***
Рано утром паргалы возвратился в Топкапы. Не успел он прийти в себя, как в кабинет ворвался Сюмбюль ага, что тотчас судорожно поклонился и начал лепетать в привычной манере. — Паша Хазрет Лериииииии, доброго утра вам, мой господин. Ибрагим цокнул и закатил глаза. Он уже заранее знал, что евнух будет говорить о делах гарема, или что еще скучней, доложит о каких-то стычках между неугомонными госпожами. — Что тебе, Сюмбюль ага? — устало промолвил мужчина и опустился на тахту. Наивная улыбка украсила лицо аги, он подбежал поближе к паше и воскликнул: — Пашаааа, Валиде султан мне приказала вам сообщить, в гарем нужно привести новых рабынь. Ибрагим выгнул брови, на лице вырисовалось явное удивление. — С чего это вдруг? В гареме десятки женщин, зачем еще? — Пашаа, их скоро вышлют, бедняжек, — Сюмбюль прижал ладонь к щеке и жалостно проговорил, — вы же знаете, султан не принимает никого второй раз, ий. Паргалы развел руками. Он вопросительно посмотрел на агу и, не долго думая, раздраженно вскрикнул: — Откуда мне достать их, Сюмбюль?! Отправь кого-то, кто был давно, падишах не вспомнит. Ибрагим прошел к книжной полке и стал рассматривать книги, молясь о том, чтобы Сюмбюль поскорее уже исчез, ведь его слова вновь напомнили ему о рыжеволосой проблеме, что засела у него в голове. — Я пробовал, паша, но султан такое мне устроил! Бедную рабыню чуть не казнили! — Александра. Ибрагим захлопнул книгу, что секунду назад взял с полки, и подошел к аге. — Ее тоже отправляли? — тщательно скрывая интерес, равнодушно спросил паргалы. Сюмбюль похлопал глазами. Откуда визирь узнал о русской рабыне? И вообще, почему он спрашивает именно о ней? — Пашааа, — евнух поспешил ответить, — эту сумасшедшую я ни за что не отправлю к падишаху! Ибрагим усмехнулся. Реакция Сюмбюля подтвердила его догадки насчёт непростого характера девушки. Теперь то в паше разбушевалось неудержимое желание проверить славянку на прочность; посмотреть, сможет ли она в действительности поставить султана на колени, сделать то, что еще никому не удавалось. — Отправь ее, Сюмбюль, — он похлопал агу по плечу и широко улыбнулся, стараясь скрыть сомнения, что отражались даже во взгляде. Но что же послужило причиной этих слов? Гордость и нежелание впускать в сердце противоречивые чувства, что могли стать очевидной слабостью и превратиться в уязвимую точку в его непоколебимой броне; или же глупость и страх перед неизвестностью, перед новыми ощущениями и испытаниями, что обычно посылает любовь? — Как прикажете, паша, — Сюмбюль поклонился и вышел. Ибрагим стоял на том же месте еще несколько минут, яро убеждая себя в том, что принял правильное решение. Улыбка давно исчезла с лица, крепко сжатые зубы вызвали неприятную боль в челюсти. Паша и не заметил, как сильно напряглись мышцы всего за пару минут активного размышления. Наконец, он глубоко вздохнул и потянулся. — Возьми себя в руки, Ибрагим, — голос разума утверждал лишь это. Сердце же слушать паргалы не привык.***
В гареме жизнь протекала привычным образом. Очередные сплетни наложниц, издевательский смех одних над другими, теми, что скоро должны были покинуть дворец. Александра со своей единственной подругой сидела в самом углу зала с опущенной головой и надутыми губами после очередного выговора Нигяр калфы. — Эх, бедные девушки… — жалобно промолвила Мария. Александра исподлобья взглянула на девушку и фыркнула. Ей совершенно не нравилось добродушие подруги, ведь, в отличие от нее, рыжеволосая усвоила главное правило гарема: тут каждый за себя, здесь нет места сочувствию. – Зачем их жалеть? Выдадут замуж и все. — Александра! Они же не знают, каким окажется их супруг! Вдруг попадётся тиран бессердечный? — Какая ты наивная, Мария. Уж лучше верный муж, чем султан с огромным гаремом, каждую ночь принимающий новую наложницу. — Вот отправят тебя к падишаху, — обиженно воскликнула девушка, — посмотрим, как заговоришь! Терпение рыжеволосой подошло к концу. Она злобно