Словно со стороны Ник наблюдал за тем, как мужчина в белом без труда несет на руках девушку лет шестнадцати, бережно прижимая ее к груди.
— Чертенок, ну хватит плакать, — с мольбой в голосе попросил он и добавил, криво усмехнувшись:
— Ты мне весь камзол тушью перепачкаешь!
— Камзол? — девушка шмыгнула носом и посмотрела на отца. В ее серых глазах было столько злости, что Ник вздрогнул.
«От разъяренной леди даже на том свете не спрячешься, — подумал парень, зябко поведя плечами — будь ты хоть трижды магом, а взбешенная женщина — это такая мощь, с которой не совладать».
Тод, очевидно, тоже это понял.
— Чертенок, я… я не то хотел сказать… — растерянно пробормотал он.
— Еще немного и ты бы смог попробовать эксклюзивное блюдо: руки чертенка средней прожарки!
— Марта!
Что «Марта», папа?! Что «Марта»?! Отпусти, не маленькая!
— Все уже позади, чертенок, — успокаивающе прошептал Тод, покорно спуская девушку с рук.
Некоторое время отец и дочь шли молча. Тишину нарушал лишь сердитый стук каблучков Марты.
Девушка резко остановилась и, повернувшись к Тоду, выпалила:
— Тебе легко говорить! Одну дочь угробят — еще двадцать себе найдешь!
Тод, явно не ожидавший такого, дернулся, как от пощечины.
— Я не собираюсь никого искать! Ты — моя родная дочь! — побелевшими губами прошептал он.
— Ты сам знаешь, что это не так!
Тод вздохнул. Он понимал, каково сейчас его девочке, а потому не мог на нее сердиться. Да и разве можно сердиться на ребенка?
Как может не дрогнуть сердце при виде этих сверкающих яростью глаз? Кроме того, гер Тод знал, что эти очи могут сиять совсем иначе: озорно и восторженно. Его дитя бывало разным, но это было только его дитя.
Он знал Марту с первых часов ее жизни. С того самого момента, когда ее родная мать, сильнейшая темная ведьма, возложила младенца на алтарь Смерти, намереваясь вырезать крохотное сердечко в обмен на безграничное могущество. Даже сейчас, по прошествии шестнадцати лет, ангел смерти удивлялся тому, каким чудом успел тогда перехватить дрожащую руку с зажатым в ней атамом.
— Эта жертва во славу тебя! — взвизгнула женщина, пытаясь высвободиться.
— Разве я просил тебя о жертве? — вкрадчиво поинтересовался Тод — это твоя личная инициатива. А инициатива, как известно, наказуема.
В серых поблекших глазах ведьмы застыл животный ужас. Она открыла было рот, намереваясь закричать. Заметивший это Тод едва уловимо повел свободной рукой в воздухе. Женщина тихо вскрикнула и тотчас осыпалась горсткой пепла к его ногам. Раздался шелест упавшего на пол платья и бряцанье серебряного клинка.
— Вот так-то, — хмыкнул мужчина, брезгливо отряхивая руки в белоснежных перчатках. — Будут мне тут всякие ребенка воплями пугать!
Он обернулся, и, быстро подойдя к алтарю, взял спящую малышку на руки.
— Ну и что мне с тобой делать, ребенок-чертенок?
Будто отвечая на его вопрос, малышка завозилась и открыла глаза.
Если бы раньше Тода спросили, есть ли у него сердце, он бы лишь рассмеялся. Но в тот миг что-то болезненно сжалось в груди Черного Ангела, наполняя каждую клеточку незнакомым прежде теплом.
— Марта, — чуть слышно сорвалось с губ, а затем уверенно, громко и четко:
— Моя Марта! Мой чертенок!
Тода передернуло от нахлынувших воспоминаний.
— Мой чертенок! Мой! — беззвучно прошептал он и сгреб девушку в охапку.
— Папа, если любишь, переведи меня в другую академию! — шмыгнула носом Марта.
Тод прикрыл глаза. На бледном лице отразилось такое мученническое выражение, что наблюдавшему со стороны Нику захотелось поаплодировать Марте. Стоя.
«Девчонка явно знает, на какие точки давить, и вьет из папаши веревки. Смерть — марионетка в руках начинающего некроманта… чего только ни бывает на свете!» — восхитился про себя парень.
— Чертена, это лучшая академия магии! — попытался вяло отбиться Тод.
— Но не единственная же! И надо ж тебе было идти туда и пытаться забрать сына сильнейшего из преподов! — возмутилась Марта, а потом шепотом добавила:
— Мне кажется, его даже директриса побаивается.
— Сына? — не понял Тод и вдруг кивнул:
— Есть чего опасаться: амбиций у мальчишки море, а разум временами уходит погулять вместе с чувством самосохранения.
— При чем тут сын?! Он, конечно, псих, но отец пострашнее будет! — рыкнула Марта.
— Да-а… — с нескрываемым уважением протянул в ответ Тод и прищелкнул языком:
— Таким, как Рейстлин Маджере, прошедшим через ад и возродившимся из пепла, терять уже нечего. Таких ничем не напугать.
— Ну спасибо, пап, утешил! — печально усмехнулась Марта.
— Да ничего Маджере тебе не сделает! — запальчиво махнул рукой Тод.
— А если погадать? — зло прищурилась Марта. — На перьях.
