Весна нам вернёт всё, что мы потеряли зимой

Апрельский вечер был хоть и теплым, но ветреным, в темнеющем небе появлялись первые звезды и робко светил тонкий серп недавно народившегося месяца. Откуда-то доносилась музыка — похоже, это место, с видом на мост Амбассадор, облюбовал не только Хэнк. Он сидел там уже пару часов, прикончил вторую бутылку пива. Старый верный Сумо лежал под скамейкой, иногда шумно вздыхал. Хэнк начал третью бутылку. Не выдержал. Сорвался. В голове было пусто. Завтра начнется новый день. И что он будет делать? На работу больше идти не надо. Он сам так решил. Хватит. Хватит испытывать долготерпение Джеффри, а его собственному терпению конец пришел еще тогда, когда он набросился на девятисотого. Разумеется, никакого вреда андроиду, рассчитанному на охоту за себе подобными, даже такой сильный человек как Хэнк причинить не успел, да и в принципе, наверное, не мог. Один раз попал кулаком, и теперь разбитые костяшки саднили, а чертова машина в несколько секунд скрутила его. На шум драки прибежал из своего аквариума Фаулер, Браун, — в общем их растащили. Вернее, Хэнка оттащили от андроида, тот никакой агрессии не проявлял, просто удерживал лейтенанта и повторял, что ему надо с ним поговорить. Хорошо хоть больше он не называл имя Коннора. Короче, все было кончено. Значок и табельное на стол — и, ничего не слушая, он ушел, даже вещи не собрал. Решил, что позже приедет. Вырулил с департаментской парковки и рванул домой. Так хотелось, чтобы все это поскорее осталось в прошлом! Но, позже, дома, когда немного успокоился, унял бешено стучащее сердце и дрожь в руках — невольно пришли мысли — и что же он теперь будет делать? Русская рулетка? Нет, эту мысль он сразу отверг. Коннор бы очень расстроился. До него вдруг дошло, что сидит он рядом с тем местом на набережной, где в ноябре едва не выстрелил в Коннора. Дурацкий вопрос — что будет, если я нажму курок? Пустота? Рай для роботов? — сейчас обрел новый трагический смысл. Неужели ничего не осталось от его Коннора? Скорей всего, так и есть. Несмотря на попытки бабушки воспитать его в вере, он сомневался даже и в том, что у людей есть душа — а уж про андроидов и говорить нечего. Если б Коннор ответил бы тогда — рай для роботов! Он бы сейчас хоть тем утешался, что мальчику его теперь хорошо. Где-то там — с теми, кого расстреляли или уничтожили в лагерях утилизации в штормовую ночь, кого сожгли озверевшие хозяева, кто погиб, пытаясь перебраться в безопасную Канаду. Где-то, в цифровом раю, где нет алчных и жестоких людей, которые принялись уничтожать тех, кого сами же сотворили. Бывшие машины обрели свободу воли и не захотели дальше терпеть свое рабское положение, а люди испугались, что от андроидов, прежде бывших покорными рабами, исходит угроза их безопасности и благополучию. Холод весенней ночи пробрался, между тем, под кожаную куртку, под рубашку. Хэнк не чувствовал холода, вернее — не обращал на него внимания но Сумо, которому надоело валяться на земле под скамьей, начал поскуливать сначала тихо, потом все громче. С трудом поднявшись со скамейки — от долгого сидения затекли ноги — Хэнк медленно побрел к своей, неподалеку оставленной, машине. Сумо, отряхнувшись, шел за ним. Подьезжая к дому, Хэнк сразу обратил внимание на стоящую возле его дома чью-то машину. Он сразу же узнал ее — это же машина Джеффри! И он там, внутри, похоже, что и не один. Уговаривать приехал? Ну, это он зря потратил время. Хэнк столько старому другу проблем доставил, особенно в последнее время. Так что нахер. Даже если будет просить вернуться — нет. Хэнк уже все для себя решил. Никакого возвращения быть не может. Кое-как припарковав свою машину, Хэнк поднялся на крыльцо. Услышал, как хлопнула дверца чужой машины, но даже не оглянулся. Джеффри догнал его уже в прихожей. — Хэнк! Надо поговорить! — попытался было начать капитан. — Если о возвращении, — то не трать время! — развернувшись к нему, твердо ответил лейтенант. — Поверь, так будет лучше для всех… — Слушай, Андерсон! Хотя бы ради нашей старой дружбы — ты можешь набраться терпения и