***
Кай встретил его на выходе. — Как он? — Нормально. Вот и поговорили. Гармадон успел послушать часть их разговора, — вернее, говорил только Кай, но этой информации оказалось вполне достаточно, — где было что-то вроде «не учуди ничего, пока нас нет, и подумай хорошо, пожалуйста». Услышать от этого юноши слово «пожалуйста» в таком контексте оказалось неожиданностью: он хотел остаться и продолжить обучение. А Ллойд в ответ только промолчал. Ллойд не говорил с ними с того инцидента. Совсем. — Попросил чего? — Ага, а заодно рассказал лекцию по микроботанике, — закатил глаза Кай. — Он же такой общительный сегодня! — Я бы попросил тебя выбирать выражения получше. И не хамить. — Я не хамлю! Он одёрнул себя после крика. Шлёпнул ладонью по лбу, пригладил волосы по привычке. Вздохнул. Если Ллойд покинет их, выздоровив, лучше не конфликтовать с учителем лишний раз. Кто знает, как он решит на нём оторваться. Хотя Кай не знал, что ещё ему сказать. Он пробыл в комнате друга минут двадцать и за всё это время не услышал даже суховатого «ага», а теперь его отец, прекрасно осведомлённый о ситуации, задаёт такие глупые вопросы! Ничего кроме сарказма из него вырваться не способно было — давно пора привыкнуть! — Ничего он не просил. Молчал. — Понятно. А ещё это было некрасиво. Сам бы пошёл и узнал, в конце концов, его же ребёнок. Гармадону вообще не стоило строить все эти грустные гримасы по честному мнению Кая. Вообще-то это он виноват. Устроил представление на ровном месте, а теперь носа не кажет в комнату Ллойда. — Ты готов идти? — Нет, мне нужен фен, гель для волос и новая одежда из «Gris&Snakes». Но так как такой услуги в нашей лесной хижинке нет, придётся выдвигаться так. — Не поясничай. — Пошутить нельзя, — фыркнул обиженно. — Я надеюсь, мы собираемся купить что-то кроме миллионов видов круп и овощей? Меня уже тошнит от гречки, которую Ллойд готовит. — Потерпишь. — Ну нееет! Если мой желудок в ближайшую неделю не увидит мяса, я клянусь: пойду на охоту. Или рыбу ловить! Голыми руками! Отчего-то Гармадон вдруг улыбнулся: будто идея с охотой пришлась ему по вкусу. Или… с рыбалкой? И Кай захотел проглотить язык: не хватало ещё сидеть над удочкой с рассвета до заката и тупо молчать. Такое по душе могло прийтись как раз только его гениальному учителю, чтобы кои-то веки наконец отдохнуть и послушать тишину, а не их с Ллойдом бесконечные перепалки. Умно, но как-то несправедливо. До рынка идти было долго. Как будто специально они поселились как можно дальше от всех деревень, где, чтобы добраться, сломит ногу даже чёрт. Едва протоптанная дорога через лес, длинный овраг и огромное кукурузное поле в конце — под жарким летним солнцем. Время замедлило свой ход. Кай смотрел вдаль и видел тысячи зелёных початков, образующих бесконечное изумрудное озеро, разлитое за горизонт, как через край стакана. Это было… непривычное зрелище, но такое родное. Как мамина колыбельная, которую слышишь спустя много лет и не помнишь головой — но сердцем трепещешь. — И как можно тут работать в такую жару? — сочувствующе кивнул Гармадон, наблюдая, как молодые юноши и девушки орудуют мотыгами по всей площади этого огромного поля. — Было у нас с Ву увлечение на заре молодости. Решили поиграть в садоводство. Посадили, значит, он — какой-то цветочный куст, а я — яблоню. Ухаживали за ними всё лето, поливали, пололи, чуть не спали под ними, — он рассмеялся, предаваясь воспоминаниям. — А под осень они оба завяли. Видел бы ты наше разочарование. — Хм, то есть Кристоферн был не