***
Целуясь с ним… Я вдруг у себя в голове, осознала… Пробежала одна громкая и наверное важная мысль.. . .
Яр был совсем рядом…
Снова…
Опять…
Именно он…
Именно сейчас со мной…
И в прошлом тоже был он…
Он вернулся ко мне…
Девять лет назад первый обратил на меня в школе внимания… Он именно на меня… А никакую другую девушку что вечно его окружали, бегали за ним, вешались… Которые были намного лучше… Не такие проблемные и красивые… Но ему на всех моделек и поклонниц что не давали ему прохода, вздыхали по нему популярному музыкантому-красавцу — было глубоко плевать… Ему была всегда нужна я… Ровно с той минуты и секунды, как мы встретились друг с другом взглядами, увидели друг друга в классе на уроке английского. Это было 8 ноября 2014 года. А ещё любовь с первого взгляда… Поверить только! Несмотря на всё что было в прошлом, но сейчас спустя этих долбанных, проклятых девять лет, он снова со мной — рядом. Мой родной…И я чувствую опять его запах, его эти (так необходимые для меня на самом деле, жизненно важные) касания, лакомясь — он снова и снова только меня щедро, не жалеет, угощает и даёт знакомый свой вкус личного поцелуя, как и я ему свой. Его поцелуй который я буду помнить, кажется до конца самой своей смерти, как и его парфюм, запах его бледнойбледной мужской кожи, его аромат… который он так и не сменил…
Я даже не смогу описать его этот запах, но скажу пару слов…Это что-то чисто тяжёлое, необычное, выделяющееся, чуточку дерзкое, брутальное, адреналиновое и чисто мужское, приятное, более сильное и даже грубое но притягательно-сексуальное. Имеет свой характер и перчинку, но главное это Дронов… Это точно Дронов ский и Шаманский запах… Его запах…
От которого у меня давно кружится голова и вызвано привыкание. ЗапахЗапах который я, самой нашей первой встречи всегда незаметно вдыхала теперь в себя, болдела и получала дикое наслаждение, как какая-то последняя таксикоманка или наркоман, который получил свою необходимую дозу чтобы погасить ломку, и ловит уже эфорию, опасный для жизни и психики кайф. Примерное такое было и у меня…
Как и сейчас… Ничего не поменялось…
Я даже тайком помню бралабрала раньшераньше его флакон с парфюмом, воровала его и… любила нюхать, рассматривать, прыгать на свою кофту и запястья, хотела собой носить его запах, а потом спустя время незаметно возвращала на место.…Его запах такой сильный, крепкий, родной… У которого не смотря на свою дикость, магнетизм как и его серые глаза, как у орла. Есть и мягкие стороны…
Он этот аромат…
Пропитал моё хрупкое и ранимое сердце, поглотил в свое огромное, бездонное, штурмовое, волнующие море, и мой орган для перекачки крови, плавно пошёл как брошенный камень на глубокое дно, затонув как судно или «Титаник». Всё пропиталось…
Моя плоть, сознание, и душа…
Так пахнет сейчас и всегда пах, известный и востребованный всеми на сцене и в шоу-бизнесе, в нашей стране, главный патриот, певец Шаман. Так пахнет Яр… Ярослав Дронов… Мой Яр…
Мой человек не смотря на всю причиненную им боль, раны, ошибки, предательство. Моя сильная любовь… Моё наказание за непонятные грехи… Или может это наоборот — милость Божья или благословение… Дар…Чёрт его знает…
И чёрт его знает и дёрнул меня, тогда было с ним связаться в прошлом…Но он…
Мой мужчина…
Единственный мужчина которого я одного всегда любила и люблю до сих пор, с момента нашего знакомства. С первой нашей встречи — я попала под его чары, и вряд ли больше когда выберусь из них и вернусь. Если тогда не смогла то сейчас и подавно.Люблю его до слёз, крика, смерти…
Наверное даже ради него под любые пули, полезла бы и встала, если бы нужно было и необходимо, бросилась бы не раздумывая в случае угрозы и опасности его жизни, защищать его и закрывать своей спиной, плевать бы было на себя, свою жизнь и безопастность. Даже если бы это были мои последние секунды жизни, то я их привёла бы с ним, обняла напоследок, поцеловала и стала бы его щитом…Знаете ради некоторых людей, которых ты очень любишь, дрожишь и не жалко умереть…
Но… я наверное полная наивная и ванильная дура… И кто-то услышав это обязательно скажет что я «ненормальная» и покрутит пальцем у виска. Но мне плевать…Я согласна была бы даже на бомбе ради него взорваться, миное поле пройти без капли страха… Что угодно сделать, тогда особенно — девять лет назад… Когда мы сблизились окончательно и были вместе, и я не представляла больше свою жизнь без него.
