Офицерские дети

Леська ревела белугой. Рита, переступив порог, в первое мгновение ужаснулась: что такого могло случиться, что их железная девочка рыдает так, будто наступил конец света? Даже месяц назад, когда Лисенок грохнулась с велосипеда и оцарапала коленки до содранной кожи, подобного рева и то не стояло! Как ни крути, издержки воспитания родителей, привыкших стойко переносить любые тяготы жизни…       — … А-а еще он сказал… — захлебывалась слезами Леська, — сказа-а-ал, что вы не мои настоящие родители, во-о-от!.. Шумно высморкалась в кружевной рукав нежно-сиреневого нарядного платьица и уткнулась в крепкое плечо папочки, сидевшего в полной растерянности: неясно было, что делать сначала — или вытащить из холодильника «утешающее» мороженое, а потом начать разубеждать детеныша, или сначала успокоить, а затем уж вести ужинать… Подмога в лице Багиры подоспела как нельзя вовремя: пока Рита искала ребенку чистую сменную одежду, возилась с разогреванием ужина и занималась прочими хозяйственными хлопотами, Кот взвалил на себя тяжкую ношу семейного психолога, пока зароненные вредным мальчишкой семена не проросли в детском сознании во что-нибудь ядовитое вроде комплекса неполноценности или синдрома недолюбленности, или как там это называется у профессиональных психологов.       — Ну что значит ненастоящие? Что еще за глупости? — увещевал Кот, пока Рита украдкой подсовывала ребенку успокоительное в виде шоколадной конфеты. — И вообще, что значит, по-твоему, настоящие родители?       — Те, которые любят, — не задумываясь, выпалила Леся, разворачивая шуршащий фантик. — Так сильно, как вы с мамой!       — Во-от! А еще? Леська наморщила лоб, пытаясь выразить то, что, по ее мнению, отличало настоящих родителей. Самых-пресамых настоящих!       — Косички заплетают. Рисуют. Мороженое покупают. В зоопарк водят. И на карусели. На ночь целуют. Сказки читают перед сном. На ранки дуют, если упала, — перечислила прилежно, старательно загибая пальцы. Ритуал «обезболивания», к слову, у папы был весьма своеобразный: если мама просто дула на царапины, обрабатывала их какой-то смешно пенящейся водичкой, а потом отвлекала от неприятностей чашкой какао с зефирками или процессом рисования, то отец в случае бытовых травм неизменно применял не только аптечные средства, но и волшебное заклинание: «У Монгола боли, у Кнауфа боли, у Финка боли, у Шального боли, а у нашей Леси не боли». Видимо, кошечек и собачек, на которых должны были перейти все болячки, ему было жаль, в отличие от всех тех злодеев, занудно перечисляемых в процессе оказания первой помощи… Шальной, правда, в этом «черном списке» оказался не сразу, а лишь после того, как принес Багире целую охапку удушающе-ароматных лилий. Кот, выразительно хмурясь, не успел даже рот открыть, а Багира уже отмахнулась:       — Васька, не ворчи, это просто букет на день рождения!       — Который был месяц назад? — с ехидной улыбкой въедливо поинтересовался Кот. — Что-то память товарища контр-адмирала подводит, возрастное, наверное!       — Вась!       — Вот пусть женится и своей жене цветы дарит! — припечатал Ионов, действительно напоминая ощерившегося и гневно распушившегося кота, на чьей территории вдруг нарисовался какой-то приблудный тип, которого непременно следовало проучить, чтоб неповадно было. С букетом, впрочем, у Риты не сложилось: мало того, что это были ее самые нелюбимые цветы, мало того, что Кот хмурился и сопел как недовольный еж при виде этой икебаны, так еще и Леська немилосердно расчихалась от запаха, и в итоге злополучный букет не прожил в квартире и дня, отправившись в мусорный бак. Взамен Кот притащил целую корзину бело-розово-красных тюльпанов, видимо, желая перещеголять неудачливого соперника… Леська, озаренная внезапной мыслью, доверчиво уставилась на взрослых, сопоставляя свои только что перечисленные признаки с реальностью. По всему выходило, что с такой стороны ее родители самые-самые настоящие, а Борька просто дурак. Но Коту для закрепления эффекта этого показалось мало. Развернув дочку к трюмо, он кивнул на ее отражение в зеркале:       — А еще смотри, как мы похожи! Вот какие у меня глаза? — и наклонился, позволяя различить цвет тех самых глаз, по которым безуспешно вздыхала добрая половина девушек-курсанток и ИВЦшных барышень заодно. Однако прочно семейный товарищ кап-три оставался холоден как арктический лед и непоколебим как скала. Ему и двоих беспокойных дам в подведомственной квартире хватало с лихвой.       — Синие, — констатировала дочь, за всеми бурными переживаниями даже не с первой попытки вспомнив нужное слово.       — А у тебя?       — Тоже синие, — удовлетворенно кивнула Леська, как будто уже заранее предвидела, что лет через двенадцать будет сводить с ума целую армию бойцов противоположного пола.       — А волосы? Леся потеребила косичку, безжалостно растрепавшуюся в пылу борьбы с противным Борькой.       — Рыжие, — изрекла наконец, припоминая, как с ее ловкой подачи половина детского садика дразнила Борьку «рыжим-рыжим конопатым». А вот будет знать, как всякие гадости говорить!       — А у мамы? Леся оглянулась на умильно улыбающуюся маму, которая на самом деле еле сдерживала смех от этого сеанса домашней психологии в исполнении Кота.       — Тоже рыжие, — заключила с восторгом, понимая, что аргументы против гадкого Борьки у нее просто несокрушимые.       — Ну вот видишь! — просиял Кот, донельзя довольный своим педагогическим талантом. — По всему выходит, что ты именно наша дочь, а не чья-то еще. А Борька твой просто ду… — поймал предупреждающий взгляд Багиры и быстро исправился: — совершенно ничего не понимает. А если так, то зачем его слушать? Леська важно кивнула, признавая полную и беспрекословную правоту умных и все понимающих взрослых. Впрочем, насчет умственных способностей своего недруга она сомневалась уже очень давно: с самого первого дня их знакомства.

