Синдром Гюнтера

— Совсем идиот да? — переспросила Таль, не в силах осознать услышанное — Совсем нет, в СС идиотов не берут, -не сбавляя серьезности ответил Гюнтер. — Выходит, ты первый, а? — продолжила подначивать девушка, попутно выставляя режим сушилки — Черт побери, я первый в том, что меня к вам занесло, вот прямо из Бухенвальда сорок второго года вот сюда, — для наглядности он топнул ногой прямо посреди фаиного салона, будто впервые объявился прямо здесь. Вид разъяренного мужчины криво-косо обернутого простынёй и топающего босой ногой посреди комнаты невероятно рассмешил Таль. Она понимала, что это такая глупая шутка, но иногда под настроение можно же и глупым шуткам посмеяться. Гюнтер же наоборот, видя такую реакцию в буквальном смысле схватился за голову и с громким «Oh, mein Gott» рухнул в кресло. — Ой, я поняла. Ты наверное актер или студент, наверняка познакомился с кем то из наших, из Бецалеля. Очередной дипломник графомана-кинематографиста на тему Холокоста и нынешнего сионизма. Знаем мы такое. Только вот послушай Гюнтер, не лезь ты в это дерьмо. Эти рефлексии постсионизма не всегда понятны даже нам, а вам со стороны… вообщем сдавай реквезит и возвращайся домой. — Если бы я знал как…как мне туда вернуться, ты что не услышала меня, в прошлый четверг мне подписали отпуск, домой…я должен был уехать в воскресенье, рано утром…накануне устроили проводы, ну вообщем алкоголь конечно в лагере под запретом…но сама понимаешь… вообщем в себя пришел я уже тут… — А, тебя что ограбили? Паспорт хотя бы цел? Не переживай, я одолжу тебе на обратную дорогу. Это вообще не проблема, вернешь потом. И выходи уже из роли. Затянувшаяся шутка уже не шутка. — Таль услышь меня, я понимаю это трудно. Тем более у меня сейчас ни формы, ни документов. Все это осталось в полиции, в сейфе. Но я действительно Гюнтер Штерн, роттенфюрер СС. — Ещё и Макса с полицией приплел. Ты же понимаешь, что в такой ситуации я к Максу не сунусь с вопросами, ему не до меня сейчас и не до твоего идиотского чувства юмора. Кстати, как вы познакомились? — В полиции, я заснул у себя в казарме, а очнулся в вашей полиции. — Ну все хватит. Надоело. Знаешь я же могу и проверить. Точно. Так и сделаю. Инго, как я не подумала сразу. Инго был бывшим парнем Таль еще по альтернтативной службе был историком, двигал карьеру и имел доступы к архивам второй мировой. По натуре был парнем не любопытным и совершенно не удивился, когда Таль позвонила и попросила поискать был ли в списках охранников Бухенвальда некий роттенфюрер Гюнтер Штерн, под номером 30050. К счастью архивы были уже давно оцифрованы и спустя полчаса на почту Таль пришло подтверждение о том, что искомый субъект действительно существовал. -Я смотрю ты хорошо подготовился к своей роли, а? Или может тот Гюнтер был твоим прадедом, так, посмотрим посмотрим, что тут у нас, фотография из личного дела. Давай, уже признайся, что все придумал пока я ее не открыла и не увидела как выглядел настоящий Штерн. Успевший одеться Гюнтер наоборот вытянулся во фрунт и с совершенно серьезным лицом уставился на Таль. — Нееет, это не правда. Это не возможно. Но и такое сходство между правнуком и прадедом тоже не возможно…но как? И.Макс знает кто ты на самом деле? — Знает. — И он меня познакомил с тобой? С убийцей, садистом, эсэсовским психопатом и мы…нет, нет, как мне это забыть, — Таль стояла как громом пораженная — Для начала, смею заметить все было не так плохо, чтоб забывать, — усмехнулся Гюнтер. И судя по тому, что у тебя уже был парень из наших, чистота крови это не то что волнует тебя в первую очередь. Таль уже занесла руку для хорошей пощечины, но внезапно почувствовала рвотный позыв и ринулась в сторону ванной. Гюнтер подхватился следом, но был остановлен хлопнувшей у носа дверью Спустя минут пять, Таль пошатываясь вышла обратно. — И скольких евреев ты убил? Скольких? Не смей мне врать или того хуже жалеть меня. Отвечай! — Вы сумашедшие? Макс тоже меня об этом спрашивал. С чего я вдруг должен убивать евреев, если на то пошло, то до прошлого воскресенья мне до них вообще дела не было. Понимаешь никакого дела мне до них не было, да вообще мне насрать на это было. — Ну да, после войны вы все так говорили, только приказ. Ничего личного. Ты наверное был из хороших — просто загонял всех в газовую камеру, а гранулы сыпал кто то другой, так?! — Какие камеры, какие гранулы. Я отказываюсь понимать всю эту чушь — Чушь? Ты называешь нашу трагедию чушью? Ды ты… знаешь кто ты?! Хотя о чем я. Такие как вы, называли британской пропагандой кадры из ваших лагерей снятые в сорок пятом. — А что было в сорок пятом? — А тебе Макс не рассказывал? Как интересно — Не рассказывал, сказал если узнаю, то не смогу вернуться обратно. Хотя боюсь я тут застрял навсегда. Черт, провались все пропадом, — вспылил Гюнтер треснув кулаком по обеденному столу, — и да, я не убийца и на службе я никого не убивал, хотя да, розовые винкели, которые приходилось охранять, презирал безмерно. Презирал, но не убивал. — Ах, вот оно как. Из-за этого ты тогда на них накинулся? Службу вспомнил? — Не службу, Генриха. Я убил один только раз, задолго до поступления на службу и поверь, тот подонок заслужил это. Хотя в вашем ненормальном мире возможно вы и такой мразе найдете оправдание. Мне было пятнадцать, а Генриху тринадцать. Мы встретились в Дрездене, куда я убежал из своей маленькой деревни. Думал в городе будет больше возможностей помочь семье. Но ошибся. Возможности конечно были, но хорошие деньги были связаны с криминалом. А иметь большие проблемы с законом мне не слишком хотелось. Поэтому перебивались черной работой на рынках и вокзалах. Денег хватало на жизнь в чулане и поесть в лучшем случае двпжды в день.