Мы — не друзья

Лиён пролежала рядом с ним больше получаса, а ей показалось, что прошла целая вечность. Она бы так и осталась лежать рядом с Хисыном. Ей думалось, что, когда она уйдёт из палаты, больше не увидит его. Без Хисына она не представляла жизни. Все дни, которые она прожила, были вместе с ним, все препятствия и невзгоды они пережили вместе. Она боялась верить в то, что если Хисын вдруг очнется, он не сможет ходить. Он не заслужил такой жизни! Ведь он самый чистый и добрый человек, которого Лиён знала. Она тихонько стиснула его ладонь, переплела пальцы, подняла голову и посмотрела на неподвижное лицо. На нём не было и тени румянца. Лиён приподнялась, оглядела его ноги, спрятанные под тонким одеялом, приоткрыла его и выдохнула с облегчением. Его ноги были перебинтованы, но целы! А значит, он сможет ходить. Лиён вновь осекла себя: почему она думает в будущем времени? Почему верит, что он возьмёт её за руку, как и прежде? Ни через полчаса, ни через час он не открыл глаза, не пошевелил хотя бы пальцем, не повёл бровью, тело его было так же неподвижно и тихо. Лиён обхватила его руками, прижалась лбом к его груди и заревела. — Очнись! Очнись же! Хисын! Пожалуйста! Очнись… Прошу тебя, — кричала Лиён, разрываясь плачем. — Я люблю тебя. Люблю так сильно, что не смогу жить. Я хочу умереть и быть с тобой. Как же так? Хисын, ты был со мной с самого детства. Помнишь, как мы рисовали вместе? Как ты ждал меня после школы, как провожал домой, как мы лежали в парке, и ты хотел мне что-то сказать, наверное, ты хотел сказать, что любишь меня, я поняла это без слов и обняла тебя так крепко, как только могла. Но тогда я боялась своих чувств, я не верила, что влюбилась в тебя, мы ведь дружили. Но, оказалось, что я и правда тебя полюбила. Я помню все твои поцелуи, все объятия, все касания! Все помню! И хочу тебя чувствовать вновь. Хочу прикоснуться к тебе и поцеловать в губы. Проснись, пожалуйста. Лиён ушла. Хисын остался один, окружённый гробовой тишиной. Лиён выписали спустя неделю. Гипс не сняли, наказали ходить на костылях, а когда перелом зарастет, постепенно возвращаться к нормальным движениям. Лиён навещала Хисына, сидела в его палате, держала за руку и смотрела на его тихое лицо. Осторожно гладила его пальцами, чувствуя подушечками слабую щетину. Она целовала его холодные руки и прятала слезы на его груди. Лиён нашла в шкафу свечку и зажгла её. Комнату осветил маленький, дрожащий от сквозняка огонек. Она взяла тарелочку со свечой, закрыла огонек ладонью от ветра и двинулась прочь из комнаты. Она не знала, где вдруг оказалась. Кажется, несколько минут назад она залезла под одеяло, выключила ночник и заснула. Значит, это был сон. Она шла по тёмному коридору, дрожала от обдувающего ветра. Коридору не было конца. По деревянным стенам висели какие-то картины. Лиён приблизилась к стене, подставила свечку к картине. На нём был изображён мальчик с тарелкой фруктов в руках, он строил недовольную мину и жевал виноград. Этот мальчик был Хисын. На другой картине он спал, сидя на скамейке, ждал, когда Лиён освободится. На следующей картине Хисын обнимал её, на другой обрабатывал раны на её коленке. Тут был и День рождения Лиён, и их первый поцелуй, и момент, когда Хисын пел для неё песню и ещё много прекрасных моментов, которые они прожили вместе. Моменты, когда они были по-настоящему счастливы. Лиён открыла с виду тяжёлую железную дверь, но почему-то она подалась легко, наверно, оттого, что это было сновидение. Лиён очутилась на дорожке. Она увидела себя и Мину. Брови Мины надломились, губы яростно сжались, она пихнула Лиён под машину, и тут как будто из неоткуда взялся Хисын, будто само провидение подсказало ему, что нужно бежать, потому что Лиён в опасности. Он подхватил её и укрыл от удара, приняв всю боль на себя. Слеза скатилась со щеки Лиён. Свечка затрещала от попавшей капельки воды. Лиён заплакала. Она