Когда он был в криминале, а я былабыла ради него на всё готова, если бы он умер и я бы умерла вместе с ним… Он бы лежал в сырой земле я бы — рядом тоже. Он решил бы от всех из страны и всего мира сбежать, скрываясь от всех… Я бы покорно следовала за ним…Ближе него у меня никого нет, никогда не было и не будет…
Я так его любила, я так долго мучилась в начале, сопротивлялась своим чувствам что вспыхнули во мне, боролась со своей симпатией к нему и заинтересованностью. Долго сомневалась, не могла поверить. Думала он хочет просто затащить меня в постель, поиграется со мной и бросить, получит своего и всё. Не верила его чувства и всему… Не могла принять тот факт, что на меня кто-то обратил внимание, меня можно полюбить… Хамила ему, отталкивала его, была с ним холодна, не подпускала близко его к себе в душу и сердце, пыталась держаться на расстояние но он нарушал сам эти границы, лез ко мне. Чересчур реагировала на него, на любое сказанное им слово в мой адрес, поступок, взгляд, поведение.Меня разрывало всегда на части, но как только он появился в моей жизни, стало разрывать ещё больше…
Я никогда в этом никому не признавалась… НИКОМУ… ни ему, даже самой себе, а сейчас… Когда прошло столько лет, столько времени, столько воды утекло… Столько всего произошло… Можно сделать и сокровенное признание и немного рассказать о себе… Своё прошлое…
***
Я тогда шестнадцатилетняя глупая, наивная, девчонка, родом из простого, маленького городка в Тульской области России и бедной, неблагополучной семьи — не знавшая никогда — родительской любви, ласки. Видела в своей жизни только одни вечные обвинения в свой адрес, унижения, насилие, полный абъюз с двух сторон: моральный и физический, жестокие наказания — от человека которого с рождения, считала своим родным отцом, но по факту и крови, выяснилось что он мне всегда был — никто. Хотя я жила с ним, и он меня воспитывал. Но он мне был не отец. Я не могу назвать его отцом. Он был монстр. Он с детства измывался над мной, наказывал, бил, плевал в мою сторону и не считал за человека, презирал. И я была ему нужна только для того чтобы покупать пиво и сигареты, быть на побегушка, как служанка а не дочь, выполнять домашние обязанности. У меня не было друзей, подруг, в детстве, хороших игрушек, платьев как у всех девочек в садике. Не было книжек, конфет.Не было ни-че-го…
Была только вечно больная несчастная мать, женщина, которая была ужасно худая, бледная, сидевшая постоянно на препаратах как я всегда помню из детства, и работающая до поздна. И отец который временами работал где-то, а временами нет, и у нас тогда не было денег, даже на хлеб и нечем становилось часто платить за коммуналку. Бухал, без конца, устраивал дома разные шалманы, попойки со своими дружками которые громко противно смеялись, прокуривали всю квартиру и слова нормально не могли без мата сказать, водил открыто также всяких баб к нам домой, не смущаясь ни капли — законной и верной ему жены. Которая всё это знала, закрывала на это свои глаза, молчала, терпела ради жилья и ребёнка. У моей мамы не было близких и родственников, она была детдомовская, и в пятнадцать лет родила мне от другого мужчины, моего родного отца. Кто он и что? Я не знала, узнала об этом только в шестнадцать когда она впала в кому и не смогла выйти из неё, мы больше не увидели друг друга и не поговорили, я ничего у неё не спросила и она не рассказала. Но понимаю что мой отец отказалася от неё и меня, и ей пришлось связаться с отчимом, чтобы было где жить и его терпеть. Тяжёлая и поломанная жизнь… Мама бралась всегда за любую тяжёлую работу, чтобы прокормить свою единственнуб дочку — мне. И себя. Пытаясь выжить как может и умеет и обеспечить. У неё не было образования, а только слабое здоровье и порок сердца. Но чудом она как-то смогла выносить и родить меня, со слабым сердцем. Хотя… двадцать пять лет назад, все врачи ей настоятельно советовали сделать аборт, потому что её сердце могло отказать во время родов, риск умереть самой и ребёнку. Но она рискнула и выиграла… И та… Маленькая из детства Марта, когда были тяжёлые и непростые времена, развал СССР и лихие девяностые чьё детство выпало на них. Когда дома творился окончательный, полный хаус и ад, помню убегала со всех ног, и где-то гуляла, бродила по улицам Новомосковска до поздна, как бродяжка и сирота. Иногда замершая и голодная, у которой вечно не было осенью в холодные дожди и первые заморозки перчаток а холодной, лютой, морозной зимой, тёплых, шерстяннных варежек и у неё замерзали руки и плохо застигались, старые, поношенные, и стертые сапоги с которых она давно выросла и у которых расходилась молния замка. Та