Time In A Bottle

Утреннее солнце пробивалось сквозь шторы, и лучи танцевали на тонкой фигуре Нила. Эндрю помнил, как эти ранние лучи солнца всегда превращали мягкие рыжие кудри в медные нити, придавая Нилу вид, будто он был не от мира сего. Сейчас же от этих кудрей ничего не осталось — химиотерапия проедала свой путь через тело Нила, один монстр боролся с другим в уже проигранной битве в этом чересчур слабом теле — и все же, Эндрю видел лишь красоту, лежащую рядом с ним, запутавшуюся в оранжевых простынях, с мирно закрытыми глазами. Будет ли он выглядеть так же, когда умрет? Нил настоял на ярких простынях после того, как провел несколько недель в белой больничной постели, да и когда Эндрю мог ему в чем-то отказать. Раньше Нил спал беззвучно, никогда не храпел и не вертелся, но теперь их спальня никогда не была по-настоящему тихой. Затрудненное дыхание Нила, хрип при каждом вдохе, кислородный аппарат, накачивающий воздух в его разъеденные легкие. Жизнь Эндрю состояла, по большей части, из безразличия, которое служило ему защитным механизмом и помогло пережить все, что случилось с ним в процессе взросления. Но сейчас он чувствовал, чувствовал слишком много к истощенному телу, прижатому к его груди, всегда покрытому потом и все равно дрожащему. Нил смог избавиться от большей части той пустоты, которая наполняла грудь Эндрю почти всю его жизнь. Пустоту столь огромную, что Эндрю никогда даже не думал, что достигнет всего этого. Карьера, пенсия, крыша над головой, коты, муж, дом — Нил. Иногда он корил себя за то, что мог даже подумать о том, что это могло кончиться как один из этих тупых ромкомов, которые он ненавидел, но которые почему-то нравились Нилу. За то, что видел себя с этим тупым зазнайкой, сидящими на крыльце в кресле-качалке с седыми волосами и мозолистыми руками, все еще сплетенными вместе. Ничего не делающими, просто — живущими. Ничего из этого не произойдет, и казалось, что жизнь в последний раз говорит ему, что он ничего не достоин. Движение вернуло его в реальность, когда глаза Нила открылись, все такие же голубые как лед, но очевидно лишенные своей живости. Они все больше и больше начинали выглядеть усталыми, вялыми, что подчеркивалось линиями, врезавшимися в его красивое веснушчатое лицо от боли. Нил повернулся, чтобы пристроить голову на плече Эндрю и посмотреть ему в глаза. — Доброе утро, — пробормотал он хриплым голосом, прежде чем все его тело взорвалось влажным кашлем. Эндрю дотянулся до платка, лежащего на прикроватном столике, прикрыл им рот Нила и посадил его к изголовью, чтобы кашель был как можно менее болезненным. Он начал кашлять кровью несколько недель назад — это означало, что легочная ткань была съедена. После нескольких минут кашля и тяжелого дыхания, голова Нила упала на подушки. Он был абсолютно истощен и сопел даже больше, чем во сне. — Доброе, — выдавил Эндрю, пытаясь скрыть в голосе злость и страх, и боль. Это было бы нечестно. — Чай? Нил просто кивнул, все еще слишком слаб, чтобы отвечать. Эндрю встал с кровати и дошел до кухни, налил чай в любимую кружку Нила — Эндрю никогда не думал, что подобная вещь возможна — и быстрым шагом вернулся в спальню, открыв окно, чтобы впустить в затхлую комнату. Нил всегда любил первый свежий бриз, особенно с тех пор, как ему пришлось окончательно отказаться от утренних пробежек. Эндрю понимал, что эта часть была одной из самых тяжелых для Нила. Его жизнь состояла из бега, и теперь он никогда больше не побежит. — Хорошо поспал? — спросил Нил. Голос