растирала слезы по щекам, а они катились и катились. Пугливый огонёк утих. И все кругом стихло. Лиён раскрыла глаза и увидела невдалеке какой-то свет. Она пошла к этому свету, чем ближе она подходила, тем очертания предмета становились явственнее. Это была больничная койка. Лиён подошла к ней ближе, отбросила одеяло и вскрикнула. На койке лежало что-то несуразное, кривое, скомканное, как листок бумаги. Ноги неестественно торчали в стороны, а руки лежали одна на другой крестом. Лиён потянула одеяло обратно, ей это не далось. Она резко дергала за край двумя руками, простыни пропитались алой жидкостью, она потекла к её ногам. Лиён залипла в вязкой крови, не в силах двинуться с места. Она была обречена. Лиён вспоминала этот сон на протяжении недели. Тем ужасным существом был Хисын. Лиён увидела его лицо прежде, чем проснуться. Лиён поставила на столик вазу со свежими орхидеями бело-сиреневого цвета. Она присела на кровать Хисына, взяла его за руку, как делала это по обыкновению. Её лицо было грустным и ласковым одновременно, она смотрела на Хисына с печалью и любовью, взгляд её был неподвижен и светел. Она отпустила его руку, взяла со стула сумку с гитарой и устроила гитару на своих ногах. В комнату Хисына заглядывал тёплый солнечный свет, Лиён чуть-чуть раскрыла окошко, чтобы поступал свежий воздух, и тихонько заиграла на гитаре, дергая тонкими пальчиками за струны. Мне стучит любовь. Отныне в сердце ты живёшь. Повстречались как с тобой, Почувствовал я в этот миг, что влюблён. Мне стучит любовь. И снова в мыслях образ твой. Не отвлечь меня, думаю я об одной, Лишь одну тебя я вижу, вот и всё. Из-за тебя… Да… Если бросишь, треснет душа. Из-за тебя… Да… Раз так, я прошу, будь ты рядом всегда. Буду вечно защищать. Вечно буду я любить тебя… — Хисын, я научилась играть на гитаре, хотела спеть для тебя… надеюсь, тебе понравилось, ведь играю я пока неважно, — сказала Лиён, мягко улыбаясь. — Когда ты пел эту песню, я думала о нашей любви, представляла её маленьким огоньком и не хотела, чтобы он когда-нибудь затух, хотела поддерживать пламя всеми силами… но, видимо, я что-то сделала не так, раз теперь… — пролепетала Лиён, кривя губы. Она сглотнула слёзы и продолжила тихим голосом: — Огонёк ещё не погас. Я чувствую его вот здесь, в моём сердце. Хисын, я всегда буду рядом с тобой. Я не брошу тебя. Буду ходить каждый день, буду ждать, когда ты проснёшься. Буду любить тебя сильнее. Как ты и сказал, я люблю тебя сильнее с каждым днём… Я вспоминаю детство… все моменты, когда мы были вместе… Хисын, если ты слышишь меня, пожалуйста, прости, что я такая глупая, постоянно лезла в неприятности, делала тебе больно. Прости, мой друг. Прости… Лиён обхватила его руки своими руками, отпустила, спрятала гитару в сумку и поплелась к выходу из палаты. И вдруг она услышала какой-то почти неслышный, мимолётный, неуловимый шелест и слабый голосок, который с каждой секундой становился твёрже, сильнее, отчётливей. Она сжала ручку гитары, сомкнула глаза. Горячие слёзы полились по её щекам, собираясь на подбородке и капая на пол. Это пел Хисын. Буду вечно защищать. Вечно буду я любить тебя… — Лиён, когда я пел эту песню, я дал себе и тебе обещание, нет, я дал клятву, вечно быть с тобой. Я не умру, потому что должен выполнить это обещание, я должен оберегать тебя, моя Лиён. Я должен… Лиён стремительно сняла гитару, задвинула её ко шкафу и бросилась к Хисыну. Она очень крепко обняла его и потёрлась о его грудь мокрым от слёз лицом. Губы Хисына дрогнули, он сложил их в узкую линию, сдерживая грустный вздох. Но не смог удержать, грудь его поднялась, и он заплакал. Он вытирал слёзы руками, Лиён вытирала ему слёзы, обхватывала его мокрое лицо, и сама ревела, то взглядывая на него, то затворяя глаза и прислоняясь лбом к его лбу. Хисын не мог двинуть руками, чтобы обнять её в ответ, он слегка вытянул губы и коснулся её щеки. — Я