Калейдоскоп

Дик с нескрываемым любопытством крутил головой. Он всегда поражался этому умению Катершванцев — вот только что они находились в Надоре, а спустя всего несколько минут очутились в столице возле какого-то крупного каменного здания. С Норбертом и Йоганном он был знаком с детства. И тайком от взрослых они частенько мотались из Надора в Торку и обратно. Почему-то и отец Дика, и отец с дядей Катершванцев считали, что им рано самим ходить на такое расстояние. Но уже на протяжении пяти лет они имели от взрослых небольшой секрет. Дик хорошо знал бергерское наречие, ведь на нем говорили его друзья. Так что учить его третьим, в дополнение к родному надорскому и талиг, труда не составило. Было время, он в них несколько путался, но сейчас переходить с одного на другой проблем не составляло, чем Дик втайне страшно гордился. Они с отцом всегда жили уединенно. Дик не жаловался, сам не любил все эти приемы с танцами и прочим кошмаром. Куда интереснее было посидеть в кабинете с отцом, когда он занимался с бумагами, и почитать книгу. Либо почитать и сами бумаги, Эгмонт очень рано начал учить его всем герцогским премудростям, которых оказалось куда больше, чем думал Дик в детстве. Сейчас, к своим пятнадцати, Дик уже неплохо знал систему налогообложения, которая, как оказалось, была основополагающей во всех делах. Тем более, что они с отцом, не имея резонаторов, не могли открывать новые жилы с рудой или камнями. Приходилось использовать те, что были. Пока их было достаточно, но не было никаких гарантий, что запасы не истощатся. А выращивать что-то можно было лишь на юге владений Окделлов. С этикетом, верховой ездой и фехтованием у Дика тоже не было никаких проблем. Отец его учил северной школе, той, которой владел сам. Правда, всегда предупреждал, чтобы Дик в будущем остерегался южан. За счет гибкости и скорости в бою на шпагах у большинства из них всегда будет преимущество, и с этим ничего не поделать. Природу не обманешь, а к двадцати двум, иногда чуть позже, северяне достигали, наконец, тех размеров, которые даровала им природа. Именно к этому времени и сам Дик должен был догнать отца. Это его хоть немного утешало, поскольку пока он чувствовал себя откровенно тощим и маленьким. Разница в росте и комплекции была такой, что мальчишка с сомнением смотрел на себя в зеркало. Внешность Окделлов его несколько успокаивала. Впрочем, все эти проблемы с недостатком роста и физической силы Дик постарался оставить дома. Он делился переживаниями с друзьями, но Йоганн с Норбертом только успокаивающе похлопали по плечам, важно заявив, что всему свое время. — Внушительное сооружение, — Дик переглянулся с близнецами и уныло вздохнул, вспомнив, что им тут сидеть целый месяц. Для него было настоящим испытанием сойтись с людьми. Катершванцы в детстве сами взяли в оборот Дика и так и смогли пробраться сквозь невольную броню, которой он себя окружал. И отец его, кстати, в этом поддерживал. — Лучше показаться холодным и мрачным человеком, чем открыться и получить в сердце кинжал, — говорил он, когда Дик в очередной раз не находил себе хотя бы приятелей на тех приемах в Надоре, где они с отцом бывали. А на всех этих «развлечениях» Дик начал бывать с десяти лет и всегда считал их невероятно скучными. А Катершванцы там присутствовали, мягко говоря, не всегда, что искренне расстраивало юного графа Горика. В результате у Дика в родной провинции была репутация человека, от которого было непонятно, чего ожидать. Отец злился, а Дик не понимал, почему к нему приклеился такой ярлык. Он всего лишь избегал общения с теми, кого не понимал. А среди разновозрастных детей родной провинции таких было большинство. Сейчас ему предстояло познакомиться с ровесниками, собранными по всему Талигу. Рожденные в один год с разницей в разное количество месяцев. Чего от них