в своих постелях обитатели дома. Лишь ненавязчивое чаканье минутной стрелки напольных часов напоминало, что время не застыло на месте… оно всё ещё движется. Манит за собой… в ближайшее будущее. Такое неизведанное, непредсказуемое, разрушающее все ожидания. «Тишина кружилась, дразня стрелки часов. Присваивая себе мгновения между делениями на потёртом циферблате». Именно поэтому Кристина заметила напряжённый разговор задолго до того, как преодолела последнюю ступеньку лестницы, ведущую со второго этажа на первый. Слов почти не разобрать, и всё же ей становилось как-то не по себе от интонаций, на которых разговаривали Бальтазар и Хасинта. Они почти одновременно оставили существующие между ними разногласия при себе, когда девушка вошла. Ни ангел, ни Хасинта не обернулись, чтобы взглянуть на неё. Хозяйке дома и вовсе потребовалась пара минут, чтобы решить, как поступать дальше. И действительно ли принятое решение непременно должно совпадать с представлениями ангела о дальнейшем развитии событий. «Может, сейчас самое время, чтобы разорвать замкнутый круг», – пронеслось в её голове. Так бы она поступила, если бы не какие-то неосторожно возникшие привязанности или долги прошедших лет? – Оставлю вас наедине, – тактично заметила женщина. Покидая своих гостей, ведьма протянула девушке небольшую скляночку с плескавшимся внутри содержимым. Кристине показалось, что по ней скользнул уже совершенно другой взгляд. Не заинтересованный, как в их первую встречу. Не понимающий, как ещё несколько дней назад. Неприязненный… но всё же она с благодарностью приняла предложенное, позволяя Хасинте не задерживаться здесь дольше, чем бы ведьме того хотелось. Разговор обещал оказаться не из лёгких. Может сложнее, чем все предыдущие, в окончании которых никогда не удавалось избежать скандалов. Кристина могла в очередной раз закрыть на всё глаза. Смолчать. Проглотить свои переживания и волнения. Свои тревоги. Но отрицать больше не имело смысла… оставленные на человеческом сосуде раны девушка бы не с чем не перепутала. Не в этот раз. И не в этой жизни. Ей хотелось бы верить, что всё это лишь случайности. Если бы не Новый Орлеан, который наглядно учил её тому, что случайности не случайны, но и закономерными их называть излишне. – Я должна знать, – не так твёрдо, не так уверенно, как ей бы хотелось. Первое, что вложил в неё Бальтазар в начале жизненного цикла – простую истину. Её суть заключалась в том, что ангелов на земле немного. Настолько, что можно сосчитать по пальцам. Но от них нужно держаться как можно дальше, особенно ей… лишь одному ангелу она могла верить – своему. Потому что он не просто сопровождает её. Бальтазар для неё хранитель. Так решил Бог. Так Он повелел. Следовать за каждой из них. – Это ведь не из-за твоих поисков, верно? – ей хотелось продолжать верить в простые истины, но девушка не могла выкинуть из головы, что произошедшее с Бальтазаром что-то личное, нежели связанное с ней. Как и та стычка с друидами, из-за которой На́рия, родившаяся в начале двадцатого века оказалась заброшена далеко от дома. Если бы не это, возможно, её предшественница не оказалась бы на костре по ложному обвинению. Не оказалась бы в Салеме, о котором теперь ходило множество историй… и никто доподлинно не мог сказать, что правда, а что успешно прижившаяся выдумка. – Этого не случилось бы, не свяжись ты с призывом, – резкий ответ ангела напоминал о том, что мужчина ещё злится на неё, и вести дальше этот диалог не намерен. Кажется, между ними всё стало только сложнее. Кристина в очередной раз хотела задать вопросы, на которые Бальтазар по той или иной причине не мог ответь. Иногда даже не соврав. Но больше всего девушке хотелось закричать, что она не обязана мириться с расплатой за его ошибки. За его промахи. Оплошности. И может произошедшее с ним сейчас и стало следствием её собственной ошибки и