Les Comedies Musicales

— Придурок! — Истеричка! — Пошёл нахуй! На этой чудесной ноте Саша таки вылетел за дверь, громко шарахнув ей об косяк так, что все присутствующие в комнате невольно вжали головы в плечи. Впрочем, в таком состоянии они пребывали уже последние минут десять, не меньше, начиная с того момента, как Саша первым повысил голос. А это, конечно же, был не кто иной, как Саша, потому что сам Ярослав — верх спокойствия, разумности, и вообще давно вырос из этих тупых истерик. Именно поэтому, проорав уже давно захлопнувшейся двери ответный посыл в пешее эротическое, Ярик сдавил пульсирующие виски и отвернулся, шумно выдыхая. Ситуация — тупее некуда. Полная комната людей: Саша Утюпин самолично, помощник-фотограф, гримёр, ещё две неловко мнущиеся позади девушки-модели для съемок. Все они собрались тут по одной-единственной причине — быстро и профессионально осуществить фотосет к предстоящему концерту, сначала по французским мюзиклам, а потом и к их с Сашей сольнику. А этот истеричный, в конец офигевший, наглый, нисколько не ценящий его, Ярослава, труд на благо этих самых концертов… Казьмин, мать его. Добавить больше нечего. Повисшая в комнате тишина красноречивее любых слов говорила о состоянии всех присутствующих. И с этим решительно что-то нужно было делать. — Так, знаете что, давайте-ка перерыв сделаем, — Утюпин оказался быстрее, и Ярик искренне был ему благодарен. Отложив фотоаппарат, осторожно устроив его на столе, он потер ладонями джинсы так, словно руки вспотели, и обвёл застывший персонал вокруг самым дружелюбным взглядом. — Здесь внизу есть замечательная кофейня, думаю, пятнадцать минут погоды не сделают, верно? Всем нужно немного остыть. — На этих словах он выразительно посмотрел в сторону Ярослава, под «всеми», очевидно, подразумевая именно его. И прежде чем сам Ярослав успел хоть что-то ответить, уже даже успев негодующе вскинуть брови, активно подтолкнул к двери сначала гримера, а потом и остальных, ожидаемо бодро поспешивших ретироваться из комнаты. Александр пропустил всех вперёд, а когда и сам Ярик шагнул в сторону двери, достаточно жёстко преградил ему путь. — Так, я сейчас нотаций читать не буду, вы оба большие мальчики, так что будьте добры, пока мы заливаем свои потраченные нервные клетки порцией кофе, решите свои проблемы. Наедине, — под тяжелым, уставшим взглядом стало неуютно и немного стыдно, — и желательно не убив друг друга и не попортив костюмы. Нам ещё доснимать фотосет. Развернувшись и тем самым поставив жирную точку в монологе, отказываясь слушать какие-либо оправдания, он тоже вышел за дверь, качая головой. Ярик шумно выдохнул, снова сжимая виски и подавив в себе порыв зло пнуть ближайшую стену ногой. Всё-таки лакированные туфли под восемнадцатый век тоже входили в список того, что портить было решительно нельзя. А ещё нельзя было портить макияж, поэтому глупое чувство подступающей к глазам сырости он тут же затолкал поглубже. Все устали, все много работают. Достаточно на сегодня истерик. Этот день пошёл наперекосяк с самого начала. Да что день, ему вообще сложно было вспомнить, когда в последний раз у них с Сашей что-то шло правильно. Забавно, скажи им кто-то года три назад, во что превратятся их отношения, обсмеяли бы, ещё и пальцем у виска покрутив. Взрослая жизнь, мать её, взрослые заботы, взрослые проблемы. Именно в ней, этой взрослой жизни, ярко проявилось, какие они всё-таки разные. Сашка боялся. Злился и постоянно срывался, стоило Ярику проявить любой нежный порыв на публике. Из него не то что фансервис, рукопожатие с искренней