Возрождённое сердцебиение

Новых заказов от «Н.» уже давно нет, а госпожа Ху даровала ЧжунЛи дополнительные выходные за отличное выполнение работы. Он действительно вымотался за эти несколько дней, но такова участь аристократа, которому нужно работать в похоронном бюро, притворяясь человеком, так еще и выполнять условия контракта с «Н.»; хорошо, что ЧжунЛи после смерти ГуйЧжун оборвал почти все связи с внешним миром и теперь ему не нужно поддерживать облик местной весьма приятной и всеугождающей личности. Со временем жители ЦинЦе это поняли и перестали донимать его своими визитами – иначе они, если будут слишком настойчивы, почувствуют на своей шее острие кинжала отважного дворецкого. Впрочем, жители деревни считают, что господин, имя которого неизвестно даже старикам-долгожителям, умер триста пятьдесят лет назад, а то и больше – а он всего лишь меняет имена и маскируется, чтобы никто не узнал о его сущности; переезжает в другое поместье, древнее и более традиционное, живет там около шестидесяти лет, снова возвращается в более современный особняк и повторяет те же самые действия. Ныне жители думают, что в глуши ЦинЦе живет праправнук внука забытого аристократа, но байки о «безумном господине», который удивлял их своей внезапно начавшейся отчужденностью, все еще разгуливают по окрестностям. Посетители деревни после «Добро пожаловать!» непременно услышат от стариков «Не ходите в особняк в лесу, если не хотите проклясть весь свой род». ЧжунЛи иногда удивляется, почему охотники на нечисть или иные смельчаки до сих пор не заинтересовались им. Вампир привык к скуке и одиночеству в поместье, но если раньше он бы изливал душу потускневшему портрету любимой, то сейчас идет в библиотеку – в место, где можно забыть о столь ужасных эмоциях. Можно было бы зайти к Венти, но некая неловкость не давала аристократу этого сделать; он предпочел наблюдать за «диковинкой» издалека, когда та, например, гуляет по саду. Когда тоненькая фигурка Венти выделяется на фоне пышных крон гингко и высоких мальв. Когда он садится на полюбившуюся ему деревянную качель, забавно дрыгая ножками, когда весел, и печально смотря на потрескавшуюся статую, когда тоска по прежней жизни берет верх. ГуйЧжун тоже любила эту качель, поэтому преданный муж не трогал этот участок сада с самой ее смерти, даже когда решил перестроить дом. Оттого там так тенисто летом и осенью – он даже не позволил стричь крону деревьев и дикий плющ. На той земле валяются прошлогодние, засохшие и медленно сгнивающие стебли растений. Это место запретно, священно... ЧжунЛи не знает, почему позволяет какому-то человеческому мальчишке так нагло рассиживать тут и осквернять любимое местечко покойной Госпожи. А правда ли осквернять? ЧжунЛи резко останавливается в начале коридора: Венти с интересом рассматривает картины, развешанные по длинной галерее. Его шаг нетерпеливый, наполненный юношеской строптивостью; бард складывает руки в замок за спиной, когда замирает возле очередного холста. И ЧжунЛи меняется в лице, наблюдая за кормильцем: тот немного думает, а затем делает реверанс, держа взгляд на нарисованной паре, предположительно из Фонтейна. Мужчина и женщина, одетые в роскошные старинные наряды, согнулись в почтительном поклоне. Зоркие глазки подмечают, что действие картины происходит на балу, и Венти делает пробное и неуверенное движение, кружась, пока не останавливается возле другой картины. Но, похоже, она его не заинтересовала: он возвращается к фонтейновской паре, а после неумело отводит ногу назад и поворачивается. Попытки исполнить «возвышенный» танец не увенчались успехом, поэтому Венти раздраженно выдыхает и каблуком отбивает какой-то ритм, что не был знаком вампиру. ЧжунЛи стоит на месте как зачарованный. Как... как маленький ребенок. Боится спугнуть, поэтому невольно прячется за угол так, чтобы не быть замеченным, но хорошо видеть объект своего интереса. Янтарные омуты