первым опытом? — Кай ехидно усмехнулся. — Однако погляди: выжил. Значит, я всё-таки научился чему-то, — ехидность пропала с лица, когда реакции стыда или злости не последовало. Странный старик: вроде не любит вспоминать свою жизнь, а всё равно рассказывает о таких глупых и бесполезных вещах, как увлечение садоводством. — То есть вы с мастером Ву решили выполнить «три главные цели на жизнь» в том возрасте? В таком случае, не хочу его расстроить, но он не преуспел. — Какие «цели»? Кай хихикнул. — Построить дом, вырастить дерево, родить сына. У вас как минимум один пункт выполнен. Гармадон остановился в изумлении и нахмурился. Около минуты прожигал его взглядом, видимо, пытаясь понять: шутит или нет? — а потом вдруг громко рассмеялся. — Глупость какая, эти твои цели! Кто это вообще придумал? Очередной интернет-гений? — Да не знаю, вроде кто-то правда умный. — «Правда умный», Кай, не станет всех равнять под одну гребёнку. И опираться на древние не актуальные истины тоже. Я на своих веках ещё застал времена, когда ты мог бы открыть глаза кому-то этой цитатой. Люди жили в гармонии с природой, принимали её дары и не захламляли своими отходами — даже дышалось легче. И тогда действительно: построить дом мог только ты, как глава семьи. Не к кому было обратиться, не за что было нанять строителей — а жить-то надо было. Справлялись, как могли. Потом садили первое плодоносное дерево, заводили первый огород, ели «с земли», а не с магазина. Всё держалось на сельском хозяйстве, на выращивании. И, естественно, детей заводили как помощников. Ценились мальчики: мальчики сильные, у них нет физиологических особенностей организма, они наследники фамилии и крови семьи… — он потёр затылок, размышляя. — Да… тёмные времена по сравнению с сегодняшним днём, конечно, но тогда была такая правда. Так что выкинь из головы эту дурь. — Так я про вас говорил, — пожал плечами Кай. — «Эту дурь» заставшего. — Не думал я о таком. Меня просто процесс заинтересовал. Да и сына у меня тогда ещё не было: а как появился, изменились и заботы. При упоминании Ллойда он вдруг помрачнел, прежнюю шутливость сняло как рукой. Да уж, проблемы изменились кардинально, и вся эта история с Кристоферном ему об этом напомнила. Отец из Первого Мастера Кружитцу вышел сомнительный — если Гармадон и давал себе когда-то обещания, то все они в большинстве своём звучали как-то вроде: «Никогда не буду вести себя, как он». И нельзя сказать, что с появлением сына это обещание исчезло, оно скорее… ушло на дальний план. Во-первых, стало ясно, что юношеский максимализм затмевал ему глаза, а во-вторых, он не был обычным ребёнком. Яд Поглотителя делал из Гармадона чёрт пойми кого, и совладать с ним так, чтобы по итогу не оказаться виноватым во всех смертных грехах человечества, мог разве что Ву. И то не всегда. Чем больше он об этом размышлял, тем больше напоминал себе отца: поучительные истории, аллегории, холод по отношению к близким… Он перенял самую ненавистную черту с «кнутом и пряником», когда кнутом бьют больно и за каждую оплошность, а пряник ещё надо заслужить. Как это на Ллойде сказывается, теперь уж точно очевидно: когда ему нужна поддержка, а получает он давление, то начинает ломаться. Чувствует боль от малейшего холодка. С ним нельзя так, как Гармадон привык — да и с Каем, он предполагал тоже. Сдадут не силы, так нервы. Считается, что с комнатными растениями нужно говорить. Винни дополнил «говорить о хорошем, иначе они завянут» — и эти слова он принял с неподдельным скепсисом