улыбкой-то было клещами не вытащить. Особенно последние два года. И это была лишь вершина айсберга. На почве этого они начинали ссориться и в других вещах. Обострялись все их разногласия, и иногда доходило до того, что они могли не общаться месяцами. Каждый в своём городе, каждый по уши в работе, в делах, а любовь, что с неё взять, она подождёт. Давно не дети. И она ждала. Ждала и трещала по швам, норовя развалиться. И в последний момент, у кого-нибудь на квартире, они отчаянно пытались её склеить глупыми извинениями и обещаниями. Собственно, поссориться в очередной раз они успели ещё незадолго до Нового года. Причём причину Ярик уже даже и вспомнить не мог. Саша вспылил, он, как всегда, воспринял это слишком ярко и на свой счёт, в результате до самой репетиции «Мрачного Рождества» они не общались. Встретившись же там, оба уставшие от горы навалившейся к праздникам работы, умудрились разругаться окончательно. А отказ Саши от традиционного танца в номере по «Нежной скрипке», на который его и так уломали с трудом, забил последний гвоздь в крышку гроба. Концерт они, конечно, отработали. Как всегда профессионально и ответственно, не дав никому и повода усомниться в том, что что-то идёт не так, вот только после него разбежались в разные стороны. Следующая «Пентаёлка» прошла примерно так же: в холодном недовольстве и молчаливом бойкоте друг друга везде, кроме сцены. И это при том, что сам Ярик уже успел остыть и даже был готов к диалогу. И вот теперь. Фотосет к концерту французских мюзиклов. И всё в лучших традициях, как говорится. Сначала Саша Утюпин пытался использовать явное недовольство обоих во благо. Вроде как Моцарт и Сальери, и уставшее недовольное лицо Саши должно было лишь сыграть на руку. Завистливый, коварный и вечно недовольный тип в чёрном на фоне взбалмошного и легкомысленного мальчишки с ветром в голове. Вот только Ярик на мальчишку с ветром в голове не тянул и был, если не так же мрачен, как Казьмин, то раза в два более нервозен и несобран. Одним словом, никакой химии, а тем более связи между ними не было, и даже девушки, после того как их добавили в кадр, ситуацию не спасли. А потом всё сломалось окончательно. Ярик ляпнул что-то про Сашино выражение лица. Саша тут же взъелся, посоветовав тому поменьше пялиться в его сторону и побольше работать. Снежный ком разросся до размеров вселенной в считанные минуты, и слава богу, что он, как сейчас уже понимал Ярик, остался в пределах работы и не перешёл уж на совсем личные темы, не предназначавшиеся для чужих ушей. И теперь, оставшись в одиночестве в комнате, Ярик искренне не понимал, как за какие-то пятнадцать минут они успеют остыть хотя бы для того, чтобы продолжить фотосессию. Ход невеселых мыслей прервал звук открывающейся двери. Ярик поднял голову, ожидая увидеть кого-то из команды, кто забыл деньги или ещё что-то, но наткнулся взглядом на Сашу. Тот замер на секунду у двери, удивлённо обводя пустую комнату взглядом и только потом останавливаясь на Ярике. — Всех распугал? — ядовито поинтересовался он, после чего прошёл внутрь, направляясь к рюкзакам и одежде, сложенной в другом конце помещения на диване. — Не всех, раз ты вернулся, — парировал Ярик, складывая руки на груди. — Уж точно не к тебе, — Саша склонился к своей куртке, шаря в кармане и не оборачиваясь. — Собирался предложить сфотографировать нас по отдельности и потом прифотошопить. Раз уж моя недовольная рожа тебя так бесит. Ярик выдохнул, борясь с желанием снова схватиться за голову. Всё словно начиналось по второму кругу, и яда в Сашином голосе не