внимательно следят за резвыми движениями, за взмахами руками, за очаровательными ножками. Стук каблучков заставляет ЧжунЛи словно впасть в транс. Разрушать своим внезапным появлением такую идиллию совсем не хочется; раньше бы он наверняка равнодушно продолжил свой путь в библиотеку, не чувствуя вины за то, как кормилец смущенно останавливается и спешит уйти в свои покои, отказываясь выходить даже на обед. Уголки тонких губ дергаются в незаметной улыбке, когда ЧжунЛи видит, как Венти подбирает свой простенький шлейф и, танцуя, приближается к очередной картине и рассматривает ее, но снова пускается в пляс, закрывая глаза. Его рука плавно поднимается, и вампир может сказать, что юноша представляет, как держится за плечо некого партнера. Кружения, бодрые взмахи, и увлекшийся Венти упирается спиной во что-то твердое. Он раскрывает глаза, поворачивается к препятствию и сразу же ахает и отстраняется: тем, что по его мнению, было стеной, оказалось ЧжунЛи, который, потонув в наблюдении, случайно вышел из своего укрытия. – С-сколько ты смотрел на меня?! – смущенно вскрикивает бард и сжимает ладошки в кулачки. Он растерянно смотрит на аристократа, ощущая негодование и стыд. Хотелось просто убежать, но гордость не позволяет: вампир должен убедиться, что Венти отличается от тех хрупких, всегда наигранно падающих в обморок и краснеющих, покорных омег. – Нисколько, я только что зашел сюда, – вампир неловко прочищает горло, отрицая, что видел танец Венти от начала и до самого конца. Складывая руки за спиной, он решает напасть ответно, выглядя уже уверенно: – Чем же ты тут занимался, что настолько смущен? – Не лги, я не слышал шагов! Тебе... тебе не следовало приходить сюда... – добавляет юноша тише, опуская взгляд и стыдливо теребя браслет на запястье. – Не следовало? Это мое поместье, а значит я могу ходить по нему куда хочу и когда хочу, – сдержанно усмехается. – Но приношу свои извинения за то, что прервал твое занятие. От его слов стыд Венти увеличивается, но бард, подняв взгляд, только гордо хмыкает и убегает. ЧжунЛи же, как только его кормилец скрывается, резко выдыхает и кладет ладонь на сердце – ему кажется, что у людей оно после подобного должно биться часто-часто, но его сердце не бьется. Не бьется всю его долгую и тягучую жизнь. Губы растягиваются в легкой улыбке, когда ЧжунЛи вспоминает этот прелестный и милый танец. *** – Как там Венти? – спрашивает ЧжунЛи, пока прикрепляет на шейный платок яшмовую брошь. Спустя две недели снова пришла записка от «Н.» – теперь надо убить одного опытного вампира-мафиози, предположительно формирующего заговор против самой «Н.». – О, вы так часто начали интересоваться им, Господин, – ГаньЮй, помогающая вампиру одеться, смущенно улыбается. Она накидывает сюртук ему на плечи и, когда ловит на себе суровый взгляд, отвечает: – Он скучает по Мондштадту. Ах, тоска сильно сказалась на его здоровье: стал худеть... и жуть какой бледный. Однако я давно не слышала его плача. – Понятно... – протягивает ЧжунЛи, слегка хмурясь. Тот Венти, которого он изредка видел в коридорах, библиотеке, на ужине, отличался от Венти в его покоях. При вампире он всегда такой неприступный и гордый, но при этом умудряется показывать признаки уважения, а в одиночестве эта гордость рушится и на волю выходит тоска и уязвимость. Надевая черные перчатки, он небрежно приказал: – Принеси ему в покои букет цветов из оранжереи. Дай сладкого. Закажи всякие безделушки. – Ох, Господин, вы совсем не разбираетесь в чувствах омег... – вздохнула полукровка и собралась продолжить, но была прервана ЧжунЛи: – Я не отпущу его, ты же знаешь. – Да-да, я понимаю вас, – девушка мягко улыбнулась. – Но, возможно, ему просто нужно чувство безопасности? Вы его так напугали. Он уже привыкает к новой жизни, но если вы продолжите так себя вести, то он никогда не начнет доверять вам. – Я веду себя абсолютно нормально. Две недели назад он начал