Обречён

Вэй Ин был равен вожделению, походил на самый горький, но от того не менее желанный запретный плод. Он был греховным, мирским, тем, от чего возвышенный и богоподобный второй молодой господин клана Гусу Лань Лань Ванцзи так старательно себя отгораживал безразличием, пассивной агрессией, даже, — вот бы дядя изошелся пеной изо рта, если бы узнал, — использовал меч, что за неподобающая статусу дерзость. Однако Вэй Ин, будь он неладен, просачивался везде, как болезнь, заражая, отравляя, пьяня не хуже крепчайшего из вин. Лань Ванцзи уже знал, что был обречён. *** Когда молодые господа из других кланов прибыли в Облачные глубины, смиренно оправдывая надежды своих родителей на послушание и готовность впитать в себя всю мудрость самого дисциплинированного из наставников, Лань Ванцзи заранее знал, что испытывать дружеские чувства к кому бы то ни было он не будет, да и не обязан. Как говорил дядя, «дружба мешает совершенствованию души и тела, а связи с людьми, кроме родственников, греховны». И Лань Чжань с младых лет шёл по пути одиночки, оттачивая мастерство владения мечом, закаливая дух, медитируя и совершенствуясь каждый день. Да, Лань Ванцзи не собирался обрастать связями. По крайней мере, пока не увидел его. Юноша, походивший на опасного в своей изящности черного ворона говорил нагло, действовал быстро и решительно, танцевал, сражаясь, и так соблазнительно, СОБЛАЗНИТЕЛЬНО пил вино из маленького округлого бочонка, что Лань Ванцзи впервые почувствовал, что ему стало по-настоящему жарко. Новые ощущения захлестывали сильнее всякий раз, как этот бесстыдный, совершенно безобразный в своём развязном поведении гуль, а не человек, особенным образом поворачивался, флиртовал, заигрывал и со сбившимся от долгой активности дыханием произносил имя Лань Чжаня, да так, что у второго молодого господина стягивало в тугой узел желудок, и было желание опорожнить его прямо под стеной послушания, наплевав на правила и законы, следуя зову разрушительного бедствия. Это бедствие, словно между прочим, представилось Вэй Усянем, — «но ты называй меня Вэй Ин, второй господин, мы же теперь друзья», — и имя забилось в сердце дополнительным ударом, как будто раньше что-то было не так, а теперь механизм заработал как надо, как хотел. Лань Ванцзи уже знал, что был обречён. *** Вэй Ин был умным и не стеснялся показывать это всегда, везде и не к месту. Лань Цижэнь бы выгнал давно смутьяна, но мысль о том, что этот щенок Вэй будет делать, что повелит ему его дурной разум или, не дай Гуаньинь, начнёт кого-то другого подбивать на свои дикарские игрища, доводила почтенного учителя до нервной икоты. Сквозь плохо сдерживаемый гнев и стиснутые до боли зубы он делал очередное замечание неугомонному чудовищу и продолжал занятие, придираясь к ответам учеников более обычного. Отрадой для истосковавшегося по дисциплине на занятиях сердца старика был его племянник, сидевший за первым столом, впитывавший уже давно заученные наизусть правила и с презрением смотревший на попытки Вэй Усяня его расшевелить и довести Лань Цижэня до обморока. «Лань Ванцзи, — думал учитель, — далеко пойдёт, если не спутается с этим отродьем и не даст себя околдовать мнимой свободой». К сожалению, прославленный Лань Цижэнь не знал, что его племянник питает к сидевшему позади себя юноше не ненависть, а всепоглощающую привязанность. А Лань Ванцзи уже знал, что был обречён. *** Наглый и своевольный Вэй Ин по кусочку отвоевывал себе внимание неприступного и холодного второго нефрита, действуя беспощадно и