— Чертена!
— Снимай камзол!
Тод закатил глаза, обреченно вздохнул и покорно сбросил верхнюю одежду, оставшись в рубашке и брюках.
— А дальше? — ехидно улыбнулась девушка.
— Приучил на свою голову! — раздраженно рыкнул Тод и с надеждой спросил:
— на десять перьев?
— На сто, чтоб наверняка! — мстительно заявила девушка.
Цветисто выругавшись на немецком, Тод повернулся к дочери спиной. Раздался треск рвушейся ткани, а еще через секунду Ник почувствовал, как челюсть от удивления стремительно падает на пол. Из спины белобрысого щеголя росли огромные иссиня-черные крылья.
Следующие несколько минут Ник сдавленно хихикал в ладони, наблюдая за гаданием.
— Отчислят в сессию из-за Маджере, — приговаривала Марта, вырывая перышко из отцовского крыла.
— Ой!
— Не отчислят в сессию из-за Маджере, — новое вырванное перышко.
— Ой!
— Отчислят…
— Ой!
— Не отчислят…
— Ой!
— Отчислят…
— Хватит! — не выдержал Тод на третьем десятке перьев — Завтра же заберу документы и переведу тебя, куда скажешь, чертенок-проказник!
«Проказник… Ник… Ник… Ник…» — гулким эхом отдалось в ушах наблюдавшего за этой сценой некроманта.
Гул нарастал с каждой секундой, становясь оглушительным. Не выдержав, Ник зажмурился и зажал уши ладонями Казалось, еще секунда — и голова взорвется, будто воздушный шарик.
— Рин!
Пронзительный, мягкий, но в то же время властный голос пробился сквозь гул, будто солнечный луч
сквозь тучи.
«Мама…» — пронеслось в голове.
***
— Мама! — Ник вскинулся на кровати, едва не оглохнув от собственного крика.
— Очнулся наконец, — облегченно выдохнул до боли знакомый обволакивающий голос, а в следующий миг парень почувствовал, как узкие прохладные ладони с неожиданной силой придавили его к кровати — Лежи, красавèц и герой, лежи…не трать силы.
— Папа… — одними губами прошептал Ник и попытался улыбнуться.
Обведя комнату мутным взглядом, Ник тихо хмыкнул. Мама и Милли дремали, сидя в обнимку на узкой софе.
— Долго я был в отключке? — чуть слышно поинтересовался Ник.
— Несколько часов, за которые я успел проклясть всё, — мрачно усмехнулся Маджере, осторожно стирая со лба сына испарину. Ник блаженно прикрыл глаза. Прохладные отцовские руки, касавшиеся его расгоряченного лба, дарили покой.
— Почему я в твоей комнате? Не у себя? Не в лазарете? — слабо спросил парень.
— Мне тебя туда не донести, сынок. Силы, знаешь ли, не те, что в юности, — ехидно ответил Рейстлин и со вздохом добавил:
— Да их и в юности особо не было.
Но было в голосе, в интонациях отца что-то такое, отчего сердце Ника дрогнуло. За то время, что он знал отца, парень успел понять: Рейстлин Маджере — человек с двойным или даже тройным дном. Говорит одно, подразумевает иное, а на сердце таит третье. О том, что на самом деле кроется за словами отца, Ник догадался по чуть подрагивающему голосу, по мягким ноткам, скрытым за стеной сарказма.
На ощупь найдя руку родителя, парень сжал ее и прошептал:
— Я знаю.
«Знаю, что ты меня больше не бросишь» — мысленно закончил он, а вслух произнес:
— Знаю, что ты не атлет.
Маджере тихо рассмеялся и ласково взъерошил волосы сына.
От этого тихого смеха дремавшая Крисания встрепенулась и открыла глаза.
— Рейст? Рин? — позвала она, водя рукой в воздухе.
Проснувшаяся следом Милли осторожно взяла жрицу за руку.
— Идемте, — сонно сказала девушка, помогая женщине встать.
— Я разбудила тебя, детка… — виновато улыбнулась Крисания, обернувшись на голос.
— Студенты вообще не знают, что такое сон, мам, — хмыкнул Ник и прикрыл глаза, позволяя склонившейся над ним матери «осмотреть» себя.
— С такими-то учителями — не мудрено! — буркнула Крисания, кивнув куда-то в сторону и бережно гладя сына по лицу.
По скрипу кровати Ник понял, что Милли уселась в изголовье.
— Опять я во всех грехах виноват! — шутливо возмутился Рейстлин. — Сын, учти: женишься на светлой — будешь всю жизнь в виноватых ходить!
— И пусть, — усмехнулся парень и тотчас расплылся в улыбке, ощутив как Милли пропускает его волосы меж своих пальцев.
«Пусть я хоть трижды буду виноватым, зато я буду счастлив. Счастлив оттого, что самые родные и любимые люди рядом», — подумал он.
***
Пару дней спустя отец и сын Маджере шли по коридору академии и о чем-то беседовали, когда из кабинета директрисы вышел понурый Тод с тонкой папкой в руках.
Проходя мимо Маджере, мужчина зло сверкнул глазами.
— Надеюсь, после кандалов у бедного чертенка не болят руки, — шепнул Ник отцу и расплылся в шальной улыбке. Он точно знал, что Тод услышал его слова.
