подавитесь главой.
Прошло пару дней с инцидента убийства семьи Ли, нападение на новых друзей Феликса. А за эти дни были услышаны многочисленные извинения на каждом шагу, намекая на их невиновность и пытались доказать, что они не лгут на счет той охоты в лесу и декарации в его комнате с рукой и ногтями в пальцах. 7 неделя после того худшего дня и несколько дней просто сидеть на кровати, ничего не делая, смотря в пустоту, просто ожидая чего то радостного в жизни. Осень или зима? Он просыпается от звона будильника, который включил ему младшенький чтоб тот был бодрым самой рани и делал с ними упражнение на улице во время рассвета. Не успев открыть глаза, уже услышал что на улице дождь. Монотонно стучит по крышам домов и бьётся об стекла. Так не хочется вставать с постели этим хмурым октябрьским утром. День обещал быть хмурым и безрадостным. Встав с постели, он на цыпочках подошел к окну, не будя лежащих в его постели щенка с лисенком. Какое же наслаждение испытываешь ты, глядя на стекающие дождевые капли на оконных стеклах, на нехитрые события на улице или дворе, в дождь подчиняющиеся какому-то новому, но понятному течению, и все протираешь и протираешь ты холодное и потеющее на глазах окно… А под дождём легко преодолеваешь ты неуют зябких и острых дождевых капель, и долго помнишь вкус дождя — вкус холодной и мокрой кожи лица и губ; всеми органами чувств ты снимаешь информацию о чем-то родственном, глубином, — и остающимся самим собой, то есть, далеким, чужим, остающимся обстановкой для жизни, для мыслей, не более. Дождь ожидаем, целебен, возвышенно ненасытен в любое время года. Во время дождя ты… окружен, ты словно под защитой вдруг разбухшей земной поверхности — ее прозрачного отторжения, под защитой запаха, серого или веселого шума, во время дождя ты под защитой прохлады, под защитой всегда таинственной и боязной дали… И дождь ожидаем: сухой тонкий свет солнца, серая плотная и пыльная земля, непременно глубинный запах почвы и только утренний запах дали, — все пределы, за которыми время дождя. Дождь небесный. Вот картинный летний дождь: солнце, редкие белые и тяжелые облака, парит; надвигается грозно-синяя туча, усиливаются порывы ветра, уже вдали грохочет гром, а вслед за редкими крупными каплями дождя становится темно — туча закрыла постепенно и быстро все небо, и вот уже молнии и частые раскаты грома от которых младшие дергаются в страхе, но продолжают засыпать. И как из ведра льется дробный и тяжёлый дождь… Гроза затихает, становится светлее, возвращается солнце, а вдали над веселой в ручьяз зеленой землей еще видна грязно-синяя туча, где еще сверкают молнии. Но где-то рядом земля и небо соединяются радугой — символом радостного и жадного к жизни детства… После подобного дождя даже громкий уличный разговор воспринимается как бы издали, после дождя заботы для мельчают. Дождь омывает землю в прямом и переносном смысле… все же более высокий смысл читатется в серых красках прохладных дней, когда идет редкий или моросящий дождь, когда уже мокрая, даже грязная земля, когда вокруг мокрые серые строения, мокрые деревья, а вся природа покорно и верно ждет… Но чего? С ним в такие дни всегда беспокойство, поиск, всегда тревога. Да, собственно, сам воздух тогда переполнен тем же ожиданием, беспокойством, словно вот-вот в этой мерной тишине должно случиться что-то объясняющее, что-то великое… А поверхность озера в минуты и часы такого дождя — теплая и колючая, но неожиданно предельно ровная, срезающая берега, и, как всегда, поднимающая взгляд… И какое музыкальное время тогда вокруг! Мокрая земля и зелень, переполненный запахами и дождем воздух, небо, начинающееся тотчас над головой, и сыро все вокруг серо, низко, гулко, тихо. Тихо-тихо. Юноша настолько сильно погрузился в свои мысли, даже не заметил как его младшие проснулись и стояли в обнимку с ним. Лишь через время юноша вернулся в реальность, оттолкнув младших от себя ведь в итоге у него все тело анемело. Парень с щенячьими ушками необратив внимание на такое поведение своего старшего снова начал лезть к нему с объятиями, тот начал снова сопротивляться, но итог показал, что младший оказался упрямым и легко не сдался. Лисьи глазки самого младшего следили за старшими и их игру, когда Сынмин смог обняться с солнечным парнем, наблюдатель недовольно фыркнув вышел с комнаты. Выходя не заметив с какой силой закрыл дверь, от хлопка с неконтролируемой силой младшего здрогнули люди находящиеся в этой комнате. — Минни, отпусти старшего. Хен хочет выйти позавтракать, а его младший мешает ему даже двигаться, — спокойным и более сонным голосом заявил младшему, который обнимал его, тот в ответ невольно помычал, обнимая сзади, утыкается носом в шею старшего. Младший хочет больше близости с ним — эмоциональной и физической. Сынмин вдыхая аромат волос, он сильнее прижимался к чужому, но такому родному телу. После долгой разлуки, эти прикосновение, этот момент хотелось продолжать как можно дольше, не отпуская любимого. Чужая рука крепко, но нежно обвивала его талию, а тело приятно согревало. Волосы щекотали