убавилось. Закончив с карманом, он повернулся и снова пошёл в сторону двери, и Ярик понял, что другой возможности спасти фотосет у него уже не будет. Про возможность спасти их отношения в принципе он уже и думать боялся. Рванув буквально наперерез, Баярунас преградил путь к выходу, неожиданно даже для самого себя упираясь Саше в плечо ладонью. — Как насчёт успокоиться и поговорить как нормальные люди? — попытался начать он максимально нейтрально. Однако, как Саша сам же и выразился, его недовольное лицо и правда начинало бесить. В конце концов, да что такого он сделал-то на самом деле? — Я не знаю, о чем нам говорить, — Саша брезгливо скосил взгляд на ладонь на своём плече, а потом сделал шаг назад, уходя от прикосновения. — Зато я знаю! — Ярик сделал шаг вперёд, снова сокращая расстояние. — Хочешь испоганить фотосет Утюпину — валяй. Но нам ещё после к дуэтнику снимать. Я позвал команду, договорился об аренде, и съемку я тебе сорвать не позволю. — О чем я и говорю! Всё как всегда, тебе твои концерты куда важнее, чем… — Чем ты? — это начинало походить на дешёвую драму и действительно злило. — Чем мои просьбы! — Саша тоже снова повысил голос. Между бровей у него залегла тяжёлая складка, уголки губ задрожали ломано, и весь он будто помрачнел ещё больше, совсем сливаясь со своим образом. На секунду, и Ярик не смог с этим ничего поделать, промелькнула мысль, что так хорошо Сашка давно не выглядел. Гармонично. И эстетично. А ещё раздражающе до ужаса. — Да о чем ты, блядь, говоришь, я не понимаю! Какие просьбы? Что не так? — взвился Ярик неожиданно для себя чуть ли не на октаву выше обычного. — Это я один, как проклятый, пашу над всеми этими концертами, а ты вечно недоволен! Фансервиса ему много! Репертуар не тот, на фотосете — фу блин, отойди, что так близко встал? Ты достал! — ощутимо ткнув пальцем в грудь Саши, Ярик буквально выплюнул последнюю фразу. — Я тебе сто раз говорил, прекрати выволакивать на всеобщее обозрение нашу личную жизнь… В этот раз удержаться не удалось, и Ярик ударил себя ладонью по лбу, совершенно забыв про макияж. — Да Боже мой, мы сто раз это обсуждали, так все делают, это называется химией, правильным взаимодействием артистов, кто там чего заподозрит? За семь лет никто так ничего и не понял! А кто понял, тем плевать! — Как будто осталось что понимать. Иди с проектами своими трахайся, тебе они явно дороже, чем моё мнение, — скривился Казьмин на этот раз совсем по-сучьи, закатывая глаза. Голова у Ярика окончательно пошла кругом. Как и всегда, Саша умудрялся мастерски вплести в спор все возможные поводы для разногласий, умело перемешав даже взаимоисключающие вещи. — Так, может, тебе и дуэтник наш нахрен не упал? — поинтересовался он. — Так ты только скажи, думаешь, мне позвать некого? — Ага, Дашу свою позови, хорошо вы с ней, смотрю, спелись… Злость достигла своего предела как-то резко и мгновенно, закипела внутри, норовя вырваться, и Ярик, недолго думая, дал ей волю. Он шагнул вперёд, в секунду сокращая расстояние между ними, одной рукой безжалостно схватившись за кружевной белый воротничок в паре сантиметров от Сашиной шеи. Второй он планировал как следует съездить ему по лицу. Но что-то пошло не по плану, когда вместо этого правой рукой он обхватил шею Казьмина сзади, а через секунду уже втянул его в грубый поцелуй. Саша дёрнулся, протестующе замычал, а потом разомкнул губы и ответил. «Черт, макияж тоже относился к той части костюма, которую нельзя портить», — удивительно отстранённо пронеслось в голове, после чего Ярик почти зло укусил Сашу за нижнюю губу. Блядски