его все еще был хриплым, но уже намного лучше, чем сразу после пробуждения. Он протянул руку к кружке и медленно отпил два глотка, прежде чем поставить ее на прикроватный столик. — Немного, — ответил Эндрю, чувствуя, что сегодня — плохой день, когда пустота в груди высасывала его, высасывала все тепло из его тела, оставляя ничего кроме холода. Но это было нечестно, и он не знал, сколько еще раз он проснется рядом с Нилом, ведущим скучные ничего не значащие диалоги, так что он добавил: «Твои тупые кошаки в кои-то веки не особо шумели». Короткая улыбка Нила стоила притворства. Обычно он бы вышел на балкон покурить, но он бросил, когда Нил не смог больше выносить запах. Эндрю не знал, не мог он его выносить, потому что он напоминал ему об умирающей матери или потому что его стало от него тошнить, но Эндрю было все равно, и он не спрашивал. — Принесу нам завтрак, — сказал Нил, откидывая одеяло. Безмозглый как обычно. — Ничего ты нам не принесешь. Оставайся в кровати, а я принесу нам завтрак. — Я провел в кровати последние четыре дня, Дрю, я хочу встать, помыться и сделать нам завтрак. — Глупый фанатик, — пропыхтел Эндрю, но все равно помог Нилу подняться с кровати, снять липкую одежду и залезть в душ. Эндрю мыл его более нежно, чем раньше, когда Нил еще не полностью вышел из стоя. Руки Эндрю пробежались по острым ребрам и бедрам Нила. Почти все его кубики уже растворились. Все его тело было гладким, все еще безволосым от терапии. Со своим ростом метр шестьдесят и худым, гладким телом он почти выглядел как ребенок, напоминая Эндрю, какой абсолютной властью обладал рак над всегда спортивным телом Нила. — Эй, Дрю, — снова выдернул его из своих мыслей Нил, поднимая рукой подборок Эндрю. Глаза Нила были такими, такими нежными. — Я все еще здесь, знаешь? Я все еще здесь, и, может, я и не в порядке, но я все еще здесь, и ты все еще здесь, и всё, что у нас было — это больше, чем мы когда-либо думали, что у нас будет. Так что можешь просто позволить нам пожить еще немного? — боль в его голосе была очевидна, но Эндрю знал, что возрази он, ничего не изменится, так что он кивнул и поднялся на ноги, обхватывая рукой щеку Нила и притягивая его в нежный поцелуй. Он не знал, как долго он еще сможет выносить это. Он знал, что должен, да, но не знал, сколько сил у него осталось справляться со всем этим. Скоро Нил оставит его, и он ничего не мог сделать. Все, что он считал своей жизнью, через несколько недель будет стерто, оставляя позади двух котов и вдовца. Вдовец. Пока смерть не разлучит нас. Если бы он знал, что смерть будет так близко, когда давал Нилу это обещание — он бы все равно сказал: «Беру». — Я люблю тебя, Дрю, — прошептал Нил в губы Эндрю, когда тот оторвался от него. Этого было достаточно, чтобы довести Эндрю, комок в горле почти задушил его. Он должен убираться отсюда, выйти из этого душа, из этой ванной. Вместо этого он сказал: «Я все еще ненавижу тебя», абсолютно не имея это в виду, имея в виду обратное. И Нил это знал, это было видно по его глазам, когда он заглянул в них, позволяя им затянуть его в океан. — Я знаю, — прошептал в ответ Нил, оставляя на шее Эндрю дорожку из поцелуев, а потом впиваясь зубами в его бледную кожу и посылая дрожь по спине прямо в его чресла. Его зарождающееся возбуждение вызывало в нем тошноту, почти стыд и отвращение, хотя Би заверила его, что это нормально. Что нормально испытывать желание к Нилу, возбуждаться от его касаний, но Эндрю это ненавидел. Хотя Нилу, кажется, это нравилось. Он