выслушать? Хэнк тяжело вздохнул, указал Джеффри на кресло и приготовился слушать. — Да не меня. Рик должен сказать тебе нечто важное. Очень важное. Это займет не более двух минут. Орать, ругаться сил больше не было. Хэнк только, скрипнув зубами, спросил — Рик? Какой ещё, нахер, Рик? Ричард! — В данном случае это неважно! Выслушай! Мы тут двадцать минут тебя прождали, можешь ты две минуты своего драгоценного времени уделить? — начал было закипать Фаулер. — Да хоть два часа. Мне теперь спешить некуда, — тяжело вздохнув, лейтенант скинул куртку и уселся на свой старый диван, потрепав по холке Сумо, который не понимал, почему нарушен был порядок вещей — лапы не помыли, корм не насыпали. Джеффри, достав смартфон, скомандовал — Рид! Заходите! Хэнк сосредоточил все свое внимание на собаке. Хотя сквозь броню показного безразличия пробивался малый росточек любопытства — что ж такое заставило этих троих явиться к нему, на ночь глядя, и двадцать минут торчать под его дверьми? Телефон-то он заранее отключил, именно чтоб его не донимали звонками. Так они домой приперлись, еще и девятисотого с собой притащили. Именно девятисотый и начал говорить. Рид вообще не сказал ни слова, просто маячил где-то за плечом своего андроида. — Лейтенант Андерсон, я знаю, как можно вернуть Коннора. Хэнк молчал, ни один мускул на его лице не дрогнул, он по-прежнему даже не повернул головы в сторону андроида. Порывисто вдохнув, он словно бы забыл, как дышать, замер, окаменел. — Его память стерли отовсюду, со всех носителей. Но ведь есть еще RK800 Максвелл, и у него полностью закачана память Коннора, начиная с его самой первой миссии. Ведь он должен был в департаменте играть роль Коннора, заниматься расследованиями, общаться с людьми и андроидами. Повторяю — у него вся память Коннора, за исключением нескольких дней его пребывания в Киберлайф. Хэнк, по-прежнему, сидел, не шелохнувшись, только на этот раз не от напускного безразличия, а от внезапно вспыхнувшей надежды. Словно загорелся слабый язычок пламени, который он боялся загасить неосторожным движением. Пусть этот говорит, пусть продолжает, что он там хочет еще сказать! — Но дело в том, — продолжал Рик, — что никому не известно, где скрывается Максвелл. После неудавшейся попытки спасти Коннора он исчез, и найти его могу только я. Хэнк медленно развернулся в его сторону и больными глазами уставился на андроида. Отвечая на невысказанный вопрос, Рик продолжил, — У нас почти одинаковые модели, схожее программирование. Я просто поставлю себя в те же условия что и он, и выставлю высший приоритет задаче скрыться от потенциальных преследователей. Тогда, с вероятностью восемьдесят девять процентов, я приму те же решения, что и он. На поиски мне потребуется от двух до семи дней — в том случае, если он покинул страну, что маловероятно. Капитан согласен предоставить мне отпуск на это время. — Я все сказал, — обратился андроид к капитану Фаулеру. Потом, помолчав, добавил, — Мы с детективом Ридом вызовем такси, а вам, полагаю, лучше какое-то время побыть с лейтенантом — уровень его стресса запредельно высок. В абсолютной тишине слышно было только сопение задремавшего Сумо, не осознающего важности происходящего. Потом прозвучали шаги, и негромко хлопнула входная дверь. Хэнк и Джеффри остались вдвоем. * * * На следующий день Хэнк вышел на работу. Никто ни словом не помянул вчерашнее происшествие, и сам Хэнк не показывал виду, что что-то изменилось. Да и откровенно боялся тешить себя надеждой. Просто ждал. На этот раз — вестей от девятисотого. И дождался. На третий день, возвращаясь с прогулки — а он старался теперь гулять подольше — и форму надо было возвращать, и просто чтоб дома не сидеть — в сгустившихся сумерках Хэнк увидел на своем крыльце чью-то фигуру в поношенной куртке, драных джинсах, и бейсболке, козырек которой скрывал лицо. Некто сидел, бессильно привалившись к стене, руки судорожно сцеплены на коленях, голова низко опущена. — Коннор! — вскрикнул Хэнк, слишком уж знакома была ему эта фигура. Сидящий поднял голову, и, криво усмехнувшись, промолвил — Не