Калейдоскоп

Когда с Арно произошла трагедия, оба близнеца находились в доме. Эмиль дразнил Ли, который сидел над бумагами, никак не реагируя на взгляды старшего, ни на его мысленное «Миль, умолкни и дай закончить!» Крики, прозвучавшие с улицы стали неожиданностью для обоих. Эмиль впоследствии уверял, что был уверен в том, что младший братишка мирно спит у себя в комнате. Какой ызарг понес Арно на трижды проклятое дерево, объяснить не мог никто. Документы, над которыми сидел Лионель, были забыты, как и ленивая скука Эмиля. Оба кинулись на улицу, чтобы застать уже самый финал — бесчувственного Арно переносили в дом. К вечеру лекарь озвучил диагноз. Оба близнеца синхронно застыли, больше напоминая статуи, нежели живых людей. И лекарь в их сторону старался не смотреть, общаясь больше с вдовствующей графиней. Нет, ребенок на ноги не встанет, перелом произошел слишком неудачно. Пока он жив, но сколько той жизни будет? Несколько лет или несколько месяцев — на все воля Создателя. И ладно бы падение, но попавший под спину маленького виконта корень все усугубил, как и попытка мальчика подняться. Вот если бы его нашли сразу и не позволили бы вредить себе, тогда, возможно…но нет, слишком неудачным было падение. Эмиль с Лионелем сверлили лекаря тяжелыми взглядами. Оба не верили в подобное, не желали смиряться и «провести с братом отпущенное ему время без слез». Лионель тогда запустил в стену подвернувшийся под руку кубок не то с вином, не то с остатками какого-то лекарства. Вздрогнули все, лекарь испуганно попятился в сторону выхода, обещая зайти утром. Эмилю пришлось хватать брата в охапку, утащить в соседнюю комнату. Он видел взгляд матушки, а уж чувства Ли были отражением его собственных. Вот только было у них одно серьезное различие. Если старший младший Савиньяк начинал выходить из берегов, к этому все относились спокойно, пугали Лионелем при особенно ярких выходках, вроде соблазнения двух чужих жен за один вечер. Но вот когда терял свое хладнокровие старший старший Савиньяк… Вот в таких случаях необходим был Росио, но его сейчас не наблюдалось в поместье. Эмиль бы не признался и под пытками, что его пугало чуть больше окружающих такая вот потеря контроля Лионелем над самим собой. Это было не объяснить словами или жестами. Просто старший младший Савиньяк знал одно — такого допускать было нельзя. Вот и сейчас Эмиль уволок Лионеля…в домашнюю библиотеку. И чуть не силой усадил за ближайший стол. «Если лекарь сказал невозможно, еще ничего не потеряно», — Эмиль не стал ничего говорить вслух, брат услышит и так. А пугать и без того находящуюся на нервах матушку возможными изысканиями не следовало. «Легенды? Миль, ты это сейчас серьезно?» — брови Лионеля страдальчески изогнулись. Он не удержался и чихнул — Эмиль прямо перед ним положил увесистый фолиант. «Ли, ты сам знаешь, что в нашем мире возможно все. От проклятий до исцелений», — Эмиль посмотрел на брата, который только фыркнул, не скрывая негодования. Сегодня фолиант точно останется лежать на столе, Эмиль это прекрасно понимал. И ничуть не удивился, когда Ли взялся за письмо, собираясь попросить совета у Росио, который проводил сейчас отпуск в Кэналлоа. Птица послушно улетела, отправляясь в знакомое место. Использовать привычную систему донесений Ли не захотел и Эмиль его понимал. Пока еще письмо доберется до адресата, случиться могло все, что угодно. А утром близнецов ждала непростая задача. Им предстояло навестить Арно, с которым сидела матушка. Арлетта Савиньяк выразительно посмотрела на старших сыновей, которые замерли у кровати брата. И это предупреждение было адресовано в первую очередь Эмилю. Лионель и сам все понял, едва услышав бодрое приветствие Арно. — Неудачно получилось, нога соскользнула, — бодро тараторил младший. — Как поправлюсь, учту этот момент. И уже буду все-таки смотреть… Когда Ли молча приложил Эмиля локтем, тот вздрогнул и спешно придал своему лицу более-менее нормальное выражение. Не умел старший младший Савиньяк играть и носить маску, особенно в кругу близких. «Арно не знает. Он верит, что поправится. Миль, будь добр, не проболтайся», — шипение Лионеля в голове отрезвляло не хуже ведра холодной воды. Эмиль встряхнулся, беспечно приземлился на постель Арно и немедленно подключился к разговору о деревьях. Очень скоро их сменили истории совсем о других приключениях, в частности, об учебе в Лаик. У Арно горели глаза. Эмиль, чувствуя себя самым лживым человеком на свете, болтал без умолку, в красках расписывая, что они вытворяли. Правда, про Сузу-Музу пока не говорил, выразительное «Миль!» в голове удерживало Эмиля от некоторых пока ненужных подробностей. Эмиль и не заметил, как исчезла матушка. Ей тоже нужно было хоть немного отдохнуть, пока младший сын бодро общался с братьями. С другой стороны кровати присел Лионель. Он же проконтролировал, чтобы два неугомонных младших не забыли про обед, лично кормил Арно, который норовил опрокинуть на себя содержимое тарелки — слишком уж непривычно было есть лежа. Эмиль же изо всех сил не давал Арно дойти до мысли, что что-то тут не так. Да, он получил травму, ушибся, все болит, что-то не чувствуется — так это же боевое ранение. Ну кто из героев книг сразу же вскакивает после подобного? Правильно, никто. И помощь его и Ли в некоторых естественных потребностях совсем не страшная или унизительная для несомненно взрослого, кем был Арно. Надо подождать. «Хорошо, Миль. Говори, отвлекай», — звучало в голове, а Эмиль думал об оставленном в библиотеке фолианте. Он надеялся, что сегодня удастся уговорить Ли туда заглянуть. Было невыносимо смотреть в доверчиво распахнутые глаза и обещать, что все будет как прежде, что помогут лекари, да и они с Ли тоже не останутся в стороне. Эмиль вовсе не собирался вечером, когда они с братом ушли от Арно, оставив его с матушкой, так позорно сползать по стене, с совершенно ненужными слезами. Он даже на похоронах отца не позволял себе такого. И понимающее «Я знаю» в голове и теплые руки, обнявшие и притянувшие к себе помогали мало. А утром Эмилю снова предстояло улыбаться и делать вид, что все у них под контролем. Арно должен был верить в лучшее, а уж сам старший младший Савиньяк… справится как-нибудь. А там письмо придет из Кеналлоа. Фолиант, в конце концов, его тоже не стоило сбрасывать со счетов. Все это — утром. А пока Эмиль Савиньяк, впервые во взрослой жизни, плакал от острого чувства бессилия.