Сказки о нингё

      Эта история приключилась ещё до Реставрации Мэйдзи, когда Йокогама была большой рыбацкой деревней. Один из тысячи йокогамских рыбаков — седой дед со сморщенной, как курага, желтой кожей, жил на самой её окраине. Его дочь умерла от тифа десять лет назад, оставив старику на воспитание внука. Как только малец окреп, старик стал учить его делу, а теперь, когда он превратился в статного молодого человека, они и вовсе почти каждый день занимались ловлей вместе. — Сегодня выходим, — отодвинув сёдзи, скрипучим голосом сказал старик. — Хорошо, — несмотря на ранний час, Сакуноске на футоне не оказалось. — Опять не спал всю ночь? — старик было нахмурился, но будто о чём-то вспомнив, тут же улыбнулся. — Лампу хоть погаси, рассвело уже.       Сёдзи задвинулась обратно. Этой ночью Сакуноске не удалось уснуть — пришло вдохновение. Он мечтал, поднакопив хорошую сумму его старику на беспечное существование до конца его дней, навсегда оставить рыболовные сети и стать романистом. Но домик на берегу он, конечно, ни на что бы не променял, ведь именно океан являлся главным источником его вдохновения.       Когда лодка уже достаточно отплыла от берега, Ода закинул сети, а старик достал удилище. Рыбы в сети в основном попадалась средние и шли на продажу, а те, что попадались на удилище, бывали больше и служили рыбакам обедом или ужином. Погода сегодня стояла лучшая для рыбалки, поэтому улов обещал быть хорошим.       Через некоторое время сеть заметно натянулась, и Ода обратился к старику: — Поднимать? — Рано, — едва успел ответить старик, как удилище чуть не выскользнуло из его жилистых рук. — Ух-ты!       Старик ухватил удилище покрепче, едва устояв на ногах. То, что зацепилось за крючок, было сильно крупнее обитавшей на этой глубине рыбы. — Давайте сюда, — Ода обхватил удилище двумя руками повыше, и старый рыбак вверил участие в этой битве молодости.       Нечто, начавшее вырисовываться в толще воды длинным темным пятном с характерным чешуйчатым отблеском, стало хаотично метаться, пытаясь избавить себя от горькой участи, да зацепилось за сеть. — Ну-ка, тяни, — скомандовал старик, — а то сеть порвёт!       Но таинственное существо не желало оказаться на поверхности и с нечеловеческой силой рвануло вглубь, насколько это позволяла рыболовная сеть. Оду утянуло за борт — старик не успел схватить его.       Ода распахнул глаза и проморгался — кислородные пузыри рассеялись, мутная пелена спала, и теперь он мог разглядеть, что же попалось на крючок, а потом угодило в сеть. И как только разглядел, сердце его, отбивая в ушах бешеный ритм, зашлось ещё чаще — это был нингё. Легенды гласили, что поимка нингё приносила бурю и неудачу, но тот, кто осмелился убить его и отведать его мясо, обретал необычайное долголетие. Одно было ясно: нингё нужно срочно высвободить. Ода стал натягивать то одну нить сетей, то другую, но нингё, вперившийся в него полным ярости взглядом, ожидал нападения, потому когда рука молодого рыбака протянулась в опасной к нему близости, он резким и четким движением врезал ему по уху когтистой перепончатой рукой. Ода выпустил драгоценный кислород и, дезориентированный, потерял несколько секунд. Пришло понимание: как бы ни было жаль сетей, их придётся резать. Левой рукой он потянулся к голенищу сапога, где всегда хранился нож, и вынул его. Нингё, завидев опасно блеснувшее лезвие, стал яростно хлестать рыбака по ногам хвостом, но Ода, вцепившись в сеть, начал поспешно резать её. Нингё — существо, очевидно, не уступающее человеку в интеллекте, потому в миг оставило попытки нападения. Как только нещадно изрезанная сеть вокруг нингё лоскутами стала опадать на дно, существо устремилось вглубь. Но, пронзённое болью, не смогло уплыть далеко — крючок удилища всё ещё крепко держался на кровившем плавнике задней стороны его хвоста и тянул за собой леску с удилищем, туго обмотавшиеся вокруг руки молодого рыбака. Воздух в лёгких Оды кончался, в ушах по-прежнему бешено быстро стучало, он, чуть не выпустив из руки нож, отчаянно пытался перерезать леску, но когда одна из рук ею пленена, это оказалось сложнее. Нингё больше не тянул его на дно, но Ода, как и любой человек, сам опускался всё ниже и ниже. Теперь они поменялись местами: если нингё захочет, этот рыбак сам станет его уловом. Но нингё не хотел решать чужую судьбу. Темными глазами он внимательно следил за попытками человека, несколько секунд назад всё-таки спасшего его, спасти и свою жизнь. И вот у человека получилось. Ода скользит по существу