абсолютной бездарности на поприще ведьм, но это не исключает его причастности. Ведь это он не удосужился научить её элементарным вещам. Это он предпочитает бросать её на произвол судьбы и верить, что жизнь сама всему научит непутёвую подопечную. И Кристина учится… но не собирается извиняться, что иногда терпит вот такие фиаско. Девушка точно не помнила, почему у них сложились такие… почти односторонние… отношения. Почему у них всё именно так, а не как раньше у других. С чего началось, где они оступились, и можно ли это как-то исправить. Что нужно сказать, чтобы всё встало на свои места. Они всё ещё молчали. Кажется, впервые после Чарльстона Кристина и Бальтазар так долго находились в одной комнате только вдвоем. Пусть даже имея ворох претензий друг к другу. – Когда я родилась? – спросила девушка невпопад собственным мыслям. Бальтазар взглянул на подопечную… но не с неприязнью или укором. Не с упреком. Озадаченно. Наверное, он ожидал, что однажды кто-то из них спросит его об этом, но меньше всего мужчина ожидал подобного вопроса от Перес. – Ты никогда не говорил, когда у меня день рождения? – уточнила она. Ни единого кусочка праздничного пирога, ни единой свечки на маленьком маффине, благополучно умещавшемся в ладони. Никаких подарков, или неожиданных сюрпризов посреди привычного течения жизни. Никаких вечеринок. Никаких знакомых, выкрикивающих хмельными голосами тосты в честь именинницы: и чем безумнее, тем веселее. Ничего, словно Кристина Перес появилась из ниоткуда, а не в округе Арлингтон на юго-западном берегу реки. – Двадцать восьмое марта, – с какой-то тяжестью произнёс ангел. – Вы всегда… рождаетесь двадцать восьмого марта. Кристина неспешно подошла к окну. Взглянула на почти рассеявшийся туман. Стало ли ей легче от того, что она узнала. Или же так ощущается весь ужас осознания, что двадцать пятый год жизни закончится быстрее, чем вновь приснится сон о смерти одной из её предшественниц. Ещё какая-то пара-тройка месяцев поверх года перед финишной прямой. – Скажи, ты скучаешь по мне, когда уходишь? – Кристина не решилась посмотреть на него. – Хотя бы иногда? Бальтазар едва не поперхнулся утренней порцией бурбона. – По-твоему мне больше нечем заняться в своё отсутствие?! – А по ним?.. – она запнулась, – по моим предшественницам. – Кристина, тебе бы выспаться, – мужчина напряжённо направился к выходу на террасу. После всех разговоров на сегодня ему определённо предстояло хорошенько проветриться и выпить ещё несколько бокальчиков. – Иначе уже у меня появится к тебе много вопросов.Несколько дней спустя
Перемены… они не всегда пугают. Не всегда волнуют. Иногда они просто случаются, и к ним приходится приспосабливаться. Новая жизнь. Новый город. Новый дом. Хотя на самом деле Кристина больше любила небольшие, уютные квартирки. Где-то в золотой середине между верхними и нижними этажами. Первое прикосновение к очередной ручке входной двери. Первый взгляд в окно. Первый звук, доносящийся из-за стены. Топот маленьких детей где-то над головой. И тишина… существующая лишь несколько ночных часов. В ней Перес могла просидеть до самого утра, прижавшись к холодному стеклу, очень скоро ставшему тёплым от соприкосновения с её телом. О чём она думала тогда? О чём мечтала? О ком вспоминала. Или пыталась забыть?! Было ли ей так же неуютно, как сейчас… когда за последние недели с ней вроде бы не произошло ничего ощутимо глобального, но множество мелких событий. «Тик-так». Всё ещё звучали стрелки часов в гостиной. «Тик-так». Стучали капли моросящего дождя в закрытые окна. И Кристина… одна. Посреди комнаты. Она не стала включать свет. Хотелось немного темноты. Немного тишины. Девушка удобнее устроилась головой на спинке диванчика. Перемены… они всегда так не вовремя. Ты пытаешься угнаться за ними. Чтобы поймать? Чтобы ухватить?! Не опоздать?.. Ей тоже пора было что-то