поначалу. Однако тот оказался прав: даже Кристоферн грустно опускал свои листья к земле, когда слышал, как его хозяин кричал и злился. У Ллойда листьев нет, но ведёт он себя точь-в-точь так же. — Чем им девчонки не угодили? — задумчиво протянул Кай, смотря по сторонам на работающих на поле молодых людей. Гармадону понадобилось время, чтобы понять, что в своих мыслях он случайно ушёл от темы так далеко, хотя загоняться сегодня не планировал. — Странные люди. — Странные-не странные, но хорошо хоть поняли свои ошибки. А тебя это как будто зацепило. Кай промолчал.***
В комнате было тихо. Ллойд от тишины успел давно отвыкнуть. Работа такая. Жизнь такая. Мог бы порадоваться — хоть немного человеческого спокойствия на его доле. Но нет. Голову сжимало тисками. В горле встала обида. Что будет, когда они вернутся? Злятся они на него? Обсудят сейчас всё и выгонят домой? — Это будет такой идиотский проигрыш, — голос его прозвучал тихо и очень хрипло после долгого молчания. Ладони легли на покрасневшие глаза. — Трус. «Трус», — дразнили мальчишки в Даркли. «Трус» — повторял он всю жизнь за ними. Если в Ллойде и остался внутренний ребёнок, то это он готов был сейчас в любой момент заплакать только от этого глупого слова. Слишком больно оно резало по самолюбию «живой легенды» и само по себе было нечестно. — Молодец, зелёный ниндзя. Прав был Кай тогда насчёт… Он заставил себя осечься. Нет. Нельзя возвращаться к этой теме — больше никогда нельзя! Судьба не ошибается, судьба не ошибается никогда! Что он, не человек? Не имеет права бояться чего-то? Ллойд жалобно простонал в подушку. Перебинтованная нога заныла. Уткнувшись в пустую стену, лишённый мыслей — Ллойд вдруг плавно пошевелил пальцами, создавая между ними зелёные искры. Маленькие шарики, сгустки энергии, летали вокруг его руки в успокаивающем вальсе, мягко освещая подушку и кусок одеяла, пытаясь отразиться искрами в его глазах. Наблюдая, как они кружатся, Ллойд вдруг печально улыбнулся. Нет. Ни на что и никогда не смог бы променять он свою силу. Свою родную силу. Часть его души. — Прости меня, — прошептал он и сам не понял, кому. Себе, своей силе или отцу, перед которым извиниться он, в общем-то, забыл? И тут пришло озарение. Ллойд поспешил подняться с кровати.***
Не успели они перешагнуть порог деревни, как непонятно откуда Кай достал телефон, победно поднял его к небу и выкрикнул: — Ура! Интернет! Я так давно не заходил в Ниндзяграм, мои подписчицы, наверно, умирают от отсутствия моих постов! Боже… а вдруг они решили, что я умер?! — телефон в его руках включался медленно, и Гармадон предпочёл не отвечать, а просто смотреть. Смотреть, как Кай радуется, следя за ползунком загрузки, а потом становится грустнее и грустнее, уставившись на значок отсутствия связи в правом верхнем углу. — Нет. — Это же деревня, о каком интернете может идти речь, — он усмехнулся. — И неужели ты решил, что я не понял, в чём заключается твоя истинная мотивация пойти со мной за продуктами? Кай страдальчески простонал. — Не жалуйся. Правила нарушать нехорошо. — Ага. А то я не видел, как вы сбежали к мастеру Ву в первый же день нашей совместной жизни. Ой. Гармадон вдруг оказался обезоруженным. Пытаясь сообразить, в какое русло вывести такой аргумент, — пошутить или погрозить пальчиком — он совсем забыл о времени, которое кричало громче слов: «Я проиграл! Сдаюсь». Каким же довольным выглядел Кай… — Иди работай, а не перепирайся. Так они и разошлись. Не сказать, что во время поиска продуктов из своей части списка, Кай