маленькая, беззащитная девочка, ребёнок Марта — всегда боялась возвращаться каждый раз домой, боялась услышать вновь маты, ругань, крики и прочувшую ей судьбу — «когда вырастишь будешь дравить общественные туалеты, сходнешь по забором, и будешь последнее шалавой, стоять на трассе ввиде проститутки. Боялась получить побои, новые царапины, синяки, пинки, пощёчины. Но у неё было одно любимое, тайное её личное место, о котором никто не знал, куда она всегда сбегала и пряталась от всех и всего мира. Где она часто плакала, где учила уроки, где даже ночевала. А став взрослой хотела сжечь это место, уничтожить, это пристанище… Брала спички, одевала тёмную кофту с капюшоном и ночью, как вор, преступник приходила туда и думала поджечь не поджечь… Устроить пожар, спалить всё что с этим местом меня связывало, убить своё прошлое, тяжёлое детство. Со мной такое было особенно когда я была одна, Яр исчез, я не могла его нигде найти а под моим сердцем жил наш общий ребёнок. Я приходила туда ночью пару раз беременная и со слёзами на глазах, крутила в руках коробок со спичками, не решаясь на это отчаянный, сумасшедший шаг, поступок. Чтобы все превратить в пепел, чтобы всё горело синим, адским пламенем и осталось только развалины, грязь и копоть. Заходила и руками трогала стены, проводила пальцами на ходу. Присаживалась на корточки спиной к стене, все осматривала и обхватывать округлившийся живот. Слёзы бежали по глазам и капли капли с кончика носа и подбородка, срываясь в вниз. Я думала, мучила себя мыслями, воспоминаниями, догадками. Винила себя, винила его, винила отчима, воспоминла мать, жалела, скорбела по ней. Думала что я сделала не так, почему Дронов меня бросил, оставил, ничего не сказал, не объяснил. Я злилась, скучала, вспоминала все моменты в которых мне было хорошо, где мы смеялись, любили друг друга. Проклинала его, злилась, ненавидела. Не знала что мне делать и что меня ждет в будущем… Старая высокая советская заброжка на окраине Новомосковска, та самая о которой я сейчас говорю, старые там те — обшарпанные стены, с которых падает штукатурка и глинаглина стоит задеть её только пальцем, на стенах также виднеется красный кирпич, на полу пыль и мусор, огромные окна с деревянными рамами, без стёкол. Стекло было всегда наоборот повсюду: ступаешь и оно хрустит под твоими ногами и обувью неприятно. Ребёнку там было опасно находиться как и взрослому, да ещё и одному. А беременной особенно. То здание было очень старое, аварийное, с прогнившей крышей и без дверей, по-хорошему его давно нужно было снести. Но до него никому не было дела, и о нем знала и помнила только я. Там даже были крысы и я их, помню. Но я их никогда не боялась, наоборот по возможности приносила им еду и пыталась прикармливать. Хотела приручить и подружиться с ними. Подержать их на руках, погладить, поиграться но эти зверьки, угощение принимали с удовольствием, а на другие жесты завести знакомство и дружбы, громко пищали и убегали. Я забиралась на подоконник окна, выуживая из тайника свой альбом и цветные карандаши и фантазируя, начинала рисовать, смотря с высоты на пейзаж вокруг, рассматривая каждую мелочь, запоминая, думая, мечтая, представляя. У меня были в голове разные фантазии, целые сюжеты, сказки что пишут в книжках, я придумывала своих персонажей, какие-то истории, их приключения и воплощала всё это виде иллюстрации на бумаге. Давала им имена, характеры и считала их своими друзьями. У меня был свой детский, мирок в котором я жила, уходила и никому о нём не говорила. Это была моя большая тайна. Я всегда была одна, против всех, против мира, против обид, унижений и всего… Я умела выживать, защищаться насколько хватало сил и быть одной. Отстаивать себя… Но меня пугало и удручало вечное одиночество и чувство никому ненужности. Но детство прошло, время шло и годы, я из чистого наивного ребёнка который жил надеждами и мечтами, верил в чудеса, из маленькой девочки с двумя вечными длинными косичками и слегка конопатым носом, выросла юной, молодой девушкой, стала подростком который скоро перейдет так легко, черту и достигнет совершеннолетия и вступитвступит во взрослый и совсем не красочный мир, а холодный и жесткий, полный проблем, масок, боли, лжи и драм. Как говорила раньше, я всегда хорошо училась в школе, мне почти давались все предметы, кроме точных наук, как — математика. Я училась лучше всех в классе, меня всегда хвалили учителя, даже предлагали повесить на стенд стены школы, мою фотографию в ряды «отличников» и кто идёт на «золотую медаль». Но мне это было не нужно, и я скромно всегда отказывалась. Я не любила никогда лишнего внимания к себе и своей