***

Дома у Тарасовых тоже было не до скуки. Кромсая овощи для ужина (ох, нелегкая это работа — накормить бегемота Бизона), Ума попутно допрашивала с пристрастием сына, светившего фонарем под глазом и парой свежих царапин на трогательно щекастом лице.       — Ну и что на этот раз? — осведомилась Олеся, задвинув в духовку противень с курочкой в окружении овощей. — Шел, упал, очнулся — гипс? Сын, усердно рассматривая что-то на потолке, молчал как партизан. Видимо, привычка к каменному безмолвию в критических ситуациях передалась ему генетически.       — Я жду, — терпеливо напомнила Ума и на всякий случай припугнула: — Или лучше папе расскажешь? Сын на добрых пять минут завис в мучительных раздумьях. Разговор у папы на случай провинностей был короткий: никаких мультиков и никакого сладкого. Так что еще большой вопрос, что страшнее: сказать правду или промолчать и остаться виноватым, да еще и без конфет…       — Меня Леська побила, — сказал наконец с тяжким вздохом. Признаваться, что его отлупила какая-то девчонка, было стыдно до ужаса. Но и давать сдачи тоже как-то несолидно: папа всегда учил, что бить девочек плохо, некрасиво и вообще не по-джентльменски. Нужно быть умнее, хитрее, а любой конфликт можно решить словами — вот Борис Борисыч и решал, как умел, пытаясь победить ее не делом, так словом. Дискредитировал в глазах общественности, так сказать. Ума едва не выронила из рук пузырек с зеленкой.       — Что, опять?!       — Не опять, а снова, — констатировал Бизон, неслышно появившись в дверях кухни. Способность моментально телепортироваться на запах домашних вкусностей за несколько лет была им отточена до совершенства, причем неважно, где капраз находился — будь то КТЦ, заброшенный завод с тикающей бомбой или судно, полное террористов. — Ну, кошачьи!.. Воспитали кошку дикую…

