Сад голубых пионов

      Пиона живет урывками, пропускает половину происходящего будто специально и все глубже прячется под одеяло от промозглого осеннего ветра. Стоит моргнуть, и праздничный именинный стол, украшенный свечами, сменяют другие свечи. Они зависают в воздухе, искрят и водят хороводы под потолком, и маленькие плюшевые летучие мышки летают вокруг них, опасаясь подпалить крылья. Пиона вешает белые простыни на окна, колдует огоньки и придирчиво выглядывает наружу, разглядывая получившихся привидений.       Гарри бегает по дому в обнимку с подаренной на день рождения детской метлой, путается под ногами так, что Пиона несколько раз спотыкается, и громко невнятно кричит, сопровождая детский лепет восторженным визгом. Лили вырезает на тыквах рожицы, помещает внутрь свечи и выставляет их за порог, точно молчаливых охранников, и Пиона шутит, что теперь-то точно в их дом никто не придет. Вместо привычных зелий Пиона варит пунш и глинтвейн, и получается даже неплохо, так что первую порцию они с Лили и Джеймсом приговаривают прямо на кухне.       К вечеру подтягиваются Ремус и Сириус, Питер приходит самым последним, а Лили вешает над камином двух куколок, символизирующих ее погибших школьных подруг. Все вместе они усаживаются вокруг вытащенного в гостиную стола, и Пиона забирается в кресло с ногами, тянет одну кружку глинтвейна за другой и чувствует, как медленно согреваются внутренности. В середине вечера Сириус подсаживается на подлокотник, слегка касаясь ее плеча бедром, и Пиона, протяжно вздохнув, упирается виском в сгиб его локтя.       Нечто внутри нее противно шипит и колется, от разливающегося тепла хочется спать, и, когда невесомые пальцы касаются волос на макушке, Пиона прокусывает до крови губу. От самой себя тошно, пальцы мелко дрожат, и она выпивает еще одну кружку, запивая собственный яд кисловатой пряностью алкоголя.       – Прокатишь меня на своем мотоцикле? – едва слышно шепчет Пиона, несколько бесконечных секунд спустя осознавая, как двусмысленно это звучит.       Смех поднимается от низа ее живота, щекочет в легких и вырывается почти кошачьим фырканьем. Макушкой Пиона чувствует пристальный взгляд, жмурится и облизывает пересохшие от холода губы.       Лили относит заснувшего Гарри в кроватку, и все постепенно принимаются собираться. Ремус, бросив на нее обеспокоенный взгляд, прощается первым, и Питер тянется сразу за ним, бегло приглашает Пиону куда-нибудь прогуляться и на отказ спешно ретируется. Пиона жмется в сторонке, как школьница, зачем-то накидывает теплую куртку и обещает Джеймсу, что скоро вернется.       Голова у нее потрясающе кружится, так, что все мысли превращаются в кашу, ночной воздух обдает лицо упругой волной, и Сириус ловит ее до того, как Пиона успевает сообразить, что летит лицом вниз. Ноги путаются в высокой, все еще зеленой траве, жар расползается по животу, и Сириус не собирается, кажется, ее отпускать. Пиона выравнивается, встает уверенно на обе ноги и вдыхает свежий воздух, едва-едва сбрасывая тягучее опьянение. Глаза у нее плотно закрыты, так что Сириуса Пиона не видит, лишь ощущает его руки на талии, хватается за предплечья и утыкается лбом в его грудь.       Пионе ни капли не стыдно, искры взрываются у нее в животе, и стоят они так, кажется, целую вечность, пока сердце делает два с половиной удара. Пиона считает, почти загибая пальцы и отстукивая языком по зубам, и голова Сириуса опускается, и дыхание его обдает жаром висок.       Это первый день, когда Пионе не противно от собственных шрамов, так что она позволяет Сириусу прижаться к тонкой коже губами, а затем они отстраняются друг от друга.       – Ты хотела прокатиться на мотоцикле, – напоминает Сириус, и улыбка его самую капельку виноватая.       В ответ Пиона просто кивает, разжимает пальцы и с удивлением понимает, что может стоять сама. Наваждение немного спадает, свежий воздух действует отрезвляюще, но ей все еще достаточно все равно, чтобы по-детски смущенно хихикать. На самом деле Пиона ни капельки не смущается, повинуется подталкивающему в спину ветру и усаживается позади Сириуса, крепко обхватывая его тело руками.       Когда они взмывают над городом, Пиона визжит и хохочет, прижимается щекой к спине Сириуса и чувствует себя самой счастливой на свете.