менять. Сосредоточить внимание на чём-то, кроме поиска запропастившегося неизвестно куда и как надолго ангела. На чём-то, кроме вороха несвязных мыслей в голове после ухода Габриэля. Пожалуй, Кристина была готова вынести только одно из двух. Девушка вздохнула. После ритуала, треснувшие кости ещё напоминали о себе. Она прижала покрепче одну из ярких подушек, разбросанных на диване и закрыла глаза… Всё вернулось к тому, с чего началось. Только Новый Орлеан вдруг показался таким большим. Немного опустевшим и чуть более размеренным, чем до их с Габриэлем встречи. Звон стаканов с крепким содержимым. Запах сигаретного дыма, смешанный со всевозможными ароматами. Сложно разобрать кому и какой принадлежит. Все так близко друг к другу, сливаются в одно целое. Яркое, но не ослепляющее. Ей стоило лишь немного посмотреть в сторону, чтобы заметить одиноко стоящую женщину у бара поодаль от неё. Взгляд незнакомки старался не искать кого-то в толпе, но женщина нервно крутила обручальное кольцо на своём безымянном пальце. Кристина усмехнулась… подумав, что Габриэлю бы это точно понравилось. Допив оставшиеся глотки виски – и ей было глубоко наплевать, что хорошенькие девушки пьют шампанское из изящных фужеров, – расплатилась. Она ещё не успела выйти из бара, когда скучающую женщину уже обхаживал какой-то не менее скучающий «старичок». Сцен в барах Перес стало мало… как и осознания, что все стоящие перспективы так или иначе упирались в приглашения от баров побольше. Нужно было что-то другое. И она начала искать… сама не зная, что именно. Кристина была уверена лишь в том, что когда найдётся то самое, она непременно это почувствует. Это нечто иное, но не слишком. Неожиданное. Что-то, о чём раньше даже не задумывалась. Что-то, над чем бы раньше откровенно посмеялась – чтобы я?! Да никогда в жизни. И такое место нашлось. Кажется, она уже встречала это объявление. Ещё до первых чисел декабря среди объявлений о продаже зданий. Точнее части здания, в которой располагался небольшой кинотеатр. Девушка даже удивилась… расположение объявления по отношению к информационному потоку явно не способствовало тому, чтобы кто-то задумался совершить покупку. Оно терялось на фоне куда более заманчивых и кричащих заголовков и предложений. Это было просто идеальное место… для репетиций. Перемены… Звуковое кино вносило свои коррективы. Меняло привычную историю кинематографа, создавало новые ценности, новые требования. И не только к актёрам, режиссерам и другим участкам производства. Но маленькие кинотеатры портового городка ещё не были готовы к таким кардинальным изменениям. Новый Орлеан вообще не терпел внезапных и быстрых решений, ещё более не терпел поспешных. Пришлось долго уговаривать владельца… в конце концов мужчина был готов согласиться, если Кристина примет встречное предложение. Она согласится выступать на их сцене. Всего лишь два раза в месяц, а остальное время может петь в любом баре, который посчитает нужным. Предложение, на самом деле являющее собой скорее условие. Условие, рождённое надеждой. Быть может, хоть это как-то поможет удержаться на плаву, переждать только набиравшую обороты бурю… К таким решениям оказалась не готова Перес. Привыкшая жить сама по себе. Приходившая и уходившая, когда посчитает нужным. Но ей нравилось это место. Было в нём что-то такое… особенное. Притягательное. Едва уловимое. Ей вспомнились другие такие же кинотеатры. Утро. Пока ещё пустующий зал. Мелькавшие изображения на полотне. Она обожала ленты французского производства. И была благодарна немому кино за то, что будь у фильмов звук, она бы не смогла понять и половины диалогов. Поразмыслив, Кристина для себя заключила, что по сравнению с… всё остальное – временные неудобства, и она сможет научиться с ними мириться. «Première fois» – её новая композиция. Композиция, остававшаяся в процессе написания. Девушка даже