Калейдоскоп

— Уютно тут у тебя, ничего не скажешь… — знакомый голос заставил Эгмонта болезненно вздрогнуть. Герцог почти поверил, что у него начались пьяные галлюцинации, но различил фигуру не только бывшего резонатора, но и Рудольфа Катершванца. И даже сейчас догадался, кто всему виной. Как и всегда. — Нет… — простонал Эгмонт, закрывая лицо руками. — Почему вы с Зигфридом все время… ик… меня мучаете? Больно мне… Я не могу… Я не могу больше… — он едва не заплакал снова. Арно терпеливо вздохнул. Своего резонатора он таким не видел никогда, это верно. Но других случалось. Того же Рудольфа, когда ему отказала первая любовь. Росио, когда тот получил титул герцога. Кого-то из подчиненных после смерти его резонатора… Арно опустился на пол рядом с бывшим резонатором, поглаживая по спутавшимся волосам. — Ты расскажи мне. Легче станет. — Не легче… ик… только больнее… — Эгмонт и сам понимал, что говорит невнятно. Он привычно сжимал в руке бутылку, но понимал, что глотнуть из нее сил не было. — И рассказывать… и понимать… что все… было неправильно. Арно переглянулся с Рудольфом. Понимания пока у обоих не появилось. Эгмонт Окделл был пьяным до посинения, икал и судя по всему, пребывал в отчаянном состоянии. — Наоборот, — Арно притянул к себе бывшего резонатора и несколько удивился тому, что Эгмонт не оказывал ни малейшего сопротивления. Он только икал, знакомо сопел и цеплялся за свое виски, как за последнее сокровище мира. — Стоит рассказать… легче станет. Выговорись, и хоть чуть-чуть, но отпустит. Арно знал, о чем говорил. Когда-то он сам, потерянный и, может, не такой пьяный, делился с отцом и Зигфридом полным непониманием происходящего. Его резонатора в один момент словно подменили, и принимать это оказалось невыносимо. Потом, когда он женился, у Арно не нашлось сил рассказать обо всем Арлетте. Слишком странной была история. И болезненной, чего уж там. А сейчас бывший резонатор, пьяно качал головой и бормотал, что легче никому не станет. А ему хочется провалиться куда-нибудь. — Провалиться ты всегда успеть, — заметил Рудольф. — А я пока распорядиться, чтобы Эгмонт мог проспаться и слегка протрезветь. Арно кивнул, прижимая к себе бывшего резонатора, совершенно разбитого, и ничегошеньки не понимая. — Ну… начнем с того, что ты меня, кажется, уже не так ненавидишь, — невесело усмехнулся он. Эгмонт разразился пьяным, нервным смехом, который время от времени сменялся приглушенными вслипами. Хотелось снова пить, до разноцветных дракончиков перед глазами, лишь бы забыться, но он и сам понимал — не поможет. Даже виски оказалось бессильно перед равнодушием и жестокостью письма единственного на тот момент родного человека. — В кабинете… то ли на столе… то ли на полу, не помню… письмо валяется, — говорить заплетающимся языком было тяжело, но Эгмонт каким то образом справлялся. Хотя и не хотелось ему этого делать. Плечо бывшего резонатора казалось снова теплым и удобным… как раньше, до всего того, что произошло. Вернее, до того, что он сам устроил, оскорбленный мнимой виной. Он и не подумал, что могли все подстроить… для Эгмонта подобное казалось немыслимым. Он снова икнул и сделал глоток из бутылки, которую держал в руке. Его мир рассыпался, и он понятия не имел, получится ли его собрать снова. — И что там? — вздохнул Арно, не слишком надеясь на ответ. Да уж, Эгмонта определенно надо было окунуть в воду и уложить в постель. И то, и другое сейчас ему помогло бы лучше, чем виски, но забрать бутылку у столь целеустремленно пьющего человека едва ли выйдет. — О, — Эгмонт оторвался от бутылки, причем сделал это с немалым трудом. — Письмо бабушки… эреа Гортензии Хейл, ик, — он снова горько усмехнулся, и сделал еще несколько глотков, прежде чем просто привалиться к плечу бывшего резонатора, сил пить больше не было. — Его надо читать, — заплетающимся языком выдал он и снова горько рассмеялся. — Могу поискать и найти, — Рудольф Катершванц обеспокоенно хмурился. — Один письмо… что в нем быть не так? — Да все, — практически крикнул Эгмонт, услышавший слова друга. — Она прямым текстом говорит… что оплатила услуги Айрис Хейл… и отправила сонный цветок, — выдохнул он, вновь приваливаясь к Арно — Погоди… — Арно непонимающе встряхнул головой. — Какой сонный цветок и причем тут любовь твоей юности? Эгмонт невесело рассмеялся и снова сделал большой глоток из бутылки. Объяснять такое на трезвую голову было невыносимо… а сейчас бы связать концы с концами. Вернее, подобрать подходящие слова, которые как назло, находиться не спешили. — Я вас с ней застал в одной постели… — Эгмонт снова икнул и покачал головой. — После такого… после ее слов, что я всегда был и буду твоей тенью… и что она во мне видела… только титул… а в тебе нечто особенное… я