пухлую, как у девчонки. Саша издал низкий тихий стон и тут же отомстил, уже сам зарывшись ладонью в волосы у Ярика на затылке и с силой потянув назад, заставляя запрокинуть голову. Губы пришлось разомкнуть, и Казьмин незамедлительно этим воспользовался, снова прижимаясь горячим мокрым ртом и скользя вглубь языком. Теперь уже пришла очередь Ярика застонать. Перед глазами запрыгали разноцветные искры. А ведь они не прикасались друг к другу всего лишь чуть больше месяца. И так случалось каждый раз. Они злились, ругались взахлёб, обещая больше друг к другу даже не подходить. Но каждый раз возвращались к этому и в моменте понимали, что не знают, как без этого жить. — Ты охренел совсем? — зло выдохнул Ярик вместе с воздухом, резко выбитым из груди, когда Саша, отстранившись, толкнул его назад. Слава богу, расчёт был удачным, и приземлился Баярунас прямиком в многострадальное ажурное кресло для съемки, стоящее не так далеко от выхода. Опасно пошатнувшись назад, оно было мастерски подхвачено и поставлено на все четыре ножки Сашей, который жёстко ухватился за подлокотники и навис сверху. — Это ты охренел. Сам полез, какого чёрта теперь недоволен? — процедил он сквозь зубы, сверкая густо намалеванными глазами из-под чёлки. — Я тебе врезать вообще-то собирался, — скривился в ответ Ярик, — потом решил, что так будет более жестоко. Душой он, конечно же, кривил. Ничего он не решал, ничего не думал. От присутствия Саши в непосредственной близости, от полного, наконец-то, отсутствия посторонних у него внезапно совсем не по-взрослому отказали тормоза. И продолжали отказывать. Каждую чёртову секунду, что Казьмин смотрел на него, даже несмотря на предыдущие его слова. Саша продолжал сверлить его пытливым убийственно тяжёлым взглядом. Словно насквозь смотрел, пытаясь куда-то в мозги заглянуть и выяснить, что у Ярика в них происходит. Ярик и сам хотел бы это знать, честно, потому что инстинктивно прекрасно понимал, что хочет сейчас сделать. Но вместо этого с губ продолжали срываться лишь язвительные колкости. — И что, так и будешь стоять? Стул, вообще-то, капец неудобный, а ещё я чувствую, костюм начинает на спине трещать, вот вернётся Утюпин, сам будешь… — договорить ему уже не дали. На этот раз Саша, словно последовав его примеру, буквально заткнул его поцелуем. Одной рукой продолжая удерживать опасно шатающееся кресло, второй он достаточно недвусмысленно вцепился Ярику в бедро в опасной близости от паха. Оба, наверное, именно в этот момент осознали, как быстро нахлынуло возбуждение. Ярик понял, что между ног горит от желания. Дыхание сбилось. И поцелуем всё это уже слабо получалось назвать. Они лизались мокро, кусались, и когда отрывались, между губ тянулись тонкие ниточки слюны. Ярик чувствовал, что у него опухли губы, болезненно заныла растревоженная трещинка на нижней губе, а ещё было так жарко, что он готов был поклясться: ещё пара минут — и несчастный костюм Моцарта придётся снимать и выжимать. Об укладке на голове и говорить не стоило, особенно после того как Саша с чувством пошуровал в ней рукой. Ярик, впрочем, в долгу не остался. Стул опасно шатался, когда они отклонялись на спинку слишком сильно, и ему приходилось то и дело опасливо выбрасывать руку, хватаясь за удачно стоящее пианино справа. Зато второй он с радостью попортил и Сашину идеальную укладку. Саша отстранился резко и внезапно. Тяжело дыша, он всё так же пытливо заглянул в поплывшие глаза Ярика. А потом резко отвернулся и подошёл к двери в студию. Щелкнула хлипкая защёлка. Ярик подавил смешок. — Шикарно, максимально