Обмани меня

      Он затаился.       Притих, “спрятал когти” и присматривается.       Не выдаст ли Мью себя чем-то.              Но парень ведет себя абсолютно доброжелательно и спокойно: утром, если есть время, они вместе завтракают тем, что в холодильнике найдут. Иногда его персональный доктор забегает во время обеда, чтобы погладить Чоппера и убедиться, что с Галфом все в порядке, хотя мог бы просто написать в мессенджер и спросить, раз сам купил для него сим-карту.              Вечером он старается по рецептам из интернета сделать что-то съедобное, чтобы отблагодарить своего спасителя. Мью иногда смотрит с удивлением на итоговый вариант блюда, но ест без возражений и в конце ужина всегда благодарит. Галф, когда пробует свою стряпню, понимает, какой ему деликатный попался временный сожитель, потому что это сложно назвать вкусным — разве что терпимым.              И где-то внутри живет и с каждым днем постепенно увеличивается мягкий теплый комок, состоящий из благодарности и… нежности. Потому что почему иначе его сердце начинает как-то странно биться, когда Мью близко к нему, пристально смотрит, еле заметно улыбается, обрабатывает его раны или просто с восторгом перебирает волосы?              Но все-таки настает момент, которого он так боялся, когда во время одного из ужинов парень откладывает приборы и не спешит вставать из-за стола. Галф поднимает на него вопросительный взгляд:              — Совсем все плохо? В следующий раз я сделаю рис с овощами — тебе вроде он понравился.              Мью качает головой:              — Не в этом дело.              Неприятный холодок пробегает по его коже: неизвестность всегда тревожит, а в его случае — так особенно.              — А в чем?              — Я тут погуглил про кумихо…              Теперь это не холодок, а самый настоящий мороз, который сковывает его тело паникой, поэтому губы еле шевелятся:              — И что ты вычитал?              Тот как-то странно мнется, но все-таки смотрит в глаза:              — Это правда, что лисы могут как-то воздействовать на людей?              Горло тут же пересыхает от волнения: ну вот, началось. Он откашливается, но все равно выходит хрипло:              — Да, мы можем.              Галф почему-то выбрал такую формулировку, чтобы сразу стало ясно: он тоже лис и тоже обладает способностями.              А Мью в ответ почему-то молчит и смотрит своими черными глазищами, но все-таки в итоге решается уточнить:              — И ты тоже?              Он делает глубокий вдох:              — Да, я тоже. Хотя с этим есть некоторые проблемы в последнее время.              — Проблемы? Какие?              Галф старается говорить максимально ровно и спокойно, чтобы его голос не дрожал:              — Когда меня нашли охотники, они распылили какой-то порошок, который заблокировал частично мои силы как лиса.              — Частично? — парень почему-то цепляется за это слово.              Он подтягивает ноги к груди и обхватывает их руками, чтобы хоть немного ужаться и скрыть свою тревогу:              — Со слов охотника это должно было помешать мне обратиться, но я почему-то смог. Может потому, что я — лис, а смесь тестировали на девушках-кумихо, — его передергивает от одной мысли об этих отвратительных опытах. — Но способности к регенерации и внушению я по крайней мере лишился, поэтому ты так долго возишься с моими ранами.              — И это… навсегда?              Галф хмурится, потому что не понимает, к чему ведет Мью:              — Не знаю, я думал попробовать проверить, но как-то не представился удобный случай.              Теперь парень мрачнеет в ответ:              — Попробовать на мне?              А ответить-то и нечего, потому что и правда других кандидатов у него нет: на улицу Галф пока не выходит, боится встретить охотников. Поэтому растерянно смотрит и шепчет:              — Не знаю…              — Понятно.              И молчит.       Снова.              Нехорошее предчувствие змейкой струится по позвоночнику:              — Ты… Ты думаешь…              — Не знаю, — его же ответ бумерангом возвращается к Галфу, больно пробивая куда-то в область сердца. — У меня в последние время какие-то странные мысли, а потом я прочитал про эту особенность лис…              — Какие мысли? — он с трудом выдавливает из себя слова.              Мью неожиданно краснеет и отворачивается:              — Да так, фигня всякая — не обращай внимания.              — Ну а все же? — он настаивает.              — Откуда я знаю, что ты не внушил мне, что ты мне нравишься, чтобы я не выгнал тебя на улицу?              