действительно не пытался поймать хотя бы маленький отголосок сотовой связи и не бегал, как идиот, по всей деревне на цыпочках и с поднятой рукой. Ещё как пытался. Не вышло. И почему Сайрус Борг не придумал интернет, для которого не нужен доступ в интернет? Казалось бы: гений инженерии! А деньги со временем испарялись из кармана. Кай не очень любил это чувство, поэтому так сильно ценил безналичную оплату: никогда не забудешь кошелёк дома, всё твоё всегда с тобой. Здесь же… с каждой мятой купюрой и выкрашенной под золото монетой отрывалась словно часть его сердца. Тратить деньги на еду не благородно. Хотя бы в этом отношении он не являлся таким транжирой. — Помидоры есть? — Есть. — Лук есть? Есть. Его купил я. Говядина есть? — Выглядит, как мёртвая кошка, но если вы доверяете людям, то есть. Один за одним, Гармадон вычёркивал купленные продукты из списка. Выпотрошенные сумки стояли рядом, чтобы точно не пропустить ничего из виду и не осознать просчёт лишь по возвращению домой. — Яйца? Кай усмехнулся. — Имеются. — Тогда осталось взять только лекарство для Ллойда. Знаю я тут одну пожилую леди, которая изготавливает лечебные мази. Должна сегодня тоже быть на рынке. Сколько денег у тебя осталось? Кай округлил глаза и напрягся. — У меня должны были остаться деньги? Гармадон снова пробежался глазами по списку. Вспомнил, как рассчитывал деньги. Ударил себя по лбу. — Вот дурачина старый! Неужели про лекарство забыл, когда считал? Если ему не помочь, он не то, что с ранами своими долго пролежит, так ещё и обезболить ничем не сможет. Ты точно не купил ничего лишнего? Тот резко прочистил горло. — Точно. Может, выйдет договориться? Гармадон вздохнул. Они пошли договариваться.***
С каждым шагом Ллойд больше и больше чувствовал непреодолимую тяжесть в теле и тошноту. Волнение и муки совести, словно чёрное и белое, сидели на его плечах и шептали каждый собственную мантру. Но он знал, как должен поступить. Золотой час. Лучи пробиваются в тренировочный зал. Достаточно большое место для действия. Хорошее для боя, если всё пойдёт не по плану. Ллойд надеялся только на то, что при худшем сценарии не проткнёт себя одной из острых катан тут и там. Он еле на ногах стоит, в конце концов. Поход с кровати до додзё истратил его последние силы. Возможно, у него получится начать, но как это закончить? Послышалась тихая песенка. Мычание в пустой одинокой комнате. Реквием. Ллойд не заметил, как начал напевать что-то, чтобы заглушить эту нагнетающую тишину. Помогло. Одна рука потянулась вверх, вторая медленнее, рванее повторила движение. Зелёные искры игриво блеснули вслед. Всё как в обратной перемотке, только теперь он знал: его внутренний дракон не будет его слушаться. Душа умеет обижаться на себя. Руки сомкнулись под непрекращающийся мотив. Что-то такое «та-та-тата-татада-та», а потом громкое «ррраа!» Ллойд протянул их вперёд, закрывая лицо и плечи. — Я тебя контролирую, — сказал он магической рептилии, что могла проглотить его одним куском и не заметить. — Я твой хозяин. Дракон прорычал, округлил, словно дикая кошка, крепкую спину, повёл крыльями. — Я тебя контролирую! — повторил Ллойд громче, всё ещё жалобно закрываясь руками. — Ты напал на меня только потому, что я этого хотел! Ты не тронешь меня! Глупая вещь: человеческая речь. Лишает возможности говорить тех, кто ей не оснащён. Сейчас, например, Ллойд думает, что его дракон не сидит на месте, потому что пытается найти способ причинить ему боль в отместку за произошедшее. Но на самом деле… Он услышал