жив, Лиён. Я — жив, — сказал он, смотря на неё живыми глазами, в которых мелькали блестящие слёзы. Он пошевелил правой рукой, кое-как поднял её и погладил недвижными пальцами её затылок. Вдруг, когда он очнулся, почувствовал, как болит всё тело, какая немыслимая боль разрывает ноги и руки. Лиён хотела побежать и сказать его родителям, что он очнулся, но Хисын остановил её, сказав, что хочет побыть с ней наедине. Они просто смотрели друг на друга в течение нескольких минут. Лиён помогла ему подняться, подложила под спину подушку. Хисын гладил её ладони перебинтованной рукою и смотрел на её лицо. Бледное, со впалыми щеками, сероватое под глазами, губы её были тускло-розового оттенка. Он перевёл взгляд на столик и увидел на нем распустившиеся орхидеи. За то время, пока он находился без сознания, Лиён похорошела. Волосы у неё отросли, спускались чуть ниже плеч, несмотря на болезненный вид она была той же красавицей, она была той, кого он полюбил и любит до сих пор. Через полчаса Хисына обнимали его родители и родители Лиён. Хисын очень удивился, узнав, что получил всего лишь два перелома: правой ноги и левой руки — хотя их переехала машина. Лиён же отделалась только переломом левой ноги. Она уже шла на поправку, разрабатывала ногу, чуть прихрамывала, когда ходила. Она помогала Хисыну делать первые шаги на костылях, готовила для него поесть и приносила в больницу, она старалась навещать его каждый день, чтобы он не заскучал, а Хисын терпеливо ждал, когда раны затянутся, он выздоровеет и сможет обнять её за все, что она для него делала. Лиён была искренне рада, что он проснулся, услышал её слова. Она благодарила бога, что позволил им быть вместе. И как бы Хисын не оправдывал её, она чувствовала себя перед ним виноватой и обязанной, она обещала ему отплатить за все те моменты, когда он спасал её от хулиганов. Хисын же сказал, что не примет никаких плат. «Ты ничего мне не должна, — твёрдо говорил он. — Я — твой парень. Моя обязанность — защищать любимую девушку». В конце концов Лиён удалось уговорить, она успокоилась и продолжила навещать его, думая, что хотя бы так отрабатывает свой долг перед ним. Она приносила гитару, он учил её играть, сначала просто говорил, куда ставить пальцы, а потом, когда поправился, садился позади неё и брал её руки в свои, ставил на нужные струны. Лиён запоминала. Она играла и пела для него. Хисын впервые слышал, как она поёт. Он не знал, что Лиён такая талантливая: и рисует, и поёт, и готовит — пальчики оближешь. Она во всём была хороша. В начале июля Хисына выписали. Когда он лежал в больнице, они с Лиён надумали съездить к морю, и сделали это на другой день после его выписки. Они приехали к морю. Несмотря на летнюю погоду, на улице было холодно и промозгло. Ветер нёс с моря сырость и прохладу. Лиён сидела на песке, Хисын подстелил для неё свою куртку. Он сел подле неё, подогнул колени и обхватил их руками. Все было позади. Они до сих пор не верили своему счастью. Казалось, только вчера Лиён плакала, прощаясь с Хисыном навечно, а сегодня она сидит рядом с ним и смотрит на море. Лиён не хотела тревожить этот момент. Она молчала, дышала тихо и размеренно. Хисын взял её за руку. Он вздохнул и сказал: — Ты веришь?.. — Нет, — отвечала тихо Лиён. — Не верю. — Я тоже. Неужели это всего лишь дивный сон? Они снова вместе, снова чувствуют тепло друг друга? Хисын сжал ее ладонь сильнее, по его щеке прокатилась слеза. Его любимая девушка, любимый друг, самый-самый любимый человек всегда была рядом с ним. С первых лет его жизни и по сей день. Хисын склонился к её лицу и уткнулся носом в её плечо. — Я люблю тебя, — сказал он. — Лиён, будь только моей. Навсегда. Закапал мелкий дождь. Они вернулись в машину. Хисын вставил ключ в зажигание. — Ну что, едем домой? — спросил он с улыбкой, а Лиён вдруг подалась к нему и чмокнула в щеку, а потом в губы. Он не успел ничего сообразить, глаза