ждать, было тоже непонятно, так что Дик заранее настраивался на худшее. Общение ни с кем не наладится, он спустя месяц вернется к отцу, не обзаведясь резонатором. В Надоре это вызовет новую волну разговоров. Они с Йоганном и Норбертом некоторое время стояли, рассматривая другие дома. Эта своеобразная школа для резонаторов стояла на некотором отдалении от других зданий, в самом центре небольшой площадки. А от нее лучами расходились мощеные дороги. Мальчишки насчитали четыре направления, которые явно еще и еще ветвились. Было интересно и, пожалуй, необычно, такого они не встречали ни в Надоре, ни в Торке. — Ближайший месяц, Дикон, тебе предстоит жить здесь, — Эгмонт закончил какой-то явно неприятный для него разговор. — Все, что понадобится, вам выдадут. К концу обучения из дома пришлю новую одежду. Так же будем уходить, как и возвращались, Рудольф нас отведет. — Ты все еще слишком торопиться, — вздохнул подошедший к ним старший Катершванц, потрепавший Дика по голове. — Он все еще может встретить резонатора. Эгмонт ответил такой выразительной гримасой, что Дик растерянно заморгал. Нет, он знал, что отец не любил в принципе всю эту историю с резонаторами, считал, что каждому хорошо в одиночку, без пары-помощника. Но Повелителя Скал мир явно спрашивать не собирался на этот счет. Вот новое поколение мальчишек собиралось на обучение и испытание. Потом те, кому повезет, будут на протяжении двух лет ездить друг к другу в гости для укрепления связи. А те, кто не пройдет испытание, будут призваны, вероятно, к более младшему набору. К ним ведь тоже прибудут те, кто был старше на год. Так полагалось. Они, правда, не обучались и ждали самого момента испытания. — Я все же надеюсь на лучшее, — наконец высказался Эгмонт, не став затевать новый спор. — Нам еще кого-то ждать? — Думаю, нет, — Зигфрид не стал упоминать, что старший Савиньяк тоже вскоре здесь окажется. Эгмонт об этом знал и с трудом отпустил Дика в положенное время, а не год спустя. Сам граф Горик, впрочем, не знал о всех сложностях, связанных с его обучением здесь. Он вместе с Катершванцами с интересом рассматривал закрытые двери и удивлялся тому, что они казались частью стены. — Это есть выход на всякий случай, — пояснил мальчишкам Рудольф. — Входить мы будем не сюда. А это через месяц, на время испытания. Пойти не так может все, что угодно. Эгмонт никак не отреагировал на выразительный взгляд друга. Да, они с Арно когда-то первой вспышкой чуть не разнесли не только школу. Едва не досталось их соученикам и будущим однокорытникам в Лаик. Трясло и полыхало тогда так, что потом пришлось делать основательный ремонт зала и площади вокруг школы тоже — она тогда покрылась мелкими трещинами. Все это осталось в прошлом. Дик с Йоганом и Норбертом удивленно заморгали. Они и думать не думали, что резонанс может быть опасным для окружающих. Близнецы давно привыкли взаимодействовать друг с другом, а для Дика предстоящее казалось сродни чуду, которое наверняка случится с кем-то, но не с ним. Ну, во всяком случае, он так искренне считал. Рудольф повел мальчишек в сторону входа. К большому облегчению Дика, кроме них пока больше никого не было. Не то уже оказались внутри, не то еще не добрались, варианта было всего два. Эгмонт выглядел мрачным. Когда-то он сам предвкушал и волновался, этот месяц обещал полностью изменить его судьбу. Но все вышло не так, как он мечтал. И сейчас он очень не хотел такой же истории и у Дика. Но вот только здесь он ничего не мог сделать. Даже задержать сына дома на год не получилось, упрямого генерала лично явился переубеждать маршал фок Варзов. Почему маршал вообще решил влезть в семейное дело, Эгмонт, в принципе, понимал. Армии нужны были резонаторы. Пусть для начала те пройдут Лаик и службу у одного сеньора, заявки на них подавались уже сейчас. Эгмонт задним