скулёж. Такой тихий, что как будто даже показался — да и невозможно, чтобы такое подобие жизни умело плакать. Но всё было так. Убрав руки, он наконец-то смог в этом убедиться: громадное чудище, способное с лёгкостью поднять в воздух десяток человек и уничтожить врага за считанные секунды — смаргивало огромные слёзы, безвольно склонив голову к земле. Ллойд посмотрел в его глаза — такие же, как у него самого, — и увидел в них столько боли, что у него невольно сжалось сердце. Они тускло горели холодным зелёным светом. Отвергнутый, дракон тихо дышал в его ноги, уже не ожидая тепла и ласки. — Ты же злишься на меня, я знаю, — прошептал Ллойд, всё ещё не веря своим глазам. — Почему ты не нападаешь? Ты же злишься… Дракон проурчал и отвёл печальный взгляд. Глупая вещь — человеческая речь. Когда так много хочется сказать, но ты никак не можешь. Под своей рукой Ллойд почувствовал тепло. К нему ластились, его жалели, и он не мог не разрыдаться сам, упав на пол и обнимая морду большого друга. — Прости меня. Прости меня, я такой тупой. Прости. Это всё из-за меня, ты не виноват. Дракон проскулил в ответ. — Ты бы меня ни за что так не подставил. Это всё я. Это всё мои страхи, это всё моя глупость. И упёртость. Прости меня. Ты боишься, потому что я боюсь. Ты злишься на меня, потому что я злюсь на свою силу. Я не должен, я просто трус! Вдруг он поднялся, и Ллойд еле удержал себя от того, чтобы в панике отпрыгнуть назад. Он расправил крылья, обошёл хозяина по кругу и лёг вокруг него калачиком, обнимая так, по-драконьи. Ллойд всегда считал свою силу живой, разумной. Она подчинялась ему, потому что ей хотелось подчиняться, иначе — просто не слушала. Она отвечала на его радость, отвечала на слёзы и гнев. Она могла утешить, она предавала сил для мести, она была-была-была живой — всегда рядом и никогда не единым целым с ним самим. Поэтому он отвергал её часто. Поэтому мог обвинить в своей слабости. Был ли какой-то прок от этого перекладывания ответственности? Нет. Его собственная сила, одна из мощнейших в Ниндзяго, плачет, скулит и просит его прийти в себя. Быть как раньше. Раньше Ллойд не боялся. — Спасибо, Лайт. Я думал, ты меня убьёшь. Он забыл, когда в последний раз называл своего дракона по имени. Признаться, почти даже забыл, что у него вообще есть имя: Ллойду было меньше тринадцати, когда оно впервые им придумалось. Джей назвал своего Флеш, Кай своего — Флейм, Зейна заставили привыкать к имени Айс, хотя ему очень не нравилась эта идея с наделением имён сгустков магической силы, Коул не стал отходить от любимого Рокки: и правдиво, и ласково. Ллойд в то время обладал драконом уже довольно долго, но в голову ему всё никак не приходило, что даже такой своеобразный питомец нуждается в кличке. И началось: одни предлагали банальное и очень длинное Энерджи, другие уходили в древние языки, мол, дракон зелёного ниндзя должен и называться по-особому пафосно, третьи заказывали глаза и не участвовали в обсуждении совсем. А имя само появилось совсем случайно. «Свет». Ллойд смотрел ему в глаза и видел в них тёплое сияние. Ллойд любил это сияние. Дракон промурчал, улыбнулся глазами. Вроде как ответил «не за что». — Я тебе доверяю, Лайт. Прости меня. Это просто я слишком сложный. Слишком загоняюсь, — дракон кивнул. — Что, даже ты согласен? Ну я приехал… Лайт легонько толкнул его в плечо, подразумевая игривое: «не дуйся». Ллойд улыбнулся и погладил его по широкому лбу. Они просидели так, пока не кончились силы.***