не нашла время, чтобы заняться словами к ней. Всё шло непросто. По большей части из-за того, что Перес сама не до конца понимала, что всё-таки хочет услышать в завершении. Меняя аккорд за аккордом, она вносила правки то в одном такте, то в другом. Музыканты старались поспевать за этими переменами, но даже их терпению и пониманию приходил конец. Когда который подряд музыкант покидал её, девушка находила нового. Только за прошедшую неделю Кристина сменила троих. Четверых, считая сегодняшнего. Попрощалась, но уже имела кое-кого на примете. У неё определённо найдётся лишний часик на кофе, чтобы пообщаться с ним завтра днём. Кристина по-прежнему задерживалась, не особо спеша возвращаться домой. Особенно сейчас. Бродила по вечерним улицам, прислушиваясь к стуку каблуков. Она грустила. О чём-то своем. О чём-то, что Новый Орлеан вряд ли сможет понять. Но всё же… Кристина продолжает его любить. И скучать по жизни здесь, сильнее с каждым днём. Прогоняя мысли, отвлекавшие её, девушка сосредоточилась на партитуре, лежавшей на закрытой крышке рояля. Взглянула в очередной раз на ноты, которые и так знала наизусть… Отложив карандаш, она забралась пальцами в волосы. Сжала их, стянув к затылку. «Тик-так. Тик-так» – напевала ей тишина зала. Немое безумие. Насмешка высшей силы, в которую Перес всю свою жизнь пыталась научиться верить. «Тик-так» – и пальцы сжимались сильнее. Хотелось кричать. До визга в голосовых связках. До противного звона в ушах. Кричать. В надежде, что всё-таки станет немного легче. Уединение вскоре прервала открывшаяся дверь зала. Наверное, Перес вновь потеряла счёт времени, и пришёл уборщик. С месье Коле́ у неё отношения совсем не складывались. Девушка ему не понравилась с первой встречи. Быть может, ей не стоило вступать в перепалку с ним в тот вечер, когда она впервые задержалась. Но он же так напрашивался попасться ей под горячую руку… И лишь тот факт, что у него всё ещё есть работа – потому что эта взбалмошная девица здесь, – заставляла его сменять гнев на милость. Пусть и только для вида. – Уже ухожу, – устало прозвучал голос Кристины сквозь навязчивый шелест бумаг. Перепутанные страницы девушка наспех собрала в папку. Захлопнула её, ловко перетянув нитью. Немного суетливо прошла к спуску со сцены, и лишь у верхней ступени заметила вошедшего. – Ты?! – в растерянности её голос сорвался едва ли не на шёпот. На всякий случай Кристина крепче сжала папку в руках, чтобы та неожиданно не выскользнула, испортив и без того неподходящий момент. Растрепанная. Немного расстроенная. Растерянная от того, что ощущает. Как начинает задыхаться в попытке успокоить задрожавшие внутри неё волнения. Как хочет понять, что же с ней всё-таки происходит. Почему именно с ней… – Скучала по мне? – улыбка Габриэля прошлась мурашками по телу. И на краткий миг между вдохом и выдохом Перес утратила связь с реальностью. – Ещё чего, – парировала девушка. Габриэль осмотрелся. Интересное местечко Перес избрала для времяпровождения… у неё вообще прослеживалась странная тяга к необъяснимому понятию о том, что и как должно быть. Она выбирала эти места не по тому, что видела… Кристина вообще редко верила тому, что видит. Может, именно поэтому приходилось потрудиться над иллюзиями, чтобы обмануть её? Сделать их как можно более правдоподобными. Уделить особое внимание каждой мелочи. Ювелирная работа, на которую он тратил приличное количество времени. Она выбирала подобные места по… ощущениям. Прислушиваясь к своему чутью, с весьма неординарным вкусом. Справедливости ради, их понятия о существующем не так уж и разнились. Дьявол, как всегда, крылся в деталях… и эти самые детали никак не давали покоя. Ему. Ей. Им?! Мужчина вернул взгляд к Кристине. И почему ей так важно всё между ними превращать в соперничество? Упираться, создавать лишний шум и ненужные сложности. Ожидать от него подлостей, тем