Сад голубых пионов

      Пиона думает, что это глупо и бессмысленно, вскидывает руку и кривит в отвращении к самой себе губы. Нарцисса на другом конце Большого Зала кривится так же, и только Люциус пока еще усмехается и машет почти открыто, за что получает откровенный выговор от черноволосого кудрявого парня.       Пиона не знает по именам почти никого, включая своих собственных однокурсников, запоминает разве что нескольких особенно активных первогодок, да и тех скорее по придуманным собственноручно прозвищам. В классе их целая толпа, но по сторонам Пиона едва ли смотрит, сосредотачивается на своей работе и все равно раз за разом проваливается, получая похвалу разве что от сердобольной профессора Спраут. К предстоящим экзаменам их готовят строго, так что даже профессор МакГонагалл однажды высказывается, что Пионе стоит приложить чуть больше усилий.       Пиона старается изо всех сил, и оттого раздражается еще больше, вычерчивает на пергаменте эссе куда больше необходимого и напрашивается в теплицы. Среди молчаливых растений она чувствует себя уютно, пачкается по локоть в земле, а потом развешивает пучки у кровати и заставляет горшками едва ли не все ровные поверхности в комнате.       В коридорах Нарцисса кривит губы и отворачивается, а следом за ней разносятся шепотки и смешки. Откуда-то появляются слухи, будто Пиона старается отбить у слизеринской принцессы жениха, и тогда Пиона машет активнее, старательно привлекает внимание и зло жмурится. С Люциусом они сталкиваются время от времени точно случайно, заводят ничего не значащие разговоры и спешно расходятся, не затрагивая тревожащую школу тему.       На Рождество и обратно Пиона едет в купе с Малкольмом и Элли, усаживает рядом с собой мальчишку-первокурсника и долго рассказывает ему сказки, отвлекая от страхов и предрассудков. Пионе, пожалуй, нравятся дети, и она в какой-то степени понимает пристроившуюся к младшим Чейси.       Попытки что-то кому-то доказать кажутся Пионе бессмысленными, и в какой-то момент она перестает по-идиотски размахивать руками. Осознание того, что от ее дурацкого поведения мир не изменится, бьет по затылку пыльным мешком, но расстраиваться попросту не хватает сил. Учителя гоняют пятикурсников и в хвост, и в гриву, так что спать иногда попросту некогда, и сами же ученики поддерживают нарастающую панику, предвещая всем вокруг и себе в первую очередь тонну провалов.       Те, кто ходит на Прорицания, гадают остальным на чем попало, ученики шестого курса злорадно подливают масла в огонь, и в преддверии первых экзаменов школа попросту жужжит, как встревоженный пчелиный улей. В какой-то момент паника охватывает и Пиону, так что она буквально поселяется в библиотеке, штудирует свои собственные конспекты и делает пометки на полях учебников.       Когда напротив нее неведомом как оказывается Люциус, Пиона закатывает глаза и отворачивается, но с места не двигается. Спиной она буквально чувствует колючие взгляды, давит желание пнуть Люциуса под столом и только вздергивает подбородок так, что становится не видно тетрадей. Они сидят молча до самого вечера, пока библиотекарша не выгоняет их прочь, а потом вместе отлавливают загулявших первокурсников и расходятся только у самого подземелья.       Пиона вновь собирает вокруг себя толпу малышни, так что говорить им становится не о чем, отправляет их всех вперед и зачем-то сама остается, комкая в пальцах рукава мантии. Сердце больно стучит в висках, мешая думать, но Пиона знает, что наверняка ведет себя как полная дура. Нарцисса, впрочем, обозвала бы ее самоуверенной идиоткой, потому что Нарцисса всех зовет идиотами, и оттого смешок прорезает повисшую тишину каркающим всполохом.       – Это все, – Пиона долго перебирает во рту слова, прежде чем сплюнуть их с языка, – такая несусветная гадость. Все эти правила… градации общества так меня бесят, но я никуда не могу от них деться.       Люциус смотрит на нее сверху вниз, Пиона чувствует его взгляд, но не смотрит в ответ, разглядывает собственные черные школьные туфли. Она думает, что самое время все прекратить, и уголки губ ее сами собой падают вниз в некрасивой гримасе, показывать которую никому не хочется. Пиона хочет сломать все сама, и оттого кажется, будто она победит в этом нелепом сражении.       – Глаза у тебя все-таки голубые, – задумчиво тянет Люциус, и теперь Пиона уверена, что она проиграла.       Он ведь напрочь не слушает ничего из сказанных ею слов, думает о чем-то своем и говорит полнейшую несуразицу. Сердце в ответ на его слова больно стучит в груди, мешает дышать и застревает в горле удушливым кашлем. Пиона, кажется, страшно выпучивает глаза, и Люциус усмехается и добавляет, что теперь-то она на него смотрит.       Впервые они целуются неловко и поспешно, обхватывая друг друга руками за плечи, ударяются зубами и кусаются до крови, а потом разбегаются в разные стороны, едва заслышав чье-нибудь приближение.