делать мне книксены. Недавно я вызвал у него улыбку. Два раза он краснел, – фыркнул вампир, надевая шляпу. – Но... да, возможно, ты права. – И что же вы будете делать? – ГаньЮй снова нежно улыбается и складывает руки в замок на животе, а когда ЧжунЛи отвел взгляд и неловко прочистил горло, она мягко засмеялась: – Бедный Господин! Вы совсем забыли о таких чувствах, как сострадание и любовь... покойная Госпожа, к счастью, эти чувства в вас пробудила: вам остается только вспомнить о них. – Мне не нужна любовь. Ему, наверное, тоже. – Но, сострадание! – Сострадание... – с досадой повторяет он, словно смакуя. – Чем же тебе не нравятся цветы, украшения, сладости? Весьма хорошие подарки. – Это, безусловно, может поднять ему настроение... но подарки не могут вызвать чувство безопасности, Господин, – ГаньЮй качает головой, что полностью выдает ее мысли – «Безнадежен». – Более того, даже самые дорогие вещи не заставят упасть его к вашим ногам, поверьте мне. Он другой. Недавно мы разговаривали... он подробно рассказал мне о детстве и жизни после тех трагичных событий. Знаете, Господин, вы с ним чем-то похожи. – ...и как ты поняла, что ему не нужны подарки? – ЧжунЛи игнорирует последние слова ГаньЮй. Нет, они не похожи – хрупкий человечек даже рядом не стоит с могущественным вампиром. Как у них может быть что-то общее? Нет. Недаром вампиры и люди с давних времен жили раздельно. Недаром люди пытались уничтожить кровопийц, а последние – захватить власть. – В том разговоре я поняла, что он совсем не тот, кем кажется. Он кажется стойким, знающим себе цену, хитрым прохвостом и о! – даже веселым и энергичным (вам надо постараться, чтобы увидеть эти две эмоции, Господин). На самом деле он – то самое запуганное дитя, которому плевать на подарки, плевать на деньги – лишь бы его обняли и похвалили. Господин, вы... вы такой же. – Я не такой же. Но он не позволит мне его обнять и похвалить. Да и за что хвалить? За красивые глазки? – Господин... ох, бедный и одинокий Господин... – девушка кладет ладонь себе на лоб, закрывая глаза и безнадежно вздыхая. – Вы упорно не хотите понимать, к чему я клоню... – Так говори прямо. – Подойдите к нему. Спросите что-нибудь – как его здоровье, какая его любимая книга или музыкальное произведение... ах, точно! Попросите его сыграть то самое произведение. Пригласите его на прогулку, будьте нежны – дайте ему понять, что вы безопасны. То, что он краснел несколько раз не значит, что краснел не из-за стыда, и выполнение книксенов не значит, что он не делает их по той причине, что лишь боится вас. Вы поняли, что я имею в виду? Обычная светская беседа. – Я так и сделаю, – ЧжунЛи сдается, берет пистолет и кладет его во внутренний карман сюртука, а кинжал вкладывает в ножны. – Но позже. Не забудь принести Венти цветы и сладости. ГаньЮй послушно кивает и поправляет сюртук мужчины, разглаживает складки на брюках и замечает, что ЧжунЛи смотрит вниз слишком задумчиво. – ГаньЮй, – окликает он девушку, когда та поспешила удалиться. – Наше сердце никогда не будет биться, верно? – Разумеется, Господин. Но почему вы спрашиваете? Вы должны знать о нашей сущности больше, чем я. – Недавно мне показалось, что мое сердце на секунду забилось, когда я наблюдал за... прекрасным. – Вероятно, вам показалось, Господин... *** Венти сидит в кресле около окна и печально смотрит на сад. Может, он нуждается в слезах? Юноша настолько сильно сжимает лоскуток тонкой ткани, на котором он вышивал незамысловатые цветы, что оставляет на ладонях следы-полумесяцы от ногтей. Он помнит, как горько плакал первый месяц «заточения», как страдал и упивался горем... да, он уже давно не плакал. Венти встает и подходит к окну, раскрывая его. Упираясь коленом в подоконник, он немного наклоняется вперед и замирает. «Я точно этого хочу?» Юноша вспоминает, как после ужина с неудавшимся самоубийством – ЧжунЛи успел его загипнотизировать, отобрав десертный