Первую копию
2 июня 2023 г. в 16:27
На Рождество Пиона приходит домой впервые за несколько месяцев, кутается в нелепую мантию, отирает вспотевшие руки и отводит взгляд от лица взволнованной мамы. В доме неуловимо пахнет сладким миндальным маслом, а Петуния улыбается так ярко, что от зависти сводит зубы, и Пиона поддается ее уговорам, переодевается в «нормальное» и чувствует себя не в своей тарелке. Лили в этом году остается в Хогвартсе, отправляет написанное размашистым почерком письмо с поздравлениями и обещает приехать во время пасхальных каникул.
Пиона проходит по дому, слишком большому даже для них троих, выходит в сад на заднем дворе и окунается с головой в снежные заросли. Высаженные ею еще в детстве цветы давно завяли и иссохли, однако теперь на их месте стоит несколько низкорослых кустарников, плющ овивает ограду, и оттого кажется, будто она попала в волшебный заброшенный сад, а не в собственный дом. Протоптанная прямо в снегу дорожка ведет к покрытому ледяной коркой старому пожарному пруду, спрятанному теперь между соседских домов, и Пиона шагает по ней осторожно, прячет мерзнущие пальцы в карманах куртки и представляет такой же пруд в своем собственном доме.
Жить над аптекой удобно, Пиона не тратит времени на дорогу, но все равно украдкой мечтает о маленьком садике, парочке теплиц и лавочке у воды, чтобы можно было помочить ноги. Вдоль стен арендованной комнаты Пиона расставляет горшки, ставит стеллажи и крепит обыкновенные неволшебные лампы, так что дома у нее тепло и пахнет листвой, а из окон, если распахнуть их пошире, слышится гул несущейся по улочкам жизни. Почти все деньги Пиона тратит на травы и склянки, потому что, говорит ей старый аптекарь, нет ничего лучше стекла, а остаток меняет на фунты и отправляет маме тайком, оставляя приписку «Туни на колледж».
– Я не собираюсь поступать в колледж, – Петуния ловит Пиону за руку, как делает обыкновенно, когда хочет что-то сказать, и повторяет ее же слова, – выйду за кого-нибудь замуж и уеду отсюда подальше.
Пиона пожимает плечами, а потом спохватывается и мотает головой отрицательно. Петуния тоже высокая, младшее нее на три года и все еще учится в школе, и теперь-то Пиона думает, что сестра еще совсем маленькая. Обе ее сестры совсем еще дети, но одна отчего-то наслаждается жизнью, а вторая старается вырасти поскорее, чтобы не быть никому обузой. Пиона, пожалуй, считает тот и другой подход совершенно неправильными, кривит губы и придумывает, что бы сказать, но на ум приходит одна ерунда, слишком нелепая, чтобы говорить ее вслух.
– Кто-нибудь не пойдет, – снег забивает ботинки, и Пиона жмурится из-за окатившего ее волной холода, – он непременно должен тебя любить, а еще сделать самой счастливой.
– Счастье – это по части Лили, – слишком быстро бросает Туни, и Пиона фыркает, соглашаясь.
Уж эта рыжая ведьма быть несчастной определенно не может, и Пиона отчего-то даже завидует, хоть ничего еще не случилось. Лили вот-вот должно стать четырнадцать, и в это время определенно все расцветает, обращая мир яркими красками, и тогда даже вселенская глупость кажется самой настоящей любовью.
– У тебя это было? – Петуния вдруг тянет Пиону за рукав, заставляет переступить с ноги на ногу. – Ну, любовь?
Набивший ботинки снег постепенно обращается в воду, противно хлюпает и мочит носки, и Пиона зябко ведет плечами, смотрит на вдохновленное лицо сестры и принимается рассказывать. Магия сушит одежду незаметно, вытоптанный снег расстилается под их ногами, а у Пионы в горле свербит и колотит. Сердце бьет ребра, пальцы мелко подрагивают, но рассказывать о Люциусе отчего-то совершенно не страшно. Пиона вываливает все откровенно, и лицо Петунии постепенно вытягивается, а холодные руки обхватывают ее ладони, так что наколдованное тепло вмиг улетучивается.
Пиона ловит улыбку на языке в самом-пресамом конце, одергивает сама себя и колко смеется, когда Петуния обещает посворачивать ее обидчикам шеи. Пиона калечить никого вовсе не собирается, и оттого смех ее вплетается в воздух, вырываясь изо рта теплым белесым паром.
– Ах, это так романтично! – резюмирует Туни, и Пиона с ее оценкой решительно не согласна. – Наверняка он тоже любит тебя, но обстоятельства не позволяют вам быть вместе! Я напишу об этом стихи, если ты не против?
Петуния спрашивает, но, не услышав ответа, погружается в мечтания, вскидывает вверх руки и кружится на одной ноге, продолжая бормотать себе под нос подходящие рифмы. Пиона, пожалуй, вовсе не против, сама подкидывает вдохновленной сестре подробности и выпрашивает у нее первый автограф на книге.
– Только не копируй, пожалуйста, «Ромео и Джульетту», – Пиона смеется, а Туни кивает, делая пометки прямо на воздухе, – я, вообще-то, не готова умирать за любовь.
Покивав пару раз, Петуния вдруг замирает, разворачивается к ней и смотрит в глаза напряженно. Глаза ее не смеются, но яркие искорки самого настоящего волшебства полыхают в них, лижут пламенем щеки и греют снег под ногами. Пиона глядит на сестру завороженно, а потом в голове что-то понимающе щелкает, и она заливается смехом, толкая Туни в плечо.
– Ты собиралась убить меня! – Пиона хохочет, смаргивает выступившие в уголках глаз слезы.
– Так вышло бы грустно и романтично, – Петуния сжимает в тонкую полоску губы, тоже толкает ее, и Пиона, поскользнувшись, падает в снег, – ничего ты не понимаешь!
Сестра смотрит на нее сверху вниз, сложив на груди руки, губы ее тянутся в разные стороны, обнажая белые зубы, и Пиона придумывает, как бы так столкнуть ее вниз. Рывком поднимаясь, она хватает Петунию за шарф, и они, путаясь друг у друга в ногах, обе падают. Снег попадает за шиворот, набивается в рукава и ботинки, и обе они смотрят на развернувшееся над ними небо, такое огромное, что слезятся глаза. Из дома мама зовет обедать, и кто-то из соседей смеется, наблюдая за ними с веранды.
– Подаришь мне первую книгу с автографом, – Пиона выдыхает в воздух облачко белесого пара, провожает его, пока оно не сливается с посыпавшимся с неба снегом.
– Размечталась, – хихикает Туни, хватая ее за руку мокрой ладонью, – отправлю этому твоему Люциусу по почте.
Снег накрывает небо белым ажуром, падает на щеки и скатывается за шиворот, и Пиона бурчит, что вовсе не плачет, а Петуния смеется, трясет ее рукой в воздухе и тактично отводит глаза.