нас обезопасил! — Он картинно вскинул руки и несколько раз похлопал. Откуда в нём внезапно взыграла эта театральность, он и сам сказать не мог. Вероятно, костюм, окружение, эти чертовы кружевные манжеты из-под расшитого красным блеском камзола. В довершение всего он осторожно сдвинулся правее, облокотившись на спинку и один из подлокотников стула, и вальяжно закинул одну ногу на второй. — Ты прямо как настоящий Моцарт в постановке, — Саша вздернул бровь и усмехнулся, — выглядишь, а ещё ведешь себя как блядь. — Наконец-то разнообразие, здорово, правда? А то в последнее время что-то ты сам с этим зачастил. И видочком, и поведением, — остаться в долгу Ярик точно не мог. — Особенно на «Мрачном Рождестве»! Вот это была потасканная Дейенерис! Кажется, он попал в точку. Саша нахмурился, а потом как-то нехорошо улыбнулся. В несколько шагов он оказался снова рядом, опускаясь на колени. Баярунас ждал чего угодно, но тот наклонился, одной рукой ухватив закинутую на подлокотник ногу за щиколотку, заставив вздрогнуть от неожиданности. И от того, как ярко это действие откликнулось в мозгу, а ещё внизу живота. Горячей, острой волной возбуждения. Кажется, раньше он за собой таких реакций от прикосновений к ступням не замечал. Реакцию Казьмин прекрасно уловил. Не церемонясь, он достаточно ощутимо проскользил вдоль ноги, обтянутой дурацким чулком, к колену, а потом и выше, опять останавливаясь на бедре недалеко от паха. Потом сам поднялся, поставил колено на край стула меж раскинутых ног Ярика и снова навис над ним. Они снова смотрели друг на друга будто в какой-то молчаливой борьбе, и сторонний наблюдатель не смог бы с точностью сказать, что последует дальше — горячий поцелуй или бой насмерть. А потом Саша заговорил. — Расстегни штаны. Ярик сглотнул. Кажется, ситуация выходила из-под контроля и сворачивала куда-то не туда. Однако противиться не было ни сил, ни желания. Саша действовал на него как всегда одуряюще, поэтому он дергано потянулся к замысловатым застежкам костюмных штанов. Благо, они были достаточно свободные и давление от них боли не приносило, однако расстегнуть наконец замочки и приспустить бельё было всё равно облегчением. Саша опустил глаза вниз, снова усмехнулся этой своей кривой усмешкой, ни дать ни взять Сальери настоящий, но не предпринял никаких попыток прикоснуться. Только ощутимее сжал ладони на бедрах, заставив Ярика инстинктивно дернуться вперёд. — Да ты, блин, издеваешься, — злости не осталось почти, а вот мучительное желание хоть какого-то контакта росло с каждой секундой. Поэтому, даже не совсем отдавая себе отчёта в действиях, Ярик потянулся к себе сам, обхватывая ладонью член и тут же жёстко проводя вниз-вверх. — Это тебя так ссоры, смотрю, заводят? — Саша склонился к самому уху. Губами задел мочку и горячо выдохнул. — Нет, конечно, это всё ты в этом костюме недобитого неформала из восемнадцатого века, — попытался съязвить Ярик, однако мучительная дрожь желания, пробежавшая по телу от Сашиных слов, от его губ и дыхания, заставила жестче задвигать рукой. Как он по этому скучал. Прошло сколько, чуть больше месяца? А он уже успел соскучиться. После такого все его собственные крики в пылу ссоры о том, что всё кончено, казались смешными. Да и кому он врал? Всё эти долгие промежутки никогда не давались ему легко. Он действительно скучал. По Сашиному такому нечастому теперь смеху, по улыбкам искренним, по глупым взаимным подколам и ночным играм в приставку, как тогда, много лет назад. По теплу скучал. И желанием его иногда перекрывало совершенно не вовремя. Как