Сказки о нингё

      Эта история произошла давным-давно в префектуре Канагава. Даймё, возглавлявший эти земли долгих пятнадцать лет, внезапно скончался, а его место занял средний сын — Дазай Осаму. С самого начала своего правления он зарекомендовал себя как безжалостный и требовательный правитель, а немногим спустя стали поговаривать, что он проворачивает тёмные дела, устраняет других мелких даймё и, более того, что его отец умер не своей смертью. Слухи оплетали замок, как паук оплетает своё гнездо, и никто, даже самые приближенные слуги, не могли понять, какие из них являются правдой, а какие — людскими пересудами.       Однажды в замок к даймё явилась группа морских торговцев. Они сами назвались «морскими торговцами», но на самом деле являлись суйгун, о чём Дазай прекрасно знал. Они просили о подданстве — предлагали платить дань грязными деньгами в обмен на то, что даймё будет закрывать глаза на их морской разбой. И даймё согласился. Он был не из тех, кто поступает правильно, но из тех, кто поступает с расчётом на собственную выгоду. — Господин, позвольте преподнести Вам подарок в честь успешного договора, — раболепствовал главный из суйгун. — Такого Вам ещё никогда не дарили!       Дазай тихо рассмеялся. Тёмные глаза его сверкнули презрением. Нежилые комнаты замка были до отвала заполнены всевозможными подарками, которые дарили ему в надежде на благосклонность. Он сомневался, что суйгун сможет его удивить. — Ну хорошо, — небрежно бросил даймё. — Внесите! — скомандовал главный стоящим позади него крепким суйгунам.       Они бросились прочь из зала, а через несколько минут, тяжело ступая, прошествовали обратно, неся на своих плечах большой короб из стекла с деревянными рёбрами. В коробе было заключено какое-то живое существо. Суйгун поставили короб в нескольких шагах перед даймё, поклонились, и вернулись на прежние места. — Вы слышали когда-нибудь о нингё? — спросил главный.       Дазай, не в силах отвести взгляда от существа перед ним, пропустил вопрос мимо ушей. — Может быть, легенда о восьмисотлетней монахине Вам знакома? — продолжал мужчина, — Я и сам не верил, что они существуют, пока мы не поймали этого.       Молодой даймё всё смотрел на существо перед ним. Нингё был не длиннее двух метров, с широкими плечами и мощным хвостом. Его короткие рыжие волосы плавно покачивались в такт движениям воды, а тонкие брови были сдвинуты к переносице. Весь вид нингё говорил о том, что он готов был атаковать любого, кого видел, но ясно осознавал своё плачевное положение. В аквариуме ему было явно тесно, но разбей он аквариум — порезался бы о стекло и засох бы, так и не добравшись до океана. — Эта золотая рыбка Ваша, — суйгун самодовольно улыбнулся, обнажая редкий ряд зубов, — ну а когда надоест, поужинаете — и восемьсот лет Ваши.       Даймё наконец обратил внимание на суйгун: — Вы превзошли даже самые смелые мои ожидания.       В тот же вечер даймё приказал придворным соорудить для нингё просторный аквариум в кратчайшие сроки. Задача была не из лёгких, но через десять дней и ночей его заполнили морской водой и готовы были перенести туда существо. Для этого понадобилось десять лучших самураев, ведь нингё оказался неимоверно силён и скользок. Несколько раз он выкручивался из крепких рук, падая на пол, остервенело бил хвостом, оказывая сопротивление. Даймё наблюдал за этим со стороны, поражённый стремлением нингё бороться за свою свободу. Но сердце его не знало жалости, поэтому в конце концов нингё оказался в новом стеклянном плену.       С тех пор ни один день Дазая не проходил без наблюдения над заточенным существом. Его нечеловечески ловкие движения завораживали взгляд лучше танцев самых искусных гейш, а отблеск его чешуи не шёл ни в какое сравнение с блеском злата и серебра. Но нингё не нравилось, когда Дазай за ним наблюдал. Не нравилось принимать еду, которую закидывают в аквариум по его приказу. Не нравилось быть в его плену. — Непокорный, — со злой улыбкой произносил Дазай.       Его раздражало, что существо подолгу отказывается от пищи. Он мог и глазом не моргнуть, наблюдая людскую смерть, но смерти своего подарка — единственной радости в бесконечной веренице грязных будней, он бы не стерпел. — Тебе покоряется океан, а мне — суша. Ты в моей власти, — продолжал даймё.       