скулы, приятный аромат шампуня навевает воспоминания о таких же чувственных и нежных объятий. —Феликс, можем ли мы когда-нибудь заняться сексом? Лишь я и ты, — можно почувствовать, что он ехидно улыбается. Горячий воздух младшего так и ощущается, и зовет незаметную дрожь по всему телу. —Не сейчас, отойди, — младшему видно, что его старший засмущался благодяра покрасневших ушей, которые в глаза младшего попадаются. —Давай прекратим так стоять и пойдем к другим? — начал старший рукой об лицо младшего толкать, но тот неожиданно для Феликса облизнул область ладони и взяв, его за запястье отодвинул к щеке. —Минни! — смущенно рявкнул на младшего и резким движением убрал свою руку от его лица. —Нам уже давно пора завтракать, а ты тут такую сценку учинил средь бела дня! — с ярко выраженной недовольством заявив, быстрыми шагами сбежал от этой комнаты сильно хлопнув дверь. —Ничего. Я ведь всё равно получу то, что захотел, — с усмешкой ехидно улыбнув шагом за старшим потопал завтракать. Отдышавшись придя на нужное местоположение парень заметил, что давно не общался со своими друзьями — Асахи и Уен. А ведь те могли настолько сильно переживать за ним, насколько им сил хватит, чтоб ему перезвонить полусотни раз одновременно отправляя смс сообщения. Поняв в какую ситуацию он забрел, сразу же начал собирать вещи и быстрыми движениями набрал дворецкому, сообщив, что сегодня пойдет за долгое время в колледж, тот максимальной скоростью отреагировав поехал к господину, позже те благополучно добрались до места. Ребята оставшиеся дома, сперва с недопонимаем сидели, хлопая глазками, а позже поняв ситуацию оставили, как есть. Ведь их общее золотце из-за ревности и зависимости от ребят не мог нормально выйти на солнечный свет, а вот сейчас наконец вышел и стал свободным птенцом. В скором времени они должны смириться с тем, что только один из них останется с ним. Феликс осмотрев колледж и чуть не прослезил глазами, так долго его не было здесь, пусть даже он и прогуливал, но желал вернуться обратно во времена, когда постоянно сидел в четырех стенах на одном месте. Вдохнув тот самый запах свободы! Наконец-то он свободен от этих зависимых людей, если их так можно назвать. Недобогами, лишь так назвать таких, как они называют. —Феликс! — неожиданный издавший крик со спины блондина, обняли его два крупных телосложения, чуть не раздавив. —Мы тебе звонили, писали смс, даже ходили! А ты не отвечал и не смотрел! — один из этих людей начал его так сильно туда-сюда качать, что того начало качать. —Даже твой парень сказал, что ты не хочешь нас видеть и выгнал нас, — сильно сжав плечи блондина, начал заикаясь твердить о каком то парне. —Парень? — ребята испугались из-за того, что блондин чуть не повернул голову 180 градусов. Они знали, что он похож на резину раз уж тянется так гибко, но не настолько пугающе. Ему кажется в дорамах про ужасов можно сниматься. —У меня нету парня. Даже если бы он был, то не жил бы со мной. — немного соврав только что увидевшим друзьям, ведь правду необязательно им знать. —Тебя только о парне смутило? Мы ведь переживали, что ты сдох! Тебя так долго не было, мы начали думать о плохом! — брюнет низкого роста — Асахи, снова твердит об одном и том же, что даже начало бесить блондина. —Сахи прав, Ликс. Твой хён так сильно переживал за тебя, что даже позвонил твоим родителям. А те сказали, что не знают что случилось с их сыном, поэтому попросил их съездить к тебе и проверить, что с тобой там, пока я переживал с нашим макнэ. — показалась ли блондину, что сказал старший, но ему непредвиделось. Тот по-настоящему сказал, что он попросил его родителям приехать к нему из Австралии в Корею. —Понял ребята, простите. — в знак изаинения по этикету должны кланяться, как и приветствовать, и прощаться. Такова культура Южной Кореи, пусть даже Феликс усвоился к новой культуре, но многого не знает. —Давайте забудем об этом и обнимемся в знак того, что воссоединились в столько долгого времени отсутствия третьего друга, — они накинулись на него, обвивая его тело руками, оно было таким же тёплым, как в последнюю их встречу. Плотно прижимаясь, можно было слышать биение сердца, и томные выдохи, а аромат его волос ничуть не изменился, они словно окунулись в прошлое, один из прекрасных моментов жизни. И вот он стоит здесь, передо ними, будто не было того долгого времени нашей разлуки.от лица Феликса
Я обнимаю кого-то, но понимаю — не то. совсем не то. Да, это может быть человек, которого я знаю три года, пять лет, двенадцать, но объятия с ним не те. Не те совсем. я не говорю, что какие-то лучше, я просто говорю, что все они различны. С кем-то объятия крепкие, до хруста костей; с кем-то неловкие; с кем-то то несильные, но теплые и уютные; кем-то мимолетные, а с кем-то случайные; с кем-то такие привычные и домашние, а с кем-то совсем чужие и холодные. Объятия с каждым человеком особенные по-своему, дорогие и важные. Они не похожи на остальные. Если бы я мог описать объятия с каждым человеком, я бы точно нашел описание для каждого из них. Точно. Объятия с людьми, которые сейчас у него дома, никогда не сравнятся с чьими-то другие. Потому что каждое объятие уникально. Неповторимо. Чьи-то объятия веют юностью, розами или тюльпанами. Чьи-то пахнут свежим кофе и сладкими духами. Другие с привкусом алкоголя, сигарет и слез, и каждое из них дорого мне по-своему, и каждое из них в моей памяти.от лица Феликса закончился