самым лишь подстегивая желание устроить что-то такое. Этакое. Но… в этом есть и что-то… очаровательное. Забавное. Наблюдать за тем, какой она бывает. Угадывать её тайные желания. Пытаться забраться в её мысли. Желать заглянуть в её сны… должно быть они занимательные, с ноткой меланхолии. – Чего тебе?! – Кристина вновь избрала тактику нападения, не ожидая, что он станет защищаться. Напротив, ей хотелось провоцировать. Габриэль даже не пытался сдержать улыбку. Он выдержал паузу. Достаточную, чтобы девушка успела занервничать. И лишь после – совершенно обыденным движением – показал найденную в своей прежней квартире вещицу. «Дурацкая застёжка» – про себя прошипела Перес. Ну как можно было так неосторожно попасться. Зачем вообще их было надевать, зная, о своих планах на день. И как глупо пытаться отрицать свою причастность. – Сколько уверенности, – легонько дёрнула плечом Перес. – Может, одна из твоих девиц обронила. – Значит, ты не расстроишься, если я… Габриэль замахнулся, не удосужившись довести свою мысль до логического конца. Ему было всё равно как и где избавиться от найденной безделушки. – Нет! Стой! – вскрик разнёсся по пустому залу и, сдавшись, затих где-то у них над головами. Тело подалось вперёд, повинуясь инстинктам, и она почти выронила папку с нотами. – Стой. Не надо, – уже спокойнее. Перес спустилась на пару ступеней, но опять остановилась. Она не понимала, что ей делать с ним дальше. Будто у неё под ногами не ступени, по которым ходила не одна пара ног на протяжении долгих лет, а всего лишь шаткий мостик, и в любой момент дощечка рухнет, вместе с ней и сама девушка. – В самом деле, Кристина, – передразнил он девушку, не без особого удовольствия, – не съем же я тебя! Она нервно поправила волосы и продолжила путь. Плавно спустилась со сцены, прошла среди рядов пустующих кресел. Кристина остановилась примерно в десяти шагах от Габриэля, сохраняя разумную дистанцию, как и с любым другим человеком или существом. – Ты же вроде ушёл, – напомнила она, как бы между прочим. Скорее из вежливости, стараясь избежать намека на официоз, ведь вот-вот от него может послышаться «мадмуазель», которую Кристина так ненавидит в его исполнении. – Был на пути в Чикаго, – название города мужчина произнёс с той интонацией, которой обычно флиртовал с женщинами. Словно город имел для него какое-то особенное значение. Словно там его кто-то ждал. – Когда меня зацепило заклинание. – Видимо, ведьмы Полумесяца тебя не любят, – съязвила девушка. Габриэль выглядел немного помятым. И заклинание явно пришлось ему не по душе, раз он явился разобраться самолично. – Ведьмы меня обожают!.. Секундное молчание, возникшее между ними. Случайный взгляд глаза в глаза, задержавшийся чуть дольше положенного. Эта тишина меж ними щекотала нервы, бросала то в жар, то в холод… По крайней мере, Кристину… Габриэль позволил себе взять вверх над ситуацией, сделать первый ход – как в шахматной игре… неизменно выбирая чёрные фигуры. Всего один ход… приблизиться на два шага ближе. Ещё один ход. И ещё один шаг. Перес не отступилась. С невозмутимым видом сделала шаг навстречу. Забрала так неожиданно вернувшееся к ней украшение, избегая прикосновения к ладони Габриэля. – Я взгляну? – мужчина кивнул на папку в её руках. – Не думаю, что ты настолько хорошо разбираешься в музыке, – и короткая усмешка, не лишенная кокетства. Ещё один шаг. – У меня множество талантов, о которых ты даже не подозреваешь, – лёгкое прикосновение. Он смахнул пылинку на плече её пальто. Так ненавязчиво. Без каких-либо претензий. Без каких-либо обещаний. И всё же девушка сглотнула, подумав о том, что он мог коснуться её волос, и ей эта мысль неожиданно понравилась. – Скромность в твои добродетели, надо полагать, не входит? Их разделяло всего пять шагов. Пять шагов, чтобы Габриэль узнал, что шлейф сандала не тянется за Кристиной