и умчался прочь, отдав прошение о переводе, — говорить было все еще сложно. Арно не верил своим ушам, Рудольф, впрочем, тоже. — Да что ты несешь? — искренне возмутился Савиньяк. — Я никогда в жизни не спал с Айрис Хейл! Единственный раз, когда я уснул в одном доме с ней, я даже проснулся одетым! Хотя… именно тогда ты… — Арно остановился, шокированный. Именно в это время Эгмонт сбежал и больше не захотел видеть своего резонатора… — Эмон, этого быть не может… — Арно все еще не хотел верить, сжимая своего бывшего резонатора в объятиях до того, что побелели костяшки пальцев. — Ты же не мог поверить… Она мне даже не нравилась! — Поверил… она была весьма убедительна… и она-то как раз была без одежды, — невесело вздохнул Эгмонт, ухитряясь даже не морщиться от крепкой хватки Арно. Перед глазами снова встали события того дня и он постарался глотнуть еще, чтобы виски своим вкусом отбило ту картинку. — Я и представить… не мог… что это все устроила бабушка, — нервно выдохнул Эгмонт, вспоминая, как добрался до Надора, а потом до Торки. Несколько раз по дороге каким-то чудом, не иначе, не свернул себе шею. Больно было невыносимо. Арно горько, невесело рассмеялся. — О да, эреа Эдит меня терпеть не могла. В это я поверю. Но ты-то как… Ох, Эмон… — Савиньяк просто не знал, что сказать. Эгмонт разрушил их связь, их жизнь. Было ужасающе больно. И все из-за его легковерности и упрямства? Ну вот как так можно? У Арно и самого в глазах стояли слезы. — Теперь я бы сам напился, только о тебе надо кому-то заботиться, — со вздохом констатировал он. — Не надо… заботиться, — упрямо покачал головой Эгмонт, икая. — Лучше… о Дике… он-то ни в чем не виноват. Ни во всей этой истории… ни в моем желании… завести себе наследника, — горько усмехнулся он. Если уж признаваться, так сразу и во всем. А тогда ему было так тошно от собственного одиночества… Рудольф искренне обрадовался, когда Эгмонт попросил организовать встречу с Арно, первую за последние годы. Тогда они тоже напились хорошо. И удивительно, что то зелье так легко подействовало… сам Эгмонт ни о чем не жалел. Утром, правда, снова сбежал, оставив записку, что ничего не изменилось. — Так что… я предпочту… один тут быть… уйду в отставку, — Эгмонт горько усмехнулся. — Может, смогу напиться так… что смогу все забыть. — Дик-то тут причем? — фыркнул Арно, поглаживая по спине потрясающе пьяного герцога. — К тому же, он в Сэ, за ним присмотрят. А вот ты, если забудешь эту историю, чего доброго, опять на людей бросаться начнешь. Нет уж. Давай-ка мы лучше уложим тебя в постель. И обсудим все на более трезвую голову. — Я трезв… как стеклышико, — с трудом выговорил Эгмонт слово и нахмурился, чувствуя, что что-то явно было не так.- Или стек… стик… сток… — запутался он в который раз. — Меня не берет, в общем… совсем, — вздохнул он, хлопая глазами, словно филин, вынесенный на свет. — Это есть видно, — вздохнул Рудольф, ничуть не удивленный состоянием Эгмонта. — Проспаться есть хороший выход. — Знать бы как уснуть, — вздохнул сам напившийся герцог. — Я совершенно точно не усну. — Да ладно? — хмыкнул с сомнением Савиньяк. — Давай попробуем, — он поудобнее устроил Эгмонта у себя на плече, совсем как в юности, и негромко затянул колыбельную. Он часто пел ее раньше — сперва Эгмонту, который не мог привыкнуть к Сэ, а позже маленьким Ли и Милю, когда они появились… И теперь вот снова Эгмонту. Только голос теперь звучал горько и грустно. Эгмонт засопел, как и в юности, уже на втором куплете. Бутылка так и вывалилась из ослабевшей руки. Практически опустевшая, она не пролилась, просто неловко свалилась, заставив герцога Окделла нахмуриться во сне. Даже сквозь алкогольный туман, он все прекрасно понимал. Ничего вернуть было нельзя. — Он есть уснуть, — негромко заметил Рудольф, когда Арно закончил петь колыбельную. Катершванц не удержался от тяжелого вздоха — все эти годы он искренне переживал за друзей. — Это хорошо… — негромко ответил Арно. — Если у тебя есть дела, можешь оставить нас на несколько дней. Я не против. Если нет, то… я буду благодарен за помощь. Я и сам не знаю, что делать… — он потерянно вздохнул. — Я могу быть с вами, если необходимость, только загляну к своим, чтобы не потерять, — Рудольф вздохнул, понимая, что друзей, с одной стороны, и надо было бы оставить, а с другой… хотя бы какое-то время, возможно, он им будет нужен. — Если через пару дней все не наладиться, я быть ходить то там, то здесь, — добавил Катершванц, с сожалением признавая, что совсем дела забросить он все же не сможет. Эгмонт спал, хмурясь и поджимая губы. — Спасибо… Мы оба многим тебе обязаны. Тебе и Зигфриду, — тепло ответил Арно, находя в себе силы улыбнуться. Все будет хорошо… Осталось понять, как именно.