числом испытал на себе ярость Рудольфа Ноймаринена, когда случайно с ним встретился спустя десять лет с момента, как они со старшим Арно разошлись. Для него обыкновенный человеческий разрыв стал практически предательством страны. И сам Эгмонт получил от него клеймо «изменника», хотя не сделал ничего, что выходило бы за рамки законов Талига. Дик обернулся, озадаченный происходящим. Он всегда хорошо чувствовал настроение отца и теперь не мог понять, что с ним происходило. Выглядел тот так, словно пытался справиться с чем-то очень неприятным. Впрочем, графу Горику стало не до размышлений. Их встретили менторы в традиционных черно-белых костюмах. И формой это назвать было никак нельзя, это Дик уже понимал. Они произнесли краткие речи о важности подобного отбора. Катершванцы, а за ними и Дик, подписали какие-то листы о готовности к обучению и принятию своего резонатора, кем бы он ни был. Эгмонт подписал документ, заверяя его родовым кольцом. «Что-то подсказывает, что я об этом пожалею», — мрачно подумал он, обнимая сына. Это для Катершванцев подобный договор не имел никакого значения, они уже резонировали друг с другом. А вот ему придется смириться. Магия сама выбирала подходящую пару. И кем окажется резонатор у Дика, было непонятно. Положа руку на сердце, Эгмонт был согласен даже на Колиньяра, впрочем, об этом он говорить не стал. Дик порывисто обнял отца, после чего умчался вслед за Катершванцами. Наставник все еще нудно говорил об обучении, но герцог Окделл не слушал. Он и без него все знал. — Я вас на улице подожду, — Эгмонт дождался кивков друзей и направился было к выходу. До него идти было всего-ничего — пару коридоров. Лучше было выйти на свежий воздух, чем вспоминать, что когда-то он отчаянно рвался сюда. «А ведь камни помнят», — невесело усмехнулся Эгмонт, бросая короткий взгляд на стены. Они ничуть не изменились со времен его юности. Когда-то так же встретят внука и правнука. А от самого нынешнего герцога Окделла не останется ни следа. Чей-то звонкий смех выдернул Эгмонта из невеселых мыслей. И он не удивился, когда в коридоре появился мальчишка, до боли похожий на его бывшего резонатора. Темные глаза горели восторгом и предвкушением, он широко улыбнулся, что стало для герцога последней каплей. Схватить за плечо и от души приложить о стену, не думая, что это подросток… В другое время Эгмонт ужаснулся бы самому себе, но от этой улыбки его затрясло от холодной ярости. — Не советую приближаться к моему сыну, юноша, — прорычал он, глядя в растерянные глаза мальчишки. — Целее будете. Эгмонт с трудом разжал пальцы, ловя себя на мысли, что еще немного, и он бы сломал ему что-нибудь. Это его не волновало. Главным было, что с лица юноши ушла та проклятая улыбка, делавшая его похожим на своего отца. Мальчишка может жаловаться сколько угодно, Эгмонта это сейчас не заботило. Сейчас ему было важно справиться с эмоциями, которые захлестывали с головой. Семейство Савиньяков в полном составе, кроме младшего, с которым герцог Окделл только что «говорил», обнаружилось в следующем коридоре. Выход был близко, Эгмонт направился к нему, на ходу рассеянно кивнув сыновьям-близнецам Арно и его супруге. Их имена он не знал, да и не очень-то стремился. — Ну у вас и манеры, герцог Окделл, — невесело усмехнулся Арно Савиньяк, заметив его. В груди кольнуло беспокойство, Эгмонт так себя когда-нибудь доведет до чего-нибудь… нехорошего. А еще неплохо было отловить младшего, который предсказуемо унесся вперед изучать новое. — Не нарывайтесь, граф Савиньяк, — рыкнул Эгмонт, не поворачивая головы. Он буквально вылетел из школы, игнорируя молчаливое неодобрение Лионеля и Эмиля, уловивших конкретную угрозу отцу. Дверь захлопнулась, с потолка, совсем рядом с Савиньяками, рухнул небольшой камень. Эгмонт мог быть лишен своей магии, но не физических сил.