***
Страницы, уже начинающие желтеть под влиянием времени, послушно ложились одна на другую, повинуясь воле бледных пальцев. Широко раскрытые фиалковые глаза с жадностью поглощали каждую строчку, впитывали в себя каждую букву. Содержание толстой книги полностью захватывало, уводило в мир, полный героев и событий, заставляло думать и представлять, размышлять и делать выводы. Сибирь отложила в сторону прочитанный том и взялась за следующий. Впереди её ждало ещё два таких же, но это нисколько не напрягало девушку. Ей хотелось знать, хотелось рассуждать, хотелось узнать, что будет с героями и как они будут вести себя в поставленных автором ситуациях. Ей нравилось наблюдать за ними, нравилось мечтать, ставить себя на их место. Этот мир, открываемый для нее книгой, манил яркими характерами, раскрываемыми в самом обычном быту. Книга требовала точного и подробного анализа, она не приемлела лозунг «прочитать и забыть». И Сибирь с фанатичной преданностью исполняла её волю, полностью отдавая себя содержанию. — Вот упадет Луна на Землю, ты тоже читать будешь? — раздался шутливо ворчливый голос, сопровождаемый скрипом покрытой ледяными узорами двери. Сибирь недовольно дернула плечом в сторону вошедшего, не отрывая от книги глаз. Половицы проскрипели под сапогами, оставляющими следы на тонкой крупе снега. — Интересно? — стул рядом недовольно хрипнул, продавливаясь под весом человека. Сибирь подняла глаза, глядя из-за пушистой челки. — Да. — И о чем же? — улыбнулся Саха, стягивая с себя шапку и оставляя короткие белые волосы забавно торчать пушистой шерсткой, будто у песцов. — Ты не поймешь, — насупившись, Сибирь снова уставилась на убористо напечатанные строчки, наклоняясь ниже. Парень хмыкнул и провел ладонью по столу, собирая мелкий снег. — Наверное, о чем-то холодном… Не зря же ты так тут все заморозила, — он обвел взглядом комнату, похожую больше на внутренности холодильного погреба или чьего-то склепа. — Или злом. — Оно само, — отбрила девушка, заставляя себя сосредоточится на слове, которое она читала уже второй раз. — Чего пришел? — Да так… Сказали, ты тут, вот и решил зайти, поболтать, — Саха стряхнул с ладони капли талого снега. — О делах, о вещах… О войне. — И мире, — вздохнула Саша, закрывая книгу. Похоже, дочитать ей удастся еще не скоро. Впрочем, будет время подумать, осмыслить прочитанное. Саха повнимательнее пригляделся к Брагинской. Живой блеск, бывший в её глазах всего несколько мгновений назад, уже потух. Остановившийся взор пронизывал юношу насквозь, заставляя ёжиться. Как бы нечасто он с ней виделся, резкие перемены, произошедшие с девушкой, были на лицо. Возможно, Сибирь и сама не подозревала, насколько закрытой она стала. Больше не слышно было её ворчанья по поводу и без, вести о драках и более крупных «битв» будто канули в лету. Всё чаще сибирячку можно было застать с книгой или, погруженную в свои думы, рисующую морозные узоры на стекле. Холод и снег, словно щит, постоянно окружали её с каких-то пор. Куда бы не пришла Брагинская, там через считанные секунды уже было белым-бело. Саха потер переносицу. Все происходящее казалось плохо придуманной сказкой, начиная с необъяснимых перемен Сибири, заканчивая этой жуткой войной. Осознание, что никто не готов к такому повороту событий, пришло слишком поздно. — Я жду, — напомнила о себе Саша, скучающе заставляя кружиться в воздухе полк снежинок. Лёгкие белые кристаллы растаяли, сев на чужие плечи. — Думаю, не мне читать тебе мораль. В конце концов, в твоей… — парень остановился и поправил себя сам, — в нашей семье есть те, у кого это выходит лучше. — Тогда зачем пришёл? — поторопила его Саша, которую ждали вымышленные миры без ворчания, недовольства, упреков и укоров. Миры, где она была героиней, а не человеком второго плана. — Хм… Пришёл сказать, что есть те, кто всегда поддержит тебя. И что им иногда тоже нужна твоя поддержка, — Саха разлохматил волосы у себя на затылке, глядя в потолок. — Этот… Дальний Восток… Он не плохой, но… Холодный, знаешь?.. У нас очень ценятся горячие люди, готовые согревать и поддерживать общий костёр. Холода вокруг и так слишком много… Лёгкое пламя взвилось вверх с пальцев Сахи, заставляя кружащий бал снежинок истаять мелкими каплями воды. — Ты была таким горячим человеком. Но сейчас, похоже, что-то не так… Верно? Брагинская проводила взглядом замерзающие ручейки, не успевшие полностью растечься по столу. Откровенничать ей не хотелось. Особенно сейчас, когда она еще не полностью отошла от событий книги. Впрочем, она