Деревня

      Из-за кулис слышно, как на сцену выходит Джибилов, что-то крича в толпу, а та отвечает ему тем же, почти срывая голос на эмоциях. Сегодня они возобновляют "Читку", так полюбившуюся зрителям со всех концов страны, после долгого перерыва более чем в полгода. Слышно, как Рустам отодвигает стул; тот скрипит немного противно и громко, если прислушиваться, но остальные звуки утопают в аплодисментах и протяжных "уа-а-а-а-а" и "и-и-и-у", как только свет приглушается, а экран, с которого комики читают текст, слегка подсвечивается по периметру.       Эмир стоит, тупо глядя на тёмный махровый занавес в пол, отделяющий его от толпы, собравшейся вновь внимать искромётным и не очень шуткам.       Кашокову впервые за долгое время становится страшно — а вдруг он не сможет сообразить что-нибудь на ходу? А вдруг отвлечётся и перепутает реплики, или, того хуже, засмотрится на Макара, который чудесным образом всегда оказывается поблизости? Что, если он раскроет их отношения? Что тогда будет?       — Эй, ты чего? — Илья появился из-за спины, да так неожиданно, что Эмир вздрогнул, оборачиваясь резко.       — Мне страшно, — признался он, решив не придумывать тысячу и одну отговорку.       — Почему? — искренне удивился Макаров, выгибая бровь.       — Вдруг что-то не получится? Ну, мало ли, — заторопился Кашоков, видя, что Илья уже открыл рот, чтобы что-то сказать, — мы уже полгода не практиковались. А вдруг я нас с тобой спалю каким-нибудь образом?       — Так, подожди, — Макар положил ладони своему мужчине на плечи и зафиксировал его в одном положении, смотря в глаза сверху вниз, — дыши ровнее. Запомни одну простую вещь: если что-то решил, иди до конца. Неуверенность на перекрёстке приведёт к тому, что тебя собъёт машина, — комик решил поразбрасываться аллегориями, видя, что Эмир понемногу успокаивается.       — Но никто не даёт гарантии, что у нас все пройдёт идеально.       — А кто говорит про идеалы? — вновь удивился Илья, — в мире не бывает ничего идеального, даже золотое сечение, и то кривовато. Идеально — значит недосягаемо. Наша задача — сделать качественно и с душой. Что же хорошего, если стремиться за внешней оболочкой, а не за внутренней составляющей? Разве люди захотят видеть что-то настолько ослепительно правильное?       — Ну можно же постараться и не только с душой все сделать, но ещё и с внешне приятной частью, — немного неуверенно произнёс Эмир, чувствуя, как руки Макарова скользят чуть ниже, к локтю.       — Можно, конечно можно. Но пойми, ты через себя не перепрыгнешь. Нужно быть собой, а не казаться. Поэтому просто будь таким, какой ты в жизни. Раньше же ты так выступал, все было шикарно. И в этот раз будет так же.       — Я постараюсь, — ответил Кашоков, улыбнувшись слабо, и, взяв Илью за руку, отошёл в тёмный неосвещённый угол у самого края занавеса.       — Что ты... — договорить Макаров не успел: Эмир потянул его на себя, предварительно глянув по сторонам, и поцеловал, стараясь вложить в это действие столько нежности и благодарности за все проведённое вместе время, сколько это вообще было возможно. Макар сразу расплавился под мягким напором своего мужчины, под его тёплыми касаниями и едва чувствующейся улыбкой сквозь поцелуй. Казалось, они одни в этом мире — всё остальное не то, чтобы кануло в Лету, но точно отошло куда-то в направлении этой реки, ведь даже аплодировавшие во всю зрители слышались словно через толщу воды.       — Спасибо тебе, — тихо произнёс Эмир, с преданностью глядя в серо-голубые глаза напротив, — надеюсь, я не доставляю тебе проблем?       — В каком плане?       — Ну знаешь, мне кажется, людям сложно быть вместе с теми, у кого такой характер, как у меня. Это же буквально вечные сомнения, которые приходится глушить, в данном случае — тебе, чтобы не дать человеку запутаться в себе и своих мыслях!       — Если бы мне было тяжело с тобой, я бы сейчас здесь не стоял, — ответил Илья, чуть помедлив, — я принимаю тебя таким, какой ты есть, и помогаю тебе, насколько это возможно. Любовь — это принятие и всепрощение. Поэтому мы с тобой пройдём через тернии к звездам. Не попытаемся, а пройдём.       — Ладно, наверное, ты прав, — Кашоков опустил взгляд, что-то тщательно обдумывая. Макар крепко прижал возлюбленного к себе, пытаясь передать через объятия все свои серьёзные намерения. Ведь любовь — это жить ради него и умереть за него. По крайней мере, в его понимании этого слова.       — Эу, пацаны, а вы где?.. — последняя гласная, произнесённая Сабуровым, медленно угасла и растворилась в других звуках. Комики отпрянули друг от друга с поразительной скоростью, поправляя одежды и смущённо, слегка неловко улыбаясь. — А что вы... Ладно, окей.       — Мы тебе потом обязательно всё расскажем, — Макаров постарался вложить в эту фразу столько убедительности, сколько мог, и незаметно сделал шаг в сторону, увеличивая расстояние между ним и Эмиром.       — Да я ничё, просто люди... Ждут. Пойдём? — Нурлан сделал приглашающий жест рукой, указывая в сторону сцены и стараясь оперативно выкинуть из головы то, что увидел секунду назад.       — Пойдём.       Каждый из пятнадцати шагов к сцене раздавался в ушах, словно звон ударов молота о наковальню. Но ведь если кузнец не будет работать, кто сможет выковать прекрасный меч из куска металла?       Сейчас и Макар, и Эмир понимали, что начинается совершенно новый этап в их жизни. Возможно, он принесёт им Всеобъемлющую Любовь и Великое Счастье, а может, Глобальную Печаль и Разочарование. Кто знает, какие палки в колеса может вставить жизнь? Хотя и колеса-то бывают разные, если со спицами не прокатит, всегда останется вариант получше. Их жизнь начинается не с нуля, вовсе нет. Она такая же, какой и была раньше, но теперь в ней есть та частица, которая позволит в будущем изменить многое. Этот этап – чистый риск, словно прогулка по канату в густом тумане, но он был выбран сознательно. Этот этап — возобновление. Они шли к зрителям уверенным шагом, восторженно замечая расцветающие улыбки на лицах вокруг. Они были готовы к новой жизни.