его распахнулись, а уголки губ дрогнули. Лиён сняла кофту и футболку, расстегнула лифчик и отбросила всё на заднее сидение. Хисын отвернулся, когда она стала стягивать юбку и колготки. Он закрыл глаза ладонью и улыбнулся. Мягкий трепет всколыхнул его тело, когда Лиён взяла его за руку. Он повернул голову. Она сидела совсем голая и очень красивая. В машине было тепло, но Хисын решил, раз такое дело, нужно сделать ещё теплее. Пока он целовал Лиён за ушами и ласкал её грудь, она раздевала его, со смехом уворачивалась от щекотки. Он гладил её спину шершавыми пальцами, касался колким подбородком её щек. У него была щетина, совсем незаметная, Лиён радовалась тому, что чувствует её. Она стащила с него штаны и перелезла через рычаг, уселась к нему на колени. Хисын был слегка бледным, но очень симпатичным. Его глаза блестели. Он коснулся ее груди пальцами, сжал её осторожно и поцеловал в сосок, захватив его губами. Он не думал, что у него появится настроение заниматься любовью, ведь с самого утра он чувствовал слабость, да и после выписки он совсем не ел, не было аппетита, хотя врачи настояли хорошо питаться и дали ему список продуктов. Лиён, сидящая на его коленях, возбуждала не на шутку. Она массировала маленькими руками его вставший член, легонько сжимала яйца и терлась о его промежность. Хисын поднял на неё взгляд. Лиён улыбалась, искренне и счастливо. В её глазах мерцали слёзы. Хисын поцеловал её в губы, придерживая ладонью за щеку, чуть опустил сидение, укладываясь на него спиной. Лиён направила член в себя, стала ёрзать и толкать его глубже. Они позабыли о защите, а вернее, не надели её намеренно. Лиён делала резкие, отрывистые движения, прыгая на его бёдрах. Она схватилась за дверь, а другой рукой за плечо Хисына. Она жмурилась от боли, от тяжести в животе, но ей было хорошо. Окна запотели от горячего дыхания. Хисын схватил Лиён за талию и снял с себя. Он кончил на свои ноги. Лиён стёрла семя салфеткой и вновь забралась на его бедра. За окном бушевало море, билось о скалы. Дождь барабанил по металлической крыше, сползал полосами по стёклам. Мокрое дыхание и поцелуи, ласковые движения захватили их с головой. Лиён щупала его тело, чувствовала на кончике языка его вкус. Хисын провёл пальцами по клитору, вызывая волну дрожи и у себя и у Лиён. Они перебрались на заднее сидение, теперь Хисын был сверху, он обнимал её и толкался в диком нетерпении. Как он скучал! Как хотел её! — Моя… моя, Лиён… милая, красивая… моя, — шептал он, целуя её шею. Лиён истекала смазкой, он растирал её по своим и её ногам и снова входил до предела. Стало душно, жарко; пахло потом, солью; воздух сотрясало шумное дыхание и громкие, смачные звуки поцелуев. Хисын покусывал её кожу, лизал, целовал. Ему было мало. Он вновь и вновь делал это, вновь и вновь доводил до оргазма, когда все тело било дрожью. Град капель врезался в стекло и в стены. Бил, звенел, стучал. Лиён стонала, запрокинув голову, Хисын сосал её грудь, клитор, слизывал и свою и её жидкость. Он завалился прямо на Лиён. Больше не было сил. Ноги ныли от боли. Лиён гладила его волосы. — Устал? — спросила она вдруг охрипшим голосом. Хисын покачал мокрой головой. Он поднял лицо и накрыл её губы своими губами, горячими и распухшими. Он обхватил её шею пальцами, погладил тёплую кожу, потянул Лиён за руку, усаживая на свои ноги. Она могла взять его снова. Лиён прикрыла глаза… подвинулась вперёд… Вновь воздух напитался терпкими, горьковатыми запахами; вновь стало жарко; вновь они целовались, не в силах оторваться друг от друга. Они не считали ни секунды, ни минуты, ни часы. Они просто были здесь и сейчас. Здесь и сейчас наслаждались друг другом. Дождь прекратился. Ветер погнал тучи на север. Хисын целовал её ноги, а потом животик. Лиён улыбалась невинной ласке. Хисын обнял её. Лиён приоткрыла окошко, впустив внутрь свежий воздух, и вздохнула. Они были счастливы.