персоне, потому что очень была зажатая в себе, нелюдимая, закрытая, тихоня и молчун, типичная пример круглой отличницы очков только больших и круглых, не хватает для полной картины. Интроверт который вырос и став старше, был без друзей и такая одиночка, сидела в школе всегда на задней парте от звонка до звонка и уходила быстреебыстрее всех домой. Класс меня не обижал, он меня не знал, как и я его. Знали друг друга по именам и фамилиям и всё. Могли сказать друг другу положенное «привет» при встрече и не всегда «пока». У меня было куча комплексов, заниженная самооценка, в какой-то степени я была жуткий внутри себя пессимист и смотрела на мир мрачно, хмуро, в чёрно-белых тонах, а сердце в груди на замке, как и эмоции хорошо спрятаны в нём как и душа. Всё самое важное, сокровенное, живое и чувствительное я спрятала и закрыла на огромный неподъемный замок, а ключ куда-то выкинула и постаралась забыть куда. Вела себя при всех спокойно, стойко держалась, была скромной. Но в случае конфликта и при необходимости, могла за себя постоять, отстоять свое мнение и даже подраться. У меня был свой характер, и он достаточно упрямый и твёрдый, взгляд, и принципы, мнение. Учила до домашку, не вытаскивала из ушей наушники с музыкой, читала книжки, искала подработки в свободное время, пыталась сама себя обеспечивать и помочь семье, маме. Ухаживала за ней, когда она сильно заболев, сначала села в инвалидное кресло, а потом не смогла встать уже с кровати. Кормила её с ложки, следила за приёмом лекарств. Сидела возле неё ночами, разговаривала с ней, смешила, поддерживала. Сидела в больницах с ней, в очередях. Терпела систематически унижения отца который отыгрывался на мне, терпела закусив до боли и крови губу и впиваясь ногтями в кожу своих ладоний, все его удары, что он мне наносил. Никому никогда не жаловалась, всё терпела и носила в себе. Всё пыталась сдерживать и контролировать. За меня некому было заступиться, да даже если и было, я никогда не пойду жаловаться и ныть. Я это ненавижу и терпеть не могу, считаю признаком слабости. Примерно так я жила до шестнадцати лет… Пока не перевелась в новый лицей и не встретила нахального красивого блондина-музыканта по имени Ярослав Дронов. Мой сосед по парте. Который с первого дня меня донимал и доводил одновременно до истерик и смеха. Он… Яр сам любил тоже издеваться над мной но… другим даже не позволял и я встретиласьи в мою сторону. Он сразу с момента нашего знакомства, заявлял на меня полные права, взялся решать мои проблемы, спасать и защищать, вёл себя так… Как полный придурок который чем-то смог покорить моё сердце и позже отдать себя ему полностью, доверить. А как он любил меня ночами, когда мы оба сорвались с цепей, плюнули на всех, у нас всё закрутилось словно воронка. Когда мы стали встречаться. Его объятия, поцелуи, как он прижимал меня к матрасу и… Это все навсегда останется во мне, в моей памяти и сердце… Как и он…***
Я чувствовала снова его тепло и запах. Ярослав потянул меня ещё ближе и усадил к себе на колени, продолжив поцелуй, он водил руками по моей спине, талии, ласкал сквозь одежду пальцами мою кожу, целовал в губы, тяжело дыша, а я отвечала изгибаясь телом, на каждую его ласку, и поцелуи…Но вдруг…
В дверь комнаты где мы были, Кто-то резко постучал и открыл. — Ма-а-ам? Я вздрогнула от испуга и неожиданности. Обернувшись увидела Андрея, который стоял на пороге и держал одной своей рукой, ручку двери, он был сонный, светлые волосы на его голове взлохмаченны, но увидев нас в таком виде с Яром. Он замер и забыл кажется, что хотел сказать, на секунду расширил свои серые детские глаза, но тут же с явным любопытством, начал рассматривать нас. Но сын его также умело спрятал, скрыл. Я тоже растерявшись и смутившись перед собственным ребёнком, попыталась встать, чувствуя себя совершенно неловко и пойманой с поличным. Хотелось ударить себя по лбу, покраснела. Андрей ведь не знает, что этот чужой человек, гость в нашем доме — его отец! Только я начала какое-либо движение, как Яр тут же крепко удержал меня, на своих коленях, сильно обняв и улыбнувшись широко, поцеловал в шею, а потом наконец со вздохом отпустил. Один он кажется, как всегда ничего не смутился и вёл себя, рассковано и расслабленно. Даже при собственном сыне. — Привет, Андрей. С добрым утром! — всё остро обнажая свои зубы и клыки, посмотрел уже на свою копию певец. — Привет Яр, с добрым… Я… наверное не вовремя, зашёл! Извините что помешал… — тут же как к мальчику обратился отец, он заулыбался в ответ, но став говорить, отвечать, уже запинался в словах и почувствовал себя неловко за всё тут увиденное. Я уже подошла к сыну и обняла