сегодня утром, например. Он проснулся с мыслями о Сашке, о фотосете и о грядущих концертах. Он представлял, как они увидятся после очередного перерыва и, быть может, немного остывшие, наконец помирятся в очередной раз, и может быть, тогда Саша наконец позовёт его к себе. И может, даже переночевать разрешит остаться… Собственно, закончилось утро горячим душем, незапланированной тщательной помывкой и не такой уж частой для Ярика дрочкой собственными пальцами внутри. Кто бы мог подумать, что это окажется настолько в тему. — Кажется, я в конец ебнулся, — сорванно выдохнул Ярик, внезапно для себя легко принимая решение. — Там в рюкзаке, во внутреннем кармане, смазка и презики. Саша замер как был и недоверчиво уставился на него в ответ. — Не начинай только, я тебя умоляю, у нас ещё есть время, пока они не вернутся! Как будто не знаешь, как они кофе пьют! — взмолился Ярик, понимая, что ещё немного — и у него скоро дым пойдёт из ушей от нетерпения. Саша же как будто смутился ещё больше и даже чуть отстранился. А вся злость и напористость куда-то испарились. — Ты как это провернуть собрался? Я вообще-то на фотосет ехал, а не трахаться, я, типа, не готов… Как будто ты не понимаешь! — уже более зло добавил он. — И это уже не говоря о том, что мы разъебем в конец эти несчастные костюмы! Здесь был бы уместен ехидный подкол о блядях и иже с ними. Сколько бы Сашка ни строил тут из себя крутого, в сексе вопрос подготовки он в первую очередь принимал на свой счёт. И это даже тешило самолюбие и чуточку огорчало, что Сашу сейчас действительно было не взять. Зато можно было наоборот, и сам Казьмин, вообще-то, должен был быть благодарен представившейся возможности. Ярик всё-таки предлагал нечасто. — Я готов, — не растягивая долгих пауз, сразу сообщил он. — И пока ты не начал докапываться, давай я не буду объяснять, как так вышло. Удачное стечение обстоятельств. А теперь, блин, можно мы уже просто потрахаемся, пока ты опять хуйню какую-нибудь не сморозил и мы не разосрались ещё на пару месяцев? Секунд десять Саше потребовалось, чтобы переварить полученную информацию. А потом его взгляд резко потемнел. Хищным стал. — Ну всё, ты сам нарвался! — выдохнул он, и у Ярика к щекам прилила кровь, а пах обожгло новой волной жара. Пока Казьмин копался в рюкзаке, он привстал, расстегивая оставшиеся застёжки на шёлковых штанах, путаясь и чертыхаясь. Он не заметил, как Саша снова оказался рядом, но и сказать ничего не успел, как тот обхватив его за талию, буквально в два шага подтолкнул к стоящему поблизости большому кожаному креслу и толкнул в него. Спасибо хоть, не очередной стул, тут падение оказалось на редкость приятнее. Больше ничего сделать ему Саша не дал, помог только сдернуть штаны с бельём до середины бёдер и, прежде чем Ярик успел возмутиться неудобством позы, подхватил его ноги под коленями, задирая высоко, насколько было возможно, устраиваясь рядом и укладывая их обе себе на плечо. Пришлось скрестить лодыжки, чтобы удержаться. Неудобно, но терпеть можно. — Что-то новенькое, — хрипло выдохнул Ярик, пока Саша выдавливал смазку. — С минимальным вредом для костюмов, — хохотнул тот в ответ, а потом извернулся, скользнул ладонью вдоль обнажённых ягодиц, вошёл сразу двумя пальцами и ощутимо согнул. Легко и почти без сопротивления. А поза всё-таки оказалась удачная, правильная такая, что пальцы сразу задели внутри нужную точку, почти без усилий. Ярик выдохнул судорожно и запрокинул голову. Блядски хорошо, не сравнить с собственными. — Я не буду спрашивать, как так получилось, но если ты с кем-то… — Саша