Сад голубых пионов

      Холодные волны лижут босые ступни, взбираются по подолу платья и обвивают щиколотки тяжелыми кандалами, но Пиона не обращает на них ни капли внимания. Она не вздрагивает, когда очередная волна достает до колен, и отяжелевшая юбка неприятно липнет к ногам, лишь безуспешно ловит белесые брызги ладонями. Тяжелые тучи нависают над головой, предвещая очередной дождь, бушующий в глубине моря, сливающегося с небесами, и Пиона ждет начала зимы, когда выпадет хлопьями снег. Осень ей совершенно не нравится, но ее единственная дочь рождается поздней осенью, и оттого, наверное, Пиона стоит у самого берега, высматривая темные волны у линии горизонта.       Они приезжают на виллу, чтобы устроить праздник, потому что таково желание мальчишек, но Пионе это место кажется удушающим. Соленые брызги оседают на щеках липкими каплями, впитываются в волосы и тяжелой мантией ложатся на плечи, и Пиона морщится от горьковатого привкуса на кончике языка. Солнце прячется за тучами по ту сторону горизонта, пробивается сквозь толщу воды и высвечивает на волнах причудливые разводы, похожие на отражение облаков.       Пиона вглядывается в горизонт, силится отыскать там частичку чьей-то души и вовсе не замечает, как делает шаг. Песок под ногами утягивает, будто зовет ее за собой, и Пиона совсем не противится, переступает с ноги на ногу едва ощутимо и в какой-то момент оказывается в воде по середину бедра, так что непримиримые волны теперь бьют ее в грудь. Платье на ней промокает до нитки, липнет к телу тяжелой бесформенной тряпкой и растекается на волнах, точно крылья ядовитой медузы.       Искристое тепло окутывает тело волной, прошибает насквозь, и Пиона едва не оступается, поддавшись толкнувшей воде. Песок утекает из-под ступней, хватает за руки и тянет с собой, но теперь Пионе чудится, будто неподъемный якорь прибивает ее к берегу, не позволяя поддаться свободе течения. Она фыркает, отплевываясь от попавшей в рот соленой воды, разворачивается на пятках и все-таки оступается, усаживаясь на колени. Волна накрывает ее с головой, бьет со спины, точно топит и толкает на берег одновременно, и Пиона насмешливо жмурится, невовремя задерживая дыхание.       Жесткая рука хватает ее за предплечье и тянет наверх, и Пиона выныривает с оглушающим грохотом, ловит воздух раскрытым ртом и не может сдержать смешков. Пиона смеется, отплевываясь от воды, клонит голову набок и чувствует, как от охватившей вдруг эйфории подкашиваются колени. Сердце бьется в груди, точно решительно сумасшедшее, голова кружится, и Пиона делает шаг вперед, обеими руками хватаясь за Люциуса. Тот смотрит на нее укоризненно, сердито хмурится, словно Пиона ведет себя совершенно по-идиотски, и она порывисто касается его теплых губ своими холодными, пропитанными солью губами.       Пиона громко хохочет, когда Люциус морщится и облизывает губы, но руки не убирает, будто ее тотчас же смоет волной. Пиона клонит голову набок, зачесывает волосы пальцами, льнет к нему, будто дикая кошка, хоть и не чувствует ни капли промозглого холода. Искорки счастья мерцают в груди, и Пиона никак не может прекратить глупо хихикать, потому что на лице Люциуса внезапно расцветает улыбка почти такая же, с какой он смотрел на нее во время их первого поцелуя. Она прижимает мокрые ладони к его теплым щекам, снова целует, задевая сперва один уголок губ, а за ним и второй, выдыхает пропитанный морской солью воздух и ощущает сомкнувшуюся на спине тяжелую хватку.       – Ты же не думал, что я в самом деле буду топиться?       – Никогда, – Люциус осекается, потому что очередная волна толкает Пиону в спину, и она наваливается на него, цепляясь руками за плечи, – так больше не делай.       Первые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь густые тучи у самого горизонта, красят лицо Люциуса замысловатым румянцем и искрят в каплях воды, и Пиона не может отвести от них взгляд, всматривается в собственное отражение в светлых глазах и пытается отыскать в них нечто еще. Люциус держит ее за талию, медленно пятится в сторону берега, и Пиона шагает за ним, чувствуя, как тонут в колючем песке ноги по самую щиколотку. Она, точно русалка, хочет утянуть Люциуса за собой, утопить его, чтобы вода облепила плечи и измазала волосы, и продолжает хихикать, строя в голове коварные планы.       У берега, когда волны облизывают щиколотки и перестают тянуть за подол, они останавливаются, и мурашки пробегают по телу, приподнимают промокшие волоски и вычерчивают выведенные белесой солью узоры. Пиона замирает, чувствует, как бьет в спину ветер, и переступает с ноги на ногу в попытках найти устойчивое положение. Люциус глядит на нее исподлобья, почти предупреждающе скалится, и озорство вспыхивает у нее на губах. С широкой улыбкой Пиона вдруг разворачивается, хватает Люциуса за руку и тянет обратно, с визгом разбивая холодную воду, пока та не обнимает ее и выталкивает прочь, позволяя застыть поплавком на спокойной реке.       Ноги Пионы отрываются от зыбкой земли, она делает несколько сильных гребков, и вода подхватывает ее, тянет с собой, будто и впрямь пытается унести прочь, спасти выброшенную на берег медузу. Платье опутывает щиколотки кандалами, волны бьют в лицо и мешают дышать, и Пиона громко хохочет, точно изо всех сил старается перекричать свистящий в ушах пронзительный ветер. Она не замечает, когда Люциус выталкивает ее из воды, позволяя глотнуть соленого воздуха, обхватывает его за пояс ногами и прижимается лбом к его лбу.       Кожа Люциуса теперь тоже холодная, покрытая липкими солеными каплями, и Пиона прижимается к ней, путается пальцами в волосах и клонит голову набок. Она будто парит в небесах, подхваченная порывами сильного ветра, и птичий клекот рвется у нее из груди, мажется визгами и падает солеными каплями по щекам. Пиона целует Люциуса изо всех сил, позволяет вынести себя из воды и вычерчивает узоры дыханием у него на щеке. Пиона бормочет какую-то чушь, и Люциус улыбается, тоже невесомо целует ее и обещает взаправду выпороть, если снова полезет в море одна.