Калейдоскоп

— И не забудьте вести себя, как подобает, гордясь печатью и отсутствием возможности противоестественного передвижения, — заканчивал свою, несомненно, занимательную речь граф Лорак. Стоявший неподалеку капитан Арамона с откровенным презрением смотрел на Ричарда и даже не думал этого скрывать. Несколько минут назад юный герцог вынужденно продемонстрировал свои крылья. Четыре года они были тщательно закованы в особого рода цепь, заговоренную и с виду, тонкую и легкую. Как бы не хотел юноша, порвать ее он был не в силах. Четыре года назад отец пропал без вести. Он отправился разбираться с чем-то непонятным, оставив взятых из Сэ Дика и маленького Арсена в замке. Больше его никто не видел, только спустя неделю принесли остатки серых перьев. Граф Лорак смотрел на Дика с плохо скрываемым превосходством. Тогда, четыре года назад он лишил его и брата семьи. Нет, маршал Арно Савиньяк, его второй отец, жив, как и старшие братья, эреа Летта и Арно…вот только никто из них их не помнят. Граф Лорак смог вычеркнуть из их памяти двух мальчишек и стал на этой почве ближайшим родственников семьи Окделл. Дик ничего тогда не смог сделать. Он сидел, прижимал к себе плачущего младшего и слушал через камни, что происходило в зале. Старшие Савиньяки, как услышали о трагедии, прибыли на редкость быстро, по тропе Катершванцев. Мирабелла Окделл приняла их подчеркнуто равнодушно и пригласила за стол. Заранее подлить снотворное в еду труда ей не составило. Или, что вернее, личным слугам герцогини, сама она подобным заниматься не стала бы. Через сутки Савиньяки и Катершванцы покинули Надор, немало озадаченные самим фактом своего появления. И в тот же день Дику запечатали крылья, по сути, привязав его к земле. Точно так же поступили и с Айрис, у которой крылья тоже были, к бешенству Мирабеллы. У эреа они появлялись всего у одной из пяти. У самой эреа Окделл их не было, чем она гордилась, считая себя наделенной милостью Создателя. У каждого дома цвет крыльев был своим. Дик, как и Арсен, унаследовал цвет крыльев второй крови — яркого золотистого цвета. У него, впрочем, была когда-то серая кайма по краям, но пропала и она после того, как ему из запечатали. Так-то у Окделлов в основном крылья были серыми, но так получалось не всегда. У графа Лорака крылья имели бежевый оттенок. Впрочем, он их не использовал на памяти Дика ни разу. Но и не запечатывал, это точно. Наль пару раз раскрывал перед ним свои крылья и хвастался, что отец учит его обращаться с ними, что о многом говорило. Впрочем, тогда был жив отец Дика и он представить не мог, что все сложится именно так. Вместо радости от попадания в Лаик, внутри все болезненно замирало. Дик говорил брату, чтобы в случае чего, он улетал и искал его. Айрис обещала присмотреть, но герцогиня Окделл была в своей решимости всех приковать к земле не пробиваема. — Прощайтесь, и унара Ричарда отведут в комнату, — бросил Арамона, подписавший приказ о том, чтобы данный унар не посещал уроки полетов. Ему они точно были без надобности. Он на время вышел из кабинета, оставив Дика с дядей наедине. У юноши привычно заныла спина, пусть крылья обретали материальность по желанию, проходя сквозь одежду и не нанося никакого вреда, заговоренная цепь причиняла неудобства. Спина беспрестанно ныла все последние четыре года. Боль то усиливалась, то почти утихала и так по кругу. Дик почти свыкся с такой жизнью. Наверно, цепь можно было как-то снять, но Дик не знал такого способа. Накладывали ему и Айрис оковы дриксы, выписанные специально для этой цели герцогиней. И судя по всему, они знали свое дело — цепь впивалась в крылья, плотно прижимая одно к другому. Проявить их было возможно, но только вот в таком уже виде и не больше десяти минут максимум. После превышения предела приходилось спешно подпитываться силой скал, отец научил Дика этому, только так можно было избежать постыдного обморока. — Что же, Ричард, успехов вам в дальнейшей учебе. Если покажете достойные результаты, возможно заинтересуете друзей вашего отца, — несколько напыщенно заявил граф