выпучила глаза на подругу и сквозь зубы прошипела. — Я либо умру, либо уничтожу весь гарем, но не позволю своему султану прикоснуться к кому-нибудь еще помимо меня! Зажмурив глаза, Мария озадаченно покачала головой. С таким настроем Александра могла навлечь беду не только на себя, но и на тех, кто заботиться о ней. Не успела девушка прочитать очередные нотации, как в гарем забежал Сюмбюль ага и, отыскав бунтарку среди сотен рабынь, радостно воскликнул. — Александраааааа! Иииий! Повезло тебе, девочка, — евнух подбежал к удивленной рабыне и приказал ей подняться, — тебя сам паша Хазрет Лери приказал отправить к падишаху! Помимо удивления, на лице девушки загорелась торжественная улыбка. Она повернулась к подруге и ликующе произнесла: — Я же говорила! — звонкий смех раздался по всему залу и привлек внимание остальных наложниц. — Скоро я стану госпожой! Никто до сего момента не воспринимал рыжеволосую всерьёз: постоянные истерики, громкие заявления, молниеносная смена настроения и бредовые, по их мнению, высказывания — все это послужило поводом того, что девушка стала для гарема сущей проблемой. Потому, весть о том, что ее собираются отправить к падишаху, поразила гарем больше, чем саму девушку. После слов Александры наложницы возмущенно стали шептаться. Особенно разгневались те, кто ни разу не был у султана — они не знали, что причиной этому послужило их несоответствие запросам падишаха, а потому, было проще обвинить соперницу. — Так, замолчали все! Быстро вернулись к работе! — закричал Сюмбюль, когда обстановка накалилась до предела. — А ты за мной! Обратился он к рыжеволосой и, подозвав ее, быстрым шагом направился к выходу.***
Во дворце Топкапы даже у стен есть уши. Ни одно событие не проходит мимо вездесущей Гюльшах, которая докладывает своей госпоже все в мельчайших деталях. Вот и слова юной Александры не остались незамеченными. — Госпожа, — служанка вошла в покои и поклонилась. Махидевран султан сидела на тахте в своем ночном одеянии и расчесывала длинные кудрявые волосы, готовясь ко сну. Приход Гюльшах всегда предвещал что-то неладное. Тяжело вздохнув, жена падишаха перевела томный взгляд на девушку и недовольно спросила: — Что опять? Я же просила не беспокоить меня в такое время! Гюльшах немного замялась, однако неотложный вопрос требовал вмешательства госпожи, а потому, набрав в легкие побольше воздуха, она выговорила: — Сегодня ночью, госпожа, к повелителю отправят… — Замолчи! — женщина вышвырнула из рук расческу и вскочила с дивана. — Мне все равно, кто к нему пойдёт! Она подошла к зеркалу и стала нервно поправлять волосы, попутно издавая раздраженные вздохи. — Эта дрянь приняла отвар? — сквозь зубы прошипела Махидевран. — Конечно, госпожа моя, не волнуйтесь. Оскалив зубы, султанша улыбнулась, дабы сдержать свой нарастающей гнев. — Спокойно, Махидевран, спокойно, — твердила она самой себе, — всего одна ночь, всего одна ночь…***
Шорох белого платья скользил по золотому пути, пока юная Александра шла навстречу судьбе, дабы оказаться в руках своего нового господина. Пути назад нет. Она переступит порог и откроет для себя мир интриг, жестокости и сплошной борьбы за власть, насквозь пропитанной кровью. Двери покоев отворились. Она медленно зашла внутрь с опущенной головой и, сделав несколько шагов, упала на колени перед султаном. Сердце бешено стучало, в ушах отчётливо слышался кровоток. Когда рука падишаха опустилась на ее подбородок, Александра вздрогнула, будто ее шею сковала тяжёлая цепь. Дыхание участилось. Притянув девушку к себе, Сулейман поднял ее голову так, чтобы разглядеть изумрудные очи. Несколько минут властелин мира смотрел на ее прекрасное, белоснежное личико, пораженный красотой алых губ, пухлых щёк и бесстрашных глаз. Девушка слегка улыбнулась, убедившись в том, что султан не был тем чудовищем, про которого твердили в гареме. В его голубых зрачках, наполненных непоколебимой волей и добротой, отражались блики свечей, словно на