нож – он отчаянно выглянул в окно, оценивая, может ли падание со второго этажа подарить ему желанную смерть. Хотя бы большую травму – тогда, быть может, ЧжунЛи выбросит его, как сломанную куклу. Это было не желанием смерти, а чистой безысходностью, потому что Венти всегда хотел жить, хотел наслаждаться мирскими благами, хотел продолжить деятельность умершего брата и дарить людям улыбки своими песнями. Из-за какого-то странного вампира он не будет менять свои намерения. Вампир не в праве отбирать его желания. Венти закрывает окно и снова садится в кресло, устало склоняя голову. То, что должно быть ненавистью и тоской, теперь кажется растерянностью и... смущением. Он не понимает своих чувств – слишком незнакомо, неправильно и непривычно. Стук в дверь заставляет Венти вздрогнуть и решительно выпрямиться, бросив взгляд на свое отражение в зеркале неподалеку и убедиться, что он выглядит презентабельно. – Входите, – слабо приглашает юноша, и его брови чуть приподнимаются, когда в покои входит ЧжунЛи. Вампир посещал его нечасто, в основном – для питания или короткого разговора. Венти невольно закусил губу, но встал и поприветствовал покровителя кивком. – Мне сказали, что ты неважно себя чувствуешь, – спустя несколько секунд неловкого молчания начал вампир, сразу замечая бледноту и некую вялость Венти. Взгляд невольно падает на стол, где в вазе стоит немного увядший, но все еще пышный букет цветов и раскрытая шкатулочка с серьгами. – Ничего особенного, просто хандра, – наигранно спокойно отмахивается Венти. Он должен пожаловаться, что скучает по прежней жизни, по своим друзьям, что ему тягостно жить здесь, а потом разрыдаться, надеясь добиться свободы, но... не хочет этого делать. Ангел и Демон сидят на его плечах, шепча, что нужно делать – Ангел советует использовать хитрость, умоляет бежать, а злосчастный Демон шепчет остаться. – Это ведь ты велел заказать драгоценности? Но мне они не нужны, мне не нужно красоваться. – Глупости! Они нужны тебе. Ты молодой и красивый, а свою красоту надо учиться подчеркивать. Ты сын лорда, а не бедняка; ты кормилец богатого вампира. Другие бы это ценили и умоляли купить им новенькие украшения, – ЧжунЛи слегка строго смотрит на кормильца, а потом одергивает себя и пытается быть менее пугающим. Он садится на рядом стоящий стул, опираясь локтем на поверхность столика. Неуверенно, но аккуратно спрашивает, вспоминая указания ГаньЮй: – У тебя есть любимая книга? Сообразив, что перешел к вопросам слишком рано, вампир неловко прочищает горло и переводит взгляд в окно. – «Башня Мондштадта», – оправившись от неожиданного вопроса, вдруг отвечает Венти и слегка улыбается. Было смешно наблюдать за изменениями в поведении ЧжунЛи: как вместо непрерывного зрительного контакта он иногда отводит взгляд, как голос его становится нежнее. – Это исторический роман. – О, и... о чем же этот роман? – мужчина специально изображает неосведомленность, хотя знает текст этой книги, кажется, наизусть – было слишком много времени, чтобы не прочитать ее несколько раз. Пока Венти кратко пересказывает сюжет, ЧжунЛи не может не смотреть на то, как тот слегка жестикулирует своими хрупкими ручками с мозолями на подушечках пальцев, как его глаза наполняются некой жизнью, – и ЧжунЛи хочется расспросить юношу обо всех книгах, что он знает, чтобы видеть этот блеск в глазах дольше. – Интересно, – вампир тоже слегка улыбается. – Я обязательно куплю ее и прочитаю. А как насчет музыкального произведения? Ты, должно быть, знаешь все песни континента. Когда мы были в Мондштадте, к тебе приставали дети. Народ тебя любит, да? – Благодарю. Действительно, среди мондштадских бардов я получаю... точнее, получал больше всего пожертвований, но несмотря на это, всегда найдутся те, кто захочет раскритиковать меня. Насчет песни... я могу сыграть ее. – Буду рад. Венти встает с кресла и берет лиру, тихо вздыхая и на пробу проводя по струнам