***
Три месяца спустя По своему обыкновению, в полном одиночестве, Ибрагим проводил вечер в кабинете, разбирая огромную кучу документов. Глаза самовольно закрывались, с огромным трудом паргалы раз за разом возвращал разум в реальность после очередного моргания усталых век. Вымотанный организм из-за нехватки сна и постоянного стресса практически умолял хозяина перестать мучить себя. Последней каплей стало то, что между строк документа мужчине уже виделись собственные мысли. В частности, мелькало одно имя — Хюррем. Возвратиться к себе во дворец не было сил, идти к ней в покои не было дозволено, а потому Ибрагим заставил себя сделать несколько шагов до дивана и рухнуть туда, окунуться в мир снов в единственном оставшемся месте, что не вызывало у него раздражения. Сон паргалы был настолько крепким, что с первыми лучами солнца, когда за окном уже пели птицы, он пробудился в той же позе, в которой и заснул. Не помнил снов, но зато бодрость, непривычная и быстротечная, обеспечила ему сил на весь день. Паргалы еще лежал на диване, когда в двери кто-то постучался. По суетливой манере визирь распознал Сюмбюля. — Войдите, — пробурчал паша и, потянувшись, поднялся на ноги. Двери отворились. Ага торопливо прошел к визирю и поклонился, а затем доложил приказ султана. — Паша Хазрет Лери, — его голос не сулил ничего хорошего, — султан немедленно требует вас к себе, срочно. — Что стряслось? — Мне не известно, паша. Неприятное ощущение расползлось по телу подобно яду, тревога охватила Ибрагима. Что-то подсказывало, встреча с султаном доставит ему много проблем. Не желая больше задерживаться и гадать, Ибрагим последовал к выходу. Однако прежде, чем уйти, он внезапно остановился, решив воспользоваться моментом и разузнать о ней. — С Хюррем хатун все в порядке, я надеюсь? Не Махидевран ли опять устроила скандал? — Нееет, паша, что вы. У Хюррем хатун все хорошо, с ребенком тоже, хвала Всевышнему. Нижняя губа паши дернулась при упоминании положения Хюррем. Он невольно оскалил зубы, сжал кулаки и, едва удерживая вспышку чувств, неизвестного ему происхождения, выскочил из кабинета.***
Пушистые снежинки хлопьями спускались на ее тоненькие ладони и, едва соприкоснувшись с кожей, превращались в крошечные лужицы. Лучи солнца слепили глаза, отражаясь на кристально чистой поверхности белоснежного покрывала. Вокруг не было ни души. Хюррем ступала по холодному снегу в сторону дворца, и чем ближе она становилась, тем сложнее было разглядеть дорогу перед собой. Воздух становился тягучим, дышать свободой грудью становилось все труднее. Внезапно, чей-то знакомый голос окликнул Хюррем, и когда девушка подняла взгляд на балкон, то увидела юношу, что с теплотой в глазах и искренней улыбкой на лице махал ей рукой. Хюррем сама невольно улыбнулась, и неожиданно для себя прокричала. — Мехмед! Присоединяйся ко мне! — Я не могу, мама, — последовал ответ, после чего слезинка покатилась по щеке юноши, — прости… — Сынок? Спускайся, я жду тебя! Перед глазами Хюррем возник туман, в котором вскоре растворился силуэт на балконе. Она хотела уже побежать вперёд в неизвестность, как вдруг, чья-то рука схватила ее и протянула к себе. — Госпожа, проснитесь, умоляю вас… Резко распахнув глаза, Хюррем вскочила на постели и судорожно стала глотать воздух. Голос Ибрагима все еще звучал в голове, заставляя все внутри сжиматься. — Что с тобой, Хюррем? — из соседней комнаты прибежала Мария, и присела на край постели подруги. — Все хорошо? — увидев, как подруга со страхом держится за живот, она забеспокоилась. Без лишних слов Хюррем прижалась к подруге, а та в свою очередь заключила ее в теплые объятия. — Всего лишь страшный сон… — твердила она себе.***