Александру смотрел не грозный властелин семи континентов, а настоящий ангел во плоти. Искра, что пробежала между ними в тот миг, зажгла в сердцах обоих огонь великой любви. — Как тебя зовут? — Александра, мой султан. Заключив в ладони лицо наложницы, Сулейман потянулся к ее устам и оставил на них нежный, чувственный поцелуй. Он был заворожен неземной внешностью Александры, а ее дурманящий запах подействовал на него как опиум. Руки падишаха потянулись к корсету Александры, он за несколько секунд расстегнул все пуговицы ее платья и с лёгким трепетом высвободил ее манящее тело от белоснежного наряда. Она стояла молча, не двигалась, была чиста, как первый снег зимой. Когда шёлк приземлился на пол, перед падишахом предстала оголенная девушка. Ее плечи и грудь судорожно вздымалась вверх каждый раз, как мужские руки касались бархатной кожи. — Не бойся, моя Александра, я не сделаю больно, — тихо прошептал султан и, взяв девушку за руку, повел к постели. В эту ночь она потеряет невинность, она станет собственностью мужчины, которого уже успела полюбить всем сердцем. Их первая ночь. Новые ощущения, новые чувства, новая жизнь.***
С момента, как паргалы в последний раз виделся с рыжеволосой рабыней, что занимала его мысли днями напролёт, прошла неделя. По иронии судьбы, он проводил это время в своем дворце, ведь султан позволил ему немного отдохнуть. И вот, возвращаясь в Топкапы с мыслью о том, что Александру скоро вышлют из дворца, и ему скорее нужно ее забирать, Ибрагим и не подозревал, какое потрясение переживёт. — Повелитель, доброе утро, как вы себя чувствуете? — зайдя в покои, паша первым же делом поинтересовался состоянием своего глубоко уважаемого султана. — Паргалы! — падишах подошел к другу и похлопал того по плечу. — Хорошо, что ты приехал, у нас сегодня много дел. Собери все необходимые документы и пойдём на совет. — Слушаюсь, повелитель. Будут еще поручения? Султан не сразу ответил, покусал нижнюю губу, немного подумал и промолвил: — Да, Ибрагим, только об этом никому не должно быть известно, пока я не позволю. Паша кивнул и принялся слушать приказ падишаха. Тот подошел к нему еще ближе и, склонившись над ухом, прошептал: — Прикажи Сюмбюлю тайно привести ко мне Александру. Ибрагим был настолько ошеломлен, что выражение его лица отразило весь спектр эмоций. Сердце пропустило несколько болезненных ударов, прежде чем он закрыл отвисшую челюсть и, сглотнув обжигающий ком в горле, выразил свое удивление: — П…повелитель, она разве не была уже… я… я думал вы… Сулейман широко улыбнулся и полными счастья глазами взглянул на друга: — Она покорила меня, Ибрагим! — воодушевленно произнес султан чуть ли не воскликнув. — Представляешь! Я никогда не чувствовал себя настолько живым! Она как глоток свежего воздуха! Как луч летнего солнца! Улыбнувшись через силу, Ибрагим с трудом выговорил: — Я рад, повелитель, что вы наконец обрели долгожданную любовь. — Так и есть, мой друг, так и есть, — султан вновь похлопал паргалы по плечу и вышел на балкон. Впервые в жизни великий визирь почувствовал горечь поражения. Хуже всего было то, что он лично поспособствовал этому. Все тело мужчины непроизвольно стало дрожать то ли от гнева, то ли от боли. По пути в кабинет паша успел несколько раз почувствовать пронизывающий холод по спине и покрыться мурашками. Неприятное ощущение в области груди не давало ему вздохнуть. Глаза на ровном месте стали влажными, паргалы несколько раз поморгал, потер глаза и продолжил в спешке собирать необходимые документы, намеренно не обращая внимания на свою состояние. Ему казалось абсурдом сама вероятность того, что его сердце так билось из-за какого-то примитивного чувства к девушке, которую он видел всего раз в жизни. — Черт возьми… черт возьми! Эмоции выплеснулись в виде рычания сквозь сжатые зубы. Ибрагим одним махом отбросил на пол лежащие на столе предметы и, схватив стопку бумаг, выскочил из кабинета, поклявшись себе забыть рыжеволосую рабыню.