наверняка. — Второй господин Лань, я принёс тебе подарок! — Лань Чжань, посмотри на меня! — Прекрасный молодой господин желает локвы? — Лань Чжань, ну посмотри же на меня! Лань Ванцзи не был уверен, что его лицо не отражает весь спектр эмоций, которые вызывал у него Вэй Усянь. Особенно трудно стало следить за собой, когда этот невозможный бесстыдник зачаровал его сборник правил в эротическую литературу, и теперь всякий раз, когда черноволосая макушка мелькала где-то в отдалении, Лань Чжань представлял, как берёт его за основание хвоста, в который извечно завязаны непослушные лохмы, медленно опускает на колени и… Ванцзи было очень стыдно за свои мысли, к тому же неудобно, ведь закономерный результат таких измышлений мешал ровно ходить, благо одеяния были достаточно свободными, чтобы скрыть позор второго молодого господина. Благородный нефрит понимал, что подобная жизнь приведёт лишь к упадку духа, ведь дядя всегда твердил об этом. К сожалению, Лань Ванцзи уже знал, что был обречён. *** Когда Вэй Усянь подрался с Цзинь Цзысюанем и отбывал наказание, призванное остудить его пыл и заставить размышлять над своим поведением, Лань Ванцзи порывался подойти и осведомиться, хотя бы ради приличия, все ли с ним в порядке. Но увидев, что даже коленопреклонённый Вэй Усянь остаётся непокорным и улыбается неизвестности так, будто знаком с ней тысячу лет, второй молодой господин вновь испытал потрясение и трепет перед человеком, которого, казалось, не могло сломить ничто в этом мире. Вэй Усянь был очень рад видеть Лань Ванцзи и поделился, что второй нефрит — единственный, кто пришёл его проведать за всё время наказания. Лань Чжань что-то буркнул, даже сам не понял, что, просто чтобы уйти к себе в Цзинши и сохранить в памяти этот момент. «Знаешь, Лань Чжань, ко мне даже Цзян Чэн не пришёл, считает меня виноватым, а я просто защищал честь своей шицзе. Как этот павлин посмел так о ней говорить? Она прекраснейшая из всех девушек на всём белом свете. Спасибо, что пришёл, это доказывает, что ты прекраснейший из юношей, точно лучше Цзян Чэна и Не Хуайсана». «…спасибо, что пришёл…» «…прекраснейший из юношей…» «…лучше Цзян Чэна и Не Хуайсана…» «…лучше всех…» Лань Ванцзи хотел неприлично громко кричать в подушку от переизбытка чувств. Лань Ванцзи уже знал, что был обречён. *** Новость о том, что Вэй Усянь отправляется домой, выбила из под ног Лань Чжаня землю и заставила покачнуться. Дядя не мог позволить себе оставить подобного смутьяна на обучении, и глава Цзян поддержал его в решении забрать Вэй Ина, а Лань Ванцзи не мог дышать. Мысль о том, что он больше не увидит Вэй Усяня рядом, не услышит его голос, не почувствует мимолётное прикосновение делала больно и заставляла мысли путаться. Сам Вэй Усянь, похоже, не был против, лишь смотрел грустно в сторону своего нового, как он думал, друга, словно хотел что-то сказать, но по какой-то причине не мог или же не хотел. Лань Ванцзи понял, что его жизнь зависит от него самого и иногда размеренный темп жизни Облачных глубин может заставить упустить что-то важное. Попросить Вэй Ина о разговоре перед отъездом было не сложно, он сам охотно подошёл, будто специально ждал и надеялся. Вэй Усянь стоял напротив Лань Ванцзи, переминаясь с ноги на ногу, и выглядел таким нерешительным, что сам Лань Чжань перестал быть уверенным в своём решении. Однако упрямство, вышколенное тренировками, не дало отступиться и заставило океан мыслей вырваться наружу. — Вэй Ин. Ты уезжаешь. Я хочу тебе кое-что сказать. Пожалуйста, не перебивай. Когда