пальцами. Вскоре раздаются ангельские, по мнению вампира, звуки, к которым позже прибавляется не менее ангельский и чистый голос. Венти закрывает глаза и полностью отдается своему занятию, поэтому не видит, как взгляд ЧжунЛи наполняется удивлением и очарованностью. – Как ценитель искусства, я могу сказать, что у тебя талант. Превосходная игра на инструменте и чистый голос... – комментирует аристократ, когда Венти заканчивает свое маленькое выступление. – Это ведь «Баллада о драконе»? Был момент в моей жизни, когда я увлекался мондштадтским искусством. Бард кивает и приподнимает уголки губ, польщенный похвалой. Он ставит лиру на место, а ЧжунЛи пристально смотрит на маленькие потертости на ней – примечает, что надо купить кормильцу новую. Почему-то тратить солидные суммы на юношу кажется необходимым. Нежных певчих птиц ведь тоже садят в золотые, богато украшенные клетки, чтобы подчеркнуть их красоту... *** Венти смирился. Юноша понял это, когда проснулся на удивление легко. Хандра окончательно ушла, и теперь он не беспокоится о том, что его глаза на утро могут быть покрасневшими от безудержных рыданий ночью. Он на удивление ответственно подходит к выбору наряда на день, почти как все богатенькие люди (хотя Венти до сих пор не может смириться с тем, что наряд те самые богатенькие мондштадтские и фонтейновские юные леди и джентльмены должны менять не менее пяти раз в день – утренний наряд, обеденный, дневной, прогулочный, вечерний – потому что ему жалко ГаньЮй и ШэньХе, которым придется их стирать. За пять лет сиротской жизни он научился довольствоваться малым и даже благодарен, что не стал дальше воспитываться в семье аристократов). На удивление не пропускает ни одного приема пищи, хотя ест, как и всегда, мало. Быть может, все не так плохо? Богатый покровитель, который показал свою сдержанность и вежливость, новая подруга, добрая старушка-экономка, которая невероятно сильно напоминает Венти матушку... Пока ГаньЮй затягивает ему корсет, причитает о том, как мода Мондштадта калечит людей, ругает фонтейновских модельеров за то, что они распространяют по всему континенту свои безумные идеалы, рассказывает о ЛиЮэ, в уме юноши на секунду мелькает мысль о том, как ЧжунЛи на него посмотрит сегодня – с одобрением, с очарованностью, с нежностью или же с неудовлетворением. Венти говорит ГаньЮй затянуть корсет туже, лишь бы увидеть его жалостливый взгляд, что на мгновение промелькнул сквозь маску серьезности. Все-таки что-то внутри барда трепещет, когда он слышит это несдержанное «Как вы, северяне, еще не умерли от удушья?» или аккуратное «Не стоит так мучить себя, ты в ЛиЮэ. Мы ни в коем случае не подумаем, что ты невежда». Наверное, потому, что этих слов не хватало ему с пяти лет, когда мать по просьбе отца приказала горничной в первый раз одеть на юношу корсет, чтобы привыкал. Ах да – также забавно слышать такое от вампира, который казался ему серьезным и даже строгим. Другой, нормальный похититель наверняка бы не обращал на такие мелочи внимание, не беспокоясь об обеспечении пленника одеждой, или наоборот, заставлял затягивать корсет до потери сознания. «Селестия, о чем же я думаю!» Два месяца. Два гребаных месяца – и Венти смирился. Он не мог поверить, что так быстро сдался. Не мог поверить, что видеть ЧжунЛи для него теперь перестало быть сложным испытанием. Теперь образ ЧжунЛи Венти видел совсем иначе: это был стойкий, серьезный мужчина, однако с большой душевной травмой, которая наверняка и сделала его таким. Вампир не был грубым, невежественным, навязчивым и жадным до внимания, нет – а воспитанным и сдержанным, вежливым, уважающим личные границы; этим он и притягивал к себе Венти. ЧжунЛи всегда такой элегантный и по-своему очаровательный, что юноша стал думать, что он герой какого-нибудь современного романа. Во время «учебы» в его бархатном голосе хотелось утонуть – бард понял, почему на Алом балу множество