***

Первые две попытки подружить непримиримых врагов провалились с треском. Когда два семейства опрометчиво потащили своих детей в парк, между теми развернулась самая настоящая мировая война: в кафе зловредная Леська высыпала в мороженое БорисБорисычу содержимое солонки, так что Тарасов-младший остался без десерта; Борька, впрочем, с ответом не задержался, и пока взрослые зависали у клетки с обезьянами (глянь, Ритка, вон тот бабуин ну просто вылитый Шамиль!), коварный мальчишка незаметно привязал роскошную Лесину косу к прутьям клетки, причем настолько хитроумно, что в итоге чуть ли не половина волос так и осталась на железяках, видимо, в качестве трофея жирафу. Леська такой чудовищной подлости «террористу» не простила, и когда наивные родители потащили ее в гости к Тарасовым, надеясь, что уж в домашней-то обстановке дети подружатся, отыгралась по полной. Сначала незаметно экспроприировала и уничтожила пирожные, не только свои, но и Борькины; затем разгромила огромный пазл на тысячу деталей, над которым Тарасов-младший пыхтел целую неделю и почти собрал; потом покрасила зеленкой рыжие волосы БорисБорисыча, а заодно и лицо, и шею, и саму себя. Триумф, впрочем, был недолгим: разгневанный мальчик безжалостной рукой свернул шею любимой кукле Олеси, а вдогонку еще и ножницами искромсал роскошное платье Дженни. Багира потом обежала все ближайшие магазины рукоделия, подыскивая подходящую ткань, бисер, кружева и блестки, чтобы по фотографии восстановить наряд точь-в-точь, а Кот заделался костоправом и приладил-таки кукле голову на место, съязвив, что это куда проще, чем пристроить голову на плечи некоторым особо одаренным курсантам, игнорирующим приказы. В общем, смертельная битва не только не думала утихать, но и разгоралась все сильнее, вынуждая Леську отсыпать своему идейному врагу все больше тумаков, а Борьку — придумывать все новые и новые диверсии вроде клея, налитого в шкафчик заклятой подружки, или стакана воды, «чисто случайно» опрокинутого на шедевр живописи, над которым Олеся усердно корпела все отведенное время. Взрослые оказались бессильны. Если Борис Борисыч на все нотации и воспитательные беседы родителей неизменно отвечал «Она первая начала!» и стоял на том насмерть, то с Леськой разговаривать было вообще бесполезно. Аргумент «нутыжедевочка» не работал от слова совсем, и немудрено, когда перед глазами пример не только любимой мамы, но и тети Леси, и тети Жени, и еще множества самых разных боевых теть. И дядь тоже.       — Да потому что ребенка воспитывать надо, а не потакать во всем! — сердито пыхтел Тарасов, уминая пятый по счету пирожок. Кот с Багирой понимающе переглянулись. Да, в воспитании детей Бизон определенно знал толк: провинился — сиди без сладкого; молодец — держи печеньку. — Котяра, кто у вас вообще в семье главный?! Кулаком по столу хлопнул, ремнем погрозил — как шелковая будет! Много воли даешь своим барышням! Суровая правда в его словах имелась. Железный и непреклонный кап-три Ионов, рычавший на своих курсантов разъяренным тигром и не боявшийся неудовольствия начальства во время рискованных заданий, дома превращался в натуральное желе и потакал своим девочкам всегда и во всем: женская хитрость Багиры и трогательно распахнутые синие глаза Леськи могли заставить его сделать практически что угодно, причем неважно, что стояло на кону — операция «в полях» или новая кукла. Прерывая диспут о методах воспитания детей и жен, в кухню просунулась Ума.       — Борь, я с Женькой в парикмахерскую, потом в кафе посидим, не теряй. Тарасов грозно насупился.       — Она опять притащит этого своего не то двоюродного, не то троюродного братца, который тебя так и ест глазами?       — Да не будет там никого! — легкомысленно отмахнулась Ума, заправляя за ухо темную прядь. Тарасов, окинув жену критическим взглядом, решил, что она выглядит так, что рискует остаться дома. С ним. Желательно в наглухо закрытой и плотно зашторенной спальне.       — В прошлый раз ты мне тоже самое говорила! — напомнил ворчливо. Олеся, не найдя лучшего аргумента, похлопала ресницами. Общение с Мурой определенно накладывало на нее специфический отпечаток, больше подобным бессовестно-женским штучкам учиться ей было негде.       — Бо-орь, ну пожалуйста…       — Да ладно, ладно, иди… — проглотив шестой пирожок, буркнул Бизон и пошел в коридор провожать жену. Кот с Багирой снова обменялись выразительными взглядами.       — По столу кулаком… — шепотом начала Рита.       — Ремнем погрозил… — договорил Вася, и оба тихонько прыснули с видом развеселившихся на уроке школьников.