Так на какой то разгрузке я и познакомился с Генрихом. Это был хороший малый. Как назло, в то время мне не попадалось никакой, даже самой плевой работенки. Третий день я слонялся по улицам голодный, а хозяйка, у которой я снимал что то вроде чулана, толи по голодному блеску в глазах, то ли по тому, что я перестал съедать по вечерам в своей каморке грошовую сосиску с булочкой, догадалась что я на мели и каждое утро выедала мне мозг с тем, что она не позволит задержку оплаты и если денег не будет в конце недели, то мне прямая дорога под мост. Вообщем все складывалось как нельзя паршиво. Тогда я и встретил Генриха. Он искал третьего, в свою простую схему. Его милый младший брат, по случаю умытый и не одетый в обноски, затевал спектакль на вокзале, рядом с какой нибудь сердобольной и не бедной дамой. У Генриха было на таких чутье, он точно знал, какая из них клюнет на «потерявшегося маленького ангелочка». Дамочка увлекшись хлопотами уже не так смотрела за собственной сумочкой и Генриху не стоило большого труда схватить добычу и дать деру. Но для верности требовался третий, кому можно незаметно скинуть ворованное и уйти от ответственности если поймают. А такое случалось. Вообщем этим третьим стал я. Успокаивал себя тем, что перекантуюсь так зиму, а потом скоплю денег и уеду куда-нибудь в сторону Рура. Ребята поговаривали, что там на заводах неплохо платят. Я уехал, но в сторону Веймара и намного раньше, чем предполагал. Тот тип, мне сразу не понравился, слишком манерный, слащавый. Такие ошивались по вечерам около Венского вокзала. Даже не знаю, что нашло на Генриха, когда он согласился на «непыльную работенку». То ли действительно не понял о чем речь, то ли думал, что вывернется. Через два дня меня нашел маленький Пауль и сказал, что старший брат как ушел с тем мужиком, так и пропал. Спустя неделю, я увидел того типа снова. Уловил момент, когда рядом никого не было и спросил не будет ли для меня тоже непыльной работенки. Он велел идти за ним на расстоянии. Мы зашли в небедную квартирку. Мужик уже поплыл взглядом да и руки начал распускать. Тогда я его и ударил, заточкой. С первого раза. — Дикарь. Ты убил человека за то, что он не такой? Первобытный дикарь. — Я убил убийцу. Там в спальне, были всякие приспособления… Не заставляй меня описывать. А ещё, там была одежда Генриха, со следами крови. Лежала аккуратно свернутая в шкафу, вместе еще с семью такими же комлектами. Там была одежда на мальчика не старше семи, понимаешь? Вообщем в квартире были деньги. Хорошая сумма. И я забрал ее. Оставил себе на билет, остальное отнёс матери Генриха. Она была вдовой и с оставшимся маленьким сыном просто нищенствовала. Среди парней рассказал, что наконец то накопил деньжат и уезжаю в сторону Дортмунда. А на самом деле уехал в Веймар. Остальное не так важно. На моих руках только кровь этого подонка. Хотя наверное в вашем мире вы бы его пожалели и нашли бы оправдание любой мерзости. — Я не могу в это поверить. Нет. Невероятно. Никогда не думала, что услышу эту историю снова. Выходит ты появился здесь, ровно в день рождения Пинхаса? Безумие — Какой Пинхас, какое день рождения? Таль, что ты городишь. — Собирайся, поехали. Расскажу по дороге. Нет, это невероятно. Послушай, я медсестра. В гереатрии. Пинхас, наш долгожитель. Несмотря на возраст, держиться бодрячком. А он пережил Лодзинское гетто и Аушвиц. Совсем уже одинокий старик кажется семьи у него так и не было. Он рассказал мне эту историю, немного без таких подробностей. Но да, это история Пинхаса Цви. Еврея, которого «спас от голода один немец, чтоб другие его им морили». И если я правильно помню, именно в ту субботу, в которую ты тут всем на голову свалился — он праздновал свой день рождения. Очень обрадовался выписке накануне. Хотя казалось бы с кем ему дома праздновать? Только с призраками если что. — Таль, ты бредишь? Я не знаю никакого Пинхаса Цви — Пинхасом Цви он стал уже здесь. Ты его знал как Пауля Цвинглера. Что ты так смотришь? Не думал? Смотри, тебе же хуже будет, если ты все это придумал ради шутки Но скоро мы это выясним. Кстати гармоника твоя? Забирай, поехали. Гюнтер ошарашенно схватил гармонику, будто утопающий соломинку. Но это не слишком помогло. Земля стремительно уходила из-под ног. Глубоко вздохнув, он резко вышел за порог, будто смертник, прыгнувший в бездну.