я тебя увидел на стене послушания, ты мне не понравился. На протяжении всего времени обучения, что я был с тобой знаком, я пытался понять, почему ты вызывал во мне такой отклик, и понял — ты позволяешь себе то, что хочу, но не могу позволить я. Ты свободный и лёгкий. Ты можешь быть летним бризом, а в следующую секунду стать ураганом. Ты меняешь сотни улыбок, и каждая из них совершенно особенная, — Лань Ванцзи наблюдал, как глаза стоявшего напротив юноши расширяются от шока. Второй нефрит набрал в лёгкие воздуха, как перед затяжным погружением под воду, и продолжил своё откровение: — Только когда я понял это, я осознал, что ты занял в моих мыслях особое место. На самом деле, оно будто тебя только и ждало, чтобы освободиться, открыться. Ты нереальный человек, и я… я люблю тебя. Вэй Усянь, казалось, совсем не дышал. Он молчал так долго, что Лань Ванцзи испугался своих эмоций, вываленных в одночасье на чужую голову, и был готов сбежать в Цзинши и больше никогда не выходить оттуда, но Вэй Ин, заметив его движения, схватил чужую руку и посмотрел прямо в глаза напротив. — Лань Чжань, это… это было неожиданно. — Впервые Вэй Усянь не мог найти слов. — Я… понимаю твои чувства, но… Когда Вэй Ин замолчал, однако, не отпустив чужую руку, перестал дышать уже Лань Ванцзи. Он испугался того, что мог сейчас услышать, но так же и желал этого всем сердцем. — Любовь, — продолжил спустя некоторое время Вэй Усянь, — сложное чувство. Я чувствую любовь к Цзян Чэну, — увидев, как потух взгляд Лань Ванцзи, Вэй Ин поспешно поправил себя, — братскую, братскую любовь. К шизце, к другим своим шиди и шимэй, к госпоже Юй, к дяде Цзяну. К тебе я тоже чувствую любовь, другую любовь, и она… пугает меня. Я никогда подобного не ощущал, и эта неизвестность того, что будет дальше, удручает. Вэй Ин отпустил руку Лань Ванцзи и схватил обе его ладони, прижав к своей груди. Лань Чжань сжал кулаки и внимательно ловил каждое слово. — Это не значит, что моя любовь к тебе неправильная или что-то такое. Она непривычная. Просто… просто позволь мне осознать своё чувство к тебе, Лань Чжань, пожалуйста. Я не говорю тебе «нет», но пойми меня, прошу. Это не тот случай, когда я могу нырнуть в омут с головой, не осознавая, что меня ждёт дальше. Лань Ванцзи, оценив шутку, позволил себе мимолетную улыбку и подошёл на полшага ближе, всё так же не отнимая рук. — Вэй Ин, я буду ждать столько, сколько потребуется. Тебя, только тебя. Просто знай, что всегда будет человек, на которого ты можешь положиться полностью. Вэй Усянь показал небольшую слабость — маленькую слезинку, скользнувшую по щеке и затерявшуюся в складках одежды. Он почти осознал, что находится дома. — Лань Чжань, я… Давай я через месяц пришлю тебе письмо? Сложно осознавать себя, когда госпожа Юй безостановочно тренирует и третирует, но я ни за что не оставлю тебя без ответа. Лань Ванцзи аккуратно вытащил ладони из тепла чужих рук и кивнул, обозначив тень улыбки. Вэй Усянь тоже мотнул головой и стремглав убежал, пока Цзян Фэнмянь не начал его искать. Второй молодой господин понимал, что даже если Вэй Усянь отвергнет его, Лань Ванцзи уже был обречён. *** Когда спустя месяц томительного ожидания вместо обещанного письма в Облачные глубины под звуки гнева Лань Цижэня прилетел сам Вэй Усянь, на ходу спрыгнув с меча в объятия Лань Ванцзи и поцеловав его в губы у всех на виду, Лань Чжань окончательно понял, что был обречён, но впервые эти мысли приносили ему не страх неизвестности, а уверенность в том, что завтра всё точно будет хорошо.