вполне может взять себя в руки и достойно себя повести. Какая ей, Сибири, разница, что происходит? На любой выпад жизни у неё теперь есть ответ. — Не то, чтобы не так… — врать Сахе не хотелось. Но ещё больше не хотелось говорить правду. — А как же? — мягко подтолкнул её к ответу парень. — Понимаешь… — Сибирь что-то поискала глазами. — Вот взять этот цветок, — бледная, почти сливающаяся с инеем на столе, рука потянулась к лежащему на подоконнике васильку. Скованные льдом, сине-сиреневые лепестки даже не шевельнулись. — Ему уже больше десятка лет. Холод не даёт ему погибнуть, сохраняя тепло внутри. Если я его разморожу, он снова оживет, — девушка посмотрела на цветок. — Но мне не хочется этого делать. Миг — и от василька остались лишь ледяные кусочки с навсегда застывшими в них обрывками лепестков. Саха посмотрел на лед, сквозь белый плен которого виднелись фиолетовые жилки. — Он был мертв. Цветок, оторванный от земли, мертв… — грубые пальцы работника взяли ледяные крупинки, растирая их в труху. — Как мертва рыба, которую заковывают в лед, чтобы питаться ей в тяжелые времена. Мертвы листья под снегом зимой, мертвы цветы и насекомые. Животные в норах спят, но в любой момент могут умереть. И даже не поймут, что умерли. Парень поднял глаза, ловя взгляд девушки. Фиолетовые льдинки… Нет, не льдинки. Лепестки василька, заточенные в холод и мороз. — Лед не сохраняет, Сибирь, он дает тебе иллюзию охраны… И, умирая, ты даже не заметишь, что-то, что тебя охраняло, в итоге тебя и убило. Как ты убила этот цветок, — Саха протянул руку и взял девичью ладошку, сжимая холодные пальцы в плен своего живительного тепла. Его руки были мозолистыми, грубыми, покрытые ранками и рытвинами от тяжелой работы на шахтах. Но они были живыми и человеческими. А ледяные белые ладони Саши, казалось, принадлежали уже не человеку. — Это мой выбор, — наконец раздался звенящий голос Брагинской. Аккуратно высвободив ладонь, она безэмоционально посмотрела, как ненадолго порозовевшие пальцы бледнеют, возвращая холод. — И назад пути нет… — девушка вздохнула. Почти синие, некогда мягкие губы скривились в подобие усмешки. — Так ты хотел поговорить о войне? Какие-то вести? Стоило только вспомнить о бесконечных поражениях русских, как становилось кисло. Непонятно, чем думал государь и куда смотрел сам Россия. Да, война была неизбежна. Но именно они, прекрасно это понимающие, оказались не готовы. Порой отсутствие чёткого плана и хорошего руководства выводило из себя. «В этом весь Иван» — ядовито подумала Сибирь. — «Дай только увидеть — всё припомню». Смотреть на непривычно измученного Олега, покрытого росписью ран всех размеров, чувствовать, как гибнут свои люди, посланные на фронт, было невыносимо. В который раз Саша жалела, что еще тогда, в далеком тысяча пятьсот восемьдесят втором, пустила русских на свои земли. Хотя, кто знает, как бы легла карта, сделай она так, как хотела сейчас. — Я сам не знаю, что с войной… — Саха помрачнел. Он не воевал, но многие из тех, кто были ему дороги, слишком долго молчали. — Дальний как-то оговорился, что… Все идет очень плохо… Осады, потонувшие корабли… Парень снова затих, сжимая кулаки. По его лицу трудно было понять, что он думает — эмоции сменялись слишком быстро. Сожаление, грусть, тревога, злость, отчаяние, смирение, не принятие и снова сожаление… — Я знаю, что тебе все равно… Извини. — Думай, что говоришь! — хлопнула по столу Сибирь, заставляя толстую ледяную броню покрыться трещинами. Саха вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на девушку. Что ж, надежда умирает последней — на бледном, словно неживом лице все так же царила пустота. — Какой бы я ни была, на свою семью мне никогда не будет все равно! Скоро приедет Россия, — будто выплюнула последнее слово Брагинская. — Тогда и будем решать. Делать что-то сейчас — бесполезно. Все мы под ним ходим, — холодный голос дрогнул. Сибирь замолчала, стараясь не выдать своё волнение. Скоро приедет Россия. Как ей быть? Что говорить и как говорить? Фиалковые глаза наткнулись на часы, чудом работающие при таком морозе. — Пойдём, — бесцветным голосом произнесла девушка, поднимаясь. — Надо успеть к вокзалу.***
