Секспросвет.

      По небу тянутся тучи, скрывая за собой холодное, февральское солнце. Куртка Овады растёгнута — тёплый воздух оповещает об окончании зимы — пятиминутный перекур затянулся минуту так на десятую, уши на несильном морозе успели покраснеть, а бычок от сигареты уже некоторое время валяется на земле, втоптаный в подтаявший снег. Мондо кидает последний, хмурый взгляд на небо, прежде чем войти обратно в здание. Его смена уже закончилась, но он взял часы одного из сотрудников — денюжка за дополнительные пару часов лишней не будет.       Леон бездельно стоит за кассой, лениво оглядывает посетителей, завидев друга, отвисает, улыбаясь широко. У дурочка подвернулась возможность свалить пораньше. — Ну, я погнал. — Оповещает он для чего-то, на ходу со звоном кинув ключ от магазина в руки друга.       — Ага. — Кувата по плечу чужому хлопает, к выходу направляется, рукой салютуя, второй дверь открывая, на что от уставшего Овады фак получает. Надеясь на то, что все присутствующие — прошаренные извращенцы, сами способные определиться в выборе, Мондо занимает место, у которого ранее пинал хуи Леон. Достаёт телефон из кармана, пытаясь занять себя чем-то до конца смены, локтями упираясь о кассу. Боже блять, поможет ему бог не ругнуться на возникшего перед ним посетителя. Он глаза поднимает, вмиг всю агрессию теряя, потому что невозможно злиться на человека с такой внешностью — чистой и не пропитаной здешней похотью. Он кладёт упаковку презервативов и какой-то лубрикант, выжидающе с ноги на ногу переступая. Овада в глазах отведённых тонет, не сразу понимая, что от него хотят. А как понимает, в руку бутылочку берёт, глазами по надписям на ней пробегаясь, на секунду задеержавшись на слове «обезболивающая». Губы невольно в тонкую линию поджимаются, он товар пробивает, цену называя, и вновь в лицо бледное вглядывается. Посетитель хмурый, но выглядит умиротворённым. Он карточку к терминалу прикладывает, рукав немного скатывается, совсем ненадолго, на долю секунды, но Мондо успевает заметить синяки на чужих запястьях. Он кладёт небольшой пакет в руки парня, касаясь чужой ладони кончиками пальцев. Тот вздрагивает едва заметно, скорее всего Овада и не заметил, если бы не наблюдал так пристально. — Спасибо за покупку, приходите ещё. — бросает он заученную фразу, после чего где-то трахее воздух застревает, лишив возможности вздох сделать.       — Удачной смены. — Тихо, едва ли не шёпотом, произносит тонкий голос. Если бы голоса имели свойства ножей — этот бы однозначно перерезал Мондо глотку. Он бы и не сопротивлялся, давясь собственной кровью чуть ли не в состоянии оргазма. Сейчас Овада почему-то вспоминает выражение «любовь с первого взгляда», хотя лёгкую дрожь в руках и мурашки по шее даже симпатией назвать нельзя. Но желание ещё раз увидеть этого человека успевает засесть голове. Мондо ещё некоторое время задерживает взгляд на закрытой двери магазина, после чего слабо головой вертит, будто вытряхивая из головы ненужные размышления.       — Мондо! — к парню подходит один из консультантов, громко хлопнув ладонями по поверхности стола. — Один из посетителей взял дилдо диаметром с ёбанный апельсин, но его задница выглядит настолько маленькой, что в неё едва ли спичечный коробок поместится! — Бейдж с печатными буквами «Хаджиме Хината» болтается на груди от интенсивной жестикуляции парня. — Я работаю тут хуеву тучу времени, но наши клиенты не перестают меня удивлять!       — Меня тоже. — Мондо кусает нижнюю губу. — Парень, которого я только что рассчитал часто тут появляется? — Хаджиме брови удивлённо приподнимает и глазами хлопает.       — О, — его губы приобрели форму овала, — он раза два в неделю к нам заглядывает. Обычно в смену Эношимы, но эта бухая шлюха в отходняке после вчерашней ночи, сам знаешь. — Хината безразлично жмёт плечами. — Трахнул бы?       — Разок можно. Ну, может два. — Вторую реплику Овада проговаривет тише, будто и впрямь задумавшись. Хаджиме бровь вопросительно выгибает, с его губ срывается усмешка. — Думаешь, Эношима согласится махнуться сменами?