сочувствующим взглядом — в его плавнике остался крючок с коротким отрезком лески, но понимает, что нингё не позволит к себе прикасаться, да и времени у него больше нет — вот-вот захлебнётся. Он поднимает взгляд вверх, где ещё пару минут назад плескалась светлая водная гладь и плавало тёмное днище лодки, но с ужасом понимает: вверху темно, а лодки нигде не видно. За несколько изнуряющих рывков он добирается до поверхности, рвано дышит, пытается держаться на плаву в бушующем заливе, оглядывается и наконец пытается освободить руку от впившейся в кожу лески. Нож приходится бросить — Сакуноске надеется, что сегодня он ему больше не понадобится, и теперь леску всё же удаётся стянуть с руки. Он снова оглядывается в попытках разглядеть, в какой стороне находится берег, но начал моросить мелкий дождь, тучи сгустились и почернели — ничего не было видно. Неожиданно крупная волна накрыла его с головой, он с лихвой хлебнул солёной воды, и его тело, в миг ослабевшее, потянулось ко дну.              Первое, что почувствовал Ода, очнувшись, — колкость песка. Пейзаж перед глазами ему был незнаком, зато буря утихла. Прокашлявшись, он приподнялся на локтях. — О, живой, — незнакомым голосом послышалось откуда-то сзади.       Молодой рыбак тут же обернулся: из воды выглядывало лицо того самого нингё. — Не думал, что нингё умеют разговаривать, — Ода сел. — А может, не думал, что нингё существуют?       Сакуноске кивнул. — Зачем ты плавал так близко? — Есть хотелось, — без зазрения совести ответил нингё.       Хотя кто сказал, что этим существам свойственно такое чувство? Ода тяжело вздохнул. А ведь сегодняшний улов действительно был хорош. Был… — А имя у тебя есть? — Есть, — недоверчиво буркнул нингё.       Ода выжидающе глядел на существо, затем, вспомнив о правилах приличия, представился первым: — Ода Сакуноске.       Нингё всё ещё смотрел на него, погрузив лицо под воду по самые глаза, будто бы показывая нежелание говорить. — Дазай Осаму, — пробурчал он в воде, пуская на поверхности воды пузыри.       Рыбаку с трудом удалось расслышать его имя. — Давай я вытащу из твоего плавника крючок, — он поднялся с места и сделал несколько неуверенных шагов к кромке воды.       Почти сразу же нингё нырнул и отплыл от берега подальше. — Если леска зацепится за какую-нибудь водоросль, снова будет больно, — громко проговорил Ода, надеясь, что будет услышан. — Терпеть не могу боль, — проворчал Дазай, вновь показавшись на поверхности. — Мне жаль, что крючок моего старика доставил тебе неприятности, но и ты, знаешь, хорошенько огрел меня в воде, — рыбак вошёл в воду почти по самое голенище сапог, — подползёшь поближе?       Дазай нехотя выполнил его просьбу. Почти полностью показавшись из воды, не спуская пристального взгляда с человека, он развернулся к нему боком, подставляя обозрению покрытый серебристой чешуёй хвост. — Не смей прикасаться к хвосту. Можешь трогать только плавник, — ледяным голосом сказал он, обнажая ряд мелких острых зубов.       Рыбаку только теперь представилась возможность хорошенько рассмотреть нингё: сам он был чуть мельче его самого, кожа бледная-бледная, а волосы и глаза тёмные, шоколадные. Если не брать во внимание перепонки, жабрыи и видоизменённые ушные раковины, верхняя часть нингё выглядела как человек. Но вот у хвоста строение было иное, чем у рыбы, это было заметно ещё в воде — хвост нингё изгибался так, как изгибались бы связанные вместе ноги человека. — Ты долго глазеть будешь? — нахмурившись бросил Осаму. — Прости, — тут же отозвался Ода и стал вынимать из надорванного плавника металлический крючок.       Нингё зашипел и шлёпнул хвостом по поверхности воды, сотворив фонтан брызг, тут же обрушившийся на едва обсохшего человека. — Всё, — Ода показал ему окровавленный крючок с леской в своих руках и отшвырнул его подальше. — Благодарить не буду, — важно сообщил ему Дазай, — потому что это я тебя сюда вытащил. — Да? — удивился Ода, до этого почему-то полагавший, что сюда его выбросило волнами. — Тогда я тебя благодарю, — и склонил голову.       Явно не ожидавший этого нингё замер, а затем указал рукой в сторону и сказал: — Тебе туда.       И правда, вдалеке виднелись крыши рыбацких домишек. — Спасибо, — повернувшись, сказал Ода в пустоту — нингё скрылся в воде.       С тех пор нингё ещё не раз приплывал к рыбацкому домику на самом берегу залива, не раз сопровождал лодку молодого рыбака в открытом океане, но именно в тот день зародилась дружба между нингё и рыбаком, мечтавшим стать писателем.