его, притягивая к себе, дабы уже разрядить и сменить сложившуюся ситуацию и остановить его. — Нет, сынок всё нормально, ты не помешал. С добрым утром, как тебе спалось? — я нежно на него смотря, улыбнулась и поцеловала в лохматую макушку. — Хорошо, а ты? — Андрей поднял на меня голову и улыбнулся до ушей, тоже обнимая меня в ответ и прижимаясь. Ярослав сидя на диване наблюдал за нами, у него тоже был такой уже тёплый взгляд и улыбка не исчезала. — Тогда думаю нам пора всем, теперь привести себя в порядок и позавтракать, согласны? — рассматривая сына, я уже перевела взгляд на Дронова который смотрел всё пристально, то на меня, то на мальчика, своим прищуренным взглядом и кажется светился. — Да. — вдруг хором ответили голодные мужчины. Андрей осторожно вдруг, сам выбрался из моих рук и произнёс: — Ну я тогда пошёл… — Да конечно, давай, беги, сынок, только помни, что… — Мааам? Ну я же, уже не маленький, мне не пять лет! Я уже давно понял, что зубную пасту, глотать нельзя, я так давно уже больше не делаю, а тогда в пять лет у меня был чисто эксперемент. — взрослый блондин как это услышав, резко расхохотался и зажмурился, слушая наш такой забавный разговор. — Да что ты! А кому я потом врача на дом вызвала, потому что у тебя было сильное отравление и температура под сорок поднялась. — начала улыбаясь я поучительным тоном, но сын уже резко сорвался и убежал. — Ну вот умничка, ты у меня просто… Сбежал… Андрей! — смотря ему вслед слабо крикнула я. Я вздохнула и посмотрев ещё пару секунд вслед мальчику, повернувшись посмотрела теперь снова на Дронова, разводя уже руками воздухе. — Пошли на кухню, буду вас кормить, голодное племя. Яр улыбаясь, въерошил на это свои короткие светлые волосы на голове и кивнул. — Пошли…***
Я спустя минуты, подошла к холодильнику и достала оттуда уже молоко в бутылке и фрукты, также остальные нужные продукты. Поставила на плиту также параллельно кастрюлю и зажгла газ, чиркнув спичкой по коробку. — Я тоже ел в детстве зубную пасту, когда был в его возрасте. — улыбаясь широко и белоснежно, наблюдая за каждым моим движением, Яр оказался уже вдруг возле моей спины, так близко, подошел и поцеловал меня в шею, что я сразу вздрогнула и замерла, выпрямившись. Чувствуя своим обаянием его парфюм и мужское громкое, знакомое дыхание, так ощутимо и близко, на своей чувствительной кожей что начала покрываться колючими мурашками. Я чуть из рук не выронила на пол уже миску с фруктами что планировала помыть, и только облизала на это свои губы, которые в миг пересохли. — Е… Её едят почти всё дети в… В детстве… — наконец попыталась я взять себя в руки, сосредоточиться на готовке, и не обращать на его касания и присутствие больше внимание, вымолвила это, но меня с головой до ног, выдало моё запирание в голове и словах. Чёрт, ну как всегда. Я попыталась собраться и уже быстро но одновременно спокойно высыпать овсяные хлопья крупы в уже закипевшее горячие молоко на плите, и закрыла из крышкой, делая вид что очень занята и не заметила этого. Но тёплые, любимые мужские руки лягли на мою тонкую, стройную талию и мягкий, ласковый уже поцелуй пришелся мне на голое плечо с которого сполз край моей футболки, Ярослав обнял меня плотно со спины, прижавшись, заключил в свою ловушку руку, хватку, и так с любовью и собственнически целовал меня, дарил свои касания губ щедро, обнимал, прижимал к себе, зарывался уже своим лицом и носом в мою шею и волосы. Я начинала дрожать. — Марта ты такая у меня красивая и заботливая… Такая замечательная, настоящая мать… Я так люблю тебя… Пуговица… Родная моя… У нас вышел с тобой — прекрасный сын. Спасибо маленькая моя за него, за всё «спасибо». Ты подарила не только мне счастье, любовью и смысл жизни но и дала жизнь, нашему общему. Я хочу быть достойным и настоящим, хорошим отцом для своего ребёнка, лучшим быть для вас во всем, для тебя, быть твоим мужчиной, мужем, лучшим другом, любовником… Всем быть для тебя, занять все роли в твоей жизни… Я все для тебя сделаю и Андрея… Вы у меня самые любимые и близкие люди… Я очень вам благодарен и особенно тебе, и даже не знаю, как смогу отблагодарить за всё… Он говоря шёпотом эти слова своим красивым и сексуальным голосом, всё целовал меня и прижимая к себе, впечатывая в спину, рукой стал гладить по животу. От чего мои ноги стали ватными а внутри налились какое-то тепло, я учащенно задышала. — Ты можешь с сыном видится, скажем, пару раз в неделю. Так делают многие родители которые не живут вместе, Дронов. — вдруг сказала резко я, и как отрезала, хотя сама уже всё больше и больше дрожала от его близости и таких слов. Но от своего не отступала.Ничего не забыто.