Лорак. — Они достойные люди, одного из которых вы имели честь увидеть вчера. «Которым вы стерли память», — мысленно огрызнулся Дик, но не стал говорить это вслух. — Граф Штанцлер не был другом моего отца, — Дик заставил себя говорить спокойно. — Даже если никто и не возьмет меня в оруженосцы, я не расстроюсь. В Надоре дел уйма. Юноша ничуть не удивился тому, что дядя заметно вздрогнул. Четыре последних года он пытался оказать на Дика воздействие, но по разным причинам срывались его планы. Все было из-за того, что юный герцог упорно не желал отсиживаться в стороне и пытался хоть как-то разобраться в управлении провинцией, используя навыки, которые давали ему оба родителя. Но у него не выходило толком — опекун и герцогиня Окделл со скандалами выставляли Дика из кабинета и часто наказывали. Темная холодная часовня почти перестала пугать, особенно когда к нему пробирались тайком Ари с Айрис, принося еду и одеяла. — Вам должно думать о службе, — снова попытался напыщенно высказаться граф Лорак. — Я уверен, что найдется тот, кто пожелает взять вас оруженосцем в память о заслугах вашего отца. Но сохраняйте бдительность, Ричард. Далеко не с каждым «жеребенком» Лаик вам надлежит общаться. «Да мне с Арно, собственным братом по отцу, на минутку, из-за вас предстоит знакомиться заново», — как бы Дику хотелось это сказать вслух. Но у него дома остались брат с сестрой и он обязан был думать об их благополучии. Мало ли, на что способен его опекун. Дик давно понял, что не следовало обманываться с виду абсолютно неприметной внешностью больного человека. Хватка у графа Лорака при необходимости могла быть жесткой. Не зря год назад в Надор приезжали люди Вальтера Придда с допросом именно его опекуна. Уехали они ни с чем, а сам граф вместе с герцогиней спешно покинули замок на несколько дней — Дику так и не получилось услышать, о чем они разговаривали и с кем встречались. Довольный молчанием подопечного, граф Лорак произнес еще несколько напыщенных фраз, после чего наконец, покинул комнату. Вернувшийся капитан Арамона вызвал слугу и приказал ему проводить новоявленного унара в его комнату. — Бескрылое недоразумение, — получит свое, — донесся до ушей Дика капитанский голос, но он никак не отреагировал на подобное заявление. Чего-то такого и стоило ждать. Предстояло как-то учиться держать оборону. Комната, а если точнее, келья в Лаик не представляла собой ничего особенного. Голые каменные стены, на которых, если присмотреться можно было обнаружить разные надписи. Здесь ночевали юноши разных семейств. Дик с любопытством вглядывался в выцарапанные буквы, но очень быстро понял, что они означали практически ничего для постороннего человека. Узкая кровать неведомо каким способом помещалась в этом месте. Комната была не просто небольшой, она была откровенно маленькой. Кровать, шкаф, в котором обнаружилось несколько комплектов формы, стол с чернилами и несколькими перьями — вот и все, что тут умещалось. Факел висел над столом и был потушен. Рассмотреть все получилось благодаря свече, которую слуга оставил Дику, поставив ее на стол. Было понятно, что надо раздеваться и ложиться. Утром предстояло знакомиться с однокорытниками, с которыми видеться ежедневно предстояло все следующие полгода. Дик уселся на кровать, принимаясь неторопливо раздеваться. В голове царил настоящий сумбур, мысли метались испуганными тенями от одной к другой, не давая толком ни на чем сосредоточиться. На общем построении завтра потребуют призвать крылья. Этой традиции было невесть сколько лет. По цвету определяли к какому роду принадлежал тот или иной унар, если не хватало способностей вспомнить имя из уроком геральдики. Обычно там называли имена наследников и близких родственников. Так сам Дик знал имена Приддов, Алва, Эпине и многих других. И, он не сомневался, что так, по имени, знали и его. Они с Арно страшно гордились одинаковыми золотистыми крыльями. Сколько раз, когда они были в Сэ, они ухаживали за крыльями друг друга. Самостоятельной заботе, кстати, их тоже учили, но оба считали гораздо более приятным делом