несколько раз жёстко двинул рукой, проверяя и чуть сильнее растягивая. — Сам с собой считается? — попытался огрызнуться Баярунас. Но ругаться больше не хотелось. Хотелось Сашу. Слава богу, Казьмин его понял без слов. Буквально несколько секунд, недовольное пыхтение Саши, возившегося с собственными штанами, и тот перехватил его ноги, ещё сильнее их задирая и раскрывая, удобнее устраиваясь в кресле. Отдалённо пронеслась мысль, что, если бы сам Ярик попытался так Казьмина согнуть, тот, вероятно, уже и не разогнулся бы никогда с его-то больной спиной. Вошёл он одним очень медленным, слитным движением, сразу глубоко и чертовки правильно. Ярик зажмурился, всхлипнул и вцепился в подлокотник кресла у себя под головой. Сальери наконец взял Моцарта, как бы блядски и тупо это ни звучало. Больше сил говорить не осталось ни у кого из них. Саша достаточно быстро приноровился, уперевшись одним коленом в кресло, вторую ногу он оставил на полу для равновесия, а Ярик обхватил одной рукой собственные ноги под коленями, помогая. Было горячо, ярко и абсолютно безумно. Буквально в соседних комнатах от них находились посторонние люди. Возможно, проводились какие-то фотосессии, а внизу в кофейне их ждали уставшие коллеги, даже не представляющие, что происходит у них под носом. Такого экстрима он в своей жизни уже давно припомнить не мог. Яркий образ того, как в этот момент открывается дверь, срывая хлипкую защёлку, и на пороге возникают охреневшие коллеги, встал перед глазами. И всё они в полнейшем шоке стоят и смотрят, как Сашка дерет его на этом чертовом кресле, а он даже сделать ничего не может, потому что попросить остановиться сейчас — даже страшнее. Ситуация вообще-то — как из кошмара, и Ярик совершенно не понял, почему от этой мысли внутри всё так сладко сжалось и заныло. Саша определённо плохо на него влиял. Очевидно, подобные мысли рождались и у самого Саши в голове, поэтому движения его были быстрыми, резкими и поспешными. Боясь шуметь, Ярик вцепился зубами в ладонь свободной руки и снова зажмурился. Нутро обжигало удовольствием, от которого хотелось выть. Хотелось ноги развести широко, обхватить ими за пояс, раскрыться и Сашу к себе прижать как можно ближе, спихнуть с него эти слои расшитых блёстками костюмов и ногтями расцарапать спину. Но можно было только тихо подвывать себе в кулак, конвульсивно сжиматься на особенно глубоких толчках и ловить яркие вспышки перед глазами. Мышцы ныли от неудобной позы, и пот выступал на лбу, страшно было представить, что творилось с макияжем. Впрочем, маячившее выше столь же взмокшее лицо Сашки ясно показывало — макияжу пиздец. Им с Сашей, похоже, тоже. Но это сейчас волновало в последний момент. Ничего не казалось важным, разве что… Осознание неизбежного накрыло почти одновременно с подступившим оргазмом. — Я щас кончу, вот черт, костюм же… — простонал Ярик, судорожно попытался сбить рубашку выше, оголяя живот, и выгнулся всём телом, теряя ощущение реальности. Удовольствием прошило от копчика до самой головы, взорвавшись звёздами в мозгу. Он чувствовал только, как упорно продолжает Саша втрахивать его в кресло, преодолевая сопротивление сжимающихся мышц, и, кажется, Сашину жёсткую горячую ладонь вокруг головки собственного члена. Возвращение в реальность было медленным и ленивым. Отголоски удовольствия растеклись по всему телу, и Ярик лениво разлепил глаза. А через мгновение конвульсивно дёрнулся, прижимая руку к животу и костюму, в ужасе ожидая обнаружить там следы их внезапного и абсолютно ненормального порыва. Однако ничего не обнаружилось, кружевная