Коннор. Максвелл. Сумо обнюхал андроида и завилял хвостом. А Макс обхватил мощную шею пса, зарылся лицом в мягкую шерсть и так сидел, не двигаясь с места, словно бы обнять собаку и было единственной целью его прихода в дом лейтенанта. Хэнк растерянно молчал. Молчание затянулось. В конце концов Макс с заметным усилием поднялся, и Хэнк увидел до какой степени он был измотан, обессилен, возможно — ранен. В нем ничего не было от того самоуверенного, нацеленного исключительно на выполнение своей жестокой миссии андроида, который взял его когда-то в заложники. И кого ему, Хэнку, пришлось убить, чтобы спасти и Коннора и тех, кто в последнем отчаянном порыве боролся за свою свободу в ту ночь. — Так, парень, — собрав остатки решимости начал Хэнк. — Ты ведь явно не для того здесь, чтоб повидать мою собаку, так что давай, проходи уже в дом, нечего тут торчать. А плохо, видно, при­шлось бедняге — поду­мал Хэнк, глядя как тяжело, с трудом под­нялся на ноги восьми­сотый. Хэнк даже руку ему протянул, однако Макс, отказавшись от предложенной помощи, тихо, по стено­чке скользнул в дом. Но когда стал ста­скивать ботинки, не удержался, пошатнулс­я. И едва не упал — тут уж помощь Хэнка, успевшего ухватить его за плечо, пришла­сь очень кстати. — Э, да ты совсем плох! — промолвил лей­тенант, который даже через рукав поношенного свитера почувствовал что рука буквально ледяная, и, подхватив Макса, повел его в комнату и усадил на диван. — Ра­нен? Макс только покачал головой в ответ. — Тириум. Мне необх­одим тириум- наконец произнес он. Голос прозвучал глухо и неестественно, будто сбоящий радиоприемник. — Значит, давай так. — сказал Хэнк. — Тириум я тебе сейчас принесу. Потом предл­агаю это твое тряпье снять и выкинуть, душ в твоем распоряже­нии, чистая одежда у меня для тебя найде­тся. А после поговор­им. Мне нужно сказать тебе нечто важное. Если ты, конечно, в состоянии выслушать. Небось, в этой ваш­ей гибернации давно не был, раз на ногах не стоишь? — У меня не вышло освободить Коннора, — тихо и виновато про­молвил Макс. — И теп­ерь меня разыскивает девятисотый, по пор­учению Киберлайф, ви­димо. Он и здесь мож­ет меня найти, но я лучше сдамся вам, чем ему! — Разыскивать он те­бя разыскивает, толь­ко никакой Киберлайф ему это не поручал, можешь считать, что это по моей просьбе. Ты новости-то посл­едние слышал? Не до тебя им сейчас, там власть переменилась, и никто тебя там не ищет, и точ­но уж не ваша Аманда, своими бы руками придушил тварь! Как бы ни было тяже­ло Максу, он уголком рта все же улыбнулс­я, представив Хэнка, душащего их куратор­а. — Ну вот, так-то оно и лучше, — сказал Хэнк, вставая, чтобы пойти на кухню. Там он достал из холодильника пакет тириума, перелил его в любимую Коннорову кружку. Потом вспомнил его ледяные руки и сунул в микроволновку. Коннор как-то упомянул, что тириум наиболее эффективно усваивается при температуре 35-40°. Коннор… Увидятся ли они снова? У Хэнка вновь зан­ыло и без того растревоженное последними событиями сердце. Писк микроволновки прервал его размышления. Вытащив кружку, Хэнк вернулся в гостиную. — Ох, нифига ж себе! — только и подумал Хэнк, глядя как Макс жадно схватил и буквально всосал в себя ее содержимое. — Да уж, видно плохо ему пришлось. Из последних сил приполз, а ведь если бы не пришел, если б решил что лучше сдохнуть где-нибудь на чердаке или в подвале… И Рик мог бы не успеть. Хэнк молча достал из холодильника вторую упаковку тириума, которую Макс проводил жадным взглядом. Хэнк видел как на глазах изменился Макс — восстановился сбоящий скин, прекратились непроизвольные подёргивания раскалиброванных от недостатка энергии рук. Вторую упаковку Хэнк даже переливать не стал. Чуть подогрел и протянул парню. Видно, движение вышло слишком резким, потому что Макс вздрогнул, испуганно глядя на Андерсона. Происходящее не укладывалось ни в какие его расчеты и преконструкции. Он ожидал, что Хэнк велит ему убираться, или вызовет полицию, и это полагал он наилучшим исходом. Но лейтенант был странно спокоен и вовсе не враждебно настроен. Правда, беспокоил его вопрос, что