***

Услышав о последней выходке сыночка, Ума безоговорочно согласилась, что это перебор и вообще БорисБорисыч легко отделался. Когда в детдоме противный Витька Смоляков заявил счастливому Ромке Синицыну, что люди, собирающиеся его усыновить, ему никто и настоящими родителями никогда не станут, Ромка, недолго думая, вывернул ему руку, и противный мальчишка две недели ходил с повязкой. Разве может быть для одинокого, никому ненужного ребенка большее счастье, чем обрести родителей, которые станут искренне его любить? И тут уж совсем неважно, что по крови они не родные… В общем, на семейном совете было решено предпринять еще одну попытку примирения сторон: Багира напекла своего фирменного печенья, Ума нажарила блинчиков, и два семейства вновь сошлись для решающей битвы, предварительно прочитав детям лекцию о том, что такое хорошо и что такое плохо в двух томах.       — Ведите себя хорошо, — напутствовала Багира, когда детеныши, наевшись до отвала, потопали в детскую.       — Как думаешь, поладят? — с опаской спросила Олеся, аккуратно прикрывая за ними дверь.       — Не попробуешь — не узнаешь, — философски ответила Багира, и женщины преспокойно отправились пить чай, не подозревая о катаклизмах, грядущих в детской. Когда к женам присоединились задержавшиеся на службе мужья, стало ясно, что гениальный план накрылся медным тазом. Бизон, заглянувший в детскую, рассчитывал увидеть долгожданное перемирие или, на худой конец, вооруженный нейтралитет, однако обнаружил совсем иную картину. Пригов назвал бы подобное полотно «Хиросима и Нагасаки в детсаду «Ручеек». Все стены были забрызганы красками, на полу разливались акварельные реки, по которым печально проплывали скинутые с полок игрушки и обрывки альбомных листов, а среди этого Апокалипсиса с дикими криками команчей не на жизнь, а на смерть боролись Олеся Васильевна и Борис Борисыч. Тарасов-младший все-таки решил последовать мудрому совету своего приятеля Ваньки, который на очередную выходку Леси выдал бесценное наставление: «Да дай ты ей в нос разок, она и успокоится».       — Бомби-ическая сила, — только и смог выдать Тарасов, оглядывая поле боя.       — Лучше и не скажешь, — поддержал Кот, выуживая из этого бардака перемазанную пластилином и красками дочь. Когда дети, представ перед родителями как лист перед травой, потупив глаза, собрались терпеливо выслушать очередную профилактическую беседу, их ждал неприятный сюрприз. Бизон, прокашлявшись, объявил голосом непреклонного судьи:       — Учитывая все ваши прошлые нарушения общественного порядка, мы с коллегами, — торжественно обвел рукой не то судей, не то присяжных заседателей, — посовещались и избрали вам меру пресечения в виде заключения под стражу…       — Ой! — испуганно пискнула Леся.       — Э-э… — растерянно протянул Боря. Кот, откашлявшись, закончил еще более грозным тоном:       — Суд постановил: приговорить виновных к часу совместного заключения в общей камере…       — Вась!.. Багира бросила на него предупреждающий взгляд, который Ионов как всегда считал безошибочно.       — Согласен, маловато будет, — кивнул и тут же исправился: — К трем часам совместного заключения в общей камере, а также к исправительным работам в виде уборки территории в детской. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Дети в ужасе переглянулись, неосознанно схватившись за руки.       — Па-ап!.. — Леська попыталась изобразить свой фирменный взгляд, которому папочка никогда не мог противостоять. Однако на сей раз суровый родитель и бровью не повел.       — Ма-ам!.. — Боря напустил в голос жалобных ноток, но и это не помогло. Бессердечный судья кивнул Уме и приказал:       — Конвойный, сопроводите арестованных к месту отбывания срока. Олеся, удерживая на лице не менее зверское выражение, ухватила детей за руки и повела в коридор.       — Сижу за решеткой в темнице сырой… — печально продекламировал Ионов им вслед. Жестокая Багира с трудом сдержала смешок, а Бизон жалостливо вздохнул и осадил:       — Котяра, не нагнетай!

***

Ровно три часа спустя двери тюрьмы, как и было обещано, распахнулись. Дети, совершенно несчастные, но, как ни странно, живые и невредимые, выползли на кухню, оставив Бизона с Умой инспектировать тщательно убранную территорию. Судя по тому, что ущерба не прибавилось, попыток убить друг друга арестованные больше не предпринимали. Впрочем, всем известно, что ничто не объединяет лучше, чем общий враг и общая беда.       — Надо же, даже пол помыли, — хмыкнул Бизон. Оглядел красочные гуашево-акварельные разводы и занудно уточнил: — Как смогли…       — Кушать очень хочется, — вздохнул БорисБорисыч, тихонечко остановившись в дверях кухни.       — Ага… — поддержала Леська, облизываясь на огромный пирог с абрикосами, стоявший в центре стола. Впрочем, от куриного супа с лапшой она бы сейчас тоже не отказалась. Дети переглянулись, выпалив наперебой:       — Ма-ам…       — ТетьРит… И хором закончили:       — Мы все поняли! Мы больше никогда-никогда не будем ссориться! Багира, пряча усмешку, загремела тарелками.       — Вот и ладно. Есть хотите?       — Хотим! — дружно откликнулись узники, голодными глазами оглядывая накрытый стол.       — Тогда руки мыть — и за ужин, — приказал главнокомандующий, разливая суп. Повторять не потребовалось — с ужасающим топотом недавние враги унеслись в сторону ванной.       — То-то же! — удовлетворенно кивнул суровый судья, моментально перевоплотившись обратно в мягкого и пушистого Кота. Пользуясь отсутствием лишних свидетелей, украдкой чмокнул жену в висок. — Как думаешь, Рит, надолго их хватит? … Их хватит надолго. Стихийно образовавшаяся боевая двойка неугомонных сорванцов обеспечит родителям еще немало причин для головной боли, но это, как говорится, уже совершенно другая история…