пару часов спустя после колледжа
Ребята за последние несколько часов до самого вечера были спокойны, но сейчас начали волноваться, ведь Феликс не писал смс, что опоздает и так далее. Сынмин. Именно он моральная поддержка маленького блондина Феликса, почти единственный с Чанбином и макнэ, с которыми по словам некоторых он не занимался с ними постельным массажом всю ночь до такой степени, чтоб он не смог сидеть нормально пару дней или вообще ходить. Сынмин или как блондин называет его - Минни, ласкательное прозвище, который ему дал лишь единственный в доме человек. Даже если ребята дали ему прозвище, он не дал бы согласие, чтоб его использовать для произношения в постоянном использование. Сынмин один из первых питомцев Феликса и, как раз его изначально увидели, когда он спасал своего Минхо-хена. Человек с юмором, но у него шутки обидные. Чанбин. С очень выделяемыми мускулами и они по словам Феликса, даже очень мягкие и эластичные. Обнимать его можно сравнить с огромным плюшевым медведем, с которыми раньше он обнимался игрушками подаренными от фанатов и его фансервиса. Феликс для Чанбина = ангел с рыцарем или же принцесса с рыцарем. Миниатюрный паренек с человеком из гора мускул. Бинни, снова прозвище от этого золотца, но его так называют все члены их семьи в доме, нежели Сынмина, которого так называет лишь Феликс. У Чанбина иногда бывает оргазм от этого солнышко, но не трогает никого во время него, ведь не хочет беспокоить. Чонин. Само неженко и хочет так же с Феликсом. У Сынмина, макнэ и Чанбина одно лишь схожесть - это вытрахать из Феликса весь голос и его силы. Только лишь самый младший не хочет настолько сильно, хочет нежно. —Раздвинь ноги, Феликс, - горячее дыхание старшего вдруг появилось за ухом блондина. Тот повиновался - бессильный по собственному выбору, покорный и хороший мальчик, потому что сам того хотел. Он видел, как они смотрят на него, один смотрел между ног, а другой был позади и дышал тяжелым дыханием в ухо. Они видели его черные брюки, его бедра, они могли представить его во всех позах во время секса. —Встань. - сперва Чанбин просил раздвинуть ноги, а теперь младший - Сынмин, просит его встать. Он вскочил со стула. Ему было трудно стоять прямо, и он понял, что он, будто пьян. Пусть даже, если это так. —Не смотри на нас так, опусти голову, милый. Уважай своих господинов, - по голосу младшего можно услышать, как он доволен и даже если его голова отпущена, он мог увидеть сквозь волос его ехидное лыбо. Хотя прежде чем он успел опустить голову, он увидел, как из шкафа извлекли тонкий хлыст, а затем один из них, а именно Чанбин треском рассек воздух. Так, как будто у воздуха была своя собственная жизнь. —Пей. - Сынмин держа стакан с водой попросил, того выпить. —Опусти голову и пей. - не успев поднять голову, как тут ему сказали снова опустить его. Он выпил один раз, второй и третий стакан. Но, как оказалось по привкусу он почувствовал какое-то горьковатый привкус. «Это водка, милый» - после немного чавкания от подозрительного привкуса, они признались, что это не вода. Теперь это был не просто сон, это была реальность : он потерял контроль. Он чувствовал себя предметом, простым орудием, и, как это ни невероятно, это чувство подчинения давало ему ощущение полной свободы. Он больше не был семейным психологом, тем, кто наставляет, утешает, выслушивает признания, тем, кто возбуждает. Перед устрашающей силой этих людей он был просто парнем, только что вернувшийся из коллежда. —Снимай с себя одежду, пока только я с тобой буду играть, - наконец сказали эту фразу, с которого можно и повеселиться. Приказ был отдан, как раз в подходящий момент, без малейшего намека на нежность, и все же ничто не могло быть более эротичным. Опустив голову в знак почтения, Феликс расстегнул брюки и позволил ему соскользнул на пол, снимая боксеры. —Ты плохо себя ведешь, хён, - одновременно ласково и более низким тоном заговорил младший-актив. —Пока мы будем этим заниматься, Бинни-хен будет за нами наблюдать и мастурбировать. Ведь так? - повернул голову в сторону улыбающего от такого момента Чанбина, а тот кивал на вопрос младшего актива. Сынмин руку высынул из кармана намекая на то, чтоб старший дал ему хлыст. Дал. Хлыст рассек воздух. —Ты должен быть наказан. Как смеет смертный, как ты, противоречить нам? Тебе следовало бы встать перед нами на колено! - с насмешкой и тоном алчностью в голосе Чанбина. Феликс хотел было опуститься на колени, но первый удар хлыста остановил его, коснулся его ягодиц. Хлыст жалил, но, казалось, не оставлял следов. —Разве Минни велел тебе вставать на колени? - от первого лица спросил Сынмин, тот отрицательно покачал головой. —Словами, детка. Словами. —Нет! - случайно повысив голос на вопрос младшего. Снова удар хлыста по ягодицам Феликса. —Кто позволил тебе повысить на меня голос? Нужно говорить “Нет, господин!