Сны о невозможном

Солнце бессовестно лезет в глаза. Аки щурится. Вокруг шумно, пахнет солёным, волны шумят. Кажется, он стоит на песке. — Мы потом сходим за ещё одним? Кажется, он не один. Аки поворачивается. Да, действительно. Ангел стоит рядом. Указывает взглядом на заканчивающееся мороженое в своих руках. Наливной рожок блестит под белыми солнечными лучами. Волосы Ангела тоже блестят от света. Аки ощущает себя странно. В горле немного першит, может, от солёного воздуха. Ему не жарко, хотя солнце кажется свиду палящим. Он медлит перед тем, как кивнуть. — Может быть. Голос звучит не так хрипло, как обычно. Что-то ворочается внутри Аки. Что-то странное бросает тень на сознание, окутанное ватой, морским воздухом и лёгким взглядом кленовых глаз. Ангел усмехается уголком тонких губ. Кажется, ему стоит облизнуть их, потому что там остался слой растаявшего мороженого. По крайней мере, Аки так кажется. Он продолжает смотреть на Ангела. А тот на Аки. Рыжие, сияющие на солнце волосы выглядят очень мягкими. Они так красиво обрамляют лицо Ангела, что неспешно продолжает кушать мороженое. Аки наблюдает. Наблюдает за всем: за движениями короткого розового языка, за трепетанием пушистых ресниц, за шевелением нежных прядей, потревоженных солёным ветром. Аки чувствует в своих лёгких ваниль. — У тебя капает. Голос Ангела звучит иначе. Он продолжает полу-улыбаться. В его глазах светится что-то, от чего в груди у Аки ухает сильнее и сильнее. Голос Ангела не похож на безразличный шум волн и не похож на резкие крики птиц. Аки переводит взгляд на свою руку. У него тоже, оказывается, есть мороженое. Как будто только что появилось. Аки снова глядит на Ангела, а тот почти что веселится, словно собственноручно подсунул ему тающий на глазах рожок. Аки слизывает белые капли, заляпавшие все его пальцы и пропитавшие вафлю, но не чувствует прохлады или сладости. Только сильный запах ванили. Аки продолжает бесцельно есть мороженое, и в конце концов начинает поглядывать на Ангела. Со своим тот, похоже, уже разобрался, и теперь лишь с неподдельным интересом наблюдает за Аки. — Вкусно? Ангел спрашивает, кажется, совсем не Аки, а наивного ребёнка, которому впервые довелось попробовать такой десерт. Но Аки, как и ребёнок, наверняка, кивает. Аки не думает, зачем он кивает. Вкуса ведь нет. Да и запах ванили, почему-то, исходил именно от рожка в чужих руках, а не от своего. И всё же Аки уверен, что ему понравилось. Поэтому кивает. Ангел теперь не усмехается. Он полноценно улыбается, поворачиваясь к расплывчатому морю перед ними: — Тогда ты точно не будешь против взять ещё по рожку. Аки, не шевелясь, следит за утончёнными чертами ангельского лица. Скользит взглядом по его довольным глазам, искрящимся чем-то непривычным, чем-то очень тёплым и щекочущим внутренности. Роскошные крылья разведены, расслаблены. Перья иногда колышатся душным ветром. Ангел выглядит очень по-доброму. Солнце продолжает его освещать. Даже нимб, кажется, уже не нужен, чтобы понимать — перед тобой спустившееся с небес создание. И Ангел улыбается. Внутри Аки снова кто-то колотит в рёбра, пытается достучаться до внешнего мира, выбраться, но всё, что у этого «кого-то» выходит — распространять по всему телу непривычную спокойную тяжесть. Ангел улыбается ярче солнца. Улыбается волшебно. Аки никогда не видел улыбки великолепнее и прекраснее. Все внутренности замирают, кроме беснующегося в груди существа, созерцая умиротворённую улыбку и сверкающий радостью взгляд. Аки не может противиться появлению точно такой же расслабленной улыбки на губах, даже если тело непонятно напрягается, будто пытаясь отвергнуть происходящее, омрачить висящую в солёном воздухе лёгкость. Это странно. Но Аки не хочет об этом думать. Не тогда, когда Ангел поворачивается к нему полностью, позволяя осмотреть всего себя. Ангел перед ним по-настоящему счастлив.