почти неслышно пробормотал в шею Эндрю: «Да или нет», пока его руки бродили по его бокам вниз к его талии. — Да, фанатик, — ответил Эндрю. Его челюсть и тело были напряжено, когда Нил начал ему дрочить. Когда он кончил, он не почувствовал того же облегчения, что обычно, но все равно мягко толкнул Нила к стене, затягивая его в очередной нежный поцелуй, прежде чем выйти из душа и взять несколько мягких полотенец, чтобы вытереть их обоих. Когда Нил был одет в джинсы и кофту — он настоял на обычной одежде — Эндрю помог ему с кислородным аппаратом и стал наблюдать, как тот делает завтрак. Естественно, он сделал блинчики, потому что они нравились Эндрю, а Нилу, неженке, нравилось, когда что-то нравилось Эндрю. Когда лопатка упала на пол, Эндрю промчался со стойки до плиты, поднимая ее прежде, чем Нил даже попытался нагнуться, но не стал забирать у Нила готовку. Нил съел единственный блин и немного клубники, меньше, чем Эндрю хотел бы одобрить, но он съел хотя бы что-то, так что Эндрю не обращать внимание. — Можем мы пойти погулять? Позже, имею в виду, просто до парка? — Уверен, что сможешь сегодня? Нил на секунду задумался и кивнул, поднимаясь, чтобы убрать посуду в посудомойку. — Тогда пойдем, — сказал Эндрю и пошел в коридор, чтобы подготовить инвалидное кресло, которое Нил ненавидел, но в котором все равно нуждался. ~~~~~~ После того, как Нил вздремнул еще два часа на диване, с обоими котами на коленях и головой на коленях Эндрю, Эндрю помог ему залезть в куртку и выйти из дома, ведя его к маленькому парку недалеко от их дома. Нил пока отказался сидеть в кресле, и бродил по парку с рукой Эндрю, поддерживающей его вокруг талии. Пройдя какое-то время в тишине, они сели на скамью. Нил был очевидно истощен, его грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Он покормил подошедшую ближе белку, улыбаясь, когда она взяла зерна из его протянутой руки, пока вода в пруду сверкала на солнце. — Это хуже всего, знаешь, — тихо сказал Нил, переведя взгляд на воду. — Не то, что мне придется — уйти, а то, что мне придется оставить тебя. Знать, что я, скорее всего, никогда не смогу снова это сделать, посидеть на скамейке с тобой и солнцем и белками и… — Эндрю наблюдал, как Нил вздохнул, как его тело согнулось, когда он закрыл лицо руками. Раздался приглушенный всхлип, который оборвался в очередном приступе кашля, оставляя кровавые следы на рукаве Нила. — Эй, — просто ответил Эндрю, кладя холодную руку на потную шею Нила, что все еще помогало держать в узде панические атаки, даже после стольких лет. — Нил, дыши, — это было практически издевательством, требовать дышать, когда это и было первопричиной паники, но Нил все равно послушался и попытался выровнять ритм дыхания. Они посидели еще час, наблюдая за птицами и белками, и маленькими кругами на пруду, которые появлялись от брошенных Эндрю камушков. Круги все росли и росли, пока не достигали берега — маленькая вещь, от которой идет большая волна, так же как слова типа да, с тобой всегда да или беру или я верю тебе вызывали шторм в груди Эндрю. — Эндрю? — Что, Нил? — вышло жестче, чем он планировал. — Я хочу, чтобы ты пообещал кое-что. Эндрю посмотрел в глаза Нила, которые светились решимостью. — Пообещай, что когда я уйду… — Мы не будем об этом сейчас говорить, Джостен. Не сейчас. И не завтра. Это… — он указал между ними, — еще не окончено, и ты здесь, помнишь? — Дрю, я знаю, что я еще здесь, но мне это нужно. Сейчас, — Эндрю видел, что это действительно важно для