Шаг за шагом, нехотя передвигая ногами, паргалы приближался к залу совета, где его ожидал султан. Каждый раз при встрече с ним грек рисковал всем, ведь в глазах Сулеймана давно уже не было той теплоты и доверия, там царила тьма, погибель Ибрагима, что с каждым днем, казалось, становилась все ближе. Не доходя до входных дверей, Ибрагим остановился у решетки и мельком взглянул на султана. Тот сидел на троне с опущенной головой и смотрел куда-то в пол, явно размышлял над чем-то очень серьёзным, судя по изгибу бровей. Стоило паргалы лишь переступить порог и сделать шаг навстречу, как падишах мигом поднял голову и грозным взглядом пронзил визиря. — Повелитель, вы звали меня? — полушепотом начал Ибрагим, однако султан к этому времени уже стоял перед ним. — Что я узнаю, Ибрагим?! И главное от кого! — вскрикнул он. Ибрагим не сумел скрыть изумление с лица и с раскрытым ртом уставился на Сулеймана. — Ты должен быть моими глазами и ушами, нести справедливость и великодушие моему народу! — Так и есть, повелитель, я… — Ты думал, твой поступок останется безнаказанным?! До Ибрагима моментально дошло: причина ярости султана заключается в произошедшем с Хюррем. Но кто ему доложил? Неужели она? Девушка заверила, что о случившемся никому не расскажет. Он верил ей. Значит кто-то другой разузнал обо всем. Махидевран? Валиде? Его стража? — Повелитель, мне нет оправдания, однако, у меня не было выбора. — Как это понимать?! — Если бы я не успел, мерзавец изувечил бы Хюррем хатун, — паргалы стало тошно от своих же слов, когда он вновь представил ее загнанную в угол, с ужасом на лице и слезами на глазах. Султан же внезапно переменился. Его лицо побледнело, когда он отошёл назад, Ибрагим подметил полное замешательство в глазах падишаха. — Причем тут Хюррем? — полушепотом спросил Сулейман, находясь в недоумении, что читалось в округлившихся глазах. Ибрагим не знал, как и с чего начать говорить. В конце концов, он глубоко вздохнул и выложил все начистоту. Падишах выслушал его до конца, а затем многозначительно покивал головой. — Значит, мое сокровище пытались отнять у меня, — его кулаки сомкнулись до побеления костяшек. После напряженного молчания, когда в зале отчетливо слышались тяжелые, яростные вздохи султана, он обратился к паргалы с неожиданным приказом. — Прикажи этой женщине покинуть мой дворец, Ибрагим, — сквозь стиснутые зубы прорычал Сулейман, — иначе я придушу ее собственными руками, если увижу. — Вы про Валиде султан, повелитель? — голос паргалы вздрогнул. В следующий миг он пожалел, что задал вопрос. Голубые глаза Сулеймана стали чернее тьмы, будто дьявол вселился в его когда-то светлую душу. Ибрагим лишь поклонился. Развернулся и покинул зал, без лишних слов получив ответ на свой вопрос.***
Хатидже довольно быстро освоилась в новом дворце. Все было ей по нраву. Необычное убранство, несвойственный ей порядок вещей, спокойствие и тишина пошли госпоже на пользу. Каждый день она просыпалась с улыбкой, встречая рассвет в объятиях любимого человека, и так же счастливо провожала солнце в закат, засыпая с ним в обнимку. Очень часто к ней приезжала Валиде султан в сопровождении Хюррем, которая так и не простила мать султана, однако все же проявлять неуважения не могла. Сердце всего лишь остыло к этой женщине, а из памяти стерлись все лучшее, что было между ними. Приехав в очередной раз во дворец визиря и султанши, гостьи из Топкапы не забыли прихватить угощения, что с трепетом готовил Шекер ага. — Больше всего я скучаю по еде, — рассмеялась Хатидже, откусывая