вампиров и их спутников внимательно слушали его рассказы и умные размышления, в то время как сам Венти не желал делать этого. Сравнивая ЧжунЛи с остальными вампирами, которых видел юноша и следуя стереотипам, можно сказать, что он смог частично отпустить прошлое – кроме покойной любимой, конечно, – потому что его дом, судя по дизайну, был построен явно недавно и искусно сочетал в себе и традиционные элементы ЛиЮэ, и модные элементы Фонтейна; и хозяин этого особняка тоже одевался по последней моде и сочетал родной стиль и стиль королевства справедливости – вероятно, чтобы казаться непохожим на вампира, которого представляют себе большинство людей. Но Венти все же немного побаивался ЧжунЛи, ведь он так и остается вампиром, несмотря на его положительные качества. Также его немного волновало то, что мужчина знает о нем почти все, а о себе рассказывает лишь малое. Вечером Венти проскальзывает в гостиную, так как снова получил приглашение отужинать вместе. Венти делает книксен в ответ на поклон ЧжунЛи, а после поднимает взгляд в надежде получить какую-нибудь реакцию. Вампир бегло осматривает внешний вид кормильца, пока тот садится на стул, и его глаза одобрительно щурятся. – Разве тебе нечем заняться, что ты снова приглашаешь меня на ужин? – сегодня у Венти хорошее настроение, поэтому в его голосе звучит нотка игривости. – В Мондштадте такое поведение посчитали бы дурным тоном. Так часто ужинать вместе имеет право только семья. – Прошу прощения за дерзость. В ЛиЮэ, напротив, такое поведение считается уважительным тоном. Я стараюсь придерживаться твоего родного этикета и не заставляю перенимать обычаи ЛиЮэ – не можешь ли ты тоже оказать мне милость и хотя бы выпить со мной чаю? – на тонких губах играет легкая ухмылка. ЧжунЛи подпирает одним пальцем подбородок, приподнимая бровь. – Ты сегодня в хорошем расположении духа. – Да, на душе так легко... – мурлычет юноша, наблюдая, как вампир неторопливо водится с завариванием чая. Видимо, Венти придется еще долго пытаться понять чужие обычаи – ведь невозможно пить из этих крошечных чашечек! Тем более ждать, пока ЧжунЛи проведет эту долгую церемонию – прогреет заварник кипятком, оценит аромат чая, заварит его, уберет пузырьки и чаинки с поверхности воды. А ведь каждый жест в такой церемонии имеет свой смысл... Вдруг Венти себя одергивает, принимая более сдержанную позу. В голос возвращается доля недоверия и настороженности. – Ты не держишь меня под гипнозом? – Ты можешь мыслить сам, сам управлять своим телом – следовательно, ты полностью в сознании, – пока аристократ делает глоток чая, он прикрывает глаза, загадочно улыбаясь: – Но, возможно, это действие моей слюны. Она заставляет кормильца... привязываться к покровителю сильнее. Ведь именно это ты чувствуешь? Твой мозг реагирует на раздражитель и приказывает тебе думать обо мне, заботиться; это лишь необходимое условие нашего симбиоза. – Как у животных, – губы юноши на мгновение искривились в мнимом отвращении, а после Венти выпрямился и с самой правдоподобной уверенностью съязвил: – Всякого рода инстинкты. Впрочем, вампиры – и так животные. – Но не я. – Да... – Венти тихо вздыхает и опускает взгляд, сдаваясь. – Но не ты... – А ведь три недели назад ты назвал меня чудовищем, – добродушно посмеивается ЧжунЛи, пряча улыбку за пиалкой. – Теперь я для тебя не чудовище? Что мне еще сделать, чтобы ты окончательно перестал ненавидеть и бояться меня? Нам придется прожить вместе очень долго, но с ненавистью не построишь доверительных отношений. Венти, делая глоток чая, сразу жмурится от его горьковатого вкуса, чуть отворачиваясь, чтобы скрыть выражение своего лица. Проглотив жидкость, он не избавился от легкого жжения в горле, поэтому тихо кашлянул, прикрыв рот рукой. ЧжунЛи тут же подливает воды из рядом стоящего чайничка в пиалу кормильца, разбавляя терпкий вкус и тем самым нарушая традиции – и от этого заботливого жеста щеки юноши