Нила. — Пообещай, что когда я уйду, ты вернешься на это место и посмотришь на закат, и покормишь белок, и погладишь Сэра и Короля, и что ты будешь путешествовать по всем местам, которые я хотел увидеть с тобой. Что ты будешь есть ебаные овощи, а не только тонны мороженого. Пообещай, что будешь жить. Ради меня. Эндрю заскрипел зубами и впервые за долгие годы захотел вскрыть свою кожу, захотел выпустить наружу все эмоции, захотел показать Нилу, что он чувствовал, захотел кричать и орать, но не мог. — Джостен, прекрати. Ты знаешь, что это не честно. Я ненавижу тебя, Джостен. Я ненавижу тебя и большую часть времени я хотел бы, чтобы мы никогда не встречались. Он встал и отнес Нила на кресло, толкая его обратно домой. Никакие слова были больше не нужны. Нил знал, что Эндрю сделает, как он просит, потому что Эндрю не может сказать Нилу «нет». Он выполнит обещание, задержится на столько, сколько понадобится, пока не сможет уйти сам. ~~~~~~ В типичной упрямой ниловской манере, он захотел приготовить не только завтрак, но и ужин. Все шло хорошо, пока он не закашлялся и не порезал себе руку. Маленькая лужица крови вытекла из раны. — Блять, Дрю, можешь принести пластырь? — Что случилось? — спросил Эндрю, в этот раз не пряча злости в голосе. Он ненавидел упрямство Нила. — Я порезал руку, черт. Можешь принести? — голос Нила теперь казался не менее напряженным, чем у Эндрю, но Эндрю знал, что это не из-за него, а из-за того, что Нил ненавидит себя за то, каким слабым становится. Он взял пластырь и наклеил его на продезинфицированную рану, ведя Нила к дивану. — Нет, — сказал Нил, когда Эндрю попытался потянуть его за запястье. Прошло много времени с тех пор, как Нил сказал на что-то «нет», и все же Эндрю отреагировал в ту же секунду, отпуская запястье Нила. — Что? — Прекрати, Эндрю! — Нил никогда не кричал на него, и Эндрю почти дернулся от звука. — Прекрати! Перестань так обращаться со мной! Я знаю, что умираю, не надо напоминать мне об этом каждый чертов день. Не думаешь, что я сам знаю, что не должен этого делать? Не думаешь, что я в курсе, как это истощает. Это, Эндрю, всё, что у меня осталось из того, что было моим, что было моей жизнью. Я знаю, что сдохну, что задохнусь, но еще нет, Эндрю, еще нет. Так что оставь меня в покое на кухне, пока я готовлю ужин для своего мужа, пока я еще могу стоять, хорошо? Я еще не умер! Эндрю мог только смотреть, как Нил прижал основания ладоней к глазам и умчался обратно к плите, возвращаясь к резке овощей, заменяя окровавленный нож на новый. Эндрю вышел на балкон, доставая дрожащими руками сигарету. Дым успокаивал, и он спросил себя, почему не его чертовы легкие сжирал рак. Он продолжал курить, пока Нил не позвал его есть ужин. ~~~~~~ — Прости, — Нил лежал рядом с ним под одеялом, знакомый звук движущегося кислорода напоминал о себе, а спальню наполняла тьма и серый свет луны. — Я не хотел кричать на тебя. — Прекрати извиняться, — безэмоционально сказал Эндрю. Его взгляд все еще был прикован к потолку, как и весь последний час. — Но я хочу. Это было не справедливо. Я знаю, что ты делаешь это не со зла, и это не справедливо, потому что ты отказался от своей жизни ради меня, и ты это не заслужил, — он начал ловить ртом воздух, побочный эффект, когда слишком быстро произносишь слишком много тупых слов. — Нил, посмотри на меня, — потребовал Эндрю, переворачиваясь на бок, пристально смотря на Нила. Нил послушался, но не повернулся полностью, а просто повернул голову в сторону Эндрю. — Прекрати нести