Яр это услышав резко замер и спустя секунду тяжёло вздохнул, и как мне кажется по своей излюбленной привычке нахмурился в лице. — Нет, Марта. — Нет? — повторила уже следом я, его слова тоже меняясь в лице. Мы оба ужасно упрямые. Дронов резко уже развернул меня к себе и я встретилась с ним взглядом. С его прищуренным серым и таким недовольным в которых были куски льда. Он подхватил меня за талию неожиданно немного приподнял, и оттащил от плиты, сажая уже на столешницу что была рядом, прижал к себе властно что я не успел ничего пикнуть в сопротивление, наши лица были в близки в дюймах друг от друга, заглядывали каждый в глубину глаз.С моих губ нервно и тихо сорвалось снова:
— Что тебе не нравится? Разве плохо видеть своего сына, пару раз в неделю с учётом того, что ты только недавно узнал о его существовании, и сам занят карьерой? Тебя часто нет в Москве, концерты, туры, съемки клипы, интервью. На моих словах глаза Яра оторвались от моего лица и опустились на шею которая уже вся была в засосах от его губ и бесконечных поцелуев. Какие-то багровые и фиолетовые пятна, старые заживали, а какие-то были свежие. Его тонкие губы сжались в тонкую линию. — Да, узнал о нём я только тогда, когда ты сбежала из Москвы сюда в Новомосковск и прячешься на даче, боясь разговора со мной, но суть не в этом. Я не отпущу тебя снова больше никогда Марта и ни за что, тебе придётся это принять, смирись с этим наконец, хватит сопротивляться. — Принять Дронов то, что ты меня бросил девять лет назад, оставив пачку денег на столе кухни, на утро после нашей последней ночи, словно шлюхе? — Вряд ли, шлюхам оставляют свои квартиры, прописывают в них и деньги на жизнь. — он вдруг поднял руку и погладил меня по щеке, ухмыльнувшись и опять погружая в свой взор, мимолётно уже поцеловал, коснулся моих губ. — Ну да, конечно, тебе лучше Яр знать, что оставляют шлюхам. Ты у нас по ним спец и большой любитель — со сарказмом произнесла я, смотря на него и не моргая, и кажется не дыша больше своей грудью. Но желая снова в очередной попытки, сделать ему больно, обидеть и разозлить. Выбить из равновесия и колеи, но ведь, вряд ли это возможно, сколько не пыталась и пытаюсь не получается. Красивый блондин даже бровью не повёл, только ещё больше широко улыбнулся хитро и так зловещее. — Я рад и мне льстит, что ты меня ревнуешь, невеста моя. — Яр уже обхватил двумя руками моё лицо, притянул к себе и поцеловал глубоко, страстно в губы. А я хотела было ещё что-то сказать, возмутиться но почувствовала его движение губ и только замычала и подняла протестующее, в сопротивление руки вверх стараясь его не касаться. Он их схватил и быстро переплел наши пальцы вместе, сжимаю ладони. — Ммм… Я начала вырываться и громко мычать, пока он втягивал меня в глубокий, сладкий и приятный поцелуй, от которого я обязательно буду невменяемая. Я дёргалась, но Яр крепко меня прижал к столешнице и себе, обнял, прекратил всё мои попытки побега и ещё сильнее жаром целовал, задерживал губами наш контакт, или быстро исследовал всё своим проворным языком у меня во рту, кусал губы. Он обнимал меня, я чувствовала его хватку, силу с которой был не справилась, хватка цепкая, мужская… Целуясь со мной, я почувствовала как его бледные руки уже стали гладить и ласкать, всё мое тело, спину, опустили плавно на ноги, нежно гладили, ладони и мужские пальцы водили дорожки и заставлили уже спокойно раздвинуть мои ноги широко и нырнули наглецы под платье. Я не успела отреагировать потому что привычно дрожала и утопала в его поцелуе, вкусе, внимание, запахе и этом прелюдие. Чувствуя на своей очень чувствительной кожей его жар и прикосновения. Яр все мучил меня, целуясь и не скрывая желания, пошло лапая. Страстно и красиво. Я задыхалась, он тоже натруженно дышал… И его пальцы вдруг сквозь ткань тонких трусиков погладили меня по моей плоти, самой середине и успели под них проникнуть, но быстро вынырнули. Не успев осуществить задуманное. Как только… Кастрюля стоявшая на плите, громко закипела и молоко резко побежало наверх, пугая, отвлекая и всё вокруг при этом пачкая, шипя и разбрызгивая. Мы услышали звук и прекратили поцелуи, ласки, я вырвалась наконец из таких ненавистных и обожаемых объятий и плена, мужчины и подбежала к плите стала её отключать. Наконец когда бытовая катастрофа была удачно остановлена, я скомкала в руках белое вафельное полотенце которым только что вытирала залитые пятна кипяченого молока, грубо бросила его в сторону и обернулась к Яру, широко уже при этом расставив руки и хватаясь крепко до побеления пальцами, за края столика на который опералась всей своей массой и пятой точкой, прижалась. Мы встретились взглядами, он наблюдал за каждым мои движением и кажется взмахом ресницы глаз, уже сидел за столом и взяв из чашки что стояла с вымытыми фруктами в самом центре поверхности, кусал с хрустом и аппетитом зелёное яблоко.Яблоки! Он их очень любит, особенно зеленые. Мне ли не знать. Они всегда были у него в холодильнике, даже девять лет назад, когда он насильно заставил меня собой жить, их есть и делить с ним быт.