часть пирога, — не обижайтесь, Валиде. Женщина по-доброму улыбнулась, ее взгляд задержался на счастливой дочери, при виде которой на сердце становилось особенно тепло. Отношения дочери с Хюррем, что с недавних пор весьма укрепились, не могли не радовать Валиде. Рыжеволосую мать султана любила почти как родную дочь. — Наше маленькое чудо, — переведя взгляд на Хюррем и погладив ту по животу, промолвила султанша, — пусть Всевышний подарит тебе здорового малыша. — Аминь, Валиде, — улыбнулась Хатидже. — Аминь. Ближе к вечеру, когда уже нужно было возвращаться в Топкапы, стражник доложил о приходе Ибрагима паши. — Отлично, не останусь одна, — обрадовалась Хатидже. Женщины стояли посреди зала, когда двери отворились и растерянный визирь вошел внутрь. Он торопливо оглядел каждую, но потом резко опустил взгляд, словно изнутри его распирало чувство вины. — Госпожа, Валиде султан, — он поклонился каждой, а затем взглянул на рыжеволосую, — Хюррем хатун. С большим трудом ему все же удалось оторвать глаз от девушки, чья улыбка каждый раз переворачивала его внутренний мир с ног до головы. — Ибрагим, что-то случилось? — Хатидже подошла к мужу и взяла того за руку. — На тебе лица нет. — Случилось, — мертвенный голос паши заставил сердца присутствующих замереть, — султан узнал о решении Валиде выдать Хюррем замуж и о том, что произошло после этого. Никто и слова не произнес, все отражалось на застывших лицах, а потому паргалы продолжил. — Султан требует, чтобы вы немедленно покинули дворец, Валиде. После услышанного мать султана схватилась за грудь и ахнула, прищурив глаза. Хюррем тут же бросилась к ней, чтобы не дать нечаянно упасть, а вот Хатидже султан пришла в ярость. — Как это понимать?! Что за вздор?! Он не смеет так поступать! Ибрагим, ты должен что-нибудь сделать! Паша обреченно покачал головой, ясно дав понять, что решение Сулеймана невозможно оспорить. — Хатидже, дочка, — тяжёлое дыхание матери заставило султаншу броситься к ней, — твой брат падишах… его слово закон… Слезы подступили к глазам Хатидже, она качала головой, не веря словам матери. Злость на брата перемешалась с болью за мать, чувства нахлынули подобно проливному дождю в жаркий день.***
Жизнь Махидевран султан превратилась в ад с тех самых пор, как рыжеволосая фаворитка султана забеременела. Когда эта новость свалилась на госпожу, как гром среди ясного неба, она потеряла всякий отблеск здравого смысла и в порыве ярости избила Гюльшах до полусмерти. Кто же еще мог ответить за это. Ведь именно Гюльшах была ответственна за то, чтобы лекарша своевременно травила наложниц ядом. Одно только удерживало султаншу от безрассудных попыток избавиться от рыжеволосой. Махидевран чувствовала, что любовь султана к Хюррем постепенно угасает. Только этого все равно было недостаточно, чтобы мать единственного шехзаде оставила фаворитку в покое. Ребенок соперницы представлял опасность для Мустафы, а потому, днями напролёт Махидевран думала лишь о том, чтобы убрать эту преграду. К счастью для нее, внезапный отъезд Валиде открыл перед черкешенкой новые возможности. Она перебралась в покои матери султана, убрала из гарема всех тех, кто был верен Валиде, включая Дайе хатун, Сюмбюль агу и Нигяр калфу. Хюррем, оставшись совершенно одна среди змей, все меньше выходила из покоев, стараясь не попадаться Махидевран на глаза. Шли дни, недели, месяцы, беременность фаворитки султана протекала без осложнений, хоть девушка и плакала часто. Сулейман все реже звал ее к себе, а если и случалось такое, то весь вечер он только и делал, что целовал ее округлившийся живот и говорил с