„ - еще один жгучий удар хлыстом На какую-то долю секунду ему пришло а голову, что он может либо прекратить это прямо сейчас, либо пойти до конца. Ибо он чертов мазохист. Это приключение было новым. Он может решить позже, хочет он продолжить это или нет. —Сними с себя оставшуюся одежду. И пройдись туда-сюда, чтобы я с хеном могли на тебя посмотреть. - сквозь ладонь Сынмина можно увидеть улыбку,скрывающее его. Он снова повиновался, опустив голову и не говоря ни слова. Юноши, которые наблюдали за ним, все еще полностью одетыми и абсолютно бесстрастными, они были не теми людьми, которые по дороге в эту комнату много разговаривали. Именно у младшего актива было холоднле сердце на Земле, пока у старшего актива было самым добрым и теплым. Он снял рубашку с футболкой, чувствуя себя одновременно беззащитным и защищенным. Хлыст снова щёлкнул, на этот раз не касаясь его тела. —Голову вниз! Ты здесь для того, чтобы подчиняться каждому моему приказу и выполнять мои желания, понятно? - настолько сильно вжился в роль младший актив, что даже принял роль садиста. —Да, господин Минни, - он сжал его руки и надел на них наручники. —Тебя ожидает хорошая трепка. Тебе нужно подумать над своим поведением. - он ударил ладонью по его ягодицам. Феликс закричал – на этот раз ему было больно. —О, ты уже жалуешься? А я еще только начал. - прежде чем Феликс успел что-то сделать, младший заткнул ему рот кожаным кляпом. Это не мешало ему говорить, он все еще мог сказать «желтый» или «красный», но теперь Ликс чувствовал, что это его судьба – позволить этому человеку делать с ним все, что он пожелает, и теперь Феликс не мог убежать. Он был голым, с кляпом во рту и наручниками, а в жилах текла не кровь, а водка. Еще удар. —Пройдись туда-сюда! - пришед новвй приз, но на этот раз от старшего, который за ними наблюдает. Феликс повинуясь их командам: «стой», «поверни направо», «сядь», «раздвинь ноги». Он бил его снова и снова, заслужил Феликс это или нет, и он чувствовал боль и унижение. Оно было сильнее боли. Он чувствовал себя так, как будто он был в другом мире, в котором ничего не существовало, и это было почти религиозное чувство. Он был очень мокрым и возбужденным но не мог понять, что происходит. —Снова на колени! - поскольку Феликс всегда держал голову опущенным в знак покорности, он не мог точно видеть, что происходит, но он заметил, что в той другой вселенной, на той другой планете, младший тяжело дышал, измученный тем, что размахивал хлыстом и сильно шлепал его по ягодицам, в то время как тот чувствовал, что наполняется силой и энергией. Теперь он уже не испытывал стыда и не беспокоился о том, чтобы показать свое удовольствие. Он начал стонать, умоляя Сынмина прикоснуться к нему, но вместо этого юноша схватил его и бросил на кровать. Старший актив вышел с комнаты, чтоб младший пока, что наигрался с Феликсом. Сынмин насильно раздвинул ноги Феликса – хотя он знал, что это насилие на самом деле не причинит ему вреда – и привязал каждую ногу к углу кровати. Теперь, когда его запястья были скованы наручниками за спиной, ноги раздвинуты, рот заткнут кляпом, когда же он проникнет в него? Неужели он не видит, что он готов, что он хочет служить ему, что он его подчиненный, его создание, его объект и сделает все, что он прикажет? Он увидел, как Минни приставил конец рукоятки хлыста к его влагалищу. Он прошелся им сверху вниз, а когда коснулся его пениса, он потерял всякий контроль. Феликс понятия не имел, как долго они были там и сколько раз его шлепали, но внезапно он кончил и испытал оргазм, который за все эти месяцы десятки, нет, сотни раз некоторые не смогли ему дать. Сынмин особенный? Взяв под контроль и имея талант, сбегая от родителей и от них, наручники сняв, он оседлал его. Его волосы были распущены и доставали его до плеч. Они свисали вперед, скрывая его лицо, за исключением глаз, которые он крепко зажмурил от боли. Он был осторожна с членом младшего, оставляя его в покое, пока тот не насадил его на него. Сынмин не торопился. Ему пришлось отогнать свою тревогу. Ему было бы легче встать и позаботиться обо всем, если бы он не был на нем сверху. Нужно забыть об этом. Лучшие из их сексуальных моментов были в те времена, когда Феликс стонал на весь дом от наслаждения под старшими. Он влюбился, когда Ли терся своими сосками о его. Они были твердыми – у него тоже. В идеальном мире Ли бы проделал с ним все то, что делали с ним, но сейчас он насажен на член младшего актива и пытается отдышаться. В идеальном мире у них было бы на это достаточно времени. —Поцелуй меня, –Он провел волосами по его глазам. Феликс легонько укусил его за плечо от резкого движения бедрами в ягодицу пассива. ли опускался все ниже-ниже, а тот двигался и входил-выходил от него. Провел грудью по его лицу. Он хотел взять в рот одну из его сосков, любую из них. Он был в бешенстве. Он сильнее вонзился в ягодицу того. Феликс стонал от удовольствия, и это