— «Ушла. Вернусь через полчаса. Деньги оставьте на столе». Вот это доверие к человечеству! Кай изучил надпись на картонке, придавленной к столу какой-то баночкой, чтоб не улетела от ветра, и весь ассортимент товаров. Разноцветная длинная трава, перевязанная бечёвкой, цветки засушенных растений в трёхлитровых банках, куча непонятных тёмно-жёлтых склянок с неизвестным содержимым и старые не электронные весы с другой стороны стола. Лавка располагалась вдалеке от общего рынка и её пришлось хорошенько поискать. Оттого и было странно видеть подобную надпись в таком глухом месте: обворуют, никто и не узнает! — В закрытых обществах легко доверять ближнему. Потому что если что случится, все обязательно узнают, что это был ты, — пояснил Гармадон, осматриваясь по сторонам. — Но я согласен, сам такого давненько не видал. — Интересно, она ушла только что или полчаса назад? Гармадон подошёл к лавке вплотную и нашёл нужную банку. На рукописной этикетке красовался состав. Кай стыдился признаться, что не знает и половины тех растений, что там указаны. — Она, — он указал пальцем. — Вот только договориться мы не сможем. Нам бы домой поспешить, а то не успеем до заката. Кай наблюдал за мыслительным процессом на его лице. Вроде как и срочно надо было, и в деревню они не выйдут ещё как минимум неделю, но всё же Гармадон застыл, не зная, куда деться. А что, если торгашки нет уже больше получаса? А что, если уйти без лекарства? Тогда что, если Ллойду станет плохо? — Ой, ну! — Кай схватил банку с прилавка и отправил в один из пакетов. — Дело сделано, идём домой! В следующий раз отдадим деньги, если она вспомнит, нам идти надо. — Положи на место, так нельзя. — А получше аргументы будут? — Это воровство. Так и подрывается доверие к людям, а потом ты удивляешься подобным запискам. — Зато у нас теперь есть лекарство! А если бы старуха была здесь, мы его, может, и не получили бы! Гармадон вздохнул и бросил взгляд на пустующее место продавца. Кай прав. Но поступают они неправильно. Вроде как, он обязан настоять на своём. Но с другой стороны… — Надо быть увереннее в этой жизни, — Кай взял в руки тяжёлые сумки и направился в сторону выхода из деревни. Гармадон молча последовал за ним. Кукурузное поле окрасилось в рыжий. Они шли в тишине, смотря себе под ноги и дыша прохладным летним воздухом, каждый погружённый в свои мысли. — И всё-таки надо было хотя бы записку оставить. Кай закатил глаза. — Да какая разница, не обеднеет она от одной баночки с мазью. Некоторым людям нужнее. — Интересно, кто тебе сказал, что именно тебе нужнее, — он хмыкнул. — Вообще что ли не стыдно? — Вообще. Не. Стыдно. Иногда это необходимо. И вообще мне стыдиться чего? Что я другу хочу помочь? Или что старуха не побеспокоилась о сохранности своего товара? Ну, это уже не моя проблема. — Тебе не впервой воровать? — Кай удивлённо на него покосился. — Вообще не стесняешься. Он вздохнул и кинул взгляд на поле. На нём всё ещё трудились молодые люди в соломенных шляпах. Количество работы как будто и не изменилось. — Воровал, когда был ребёнком. Мы с Нией не жили роскошно, приходилось. Одно стащить, другое… Она подросла, тоже стала. Никому не нравилось, но мы считали, что продавцы потеряют меньше, чем мы, если бы не стали красть. Кроме того, мы вот так же днями работали на поле, чтобы заработать хоть какие-то деньги. Только потом, когда стали постарше, начали учиться кузнечному делу. Но всё равно это приносило немного дохода. В общем, надо было так. — И всё равно ты это снова сделал. — А выбор есть? Я не говорю, что мне это