чёрная рубашка оказалась чистой. Саша рядом усмехнулся как-то совсем глупо, и Ярик заметил, что тот вытирает свою ладонь об какой-то чёрный кусок ткани. Секунда, две… — Ах ты, блин, это же моя футболка! — он удивительно резво для разморенного оргазмом человека дёрнулся и попытался вскочить. Саша сбросил его ноги с плеча и наконец громко заржал. — Спасибо сказал бы! Футболку постираешь, а вот испорченный костюм тебя Утюпин заставил бы собственными слезами отмывать, — отсмеявшись, сообщил он, сбрасывая эту самую футболку на пол. — Ты, блин, просто… — слов не нашлось, и вместо этого Ярик сел в кресло и потянулся за поцелуем, обхватив Сашу рукой за шею. Страсть схлынула и улеглась, осталось вязкое чувство удовлетворенности и умиротворения. Смешно, учитывая, что с минуты на минуту их ждала встреча с неизбежным, но было абсолютно на это наплевать. Они больше не орали друг на друга, и то хорошо. О необходимости поговорить они, конечно, понимали оба, как понимали и то, что разговор состоится и с большой вероятностью будет не очень приятным. Но злость схлынула вместе с желанием, ушло напряжение и прояснились головы. Этого было сейчас достаточно. По крайней мере, к такой развязке никто из них не был готов, а значит, и не имел плана действий и поведения после. Окна в комнате, большие и ужасно неудобно открывающиеся, всё же пришлось распахнуть. Комната как будто пропиталась запахом недавней страсти, и вместе с помятым внешним видом виновников сего действа это составляло весьма недвусмысленную картину. Матерясь и ворча, Ярик завернул испачканную футболку в пакет, убирая на дно рюкзака вместе с чуть не забытым прямо на крышке пианино тюбиком смазки под истеричный ржач Саши, который принялся в красках описывать, как позеленели бы уж если не сам Утюпин, так несчастные девушки-ассистентки, обнаружив это богатство. Потом, всё так же матерясь, Ярик пытался вернуть божеский вид волосам, которые сбились, и ужасно смешно примялись в районе макушки, и совершенно не хотели возвращаться в исходное положение. Саше с этим оказалось проще, он лишь несколько раз провёл расчёской, укладывая растрепавшуюся чёлку, и залил её лаком. Зато с макияжем вышло наоборот — у Ярика он каким-то невообразимым чудом выжил, достаточно было лишь поправить самые уголки ватной палочкой. Сашины же совершенно растекшиеся чёрные круги вокруг глаз восстановлению явно не подлежали. Только тотальной переделке. Предложивший было выход из ситуации Ярик, обещавший поведать душещипательную историю их примирения, закончившуюся Сашиными слезами раскаяния и, как следствие, убитым макияжем, успел увернуться от подзатыльника в самый последний момент. И какой бы глупой, дурацкой и несерьёзной ни была ситуация, они оба, кажется, были готовы разгребать её последствия. Ничто так не объединяет, как общая проблема, которую нужно решить, ведь так? А ещё, наблюдая за внезапно как будто посветлевшим Сашей, Ярик в который раз подумал, что не хочет больше ссориться. Хочет решить всё проблемы раз и навсегда, и слушать больше хочет, доверять и прислушиваться. Неужели он не готов к этому, взамен на блестящие сейчас в ответ ему вообще-то такие родные зелёные глаза? Утюпин вернулся буквально через несколько минут. Один. Смерил их, а именно сидящего в кресле Сашу и устроившегося подле зеркала для грима Ярика, всё таким же усталым тяжёлым взглядом, и посоветовал не сидеть под открытыми окнами, качая головой и явно игнорируя повисшую в комнате неловкость. Гримеров и команду в комнату он разрешил запустить не раньше, чем ещё через 10 минут проветривания.