вне сцены и софитов. Он такой же иллюзорный, едва ли настоящий. Её волосы пахнут цитрусовыми. А на коже остались всё ещё уловимые нотки мускатного ореха… от нового масла, запах которого девушка примеряла на себя прежде чем купить. Совсем незаметная нотка розмарина… не выветрившаяся после настойки от мигреней. Пять шагов, чтобы Кристина убедилась… он действительно здесь. Что ни на есть настоящий. Он не растворится, как мираж, если она подойдёт чуть ближе. Пять шагов, чтобы выдать себя с головой – я скучала. Девушке так хотелось поддаться порыву подурачиться, поиграть с ним. Она и сама не могла ответить себе, откуда в ней это берётся. И почему он так дурно влияет на неё. Ей нужен был лишь один шаг навстречу, чтобы сдаться. Но она передумала. Чуть потеснила его в сторону и направилась дальше, к выходу из зала, в котором становилось нечем дышать. Хотелось сорваться и побежать, стать дальше. Но внутри зудящим червячком шевелилось неизвестное ей самой ранее чувство: Заставь меня обернуться, – и следом вприпрыжку, быть может, ещё громче, – ну же, Габриэль! Не дай мне уйти! Только не сейчас!.. – Кристина… – его голос. Таким она его ещё никогда не слышала. Да и могла ли, ведь тогда её еще даже не существовало. Может, не существовало даже той, с кого всё началось. Он и сам вряд ли помнил себя таким. Перес замерла. Уголки губ дрогнули, но она не позволила улыбке расползтись. С лёгкой надменность, щедро приправленной женской гордостью, обернулась. – Обещаю вести себя прилично, – и в знак подтверждения своих благих намерений, примирительно поднял руки и отступил. Девушка сжала папку в руках… это всегда оставалось чем-то личным. Сокровенным между ней и другими музыкантами. И уже какое-то время невозможным для их с Габриэлем не совсем однозначных взаимоотношений. Казалось, если разделить с ним это мгновение, она навсегда станет уязвимой… хотя куда ещё уязвимее, если буквально секунду назад в мыслях умоляла его дать ей повод остаться. «И как ты до этого докатилась, Тити́», – посоветовавшись со своими внутренними демонами, Перес всё же решила, что нет ничего предосудительного, если они проведут ещё несколько минут наедине. Тихий шелест страниц убаюкивал. Пока Габриэль просматривал один лист за другим, оставляя на некоторых исправления, Кристина смотрела на него. Всё пыталась найти хотя бы ещё один недостаток. Ну хоть что-то… малюсенькую деталь. Но Габриэль с едва заметным нажимом карандаша, оставлял за ней право принять или отвергнуть его правки. – Позавтракаем завтра вместе? – спросил он, не отрываясь от своего занятия. Кристина, забравшаяся на закрытую крышку рояля, до этого момента покачивала ногой в воздухе, ведя с собой напряжённый внутренний диалог. – «Вести себя прилично», помнишь? – любопытства ради посмотрела на правки, проигрывая их в своей голове. Пробуя, сможет ли подстроиться под них. – Поэтому, и только поэтому я не предлагаю тебе поужинать. Девушка рассмеялась, улавливая цепочку событий, которую Габриэль, наверняка, уже прокрутил в своей голове по сотни и одному сценарию. – Нет, – ответила она, вновь всматриваясь в своего собеседника. Ну что с ним было не так? Почему её волновало, когда его не было. Почему её волнует теперь, когда он вновь есть. Чего ради она проводит с ним время здесь, вместо того, чтобы выслушивать очередные стенания Бальтазара по поводу своего отвратительного поведения, и не только. – Нет? – мужчина взглянул на неё, словно не расслышал ответа. – Габриэль... – она позволила себе вновь произносить его имя. Так мягко растягивая «р» до мурчащего звука, как если бы уже весьма неплохо говорила по-французски. – У нас ничего не будет. Никогда. – Да будет так, – оставив последнюю правку, вездесущий трикстер устроился за роялем и коснулся клавиш... ... точно зная, как заставить в это самое мгновение дрогнуть сердце столь влюблённой в музыку девушки.