Внутри у него больше не теплый комок, а бушующее пламя, которое окрашивает его щеки в ярко-алый. Получается, что не только он мучается от странных и непонятных пока чувств?              Теперь его черед нервно молчать и отводить взгляд.              Это, на самом деле, озадачивает еще больше, но у него не хватает храбрости, чтобы расспросить подробнее, тем более, когда ему высказали вотум недоверия как лису. Но добивает его Мью другим:              — Еще я хотел спросить…              — Да? — он рад переключиться на другую тему.              — Парни-кумихо действительно приносят удачу тем, кто их приручит?              Черт.       Самый жуткий его страх воплощается в жизнь.       Что появится в его жизни человек, который сделает это.       И если от охотников можно такое ожидать, то от Мью…              Галф совсем искусственно смеется, изображая беззаботность, хотя под одеждой по коже бегают мурашки паники:              — А вот это точно сказки! Про лис что только ни придумали за столько времени! — и нервно хихикает. — На твою печень я почему-то не покушаюсь, хотя все легенды об этом говорят.              Парень улыбается в ответ, но как-то криво, а Галф умирает внутри от почему-то болезненной мысли, что его могли приручать именно с такой целью: втереться в доверие и воспользоваться сказочным шансом, который представляется хорошо если раз в жизни.              Именно поэтому Мью к нему так добр?       Именно поэтому так старательно выхаживает его и лечит его раны?       Именно поэтому позволил остаться без всяких дополнительных условий?              Огонь внутри потухает, лишенный доступа к кислороду, потому что его грудь сильно сдавило до нехватки воздуха — остается еле заметный источник, который еле теплится. Если бы они с Мью были бы близкими людьми, то он бы назвал это чувство предательством. Но между ними не было никаких обещаний, поэтому его иллюзии — это только его проблемы.              Отчуждение, возникшее между ними, кажется, можно потрогать руками, поэтому Галф неловко отставляет тарелку с так и недоеденным ужином:              — Я закончил, что-то не особо голоден сегодня. Я потом посуду помою и все уберу.              Мью вяло ковыряет свою порцию:              — Я тоже наелся, наверное, слишком устал на работе.              — Тогда иди в душ и отдыхай.              Он остается один на кухне, потому что Чоппер убегает вслед за своим любимым человеком. Но почему так тоскливо и хочется плакать? Почему хочется обернуться лисом и выть на несправедливость этой жизни?              Галф лишь с тоской смотрит на грязную посуду, которую он терпеть не может мыть, но жить тут просто так и не делать ничего по дому он не хочет. Тогда, может, ему следует уйти?              Это сразу снимет все вопросы и сомнения: нет человека рядом — нет проблем с доверием к нему.              Когда он заканчивает с уборкой и на цыпочках крадется в гостиную, то дверь в спальню хозяина квартиры прикрыта — и это в первый раз за все то время, что Галф тут живет. Казалось бы, тот просто захотел покоя и уединения, чтобы восстановиться после тяжелого рабочего дня, но почему это так резануло по сердцу?              Словно от него отвернулись.       Отказались.              Не помогает убрать это горькое чувство и теплый душ, поэтому Галф сворачивается клубочком на диване под одеялом и тяжело вздыхает, когда в его руку тычется мохнатая мордочка с влажным носом:              — Что, Чоппер, ты пришел навестить лиса-одиночку?              Почему-то слезы образуются сами собой на глазах, но Галф их смахивает, словно стирает улики: на самом деле он справится и выстоит, даже если останется совсем один.              Но утром он делает вид, что еще спит, когда Мью собирается на работу — в первый раз с тех пор, как раскрыл себя. Тот, конечно, обо всем догадался, потому что невозможно спать, когда по тебе гопают четыре мохнатых лапки, но ничего не говорит. Когда за парнем захлопывается входная дверь, Галф садится на диване и с тоской смотрит на место, где только что стоял его сосед:              — Наверное, мне все-таки стоит уйти. От меня только одни проблемы              Чоппер словно понимает его слова, поэтому садится рядом и тоскливо скулит. Галф садится рядом на корточки и гладит грустного пса:              — Да, так будет лучше для нас всех. Вернется твой хозяин с работы — я ему скажу.              Но Мью не приходит в семь часов как обычно. Галф бурчит, снова и снова разогревая ужин.       И в восемь не приходит.       И в девять на отчаянный звонок с сообщениями не отвечает.              Вот это по-настоящему больно: когда страх за приручившего тебя человека полосует сердце и не дает дышать.