Сад голубых пионов

      – Пиона? – Петуния хватает ее за руку и тянет заговорщицки, по обыкновению сжимая в тонкую полоску губы, – ты же сильная колдунья?       Они остаются наедине, кажется, впервые за все каникулы, запираются в кладовой и старательно прислушиваются к каждому шагу и слову помогающей маме с посудой Лили.       – Не знаю, – Пиона растерянно пожимает плечами, а потом все-таки мотает головой, отчего несобранные волосы волной разлетаются по плечам, – мне кажется, не очень.       Засохший цветок все еще стоит на подоконнике в гостиной, и Пиона видит, как печально на него смотрит Петуния. Понимание темы предстоящего разговора приходит к ней слишком поздно, так что Пиона не успевает вывернуться и сбежать, зажатая между сестрой и шваброй.       Подаренный ею цветок из теплицы профессора Спраут цветет в комнате Петунии, и та не показывает его взбалмошной Лили, сколько бы та ни просила, подкарауливая сестру у порога. Петуния заглядывает ей в глаза снизу вверх, прижимается так близко, что даже неловко, и напряженно сопит, обдумывая, должно быть, свою собственную решимость. Безрассудство Пионы стучит в ушах, и она старательно отводит глаза, только чтобы не броситься исполнять просьбу прямо сейчас.       – Ты ведь можешь оживить тот цветок? – наконец выпаливает Туни, вскидывая подбородок и едва не ударяя Пиону лбом. – Я!.. Мне очень нравится твой подарок, правда, но все-таки, если ты можешь, я бы очень тебя попросила…       К концу тирады запальчивость ее совсем испаряется, и Петуния опускает голову, начинает глотать слова и вся сжимается, будто кто-то собирается ее бить. Пиона сглатывает вставшую в горле слюну и пытается нащупать в пустом кармане волшебную палочку. На самом деле она понятия не имеет, как оживлять погибшие цветы, но все равно ужасно хочет попробовать.       – На самом деле нам нельзя колдовать вне школы до семнадцати лет, – выплевывает Пиона дурацкое правило, как последнюю заградительную преграду.       Она помнит, как некоторые ребята обсуждали этот запрет. Чейси тогда говорила, что ребята из семей волшебников спокойно колдуют дома, потому что там волшебство смешивается воедино, и не поймешь, чье и где. Из-за этого Пиона украдкой думает, что, если нарушить одно маленькое правило, ничего страшного же не случится?       – Ну и что! – Петуния, очевидно, видит свою победу в ее глазах, хватает Пиону за руку и тянет прочь из кладовки. – За одно маленькое колдовство тебя никто не отчислит!       Они влетают в ее комнату, и дверь за ними со стуком захлопывается, будто отрезает пути отступления. Петуния вытаскивает из-под подушки ее волшебную палочку, и Пиона вдруг с ужасом понимает, что сестра копалась в ее вещах. Они стоят друг напротив друга, а между ними на кровати засохший цветок в растрескавшемся опять горшке и горка высыпавшейся земли на покрывале.       Туни понимает свой прокол не сразу, но мгновение спустя ее лицо густо краснеет, сливаясь оттенком с волосами их самой младшей сестры. Пиона знает, что Туни тоже хочет быть волшебницей, и Пионе самую чуточку стыдно, потому что колдунья она. Почему вообще, думает Пиона, из трех сестер в их семье ведьмами родились только две?       Не утруждая себя оправданиями, Петуния всовывает палочку ей в руку и разворачивается к цветку, а Пиона так и замирает с раскрытым ртом. Она учится волшебству всего лишь полгода, и магия, способная оживить мертвого, определенно ей еще недоступна. Пиона жмурится и давит желание закатить глаза, придумывает на ходу заклинание и взмахивает палочкой. Она не уточняет, что у ничего еще может не получиться, потому что глаза Петунии делаются огромными и полными восхищения, только обещает себе больше не привозить ей никакую магическую ерунду.