любовь всеобъемлющая

      Мягкие касания к телу Паука заставляют юношу чувствовать себя неестественно. Кири смотрит на него, подобно самой Эйве, но это не становится странным, ведь слишком уж часто он встречался с этими глазами, и слишком уж часто его желания оставались в стороне.                         — Ох, мой мальчик, маленький, глупый мальчик, — смеется, ласково, зарываясь стёртыми длинными пальцами в его волосы. Заплетённые теперь иначе, чем когда ему было шестнадцать. Но даже тогда они знали, что эта ночь настанет.             Настанет то самое, действительное, что точно отделит их от понятия «друзья детства».       Кири прикрывает глаза, когда руки Паука тянутся к её одежде Цахик, когда он аккуратно, по всем правилам, снимает с неё одеяние, бережно откладывая его в сторону.                   Древо Голосов в эту ночь светится особенно ярко, приветливо приглашая в самую гущу Утрал Аймокрия, позволяя двум существам пройти дальше. Паук боится, но его переживания прерывает прохладная сильная рука Цахик клана Оматикайя. Она смотрит пристально, но даже не смотря на её свободу от одежды, Паук смотрит лишь в глаза.       Не из-за смущения или подобного человеку желания показаться искренним.             Потому что он не должен притворяться, особенно с той, кто знает его лучше любого.       Лучше каждого, лучше многих, лучше, прекрасней, смелее.                   Она украдкой касается его обнажённого тела хвостом и искренне улыбается, когда видит Паука смущённым подобно ребёнку.       Потому что даже спустя семь лет, он всё тот же доверчивый честный и открытый.             Выбор лично для Кири был очевиден с самого начала.       Выбор для Паука был предопределён ещё до его рождения.                         — Пришли, — выдыхает девушка, обвивая тело Паука тесными живыми объятиями.                   Паук дрожит и сердце начинает быстро-быстро колотиться, ему кажется, что он сходит с ума, когда Кири начинает покрывать его тело настойчивыми аккуратными поцелуями.       Она целует его соски, чуть прикусывая, не останавливаясь, даже когда видит, что Паук закрывает двумя руками рот, дабы никто не услышал его жалобный стон.                         — Не закрывай рот, — На’ви медленно отводит руки юноши от его рта, и, слыша рваные попытки дышать, усмехается. Паук весь красный, тело его дрожит от любого касания к собственной коже, а тело невольно подаётся вперёд ради новых ласк Цахик.             Кири приподнимает юношу и опускает его на собственные колени, мальчик отводит взгляд, пытаясь привести дыхание в норму.       Но «нормы» уже не существует, не этой ночью, не в эти мгновенья.                         — К-кири, — приглушённо позвал Паук возлюбленную, — могу я? — Кири коротко кивает, не смея отвести глаз от столь бесподобного зрелища.                   Его руки неуверенно касаются груди девушки, и видя, как Кири невольно выгибается от подобных касаний, продолжает уже с большей уверенностью.       Он прилегает губами к её синеватым, еле заметным соскам и начинает посасывать их, изредка покусывая, но тут же зализывая ранку. Хвост Цахик непроизвольно двигается рядом с его обладательницей, создавая незаметные клубы пыли, уши девушки то прижимаются, то навостряются так, будто она готовится к нападению, а зрачки. Зрачки большие, глаза светятся как небесное светило, биолюминесценции на её коже подобны звёздам, складывающимся в невероятный, не похожий на остальные, узор.             Рваное дыхание приятно слышать, а слизывать непроизвольные капельки слюны прямо с губ Кири — невероятно.       Она целуется неумело, целуется честно и не боясь ошибиться, она смеётся во время процесса и непроизвольно поглаживает затылок Паука. А Паук и сам не знает как всё устроено и как «правильно».                   Ведь «правильно» это далеко не про них, ведь им свойственны детская наивность и игривая дружеская привычка — любить до последнего; любить только друг друга, любить преданней кого бы то ни было до них.       Паук прижимается всем телом к На’ви и пальцами проводит нити меж «звёзд» Кири, а та хихикает, хотя она уже давно не должна себя так вести.             Потому что с Пауком не получится простое «слияние», с Пауком всё одновременно просто и до жути непонятно. Потому что с Пауком всегда было «люблю», но никогда не было «ритуал любви».       Паук, кажется, смущён тем, что они так и не «слились».                         — Мы уже давно соединены, мальчик-обезьяна, — Паук лежит на Кири, прижимаясь к ней всем своим телом и слыша медленное сердцебиение девушки.                         — Я думал — тебе важны официальные обряды, — нахмурился юноша, встречаясь взглядом с той, кого считал своей судьбой.                         — Обряды существуют для тех, кому нужно явное подтверждение любовных уз, — Кири смотрит ярко-жёлтыми глазами, смотрит и улыбается ярче, чем Древо Душ глубокой ночью.                         — Я уже давно выбрал тебя, — усмехнулся Паук, при этом сжав пальцы Кири, чтобы она поняла, что он серьёзен.                   А Кири.       Кири уже давно хорошо поняла.             Ей нашептала сама Эйва’эвенг.