было прекрасно. Он снова кончит прямо сейчас. Сынмин продолжал, ускоряяст с каждым толчком. Поднял его колени еще выше. Минни был почти уже там. Скоро и Ли присоединится к нему. А потом узел у основания его члена растворился в огне, растаял. Он закричал, когда кончил, но ему не хватило. Потом тот фыркнул, пытаясь что-то сказать. Феликс кричал ему остановиться, но тот продолжал и продолжал. Вскоре Сынмин повалил того на спину и до того как тот кончит, начал сильнее давить и в прямом смысле вдалбивался в него. Феликс кончил во второй раз и хотел, чтобы он остановился, но того уже не остановить. Продолжая в него резко входить и выходить, одновременно оставляя за собой засосы на видных места и укусы из за, которых тот кричал от боли и от удовольствия, пока сверху человек уже жадно глотал воздух. Наконец они кончили, Сынмин внутри него, а тот на свой и на его живот.***
С того дня, как Сынмин был с Феликсом в одном постеле пару часов. Как тут же к нему после него зашел Чанбин, который объяснил ему, что постарается был нежен чем он. Но он соврал. —Тише, – сказал он, – тише. И снова поцеловал Феликса в веки, потом в губы, как делал всегда, но не в сексе. И поцелуй продолжался дальше того места, где он обычно прерывался. Затем он медленно отстранился. —Хён, пожалуйста. Пожалуйста, –он щупал его, словно был слепым. Его губы коснулись губ Бинни. И он снова целовал его, стягивая через голову короткую ночную рубашку, который на него надел Сынмина пока тот спал. Его сильные и нежные руки начали гладить спину того. Его руки, его губы, его язык - всё это принадлежит лишь этим ребятам из этого дома. Нежно. Не пугающе. Зная, что он делает. Ли почувствовал, как его соски приподнялись от сильного возбуждения, и это испугало Феликса. —Ш-ш-ш, – прошептал Чанбин. – Ш-ш-ш, все в порядке, не волнуйся, просто расслабься и прислушайся к своему телу. Он медленно, ритмично, нежно двигался входя и выходя пальцами с мокрой дырочки младшего. Колени Феликса почти подкосились. Предвкушение дрожью прошлось по телу младшего. Он был прав. Он приблизился. —Жёстко, быстро, глубоко. И когда я закончу, ты будешь знать, что ты мой. И ты больше никогда не подумаешь о том, чтобы сказать мне слово нет снова. Ещё один шаг хищника к нему. Он даже не задумывался над этим, Ли просто уступил инстинкту: его ноги развернули Феликса, и она бросилась бежать. Словно он мог убежать от него. Словно Ли мог убежать. Словно он даже хотел сделать это. Феликс хотел его больше, чем был благоразумным, больше, чем был здравомыслящим, больше, чем был контролирующим. Смех Чанбин превратился в грубое рычание, когда он вытянул своё большое, твёрдое тело в полную длину на него, его эрекция, железный стержень, толкалась в него сзади через ткань рубашки. Ли извивался, потеряв голову от ощущения того, каким большим он был, и всё же он не пощадил, обхватил Феликса крепко руками, пригвоздив его руки к его же бокам. Он потирался взад-вперёд о расселину между половинок его зада, рыча на языке, который он не мог понять. Обхватив руки Ли одной своей, он скользнул другой рукой между его телом и кровати и просунул его между его ног. Он закричал от такого сокрушительно интимного прикосновения. Каждый нерв в его теле жестоко пробудился от острой, алчущей пустоты. Мускулы глубоко внутри Феликса сжимали пустоту, стремясь быть наполненными и успокоенными. Его сдерживаемый норов, его грубость питали желание в нем, о существовании которого он и не знал. Быть взятым, поглощённым чувство, которое не описать, ведь именно оно и возбуждало Феликса в них. Жёстко и быстро, и без слов. Каждой частичкой того зверя, как он знал, каким он был в тот день, когда он встретил Чанбина. Ему нравился опасность в нём, осознал он тогда, когда тот чуть в него не выкинул студ перед входом их общей с Бан Чаном комнатой. Он возбуждал ту его безрассудную часть, которую он так долго отрицал, немного боясь её за эти дни без этого. Часть его, которая иногда грозил, о том, что Ли был в Галереях ночью, а система сигнализации вышел из строя, оставив все те великолепные артефакты без охраны. Его вес был таким тяжёлым поверх него, что он едва мог дышать. Когда его губы заскользили по задней части его шеи, он захныкал. Когда его зубы сомкнулись на него в маленком любовном укусе, он практически закричал. Ли был головокружительно возбуждённым, горячим, испытывающим боль и нужду. Потом его большая рука была на лице младшего, его палец проскользнул между его губ, и он всосал его, желая принять и испробовать любую его часть, до которой мог дотянуться. Другой своей рукой он столкнул вверх рубашки, сделав настолько вкусный вид, и его пальцы безжалостно принялись исследовать его беззащитные нежные складочки, распределяя влагу, плавно скользя и поглаживая. В то время, как его затвердевшая мужественность толкалась в его зад, он ввёл в него палец и глубоко вонзил его. Феликс закричал и надавил на его руку. Да, о, да – это было то, в чём Ли нуждался! Слабые, прерывистые звуки слетали с его губ, когда он умело скользнул в Ли вторым пальцем, пока не достиг его