Я наконец собравшись с мыслями и духом, набрала в лёгкие побольше воздуха, проглотила ком в горле и сказала: — Ревную? — всё-таки не сдержалась как всегда, и глупый истерический смех вырвался из моей груди. Почему при нём я никогда не могу и не умею держать себя в руках. Быть сильной и уверенной. — Да, ревнуешь, это ведь уже что-то, верно и значит? А значит очень многое Пуговица… Для меня и тебя… Хватит дурочку включать и так себя вести, все же видно и ясно. Мы всё с тобой знаем. Давай будем наконец вести себя как взрослые люди. — острые белоснежные зубы а точнее клыки Дронова, снова впились в сочный налитый витаминый фрукт и откусили его. Я наблюдала внимательно и пристально за этим. Почему-то представила, как ему сейчас во рту сладко и кисло от вкусного яблока, что аж у самой слюньки побежали, но окончательно я стала заводиться и моё воображение разгоралось как пожар, когда мне в голову пришел такой сценарий:Подойти резко к Яру и спится в губы, когда он ест это чёртово яблоко, чтобы попробовать и разделить с ним, его вкус и вкус нашего нового поцелуя. Но…
Я уже начиная психовать на саму себя за такое, быстро это отмела и начала свое очередное внутреннее самобичевание. — Я тебя Дронов не ревную и уж точно я тебе не мале… Но тут мою речь оборвал… Наш спонтанно появившийся сын на пороге кухни: — Мам, можно мне молока? Я отошла от Яра прежде, чем Андрей появился в дверном проёме со своими айпадом в руках. Сменилась в лице, убрала свою хмурость и уже расплываясь в улыбке, обернулась к сыну. Кажется не только мой голос поменял тон но и глаза. Они потеплели… — Конечно, сынок, — я уже налила тёплое молоко в кружку и вручила гордо и заботливо сыну. — На держи, только сейчас осторожно, ещё горячее, и сейчас будет завтрак. Мальчик улыбнулся взял кружку. — Хорошо. Спасибо мамуль. — маленький блондин уже подошел и поцеловал меня в щеку, на что я улыбаясь до ушей, чмокнула его в ответ. И обернувшись посмотрел на отца, словно ему было интересно его реакция на это. Дронов всё жуя яблоко нам уже улыбнулся и подмигнул, и мне и сыну. Он грыз зелёный плод и не сводил нас своих прищуренных светлых и кажется счастливых глаз, которые излучали свет и искорки. Даже не смотря на весь сейчас спор и разговор что был, буквально минуту назад, до появления Андрея. Блондиничик отойдя, сел рядом с Ярославом, он положил на стол свой включенный с чем-то планшет, и одарил его улыбкой, так похожей на отцовскую. Яр хмыкнул ухмыляясь и потрепал мальчика по голове. Они начали свою какую-то непринуждённую беседу и Андрей уже что-то показывал Яру в своем планшете, показывая пальцем, объясняя, а Дронов очень внимательно и заинтересованно его слушал, кивал, то улыбаясь уголками губ и глазами, то сосредоточенно хмурясь, кивая и отвечая ему. Понаблюдав за ними и такой силой сценой, от которой любое истинное женское материнское сердце будет радоваться и ликовать. Когда отец и сын сидят вместе так весело, тепло и душевно общаются, смееются. Проводят друг с другом время… Я на секунду улыбнувшись, глубоко вздохнув и убирая с груди скрещенные руки, отвернулась и занялась дальше последними штрихами приготовлением еды, но тут же у меня отобрали резко нож, бледная мужская рука, такая знакомая и красивая, по которой так и хочется на это ударить и схватить и поцеловать каждый музыкальный палец. Я невольно посмотрела на блондина. — В чём дело? Не можешь сидеть тихо, хотя бы не мешай. — на секунду оторвавшись от него я посмотрела через плечо назад и заметила, что Андрей сидел за столом, что-то читал в планшете сфокусировав свой серый взгляд и под нос, шептал себе словами губами. Вздохнула тяжело и вернула взгляд на Ярослава. — Я не Пуговица, чтобы ты намочила рану или, ещё хуже, сделала новую. Забыла у тебя порез. Я помню и порежу фрукты, так что отдохни. Ты всё время кружишься, как пчелка в улье, обо всех заботишься. — его губы расплылись в острой улыбке и он резко дал мне шуточный шалбан по носу и произнес: моя пчелка. Мне хотелось съязвить или сказать на это, что-то типа:«Я пережила роды, пока ты развлекался звезда с какими-то потаскухами, за моей спиной, так что переживу и ранку на пальце»
Хотелось ему всё-таки сломать палец. Я могла ему это все сказать, снова обматерить в лицо, но мне не хотелось делать это при сыне. Андрей уже стал внимательно следил за нами, отрываясь часто от планшета, вникая в нашу разговор. Он в нем, всё ещё что-то делал свое, и часто отпивал из кружки молоко. Я закатив глаза, так чтобы это видел только Яр, фыркнула и села уже рядышком с сыном.***