помогать в этом. И уже потом, на уроках этикета, Дику с Арно сказали, что подобное допускается между близкими родственниками или парой. Близкие друзья обычно не стремились к подобному. Дик невесело усмехнулся, осторожно переодевшись и вытягиваясь на кровати. Узкая кровать, действительно. Придется лежать на боку и надеяться не свалиться во время сна на пол. Иногда он думал, что происходит с его крыльями под цепью и не мог прийти ни к какому выводу. Спина ныла противно, неприятно, постоянно и с этим он ничего не мог сделать. Как и не знал, если вдруг сможет все-таки стянуть с себя цепь, сможет ли летать или крылья станут не более чем красивой частью тела. Ричард очень не хотел такой судьбы Ари. Айрис он ничем не смог помочь, их сковали практически одновременно, правда они не видели друг друга. Но цепи однозначно накладывал один и тот же дрикс, присланный по велению графа Штанцлера. Дик это прекрасно слышал благодаря камням, но не озвучил, понимая, что не стоит этого делать. Мало ли что. У графа Штанцлера, кстати, Дик вроде бы тоже ни разу не видел крыльев. Тот всегда спешил, когда появлялся в Надоре, здоровался с Диком рассеянно и повторял, как важно носить запечатанные крылья, что они не нужны благородным людям. Мол, не подобает болтаться в воздухе развлечения ради, это неправильно. И герцогиня Окделл поддерживала «друга семьи», повторяя то же самое и добавляя о верхе бесстыдства. Арсена пока к счастью, печать не коснулась. Дик тогда едва не устроил самое настоящее землетрясение, когда герцогиня вместе с дриксом оказались рядом с ним. Он тогда, кажется, что-то кричал, память отказалась потом воспроизводить подробности. Но пришел в себя Дик в комнате отца в обнимку с братом, который доверчиво пытался его обнять не только руками, но и крыльями. Мягкими, золотистыми, их было очень здорово гладить. Дик учил его летать, уводя подальше от замка. И он не использовал для этого высокие места, напротив в первый раз мелкий взлетал с поляны, без возвышенности, что было делом непростым. Но Дик старательно объяснял и младший так же отчаянно пытался применить теорию на практике. И со временем у него это начало получаться. К шести годам Арсен очень неплохо летал. Но в замке этого не делал, опасаясь, что доложат герцогине Окделл. Слуги всецело были на ее стороне, они полностью сменились с момента, когда отец был дома. И Дик оказался бессилен это изменить. Но стоило им оказаться на их полянах, в глубине надорского леса, Ари мигом забывал все условности и ограничения. Он взмывал вверх, радостно кружа над старшими и отчаянно тараторя обо всем, что видит, вызывая у Дика с Айрис горькие улыбки. Сами они оказались крепко привязаны к земле и не в силах были как-то это изменить. Оказавшись в Лаик, Дик боялся, что Ари тоже попытаются запечатать. А ему было-то всего шесть, он не заслужил, чтобы изо дня в день терпеть постоянную боль. Но герцогиню его чувства точно волновать не станут. Более того, она похоже, готова запечатать крылья его младшему брату лично. Дрикс разве что произнесет необходимый заговор. Ари унаследовал черные глаза их второго отца. Он был русоволос, внешне похож на Дика, но цвет глаз у них различался и судя по всему, это особенно раздражало герцогиню. А слуги шептались, что те люди у кого темные глаза с рождения обладают «дурным глазом», способным навредить, от них стоит держаться подальше. Им с Айрис удавалось отвлекать его, но неизвестно, что будет, когда Дик оказался в Лаик. «Лит, помоги как-то пережить эти полгода», — Дик привычно взмолился Абвению, закрывая глаза. В Создателя не верить не получалось с детства, тем более что отец водил их с Арно к алтарю, под замок. И Дик был уверен, что их заметили и услышали тогда. Жаль, что как призвать Абвения отец так ему тогда и не рассказал. Сон получился муторным и тяжелым, отразившим все внутренние метания. Дик разлепил утром глаза и не удивился, что к боли в спине прибавилась еще и головная. Но надо было вставать и собираться. Предстояло как-то пережить унарскую традицию и не среагировать на возможные оскорбления.