сыном. — Мой лев, моя гордость, скорее бы пришел день, когда я возьму тебя на руки. — Наш сыночек, мой повелитель, — улыбнулась Хюррем, — он будет таким же храбрым, как и его отец. Ее слова вызвали на лице Сулеймана довольную улыбку, он протянул руку к ее щеке и, погладив нежную кожу, вновь посмотрел на ее живот. — Твое имя будет Мехмед, — довольно проговорил Сулейман. — Ме… — Хюррем замялась и опустила взгляд, перед глазами возник тот самый сон, который она уже который месяц не могла забыть, — Мехмед? Почему вы так решили, повелитель? Неуместность вопроса Хюррем осознала после нескольких минут молчания. Падишах пропустил ее вопрос мимо ушей, тогда Хюррем глубоко вздохнула и попыталась перевести тему. Рыжеволосая приблизилась к любимому, обвела руками шею и оставила мимолетный поцелуй на щеке. А потом, едва она коснулась его губ, как Сулейман слегка оттолкнул ее и поднялся с подушки, на которой они сидели в обнимку. — У меня много дел, Хюррем. Иди к себе. Эти слова были хуже смерти. Внутри девушки образовалась пустота, что давила на легкие, заставляя сердце биться быстрее. Без лишних слов она поднялась на ноги и покинула султана. Слишком велик был риск расплакаться и навлечь на себя его гнев. Ей было страшно и больно одновременно. В расстроенных чувствах она шагала по коридору, перебирая подол платья и шмыгая носом, как вдруг из своего кабинета торопливо вышел Ибрагим паша и будто не заметив девушку, проскочил мимо нее, направляясь к султану. Ни в первый раз она сталкивалась с его отстраненностью, в последнее время визирь словно не замечал фаворитку султана, что не могло не расстроить ее. На этот раз рыжеволосая не стала молчать. — Ибрагим паша! В глубине души он так сильно желал услышать ее, что как только ее дрожащий голос, чуть ли не сорвавшись на крик, произнес его имя, Ибрагим замер. Секунду назад, проходя мимо, он не посмотрел ей в глаза и не увидел накопившихся слез в них. Сейчас он услышал все. — Знаю, вы считаете меня предателем, но я клянусь, паша! — по щекам спускались соленые капли, а руки дрожали, когда она сложила их в области сердца. — Клянусь, я ничего ему не говорила! Ибрагим развернулся и медленными шагами приблизился к ней, с нахмуренными бровями. Злился то ли на нее, то ли на себя. Паргалы остановился прямо перед ней и заключил заплаканное лицо девушки в свои ладони, а затем с трясущимися от нервов руками вытер мокрые дорожки с ее щек. — Тебе нельзя плакать. Поняла меня?! Хюррем кивнула, и прикусила дрожащую губу. Попыталась успокоиться и несколько раз глубоко вздохнула. — Я не считаю тебя предателем, откуда такие мысли?! Он естественно лгал. В его голове были мысли о ее причастности, хоть сейчас они и улетучились. — У меня никого не осталось… Валиде, Сюмбюль, Мария… всех увезли… прошу, только не отворачивайтесь и вы от меня… — Никогда. Паргалы не мог больше устоять перед ее притяжением, наплевав на все запреты, он притянул ее к себе в объятия. Уткнувшись в ее шею, он оставил на коже едва ощутимый поцелуй. Несколько минут он держал ее у самого сердца, поглаживал по спине и отпустил лишь тогда, когда она полностью успокоилась и перестала дрожать. — А теперь иди к себе и не забывай, — Ибрагим отстранился и сказал, — под сердцем ты носишь ребенка, которого ждет вся империя. Ты должна беречь его, как зеницу ока. Хюррем кивнула, вытерла оставшиеся слезы, одарив его своей лучезарной улыбкой, развернулась и вскоре скрылась в тёмном коридоре, с растущей пустотой в душе. Ибрагим же к этому времени успел проклинать себя тысячу раз за то, что засомневался в ней и заставил ее пролить столько горьких слез.