это дерьмо. Я не отказался от своей жизни, Джостен, и я знаю, что мозгами ты не блещешь, так что я тебе разжую. Ты — моя — жизнь. Без тебя я бы, скорее всего, стал каким-нибудь бродягой, бухающим без устали и ждущим своей кончины. Или кто-то уже убил бы меня в тюрьме. Так что заткнись, если все что, что ты можешь сказать — это подобное дерьмо. Нил посмотрел на него секунду и повернул голову обратно, вновь обращая взгляд в потолок. — Почему? Почему я? — Потому что ты Лис, а мы никогда не получаем, чего хотим. — Я не это имел в виду, Дрю. Почему ты остаешься со мной? — Ты всегда приносил проблемы. Ничего не изменилось, — Все изменилось. Я люблю тебя больше, чем я когда-либо мог подумать, что могу любить кого-то, а теперь ты, идиот, уходишь и заставляешь меня остаться. — И в горе, и в радости. Ты согласился. Я согласился. Так это работает. — Ты мог бы уйти и… — Эндрю закрыл рот Нила рукой, не давая ему и дальше тратить кислород на тупости, не свойственные Нилу Джостену. — Нил, только ты, снова ты, всегда ты! Ты, ты, ты. Я не говорю того, что не имею в виду. Должен бы уже это понять. Да или нет? — он обхватил щеку Нила и приподнялся на локте, наклоняясь ближе, но оставляя достаточно места, чтобы Нил мог отодвинуться. Но Нил этого не сделал, поэтому Эндрю поцеловал его, время от времени приостанавливаясь, чтобы Нил мог подышать. Они целовались, казалось, вечность, и Эндрю не возражал бы, если бы это было так. Никогда больше не просыпаться, быть запертыми в бесконечном круговороте поцелуев и дыхания. Когда слеза потекла по пальцу Эндрю, он отодвинулся и взглянул на голубоглазого идиота — его голубоглазого идиота — скучая по кудрям, в которые можно было бы запустить пальцы. Нил явно понял, что Эндрю не собирается это комментировать. — Мне страшно, — сказал Нил через минуту, голос его сломался, и по покрасневшему лицу потекло еще больше слез. — Мне так страшно, Дрю. Я не думаю, что окажусь где-то, и знаю, что ничего не почувствую, когда все закончится, но я не хочу это чувствовать, Дрю. Не дай мне это почувствовать. Эндрю проглотил слезы, а его губы нашли очередную слезу, скатывающуюся по щеке Нила. Он притянул его к своей груди, прижимая его лицо к своему телу, позволяя Нилу почувствовать и впитать все тепло, что у него было. Раньше Эндрю постоянно мерз. Как всё изменилось. — Не дам, Нил, не дам. Обещаю. Он знал, что имел в виду нечто большее. Большее, чем просто позволить Нилу глубоко спать, пока он задыхался, большее, чем обещание все еще быть рядом в этот момент. Это было обещание всего, что сегодня потребовал Нил, и Эндрю исполнит каждое его желание. Пока дыхание Нила медленно выравнивалось, пока Эндрю водил ногтями по лысому черепу Нила, он почувствовал, как и его покидает напряжение. Прямо перед тем, как ритм дыхания Нила выровнялся для сна, Эндрю услышал, как он сказал: «Я люблю тебя, Дрю. И всегда буду. Только ты, снова ты, всегда ты! Ты, ты, ты.» — Я люблю тебя, Нил. И всегда буду. Только ты, снова ты, всегда ты! Ты, ты, ты. Он почувствовал, как Нил улыбается у его груди, и возненавидел свою эйдетическую память за то, что та подкинула ему сцену со дня их свадьбы. Нила в слишком обтягивающем и восхитительном смокинге, говорящего эту клятву с влажными глазами, улыбаясь, когда Эндрю ответил той же клятвой. Очередное обещание. Самое важное. Он еще никогда не был так уверен, что сдержит обещание. Эндрю закрыл глаза и позволил утянуть себя в мягкий сон. Он сможет продолжить беспокоиться завтра. А пока, Нил еще не умер.