слабого барьера. Нежно, но безжалостно, он пробился сквозь него, покрывая его обнажённую шею и плечи обжигающими, жадными, с открытым ртом поцелуями, чередуя их с маленькими укусами. Боль была мимолётным и недолгим беспокойством, мгновенно сменившимся наслаждением от его пальцев, двигающихся внутри него, горячий рот Бинни был на его коже, его мощное тело двигалось по нем. Он был его самым сокровенным фантазией, превратившейся в реальность. Ли мечтал об этом, о нём, овладевающим ею так, словно не было на земле такой силы, который смог бы это предотвратить. Ничто не могло, смутно подумал Ли. С того момента, как он увидел Бинни, он знал, что это случится. Никогда не стоял вопрос о ”если”, вопрос был лишь в том, где и когда. Потом он прижался, толстый и твёрдый, как сталь, к этим мягким, нежным складочкам, и Феликс издал болезненный, беспомощный звук. Младший видел его. Ли знал, что приближалось, но не думал, что сможет его принять. —Ш-ш, - напевал Бинни на ухо Феликса, пробиваясь дальше. —Я не могу, - всхлипнула Ли, когда он начал проталкиваться внутрь него. Давление его, пытающегося войти в него, было слишком сильным. —Когда ты успел так сильно стать таким узким? Тебя же недавно вытрахал Минни, ты сможешь. —Нет! —Тише, милый. - он вышел, отступив на тот маленький дюйм, что отвоевал у него, обхватил себя рукой и попытался снова, медленно. Хотя Ли отчаянно хотел заполучить его внутрь себя, тело младшего сопротивлялось вторжению. Он был слишком большим, а Феликс просто слишком маленький. С едва сдерживаемыми проклятьями он остановился снова, потом грубо сгрёб плотные складки его рубашки в кучу под его тазом, приподнимая его попу выше и к себе под как раз нужным углом. Потом его полный вес снова был на ней. Одной своей сильной рукой он обернул его плечи, другой – его бёдра. Он потирался о нем взад-вперёд между ног младшего до тех пор, пока он не стал неистово тесниться к нему. Под этим новым углом он чувствовал себя беззащитным и уязвимым, но знал, что ему так легче будет войти в него. Когда Ли уже кричал что-то бесвязное, он проталкивался внутрь Феликса, чувствуя, как на него накатывает облегчение, его дыхание с шипением вырывалось сквозь стиснутые зубы. Он задыхался, стараясь изо всех сил вместить пронзающую толщину плоти Бинни. Каждый малый дюйм, на который он всё глубже продвигался, забирая каждую крохотную частичку, которую уступало ему его тело. И когда младший Ли был уже точно уверен, что он вонзился до упора, что Ли заполучил его всего, он с грубым рыком сделал последний рывок, ещё глубже, и Феликс беспомощно захныкал. —Я в тебе, мальчик мой, - его голос был глубоким рокотом у её уха. —Я – часть тебя теперь. Боже, он был в нем с того момента, как он увидел его. Вороватый негодяй, он взломал и проник в него, потребовав поселить его прямо у него под кожей. "Как Ли жил без этого?" - изумлялся он. Без этой яростной, неистовой близости, без этого большого, сильного мужчины внутри него? —Я буду любить тебя сейчас, медленно и нежно, но когда ты кончишь, я буду трахать тебя так, как надо мне. Так, как я мечтал об этом с того момента, как увидел тебя. Он захныкал в ответ, пылая внутри, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он двигался, сделал то, что обещал. Он хотел всего: нежности и дикости, мужчину и зверя. —Когда я увидел, как ты забирал меня с Хенджином из того ужасного места, я захотел тебя полностью и тогда, когда ты ко мне пришел в комнату для поддержки. Я захотел полностью, заполнить тебя собой, как другие младшие и хены. - он застонал тихим, грубым и урчащим звуком. —И, о, когда ты просыпаешься и выходишь с комнат,в котором ты провел ночь. - он прервался, резко переключившись на язык, которого он не мог понять, но экзотический говор его хриплого голоса выткал чувственные чары вокруг него. Он медленно вышел, наполнил его снова, пронзая Ли длинными, медленными ударами, мягко пробиваясь вглубь. Его большой размер разбудил нервные окончания в таких местах, о существовании которых младший даже не знал. Он чувствовал, как его оргазм нарастает с каждым уверенным ударом, однако в миг, когда Ли уже почти достигл его, он вышел, оставив его, испытывающей боль и почти рыдающей от неудовлетворённого желания. Чанбин наполнял Феликса почти лениво, урча на незнакомом языке. Он выходил, дюйм за дюймом, с мучительной неторопливостью до тех пор, пока он не стал хватать подушкими полными пригоршнями и почти вырвав из них наполнители. До тех пор, пока с каждым ударом младший не начал стараться изо всех сил выгнуться к нему и вобрать больше его плоти, удержать его внутри себя, так, чтобы, наконец, достигнуть своего высвобождения. Какое-то время Ли думал, что это, должно быть, была его вина, что оно продолжало ускользать от Феликса, или, возможно, потому, что он был уж слишком большим, потом он понял, что он намеренно сдерживал его разрядку. Положив свои большие руки на бёдра младшего, Бинни прижимал его к матрасу всякий раз, когда он пытался выгнуться вверх, не позволяя ему контролировать темп или взять то, в чём он нуждался. —Чанбин...