нравится, просто иногда можно пренебречь моралью, чтобы помочь близкому человеку, как считаете? Вопрос, конечно, был совершенно риторический. Кай не хотел знать ответ, а Гармадон не хотел отвечать, потому что да, именно так он и считал. Не сказать, что ему приходилось пережить похожий опыт, но он прекрасно мог понять Кая и даже посочувствовать. Он полез в карман, и Кай услышал треск целлофана. Гармадон вытащил две конфетки. — Это… — Надо быть увереннее в этой жизни. Так ты сказал? — он улыбнулся. — Вообще я их взял для нашего сладкоежки, но думаю, он не расстроится, если мы возьмём по одной. Кай усмехнулся и взял одну карамельку, вроде как сделанную своими руками. — И много их у вас? — Маленькая жменька. Штук десять. — Вот это точно воровство. Как вам не стыдно, — шутливо передразнил его Кай. — Что ж, видимо, суд Небес подготовит для меня за это самое жестокое наказание из всех. Досадно. Мне кажется, я совершал грехи пострашнее, чем этот. Кай рассмеялся. — Вот за это я вас люблю. — Стараюсь специально для тебя.***
Ллойда они обнаружили лежащим посреди тренировочного зала, совсем лишённого сил и тихо спящего. «Что он тут делает?» — «Я не знаю», — общались они без слов, пока относили его в спальню. Впрочем, очнулся он довольно скоро. Тогда же и обнаружил рядом с собой две взволнованные фигуры, изучающие его лицо и будто пытающиеся прочитать в мыслях, как он оказался в другой комнате с раненной ногой и что он там забыл. — Пап, прости меня, — первое, что он сказал по пробуждению. Затем он рассказал, что произошло. Сказал, что чувствует ужасный стыд перед всеми, что недостойно поступил. Сказал, что не хочет ненавидеть себя и свою силу. Сказал, что ему очень жаль. — Я хочу остаться, можно? Гармадон прижал его к себе в объятиях. — Можно. Конечно можно, — начал гладить по голове, чувствуя, как сын тоже крепко его обнимает. — Ты тоже извини меня. Кажется, я совсем повернулся на том, как стоит поступать настоящему учителю, раз довёл тебя до такого. Мне тоже хочется сделать всё правильно, сынок. — Но видимо, в нашей ситуации правильнее быть самим собой, — Кай усмехнулся и достал из кармана баночку с мазью. — Ну и дела, мудрый старик тут вы, а учим жизни вас мы. — Иногда это необходимо, — Гармадон, в свою очередь достал краденную горсточку конфет и положил в ладони сына. Ллойд улыбнулся. — Я сейчас вернусь, будем тебя лечить, птица счастья завтрашнего дня. Гармадон покинул комнату. Шаги постепенно растворялись в коридоре. Кай прислушался к ним и, убедившись, что ему ничего не угрожает, тихо-тихо достал из того же кармана три большие зефирины в шоколаде. Шоколад, правда, потаял и прилип к внутренним стенкам пакета. Выглядело это не очень аппетитно, но когда Кай осторожно развязал узел и комната наполнилась сладким ванильным запахом, Ллойд передумал: зефир судят не по обложке. — Приятного аппетита, калека. Отцу не рассказывай, а то я от него по шее получу за то, что деньги не на то потратил, — шёпотом признался Кай. — Пусть лучше думает, что у него деменция, пора уже в его возрасте. Ллойд нахмурился. — Это не смешно! — и рассмеялся. Кай засмеялся тоже. — Ешь, это полнейший мэйд-ин-хоум. Не знаю, откуда они в такой глуши взяли все ингредиенты, но мне это не сильно и нужно, если честно. Я пойду старика отвлеку, у тебя десять минут. Ллойд послушно кивнул, и Кай вышел за дверь. Тихо её закрыл. Осмотрелся. На цыпочках пошёл в сторону, где пропали шаги. И вдруг… — Деменция, значит. Кай завизжал неприлично громко. Ой. Кто-то нарвался на скандал.