именно за разговор, ради которого Хэнк даже прибег к помощи девятисотого, ждал его? Но то, что его искали по просьбе Хэнка, а не по поручению Аманды — это, всё же, успокаивало. Когда, пополнив уровень тириума, Макс ушел, наконец-то в душ, Хэнк открыл шкаф, где Коннор держал свою одежду. Он невольно застонал, стиснув пальцами ткань своей старой серой толстовки, которую так любил дома надевать Коннор. Надежда зажглась, но была она такой слабой… У Хэнка, с трудом, но принявшего тот факт, что андроиды — живые, теперь просто в голове не укладывалось, как это — взять корпус и перезаписать в него — что? Память? И это будет его Коннор? Или второй Макс? Или опять машина? Вспомнил, как однажды, в минуту слабости, Кон сказал ему что хотел бы снова стать машиной чтоб не чувствовать боли, когда видел, как жестоко люди обходились с его народом. Неверие и отчаянная надежда, желание ещё раз увидеть Коннора, сказать несказанное, снова, как раньше, жить и работать вместе… Шум воды стих. Хэнк уловил едва слышные шаги босых ног по полу, быстро сдернул с вешалок первые попавшиеся вещи и вышел из комнаты. Когда Макс вышел из ванной — в одежде Коннора — до боли прямо, захотелось подойти, обнять, прижать к себе, успокоить. Но, внимательно вглядевшись взглядом опытного детектива — всё же заметил разницу, почти неуловимую — в выражении прищуренных глаз, в поджатых губах. И не было того теплого лучистого взгляда, которым встречал его Коннор… Даже карие глаза казались холодными, хотя наверняка оптические блоки у обоих были абсолютно одинаковыми. — Ну что, парень, есть у тебя силы для разговора? — спросил Хэнк, — или уж до завтра отложим? — Я готов вас выслушать. Сколько-нибудь значительные повреждения корпуса отсутствуют, система в норме, уровень тириума пополнен — я весь внимание. Он явно старался говорить спокойно, но пальцы, которым, видимо, не хватало монетки, звяканье которой когда-то так бесило Хэнка, теребили завязки капюшона старой серой толстовки, взгляд тревожно метался по комнате, временами останавливаясь на лице лейтенанта. Хэнк встал, и, порывшись в ящике тумбы, бросил Максвеллу четвертак. — Держи уж, делай калибровку свою, или что вы там делаете с его помощью. Макс сжал монету в кулаке, но разговор начать не спешил. Пришлось начать Хэнку. — Девятисотый искал тебя по моей просьбе! Почему вообще в бега подался, а не вернулся сразу? Ну да, не получилось у тебя Коннору помочь, но никто ж тебя за это не собирался карать… — голос Хэнка сорвался, воспоминание о том, что рассказала ему Хлоя причиняло почти что физическую боль. Макс вскочил и принес с кухни стакан воды. — Спасибо, — отхлебнув пару глотков и проглотив ком в горле, продолжил Хэнк. — Так вот, искал он тебя потому, что ты — наша последняя надежда вернуть Коннора. Эта ваша ведьма память его отовсюду стерла, а этот Ричард или Рик, как его теперь зовут, мне сказал — только у тебя она есть. Поможешь? Взгляд молящих голубых глаз встретился с тревожным взглядом карих. Первым отвел глаза андроид. — Только рад буду. Это меньшее, что я могу сделать после… всего. Но что потом будет со мной? — — А сам-то ты чего хочешь? — -Я… Я не знаю! В департаменте меня все принимали за Коннора, в Иерихоне приходилось быть особенно осторожным. Вам, людям, на всех, кроме самих себя наплевать, а андроиды могли легко догадаться. Только Сумо сразу понял… А я последнее время почти перестал понимать, кто я — я это он, или все же это я сам. Но я не он и я не хочу им быть! Да, я провалил все миссии, которые были мне поручены, я совершил преступление — и я готов за него ответить. Но я хочу остаться собой. — Да о каком преступлении ты толкуешь? — недоумевал Хэнк. — Это я стрелял в Маркуса. — отвернувшись, тихо промолвил Макс. В комнате воцарилась тишина, прерываемая только тяжелыми вздохами некормленного Сумо. — А разве не этот? — недоумевающе спросил Хэнк. — Он ведь, вроде, признался? — Он признался, чтобы освободили Рида. У него тоже к детективу определенного рода привязанность, — криво улыбнувшись, сказал Макс. — Аманда, наверное, была страшно разочарована. Последняя