Хен!…пожалуйста! - больше не смог терпеть. —Пожалуйста что? - проурчал он ему в ухо. —Дай мне кончить! - взвыл он его. Он хрипло засмеялся, его рука проскользнула между тазом Ёнбока и скомканной тканью под ним, проникла в его складочки, обнажив его напряжённым бугорок. Он легонько ударил по нему пальцем, и он почти закричал. Удар сердца, ещё два. Он нежно ударил снова. —Это то, чего ты хочешь? - сказал он бархатистым голосом. Его прикосновение было искусным, мучительным, настояшей пыткой, не вполне достаточным, вымеренным с бесспорным мастерством мужчины, который знал юношенское тело так же хорошо, как он. —Да, - задыхался он. —Ты нуждаешься во мне, Ликс? - ещё один лёгкий проход пальцем. —Да! —Скоро, - проурчал он, —Я попробую на вкус тебя здесь. - Он нежно коснулся подушечкой большого пальца его твёрдого стояка Ликс ударил по матрасу ладонями и плотно закрыл глаза. Эти простые слова почти – но не достаточно, проклятье! – подтолкнули её к вожделенному краю. Он прижал свои губы к его уху и прошептал страстным, чувственным голосом: —Ты чувствуешь себя так, словно не можешь дышать без меня внутри тебя? —Да, - прорыдал он, смутно осознавая, что был некий эффект дежавю в его словах. —Ах, мальчик, это то, что мне надо было услышать. Я – твой, и всё, что ты пожелаешь от меня, тоже твоё. Обхватив его лицо своей большой ладонью, он повернул его голову в сторону и, накрыв своим ртом губы Ликса, одновременно вонзился глубоко и продолжил, потираясь своими бёдрами в кругообразных движениях о его попу, вбивать в него свою плоть. Когда Ликс выгнулся к нему, он сжал руку вокруг его талии и углубил поцелуй, его язык врывался в ритме с нижней частью тела, одновременно вонзающейся в него. Напряжение, скрутившее его тело, неожиданно взорвалось, затопив младшего самым изысканным ощущением, какое ему доводилось когда-либо ощущать. Оно отличалось от того, что случилось с другими; это была более глубокая дрожь в самой его сердцевине, безмерно более сильная, и Феликс выкрикивал его имя, пока кончал. Он продолжал равномерно вонзаться, пока младший не ослаб под ним, потом он потянул его бёдра вверх и на себя, поставив его на колени, и начал снова вбивать в него свою плоть, тяжесть его яичек с силой ударялась о его горячую, ноющую кожу. С каждым пронизывающим ударом он всхлипывал, неспособная сдержать надсадные звуки, слетавшие с его губ. —О, Боже, мальчик, - простонал он. Перекатившись с ним на бок, он обхватил его талию своим руками и сжал. —Может мы повторим еще раз, золотце? —Иди в жопу! Ты и Сынмин, идите нахрен, прошу! Я устал. – уставший Феликс накрыв себя одеялом притворился, что уснул.***
С тех пор Феликс не мог никому доверять, а надежда была на этих троих... Стоп. Ведь Чонин ему ничего не сделал, как и Хан! Значит лишь они могут как то подбодрить Ли младшего. Изначально Феликс думал, что лишь макнэ его не трогал, как оказалось, еще и хомячок не притрагивался к нему. Он даже забыл о нем. Чонин подойдя со спины к сонному Енбоку, заключив того в свои объятья, обхватывая руками худую талию юноши. Прижив парня к себе Ян наклонил голову, чуть повернув набок и коснувшись губами шеи блондина. Впиваясь в кожу макнэ легко поглаживал того по талии, медленно отстраняясь и оставляя розовый след после своих губ. А дальше Чонин вновь вцепился губами в шею, слабо покусывая и переходя все в новые места, оставляя кучи пятен после своих темно-розовых губ. Внутри было легко, хотелось передать эту лёгкость особому, которому он сейчас целовал. Спокойствие и жажда страсти накрыла его волной, желая своими действиями принести Ли удовольствие. Поднимаясь губами все выше он ожидал момента, когда тот повернёт голову, дабы впился уже в губы возлюбленного. Одна рука поднялась выше, поправляя и убирая с шеи волосы парня, чтобы те не мешали. А после же опустив руку вниз он сцепил свои длинные пальцы с пальцами старшего, которого продолжал осыпать своими мягкими поцелуями. —Хен, как ты после хёнов? – обеспокоенный младший расспросил намученного от двух старших - Феликса, а тот в ответ покачал головой отвечая отказом. —Я здесь, хен, я с тобой, – продолжая оставлять розовые еле заметные пятна и одновременно успокаивал своего старшего. Лёгкая улыбка появилась на лице Чонина, после чего руки обхватили Феликса. Решив утопить юношу в своих объятьях Ян прижал того к себе, да так, что слышал его биние сердца. У самого же сердце билось быстро, все же нравилось и приносило особый букет чувств, что сложно описать. Чуть наклонив голову Ян задумался, после чего лишь более аккуратно расположился свои руки, не желая принести дискомфорт. Наблюдая за реакцией и эмоциями Феликса, он лишь теплее улыбнулся, наслаждаясь минутным моментом. Юноша улыбнулся, а после слабо засмеялся. Не смотря на то, что смех был не особо громким, он был звоним, слышались некое веселье. Может даже от части он был заразительным, тут уж точно не скажешь. Глаза блестели, переливаясь разными оттенками, а взгляд был спокойным и добрым. Ли смотря на паренька рядом долго не думая приобнял его, все ещё немного смеясь, а