На улице было ни на йоту не теплее, чем в вагоне. Пальцы, рискующие приобрести морской оттенок, мелко дрожали. Зубы беспрестанно клацали, колючий ветер резко, без прелюдий распахивал полы шинели и подбирался самых костей. Не спасало ничего: ни неизменный длинный шарф, на котором уже блестел иней, ни пара теплых толстых свитеров и не менее теплых штанов, ни ботинки, обитых мехом, ни шерстяные носки. И без того румяные щеки еще больше раскраснелись вместе с беззащитным кончиком носа. Аметистовые глаза изучающе бродили по улицам, выискивая в толпе знакомые лица. «Где же ты?..» — мысленно спрашивал Ваня, заталкивая глубже внутрь не в меру разбушевавшееся волнение. В серости города мелькнула белой снежинкой чужая шевелюра. Как много людей от природы имеют белые волосы?.. Тем более здесь, в восточном краю. «Саха?.. Он-то что здесь забыл?» — недовольно насупился Брагинский, переминаясь с места на места и дуя на замерзшие ладони. Но подошедший практически двойник отошел на задний план, ведь пришел не один. А с той, кого и искал Россия в толпе. — Наконец-то!.. — нетерпеливым выдохом сорвалось с губ Ивана. — Думал, насмерть тут замерзну… — Я была бы рада, — отозвалась подошедшая Сибирь. Россия вздрогнул и мрачно уставился на девушку. «Вот ведь…» — раздраженно подумал он, чувствуя, как стало ещё холоднее. Брагинскому уже не хотелось ничего, кроме теплой печки и горячего сытного обеда. Желательно подальше от будто мёртвых темно-фиолетовых глаз. — Так и будем стоять или в дом пригласишь? — недовольно спросил страна, готовый на все ради тепла и сухости. — Не приглашу, — мотнула головой Саша. — Там ещё холоднее. А тебе следовало быть расторопнее. Знал же, куда едешь. Ты уж не серчай, — ядовито добавила девушка, холодно глядя на меняющееся выражение лица Ивана. На чувствовала, как темнеет вокруг воздух. Она слышала еле уловимое «кол-кол-кол». Но у неё был надёжный щит. А Россия… Пусть говорит, что хочет. — Так вот, к делу. Сибирь жестом пригласила мужчин пройтись. «Все же лучше, чем стоять» — обреченно вздохнул Ваня, понимая, что на теплый прием ему рассчитывать не придется. — Ты Олега видел? — вдруг спросила Саша, чуть поворачиваясь к Брагинскому. Зарывшийся в шарф по самый нос Брагинский выдохнул облачко пара и утвердительно кивнул. Видел лишь мельком, точнее, видели люди, а ему сказали. Но какая разница и стоит ли описывать все эти перипетии Сибири? Скорее всего нет. — А раз видел, в каком он состоянии, — продолжала девушка, не замечая расползающийся под ногами лёд. — То скажи мне, какого ж чёрта вы, там, у себя, такие умные, вот до всего этого довели? Иван вздохнул. Он не знал, как ответить Сибири. Ещё в самом начале он и сам понимал, что не готов к этой войне, которая была лишь вопросом времени. Однако прочитать мысли царя он не мог, как и сказать что-то наперекор. А теперь приходилось расхлёбывать. — Я не знаю, — выдохнул Ваня. Сил, чтобы думать над веским ответом, сотканном из домыслов и капельки правды, не было. Россия достаточно устал. Война, народные недовольства — все это он видел, но велено было молчать. И терпеть. «Как же это все надоело…» — Пойдем, — раздался безразличный голос совсем рядом, холодные руки подтолкнули вперед, мол, иди быстрей. Брагинский, не особо сопротивляясь, зашагал впереди, не переставая проклинать погоду и все, что попадалось на глаза. Прогулка под холодным ветром не согревала теплыми беседами. Возможно, потому что их не было. Сибирь молчала, глядя на лед под ногами то ли от скуки, то ли из соображений безопасности, Россия пытался согреться, нахохливаясь, как воробей, а Саха просто наблюдал за серым тоскливым небом, изредка выдыхая облачко пара. Так они дошли до окраины, каким-то образом свернув к железнодорожным путям. Россия посмотрел на темные длинные полосы, ныряющие за очередной лес у города, и усмехнулся. — Даже ноги привели меня сюда… Видимо, пора ехать дальше, — он вздохнул, оборачиваясь на молчаливых спутников. Сибирь не ответила, продолжая лишь смотреть темными глазами. — Спасибо, что встретили… Поболтаем, значит, потом, — Иван улыбнулся, необычайно искренне для замотанного войной и лишениями человека. — Пора прощаться?.. — Угум… — протянул Саха в ответ, пожимая руку. Его шутливо поймали, толкая на себя и обнимая. Якут смущенно задергался, ворча что-то на своем языке и отстраняясь. Россия тихо рассмеялся, а затем повернулся на Сашу. Искристые глаза встретились с глубокими колодцами и, попытавшись осветить их, потухли. Слишком глубоко, слишком… Холодно. — Удачи вам тут, — сказал Россия уже более понурым голосом. — Не забывайте про меня… — Про тебя разве забудешь… — пробормотал Саха ему в спину Брагинский махнул рукой на прощание и торопливо пошел в сторону вокзала, откуда дальше ехал его поезд. Еще не конец длинного пути, навстречу новой войне и новым смертям. Еще рано радоваться.