надежда на восстановление статус кво. Лучшая модель Киберлайф пренебрегла своей миссией ради своих чувств к человеку. Голос Макса звучал вызывающе, в нем сквозило презрение. Но Хэнк без труда различал и горечь. У этого RK800 не было человека, к которому он бы испытывал «своего рода привязанность». И ради которого он готов был бы пойти на риск. И, вопреки логике, он, кажется, завидовал тем, кто ломал свои стены и отвергал свои миссии ради своих людей. — Знаешь, парень? — раздумчиво сказал Хэнк, — Мне думается, что не стоит вмешивать в эти дела полицию. Кое-кто только рад будет очередому камню в огород «нестабильных, неуправляемых машин». Вам, андроидам, это сейчас ни к чему. Это твое дело — и Маркуса. Он тебе судья, а не люди. Ему ты обо всем расскажи. И, думается мне — он поймет. Коннор мне рассказывал, как он его пришел убивать. Как стоял с пистолетом перед ним, безоружным. И ведь Кон не просто пришел — он карателей привел за собой, много андроидов погибло. Коннор часто об этом вспоминал, мучился. Маркус ни разу ему не вспомнил. Перед мысленным взором встали они оба — его прекрасный Коннор, на его глазах ставший из равнодушной машины настоящим мальчиком, и безразличный, казалось, ко всему девятисотый — с ледяными глазами, каменным лицом, непрошибаемо самоуверенный и невероятно сильный. Это-то Хэнку недавно довелось испытать на себе! Его силу называли медвежьей — но андроид запросто зафиксировал его и придержал до подхода основных сил в лице Фаулера, Рида и Брауна. И они оба до готовы были отдать свои жизни — один — ради него, давно махнувшего на себя рукой и равнодушно скользившего по наклонной плоскости, другой — ради мудака, которого терпеть не могли все, от капитана до последнего патрульного, и с радостью бы уволили, если б не его высокие показатели раскрываемости. — Они видят в нас то, чего мы сами в себе не видим, со вздохом подумал Хэнк. — А тем более — в других. Они не просто живые — они способны любить. И они пришли к нам тогда, когда мы, люди, начали утрачивать эту способность. Память подкинула тут же много случаев из его полицейской практики. Мужья, убивающие жен. Женщины, изменяющие мужьям, или равнодушно наблюдающие что их новые сожители творят с детьми от прежних мужей. Его жена, убившая их нерожденного ребенка. Родной сын Карла Манфреда, которому от отца нужны были только деньги. Как бы ни был гениален их создатель Камски — он создал самые совершенные в мире машины. Но душу в них вдохнул другой Создатель. Когда-то они посмеялись над тем, что андроиды придумали себе Бога. Да нет, они его не придумали. Скорей — почувствовали. Те, из них, кто стали живыми. И они пришли не заменить нас. Они пришли подставить свое плечо там, где мы, люди, все чаще оказываемся бессильны. Хэнк вспомнил добродушных терпеливых сиделок, которые прогуливались с беспомощными стариками по аллеям парка, где он частенько гулял с Сумо. Вспомнил ласковых заботливых нянек со своими маленькими подопечными. Кэру, самоотверженно спасающую маленькую Алису, которую считала дочкой хозяина. Рыжих неунывающих Джерри, с их восторженной любовью к детишкам. Может быть, они и спасут этот мир? Если только люди не будут очень уж стараться погубить их, а после — и самих себя. Макс с тревогой и недоумением наблюдал за лейтенантом. Как странно он изменился! Сейчас ничуть он не был похож на того, кто когда-то, не колеблясь, всадил ему пулю в лоб. Голубые глаза пожилого мужчины сияли, легкая улыбка едва коснулась губ. Казалось, сброшен груз лет, груз пережитого. Наверное, именно этот свет сумел разглядеть в нем Коннор, когда сам человек считал его навеки потухшим? И когда Хэнк вдруг спросил его — Так ты завтра поедешь со мною к Камски? — Да! — не колеблясь, ответил Макс. — Ну и прекрасно! Знаешь, — Хэнк ласково коснулся его плеча, — я и не ожидал от тебя другого ответа. Ты же тоже Коннор! Хотя и Максвелл. Хэнк протянул андроиду руку, и, хотя сам он не был андроидом, но Максу показалось, что они поняли друг друга так, как понимают андроиды, когда, при коннекте открывают друг другу свой внутренний мир.