Сад голубых пионов

      После церемонии распределения и приветственного ужина Пиона собирает вокруг себя целую толпу первокурсников, читает им длинную лекцию и смеется, когда один за другим они начинают зевать. Экскурсию по школе откладывают на завтра, и в окончание знакомства они с Малкольмом торжественно демонстрируют, по какой именно бочке постучать, чтобы оказаться в гостиной.       Следующие несколько дней на Пиону сыплется целая тонна вопросов, отчего даже кажется, будто она сама возвращается на первый курс. Одиннадцатилетки вьются вокруг нее кругами, как мошкара вокруг зажженной вечером лампы, и отстают только за захлопнувшейся дверью учебного класса. Малкольм, которого подобным ярким вниманием несколько обделяют, смеется и заявляет, что вот теперь-то Пиона наконец-то обрела драгоценных друзей по разуму.       Шестикурсница Чейси, куда более угрюмая, чем обычно, бросает на Пиону странные взгляды, обходит десятой дорогой и все бурчит что-то себе под нос, отчего-то отчаянно уверенная в собственной правоте. Некоторые ее сторонники демонстративно считают дни, когда Пиона снова машет через весь Большой Зал, пока Люциус не разгоняет их вместе со слизеринской старостой-девочкой. Девица поспешно ретируется, но Пиона все равно видит колючие взгляды и слышит ставшие совсем тихими шепотки за спиной.       Пионе пятнадцать, и в животе у нее завязывается тугой узел, когда Люциус улыбается ей и тоже поспешно уходит, взмахнув полами дурацкой черной ученической мантии.       – Я вообще не понимаю, почему его тебе дали, – Нарцисса тычет длинным пальцем Пионе в грудь и по обыкновению задирает к потолку подбородок, – есть же Шарлотта Эклипс или, на худой конец, Барбара Милфорд.       Шарлотта Эклипс – чистокровная аристократка, однокурсница Пионы, удостаивающая своим вниманием только достойных. Пиона не совсем понимает, как та вообще очутилась на Хаффлпаффе, но только закатывает глаза, потому что Барбара Милфорд на ее взгляд еще хуже. Последняя постоянно трещит со всеми подряд о своем старшем брате, который женился на какой-то девице-француженке из другой магической школы. Пиона не общается ни с одной, ни с другой, почти не контактирует уже и с кружком магглорожденных, только носится с первокурсниками и получает подначки от Малкольма.       – Ты же драчунья и одиночка, – продолжает Нарцисса, загибая для убедительности пальцы, – а староста должен быть в почете у своих однокурсников.       Пиона вскидывает голову, чтобы что-нибудь возразить, но натыкается на насмешливый взгляд. Нарцисса загибает еще один палец, добавляя к списку ее склочный характер, а еще неучтивость к старшим и не особенную старательность в учебе.       – Я помирилась с Петунией, – обиженно бурчит Пиона, и Нарцисса присвистывает и отгибает мизинчик.       Сложенный кулак с одним торчащим вверх пальцем оказывается у нее перед носом, и Пиона вскидывает подбородок, едва не получая в глаз по собственной неосторожности. Нарцисса сжимает в тонкую полоску бледные губы, и глаза ее сверкают в полумраке давно опустевшего класса.       – Еще ты влюблена в моего жениха, – голос Нарциссы делается звенящим и низким, и ладонь ее больно шлепает Пиону по лбу.       Что-то бухает в горле, и Пиона не может распахнуть рот, чтобы что-нибудь возразить. Пальцы больно впиваются в ее собственные коленки, и жар волной подступает к щекам. В темноте плохо видно, но Пиона все равно отчего-то уверена, что Нарцисса разорвет в клочья, если позариться на что-то ее. Пиона зарится нагло и алчно, все еще машет через весь зал и заводит бессмысленные разговоры в коридорах, наверняка очевидно краснеет и с каждым шагом приближает собственное падение.       Пропасть распахивает черную пасть прямо у нее под ногами, и Пиона сглатывает, поджимает губы и задирает голову к потолку, пытаясь заставить отчаянно застучавшее сердце заткнуться.       – Только идиот мог этого не заметить, – припечатывает Нарцисса, отмахиваясь от закатившей глаза Пионы, – к твоему счастью, Люциус идиот и есть, так что уж постарайся, чтобы он ничего не узнал.       Нарцисса уходит, хлопая дверью, и кажется, что это единственное проявление чувств, на которое она способна. У Пионы гнев распирает в горле, вырывается свистом между зубов, но она все сидит и сидит, сжимая кулаки на коленях. В этот раз именно она походит на хорошую девочку, чинно сложившую руки, и оттого тошнит и кружится голова.       Пиона терпеть не может, когда ей ставят условия и отдают приказы, вскакивает и вылетает прочь в вечерний полупустой коридор, тут же натыкается на колючие взгляды и закатывает глаза. Пиона шагает по коридорам упрямо, спускается по дурным лестницам вниз, впервые едва не теряется и замирает в открытой галерее. Садящееся солнце светит в глаза, свежий, наполненный запахом трав ветер врывается в легкие, и тугой клубок лопается и течет по щекам слезами. Пиона всхлипывает, убеждается в собственной дурости и опускается прямо на пол, поджимая под себя ноги.       Пиона не может с уверенностью сказать, из-за чего ей обидно больше: из-за того, что ей под нос пихают ее собственные, еще не до конца осознанные чувства, или из-за будто поставившей точку в их отношениях Нарциссы, единственный раз сбросившей маску правильной порядочной аристократки. Из-за Нарциссы, кажется, екает даже сильнее, и Пиона упрямо задирает голову к небу, щурится от слепящего солнца и утирает рукавом слезы.