Где начинается тот момент, когда спрашивать, что случилось, уже поздно?
* * *
Будет, скоро будет… Освещённые полной луной молодые берёзы беспокойно качали ветвями в ответ на шёпот осеннего ветра. Они ничего не знали, но душой чувствовали, что будет плохо и страшно; тихо успокаивали себя, своих сестёр и те милые кустарники, с которыми ещё в середине весны вместе росли и тянулись к солнцу. Их голосам вторили другие деревья: хмурые кедры мрачно кряхтели, а сосны, раскинув в стороны свои зелёные платья, тряслись от страха в ожидании. Беспокойное предвкушение подхватывал промозглый ветерок, позволяя всему лесу смаковать весть о скором начале зимы. …Будет… Всё будет совсем скоро… Вот только что будет, лес сам не понимал, утопая в многоголосом треволнении. Картина, повторяющаяся каждый год, заставляет думать редких путешественников, что эта часть мира навеки застыла в вечном ожидании. Застыла, потому что лесная чаща, стоявшая при деде, при прадеде и при прапрадеде прадеда барона местной деревеньки, всё так же простирается на многие-многие вёрсты, во все стороны света. Даже в небе у пушистых облаков птицы не видят ни конца её, ни края. Даже в столице этого великого и необъятного государства люди забывают о землях, находящихся далеко на севере его границы. Конечно, иногда здесь происходят всякие случаи, слухи о которых перемалываются на старых кухнях и кабаках по сороковому кругу. Но в целом земля здешняя была спокойна. Местные здесь живут тихо, работают в огороде, рожают детей, по воскресеньям ходят в единственную церковь, одновременно и сиротский приют, чтобы послушать детский хор и священную молитву. В холодные ночи топят жаркие печи и с простым чувством удовлетворённости умирают. А путники, чудом прошедшие густой лес и непогоду, настолько очаровываются местом, нетронутым далёкими войнами, что остаются жить здесь на долгие десятилетия.* * *
Тень, укрытая длинным чёрным плащом, стремительно пересекала глухую тайгу. За спиной слышался лай собак и невнятная ругань охотников. Факелы и фонари, которые преследователи держали в руках, не отставали от существа, нагоняя его. Яркая луна скрылась за тёмными тучами, разрешая каждому кусту, корню, камню попытаться схватить и остановить, задеть убегающего. — Схватить! Сжечь ведьму! — На костёр! — Сейчас догоним, тварь! — Грубые, полные ненависти выкрики гонителей не давали расслабиться, и сердце, в который раз, в страхе ускорилось. Мрак леса пугал не меньше преследователей, ветви деревьев остервенело били по лицу, а ноги предательски дрожали. — Чуть-чуть, ещё чуть-чуть! — бледные потрескавшиеся губы повторяли беззвучную мантру. Тень проворно минула поворот, но, споткнувшись, кубарем скатилась в низину у реки. Голоса охотников начали отдаляться и через несколько мгновений затихли вдалеке. Луна вновь озарила лесную чащу, и теперь её жители-деревья могли рассмотреть девушку, в отчаянии бегущую от врагов. Тёмные густые волосы, миндальные глаза, наполненные чистыми слезами, что капля за каплей стекали с исхудавших щёк. Плащ почти полностью пропитался кровью. Расцарапанные тонкие руки с трепетом прижимали к телу свёрток, в котором лежал младенец. Чудом малыш не ревел во время этой дикой погони, словно прекрасно понимал, чем им обоим грозят лишние звуки. «Ведьма» медленно убаюкивала дитя, стараясь согреть их обоих. — Не плачь, не плачь, моя хорошая. — Ласковый шёпот одурманивал. — Мама здесь, тихо, я здесь, всё будет хорошо… Морозный воздух аккуратно касался бледных щёк, злобно поддакивая: «Будет». Выцветшая листва настойчиво цеплялась к таким же выцветшим сапогам, и каждый их шорох звучал разными голосами: «Будет. Будет. Будет». Лишь печальная луна молчала, время от времени скрываясь в свинцовых тучах. Шагая дальше в жуткой темноте долгие часы, «ведьма» понимала, что лжёт. И чудом встретив деревню и небольшую церковь в этой глуши, она осознавала, что не может лгать себе. Слёзы девушки не останавливались, когда она, сгорбившись будто старуха, подошла к храму божьему. Не останавливались, когда она постучала в дверь. Не останавливались даже тогда, когда она, скрывшись за деревьями, рассмотрела молодого священника, что заботливо поднял её дитя и занёс в собор. Слёзы остановились вместе с её сердцем, в полдень, уже очень далеко от деревни. Ибо эта история уже закончилась. Будет. Будет. Будет смерть.