так же более тихо. На душе было умиротворение, какое-то воздушное чувство лёгкости, будто все жизненные проблемы пропали в один момент. Сейчас, именно с макнэ ему было так хорошо. И хотелось продолжить этот момент, на долгий, не ограниченный срок. Этот смех был коротким, но лишь приятным на слух, да и казалась, что длятся эти секунды вечно. Секунды спокойствия и лёгкой радости. Макнэ губами вцепился в пухлые, сладкие губы Феликса. Языки сцепились вместе, будто играя в каком-то танце. Одна рука легла под подбородок того, притягивая к себе, но не отрываясь от поцелуя и не прерывая действия. Вторая же рука оказалась около руки старшего, после чего Чонин аккуратно и нежно сплел их пальцы вместе, чуть сжав его ладонь. В душе сразу же стало хорошо и чувствовалось порхающее ощущение лёгкости, которое рассыпалось от груди, до желудка, а может и чуть ниже. От нехватки воздуха пришлось прервать этот момент, но только набрав кислорода в лёгкие Ян снова вцепился в губы Ли, не желая прекращать сладость минут, которые казались бесконечными. Многим до безумия нравятся редкие цвета глаз, например: зеленые, голубые и серые - и их подцвета: серо-зеленые, серо-голубые и гетерохромия, и так далее. Встретить обладателя темно-карих глаз совершенно не сложно, они распространены. Вот только и этот мрачный оттенок несет свою особую привлекательность. Гордый и пронзительный взгляд карих глаз прекрасно дополнит светлый оттенок. Не блик и не проблемны с радужкой глаза. Это совершенно другое, но по истине прекрасное. Вопреки стереотипам о отрицательных чертах темных оттенков, это карие глаза будто выделялись на фоне других. Пусть для других обладателей более светлых оттенков глаз пугали мрак в глазах карих обладателей, не видя ни блика в них, они хранили в себе теплый свет во мраке. Так видел сейчас Феликс глаза Чонина, не видя в них страха. В этих лисьих глазках можно увидеть взгляд тех самых кумихо, которого в легендах устрашают. Но разве макнэ такой? Не особо тактильный паренек с другими, но с ним он будто сам не в свой. Как будто для них он кошачье мята. —Младшие, врывается великолепный хомячок Хан, приветсвуйте же его величест..во? – от неожиданного его появления ребятам пришлось друг от друга соблюдить дистанцию. —Мне говорили, что Ликси спит, а ты зашел его проверить обиделся ли он на наркомана афродизиаком. – "афродизиак" услышав это слово Ли младший взглянул непонимающим взглядом на Сонни - так ему дали прозвище от того, что он постоянно спит. —Он не знал, что у Сынмин-хена был напоит афродизиаком. – суровым тоном объявил непонимающему о ситуации хомяка об этом. —Не беспокойся Феля, Сынмин-хена заперли в твою комнату, у которого есть замок в дверном проеме. – более менее успокоив волнуещего об этой ситуации Феликса. —Не важно забудем об этом инциденте, давай же я обниму своего хозяина, который меня спас много дней назад, так и не поблагодарив его об этом, – быстрыми шагами, распахнутыми руками подошел к сидящему Феликсу и до выпученных глах того обнял. —Хан-и ты душишь его, – рядом находящий макнэ начал беспокоиться о нынешнем состоянии задыхающегося от объятий только что пришедшего Сонни. —Отпусти его прошу, я только-только его успокоил! – начал не больно бить хищника, который душит свою цель. Ослабив хватку объятий начал целовать в щеку в знак извинения. Начиная целовать с лица идя неспешно к шее и оставляя над другими следами других. Самые видные следы находятся в центре и на заднем месте шеи, а недавние от макнэ еле видные, но всё же если постараться их заметно увидеть. —Боже. Прекрати Сонни, не хватало еще чтобы третий его всю душу вытрахал, – дав тому подзатыльник заявил о своем недовольстве с его действий —Всё-всё, перестань бить меня уже. – грустными глазками посмотрел на младшего ожидая ответа на еще один шанс к больше тактильности к Феликсу, а тот на отказ покачал головой. Перестав обниматься, целоваться и разные тактильности к Феликсу легли рядом с ним и своими прекрасными, только что узнавшими способностями к вокалу - начали петь более успокаивающую мелодию. Так и заснули ребятки. Оставшиеся придумывали, как держать Сынмина в заперти, пока пройдет афродизиак.***
—Я слышала, что у господина Ли гости, которые его не покидают ни на шаг, – сказала новости помощница и домработница Ли Чон Соль, которая эту новость услышала от недавно пришедших с Кореи в Австралию родители, а те в свою очередь еле живыми вернулись. —Я тоже слышал, только от слуг, правда ли это? Я боюсь, что у господина Ли не гости, а привязанные психбольные убийцы! – с устрашающим голосом личный водитель Феликса Ким Чонсу в конце пробубнел лишнее. —Не надо поспешных выводов, мы можем сами к нему туда улететь и выяснить правда ли это или ложь, – дворецкий Пак Джэй успокоил обеспокоенных "прислужников" господина Ли. Они приехав сюда выяснили одно, что тут не психбольные убийцы, а настоящие шизики, одному из которых дали афродизиак, а виновник этого другой шизик. Их господин намученный сексуальным вымогательством и поняли, что он мазохист, раз уж до сих пор живет с этими больными.