***

      Ишимару укладывает локти на металлические перила, в лёгкие втягивая морозный воздух с привкусом табачного дыма. Руки трясутся от балконого холода, но он настойчиво игнорирует порывы вернуться обратно в тёплое помещение. Плеч касаются большие, леденящие даже сквозь ткань футболки ладони, несильно сдавливая. Ишимару замирает, сжав фильтр меж напряжённых пальцев, и ждёт терпеливо.       — Ты знаешь, как я к этому отношусь. — Горячее дыхание обжигает затылок, отчего тело Киётаки пробивает волной дрожи. — Пытаешься вывести меня из себя? — пальцы ложатся поверх тонкой кисти, перехватывая сигарету. Ишимару стискивает зубы.       — Бьякуя, я не. — он сбивается и тихо скулит, сжимая руки на перилах, когда Тогами недотлевший окурок об изгиб шеи тушит — он сильнее давит, обостряя жгучую боль.       — Киётака. — Бьякуя проходится подушечками пальцев по шейным позвонкам, останавливаясь на начале линии роста волос. — Если ты продолжишь развлекаться с другими сотрудниками, то я буду вынужден лишить их должности. — Он сдавливает шею, отчего у Ишимару спирает дыхание. — Мы же не хотим, чтобы кто-то остался без работы из-за тебя?       — Мы говорили о работе. — Киётака шипит сквозь сжатые зубы, вспоминая сегодняшний рабочий день: Перекур с Казуичи, совместная работа над документами с Махиру, короткий разговор с Комаэдой во время обеда. Чем больше мыслей лезет в голову, тем сильнее становится хватка на шее.       — В таком случае в коллективной работе ты больше не участвуешь. — Ишимару выдыхает рвано, когда прикосновения холодных пальцев пропадает. Его взгляд — неясный и расфокусированный — устремлён в вид ночного города. Огни фар, уличных фонарей, крошечные люди и их яркий спектр эмоций. Там — другая жизнь, незнакомая, заставляющая кровь в венах стынуть от сладкой неги предвкушения. В пределах стен этой квартиры такого нет. Бьякуя останавливается в паре шагов от Киётаки, чётко проговаривая подавляющим тоном: — Не задерживайся, завтра тяжёлый день.       Нижняя губа рвётся под натиском зубов, тоненькая струйка крови стекает по подбородку. Ишимару скалится, сжимает челюсть от скапливающейся ярости и обиды. Черты чужого лица хочется прокрутить в мясорубке, слить в канализацию и больше не вспоминать, не чувствовать сверлящий затылок взгляд, не видеть ухмылку на бледных губах и не слышать ненавистный голос — насмешливый, с примесью унижения и самолюбия.       Киётака думает о перспективе спрыгнуть с этого же балкона или же задушить Тогами подушкой, пока тот будет спать. Вместо этого он ладонью в волосы зарывается, отчаянно стараясь не думать о том, что будет завтра. Пальцы касаются места круглого ожога, который оставит за собой уродливый шрам, подобный тем, что расположились на других частях тела. Завтра он наденет водолазку, скрывающую шею. Завтра он улыбнётся в лицо Наэги, делая вид, что не знает, что тот спит с Тогами. Завтра он отмахнётся и приступит к индивидуальной работе.       Завтра он притворится, что отношения с Бьякуей сделали его счастливым.