предательски покраснели. – Привези мне нерастаявший снег с гор Снежной, – спустя некоторое время отвечает он на вопрос покровителя с легкой издевкой. На губах его заиграла легкая ухмылка, когда он получил ожидаемую реакцию – брови вампира чуть приподнялись от удивления и, кажется, от азарта. – Господин, на улице стоит какой-то человек и просит приюта на ночь. Он ранен, – робко говорит подошедшая ГаньЮй, слегка кланяясь. – Не впускай, – тон ЧжунЛи невозмутим. Невозмутим настолько, что кажется, будто он произносит это каждый день его тягучей жизни. Все искры азарта в его глазах стремительно потухли. – Пусть Сяо прогонит его. Может, он только притворяется бедным и обделенным. – Слушаюсь, – ГаньЮй поворачивается и делает два шага, но замирает в нерешительности, когда Венти тихо обращается к покровителю: – Но нельзя быть таким равнодушным. Может, он и правда нуждается в помощи... я могу помочь с уходом за ним. – Будешь со мной спорить? – в глазах вампира вспыхнул тот самый огонь опасности и строгости. Его Венти не видел давно, поэтому слегка вздрагивает от неожиданности, однако сразу же решительно отвечает: – Буду. Этому человеку нужна помощь! Тем более, если у него будут злые намерения, ты его убьешь. Если тебе жалко бинтов, то я готов заменить их... своими лентами или рубашкой! – в дерзновении он чуть наклоняется вперед, но потом уже тише добавляет: – Пожалуйста, он же ранен... ЧжунЛи чуть хмурится, сохраняя отстраненный вид. «Какой же этот мальчик на самом деле добрый и нежный...» «Имею ли я право тоже быть таким? Люди сделали мне и моей ГуйЧжун больно... наверняка он так настаивает на этом только для того, чтобы попросить помощи!» Уже спустя несколько секунд он поворачивается к полукровке и произносит «Впусти». «Только один раз.» Спустя некоторое время в гостиную заходит фигура, чье лицо скрыто под капюшоном, и Сяо с ГаньЮй. Сяо насторожен и держит руку на пистолете, заткнутом за пояс – он также не доверяет незнакомцу. Однако этот незнакомец не выглядит опасным или злым, а наоборот: он тихо поскуливает от боли и зажимает рукой кровоточащую через ткань одежды рану на плече. – Доброго вечера. Кто вы? Что вам нужно? – спрашивает ЧжунЛи, делая глоток чая и внимательно осматривая фигуру. Незнакомец стягивает с головы капюшон, открывая обзор на светлые, в свете свечей отливающие золотом, волосы, запачканные грязью щеки и подбородок, медовые глаза. Венти замер. Брови поползли вверх, а рот чуть приоткрылся от шока. «Пожалуйста, друг мой, уходи, ты попал к слишком сильному для тебя вампиру...» Венти замечает на себе такой же удивленный взгляд медовых глаз, в горле засел комок, не позволяющий произнести и слова. – О, так вы, кажется, знакомы, – холодно протягивает ЧжунЛи. Намекая, что нужно возобновить спектакль с супружеством, он наигранно нежно обращается к барду: – Сокровище мое, ты не рассказывал про этого молодого человека. Что же, пусть он представится и скажет, что ему нужно. Вы ранены, верно? – Д-доброго вечера, сэр... – заметив выжидающий взгляд, незнакомец отмирает и легонько кланяется, все еще зажимая рану на плече. – Я Итэр Аб'алия, путешественник и охотник на нечисть. Пусть я предстал перед вами и вашим... супругом совсем не в лучшем виде, пожалуйста, не думайте обо мне скверно. Я прошу помощи – на меня напали вампиры, но победа стоила мне многого. Я лишь прошу ночлега и чистых бинтов... и моя компаньонша сейчас ждет неподалеку. Я не смог ее донести. Прошу вас, не откажите мне. – Хорошо. Мой дворецкий доставит вашу компаньоншу сюда, – благосклонно, но с ноткой холода кивает ЧжунЛи. Наблюдает, как Итэр сообщает местоположение его компаньонши Сяо, а после дает дворецкому разрешение исполнить просьбу гостя. Кивает ГаньЮй, и та, аккуратно придерживая охотника, ведет вглубь особняка и зовет мадам Пин. Венти срывается с места и быстро шагает за ними, но его останавливает крепкая хватка на запястье и грозный шепот: – Только попробуй попросить его о помощи, я все равно сильнее. Веди себя как любящий супруг. Чуть нахмурившись, Венти вырывается из рук ЧжунЛи и тихо фыркает. – Только попробуй тронуть его, и я убью себя, – угрожает он в ответ. А помощи просить и правда не хочется. *** С горящей свечой в канделябре Венти входит в покои, где ЧжунЛи разместил Итэра и его компаньоншу. Первый сидит на кровати, голый по пояс. Бинты обвивают его плечо и талию. – Я думал, ты не придешь, – говорит он, поворачиваясь. – Приятно снова встретить тебя, мой друг. – Итэр... – облегченно выдыхает Венти, переводя взгляд на спящую Паймон. – Паймон тоже ранена? Как так получилось, что ты не смог справиться с теми вампирами? Как вас вообще занесло в такую глушь? Итэр улыбается, чуть жмурясь от боли по всему предплечью, когда отвечает на внезапные объятия старого друга. – Мне поручили расправиться с одним вампиром по имени Рекс Ляпис. Мы прочесываем весь ЛиЮэ... и по пути мы наткнулись на этих нелюдей. Паймон они, как видишь, особенно не пощадили. – Ох... – сердце Венти забилось быстрее. Охота на ЧжунЛи! Он опустил взгляд, закусив губу. – Я ничего не слышал об этом Рексе Ляписе. – Ничего, рано или поздно мы найдем его, – успокаивающе улыбается охотник. Кажется, он еще не понял, что ЧжунЛи – вампир! – Но хватит о нас. Ты, получается, нашел свою половинку? И каково это? Вы обручились по любви? Наверное, этот добрый господин не слишком тебя балует – или ты стесняешься носить узы любви. – Он... между нами подлинная любовь! Мой любимый балует меня, ты ошибаешься. Просто мы живем в глуши, к нам не ходят гости – и я не посчитал нужным носить узы дома. Он все равно не заставляет меня, – мастерски врет. Сейчас защитить ЧжунЛи от раскрытия его сущности в интересах юноши – ведь он не знает, пощадит ли Итэр его самого. Охотник был его другом, но доверять полностью он ему не мог. Более того, смерть ЧжунЛи – смерть Венти. Так уж и быть, кормилец сделает одолжение вампиру. – Я счастлив с моим лордом. Хотя он и строг, но... не делает ли это его настоящим, добросовестным мужем? Он не жалеет на меня денег и времени. Я действительно люблю его. – Твой голос дрожит, – замечает Итэр, отвлекаясь, чтобы хорошенько укутать спящую Паймон в теплое одеяло. – Ты не врешь? Он не бьет тебя, не обижает? – Если бы и бил, то я бы не смог ничего с этим сделать. Ни обратиться в суд, ни сбежать. Он терпит мою строптивость... иногда может приструнить меня, конечно, – Венти издает смешок, который получается скорее нервным, чем правдоподобным. Прикрывает волосами укус и узор из синих венок на шее. – Почему ты так беспокоишься? – Мою сестру убил ее собственный жених. Ты мой друг, которого я ценю и люблю. Ты должен понять меня... – измученно объясняет Итэр, протирая глаза, чтобы избавиться от усталости. – Я так рад, что Селестия свела наши пути, Венти... *** Венти останавливается перед дверью в кабинет ЧжунЛи и немного мешкает, прежде чем осторожно постучать. Вампир точно должен быть здесь, ведь он, как юноша понял, не спит ночью. После приглушенного «Да?» Венти входит, надеясь, что ЧжунЛи простит его внешний вид – ночная сорочка, которая, хоть и достигала щиколоток, могла показать, что бард готов к близости (упаси Селестия!) или же, что он не обладает скромностью и манерами. – Итэр ищет Рекса Ляписа, – Венти закрывает за собой дверь. – Рекс Ляпис, ты будешь сдаваться? – Ни за что, – ЧжунЛи отрывается от изучения документа, но сразу же опускает взгляд, чтобы не смущать юношу. – И ты соизволил проинформировать меня об этом? Благодарю. Умный шаг. – Я не хочу умирать только из-за того, что он убьет тебя или прознает, что я –кормилец, – бард на секунду оторопел, видя вежливость вампира. Невольно улыбается и отводит глаза, чувствуя тепло в груди. – Он сильный охотник. – Прощу прощения, но я убью его и его компаньоншу первым, – ЧжунЛи откладывает документы, встает и спокойно берет пистолет.