Он не рассчитывал, что нингё понимал смысл сказанных слов, но надеялся, что он чувствовал его власть и превосходство так же, как чувствовал любой житель в его перфектуре. Но похоже, существо совсем не трепетало перед ним. — Ненасытные люди — нахмурив брови проговорил нингё.       Дазай с трудом расслышал его слова сквозь толщу воды. — Хочешь сказать, вы не такие? — рассмеялся даймё. — Мне много не надо. — Свобода — это не много? — Свобода это то, что принадлежит мне с рождения, — тут же ответило существо, — и я верну её себе. — Даже если тебе придётся меня убить?       Нингё молчал. Даймё громко рассмеялся: — В таком случае ты никогда не вернёшь себе свою свободу! Власть тоже принадлежит мне с рождения — таково проклятие людей, родившихся в богатых влиятельных семьях. Обычные люди всегда смотрели на меня снизу вверх, даже когда я был ещё мальчишкой. Я не хотел власти и силы! Они сами подняли меня и сгорбили свои спины подо мной. Если бы старший брат не умер…       Дазай резко замолчал. Казалось, в уголках его глаз заблестели прозрачные жемчужинки слёз, но он тут же их сморгнул. — Если бы люди на моих землях хотя бы вполовину жаждали свободу как ты и были бы горды вполовину твоего, они не были бы так жалки и глупы в моих глазах. Они не терпели бы моей власти…       В тот миг нингё увидел, кто на самом деле стоял перед ним: потерянный человек, не знавший в жизни другой роли кроме роли отродья власти и насилия. И тогда же нингё осознал: чтобы спасти себя, ему нужно спасти душу Дазая Осаму.       Каждый вечер, когда усталый юный даймё приходил в комнату с аквариумом они долго разговаривали. Их беседы почти сразу стали напоминать дружеские. Нингё стал первым и единственным существом во дворце, могущим прямо сказать Дазаю, что он не прав, и вместе с тем единственным, чьим словам Дазай по-настоящему внимал. — Одасаку, расскажи какую-нибудь историю! — часто перед самым отходом ко сну просил даймё.       Сны после рассказов нингё снились добрые и красочные, так что на следующее утро ему всё труднее давались жестокие поступки и всё легче — справедливые. Так продолжалось день за днём. Префектура оживилась, задышала. При дворе почувствовали долгожданную мягкость, едва-едва трогающую сердце даймё, как невесомо касается ладони опавший цвет сливы. Но несколько мелких даймё с подчиненными самураями, чьи сердца пылали горечью старых обид, не только прочувствовали её, но и проворно воспользовались ею. — У меня плохое предчувствие — перебивая Дазая торопливо сообщает Одасаку.       И едва последний пузырь кислорода от его слов лопнул на поверхности воды, в комнату ворвались. Это был мятеж. Часть охраны в замке предала даймё, другая же часть оказалась в меньшинстве и не смогла дать отпор. Дазай вступил в схватку с двумя самураями. Юный даймё недурно обращался с мечом и владел собственным телом. Он сумел расправиться с одним противником, как в проходе появился кюдока. Он сделал несколько выстрелов, пытаясь попасть танцующего танец смерти даймё. Удача уберегла его, но не нингё — обе стрелы попали в аквариум и стекло разбилось. Все, находившиеся в комнате, были сбиты с толку, но потерять драгоценные секунды в тот миг значило попрощаться с жизнью. Изрезанный стеклом нингё набросился на самурая, нанося не смертельные, но мощные удары. Дазай, не теряя времени, бросился к замешкавшемуся кюдока и убил его. — Господин, бегите, — прокричал показавшийся в дверях самурай Дазая. Комната стала наполняться дымом. Замок подожгли. — Хватайся покрепче! — крикнул он Одасаку, присев и представив ему свою спину.       Глаза нингё округлились. — Скорее!       Почувствовав крепко обхватившие его плечи руки, влагу и тяжесть чужого тела, Дазай с трудом оторвался от пола и направился к двери. — Бросьте его, — кашляя прохрипел самурай.       Из другого конца коридора слышался приближающийся топот. — На моих руках слишком много крови, — ответил даймё и побрёл в сторону потайного выхода из замка.       Подземный ход вывел их прямо к маленькой пристани, сокрытой от несведущих глаз густой бамбуковой рощей. Дазай обессиленно припал к сырой земле, позволяя нингё скатиться с его спины. Они оба тяжело дышали, пытаясь наглотаться чистого воздуха. Дазай с немым вопросом взглянул в голубые глаза Одасаку, а тот светло улыбнулся в ответ.       Одни поговаривали, что в ту ночь Дазай Осаму был убит. Другие, что он, свергнутый, сам бросился в море. Но на самом деле при одной лишь свидетельнице луне Дазай уплыл вслед за спасшим его и спасённым им нингё, чтобы начать жизнь с чистого листа.