Во время завтрака, мы всё в троём сидели за столом и ели. Я ела без аппетита и больше пила кофе, вяло ковырялась вилкой в своём омлете. Настроение было ни к чёрту, и всё из-за мужчины, что сидел напротив, и специально под столом, задевал своей ногой и коленом моё. Я на это пару раз взметнула недовольный и хмурый взгляд на Дронова, тот пристально отвечал тоже ничего не пропуская. Он ел и болтал с сыном. Я не вникала в их разговоры, но слышала яркий смех: один мужской, красивый с хрипотцой и любимый детский. На это я снова позволила себе улыбнуться и потянулась рукой за солонкой с солью, но… Наши руки и пальцы с Яром столкнулись, соприкоснулись. Он тоже потянулся за солью. Касание меня обожгло, словно хорошим вольтом тока ударило, и я на секунду растревшись, одернула руку. Сразу сделала вид будто в этом ничего такого, уткнулась в свою тарелку и активнее стала ковырять вилкой, больше не смотря на блондина, игнорируя его. Сердце внутри громчее забилось, участилось в ритмах, а жар уже поднимался к горлу и лицу, на щеках, кажется начинает наливаться румянецем. Твою мать! Чёрт! — Март тебе посолить? — раздался его бархатный голос с ноткой заботливости. — Нет, я уже поела. На этих словах, я резко отодвинула стул, что он слегка скрипнула и кажется ножками неприятно скоребнул по паркету пола. Я встала и схватила свою кружку с недопитым кофе. Быстро им кивнула, все избегая взгляда сероглазым и ушла в команту. — Всем приятного аппетита. Уходя, да не уходя, а позорно сбегая, я уже заскочила в комнату и хлопнула за собой дверью. Сразу полностью прижалась к ней и пыталась унять своё тяжёлое дыхание. Руки дрожали так сильно, что я чуть уже не уронила державшую чашку с кофе и не начала его проливать.Так Марта тебе надо прийти в себя и успокоиться. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Не обращай внимания на этого придурка. Надо лучше придумать идею и план, как от него избавиться, а не залипать на его улыбку и вены на руках…
***
После завтрака Андрей куда-то ушёл на улицу во двор дома со своей гитарой, я видела сына через окно, как мой блондинчик накинув свою любимую спортивную ветровку, так как на улице сегодня было прохладно, спускался по крыльцу. Я подняла руку и постучала осторожно по стеклу, мальчишка сразу на стук, обернулся, я улыбаясь ему помахала, он растянувшись в ответной широкой белоснежной улыбке, помахал мне и уже одним пальцем показал и кивнул, говоря куда он. Я ему кивнула и ребёнок резво, довольный перепрыгнув через пару ступенек, убежал. Я проводила его через окно глазами и вздохнула, но меня резко прервал мой телефон, что завибрировал в кармане. Я его достала, взглянула на экран, звонила знакомая с работы, провела пальцем по дисплею, принимая «вызов» и стала с ней разговаривать, мы с ней немного поболтав, стали решать по телефону дела. Я ходила взад и вперёд по комнате, прижимая телефон к уху, думая, хмурясь, слушая собеседницу очень внимательно и зарываясь пальцами в свои волосы. Я не поняла, как Яр вошёл тихо, не постучавшись, где научился так тихо ходить, и появляться резко как приведение, но когда я снова стояла у окна, разговаривая и засмотревшись в одну точку на стене, перевела взгляд на чистое стекло, оно мне отразило меня и за моей спиной Ярослава. Я не ожидая его увидеть, сразу вздрогнула и чуть телефон из рук не выпустила. Закончила торопливо разговор и попрощалась, первая отключаясь. Обернулась к нему. — Ты что-то снова хотел? И чего подкрадываешься? — Да… — Прищуренные серые глаза этого обладателя сделали один шаг ко мне, потом второй, он стал медленно, но так не добро идти ко мне, приближаться, ступать. А я уже слегка на это расширев свои глаза, сразу быстро отступать, но далеко не ушла, а уже прижалась к подоконнику окна и смыться куда-то в другое место, не было возможности и времени. Я плотно прижалась всем телом и пятой точкой к подоконнику и стеклу спиной, и смотрела на него, широко распахнутыми глазами, то быстро моргая, то вообще нет. Мои глаза напряженно и взволнованно бегали по нему и неотрывно смотрели. Дронов ещё опаснее и запретно приблизился ко мне и уже взял меня рукой за подбородок. Его запах обдал меня, опалил и я почувствовала от этого дрожь по телу, как и его жеста, такого прикосновения. Он стоял близко и наклонился ко мне, к моему лицу. Серые глаза жгли и прожигали мои… — Если не хочешь, чтобы я сделал это сам, то скажи сама наконец, признайся Андрею кто его отец. Я не могу играть роль просто «хорошего дяди и знакомого». Я его отец!!! Он должен всё знать. — Яр… — всё что сорвалось у меня с губ, но он меня перебил уже. Приблизившись ещё ближе, что мы почти касались кончиками носов друг друга. — Чш-ш-ш… Маленькая моя. Пуговица… Мы всё ему двоем расскажем. Вместе. И после он потерся своим носом об мой, на что я почувствовала полный провал, что возле меня поднимается по натянутой веревочке вверх белый флаг и полная капитуляция. Я почувствовала мурашки, дрожь от такого интимного мною любимого его жеста, и мое дыхание участилось.