┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Микки осторожно оглянулся по сторонам, убедившись, что его персоной никто не интересовался и направился к выходу из аэропорта Чампино, поправляя козырёк своей счастливой кепки. Это была старенькая, но бережно сохраненная бежевая бейсболка с нашивкой лисы от Goorin Bros, которую Микки купил со своего первого гонорара ещё семь лет назад. Сейчас у него была целая коллекция и некоторые он даже взял с собой: черную с пантерой, а также серую с бараном, которую ему подарила сестра. Но все равно было что-то нечто особенное в этой первой большой покупке с потертыми краями и кое-где торчащими ниточками, что грело и поддерживало Микки, словно его тайный оберег. Кроме того, что Милкович придавал особую ценность старым вещам, он в принципе был прост и непритязателен в одежде, выбирая монохромные и практически скучные вещи, как прямо сейчас: белая футболка и горчичного цвета бриджи с черными вансами. Джей Джей постоянно пытался подключить его к всевозможным брендам, от чего Микки отбивался, как молодой самурай. К черту это, Джеффри мог натянуть какое-нибудь розовое дерьмо от Gucci только на его бездыханное тело. У модных домов уже была тощая задница Коула Адамса, который потерялся в трех соснах, где деревья были гендерами, и они могли наряжать его в рождественскую елку буквально каждый день. Он вышел на улицу, наслаждаясь теплым ветром, который приятно ласкал кожу, а не пытался дать тебе рак, как это было в вечно жарком Лос-Анджелесе и довольно вздохнул, не смотря на внутренний тремор и долю волнения. Люди вокруг семенили, катя за собой чемоданы, таксисты зазывали клиентов, кто-то спешил внутрь, опаздывая на свой рейс, кто-то, смеясь и обнимаясь, лениво выходил из дверей. Микки стоял в стороне, не мешая основному потоку, еще не в Риме, но уже не в Лос-Анджелесе, где-то между прошлым и будущим, в месте, где слезы так же часты, как и улыбки, быть может это и было то самое — настоящее. Он шумно сглотнул, играя с замком на своей сумке, смотря, как стальная белая птица идет на посадку, разрезая пушистые облака. Микки подумал, что если уж человек смог сотворить самолет и, черт возьми, заставить его взлететь с сотнями пассажиров на борту, то он мог бы собраться с силами и отправиться в неизвестность, в первое личное путешествие за всю свою жизнь. Он сотни раз выходил на сцену, тысячи раз был под прицелами объективов, и все же сейчас Микки чувствовал себя маленьким и беспомощным, когда мир распростерся перед ним: безграничный и бесконечно прекрасный. В его руках был путеводитель по Риму, который, Микки был в этом уверен, ничем ему не поможет, как и маленький разговорник с основными фразами, потому что Милковичу никогда не поддавался никакой язык, кроме испанского. И тот, наверное, просто был заложен у него в генах, как запасной, если учесть, сколько его родственников работало в наркокартелях или просто скрывалось в Мексике от тюрьмы. Да, семья Микки была неумолимой, веселой и безжалостной, надежно скрытой от когтей прессы, иначе его задницу не пустили бы не в один проект, учитывая, что более гомофобных и нацистских ублюдков, чем отец Микки и его свита, Вселенная ещё просто не придумала. Так что для широкой общественности он был сиротой, хотя его реальная жизнь мало чем отличалась от горькой лжи, потому что Терри скорее убил бы его, если бы когда-нибудь встретил. У него была сестра Мэнди, и иногда они даже виделись, выкраивая редкие часы для встреч в графике съемок Микки и ее загруженном подиумном расписании. "Стерва бы точно разобралась в этих гребанных катакомбах", — с улыбкой подумал Микки, рассматривая карту Рима, которая виделась ему каким-то супер сложным шифром на языке инопланетян. Модельный бизнес предполагал частые перелеты, поэтому Италия была почти вторым домом Мэнди в сезон моды, и Микки было немного жаль, что сейчас его сестра вышагивала совершенно на другой стороне земного шара. Чувство тяжелого холодного одиночества затопило его без предупреждения, и Микки вздрогнул в попытке стряхнуть его и депрессивные мысли, которые норовили забраться ему под кожу. Это просто была его жизнь. Все смотрят со стороны и видят, как его обожают десятки тысяч людей, хотя на самом то деле, никто из них никогда не любил его настоящего. Они знакомы лишь с картинкой, костюмом, тщательно продуманным командой маркетологов, пиарщиков и агентов, в конце концов им самим. Образом, что делает его успешным, востребованным, обсуждаемым. Образом, плата за который —круглосуточная работа, постоянные лишения, одиночество. Когда-то давно Микки слышал, что величайшее счастье — это найти человека, с которым вы сможете вести себя так же свободно, как ведете себя наедине с собой, человека, который узнает и всецело полюбит вас настоящего. Микки просто смирился, что это сказка в которой ему никогда не получить роли. Он уже давно заплатил свою цену и просто очень надеялся,что дивиденды покроют его убытки. Милкович глубоко вдохнул и снял с футболки свои темные очки Ray-Ban в квадратной черепаховой оправе, прежде чем нацепить их на лицо и направиться к стоянке, пора было привести этот план в действие. Он открыл дверь такси и плюхнулся внутрь, вспоминая, где именно в слове "буонджорно" ставится ударение, когда внезапно осознал, что попал в какой-то индийский вариант кроличьей норы. Густой туман из мощных благовоний и чего-то, что было смесью карри с коровьим душком, развеялся и явил Микки крошечный филиал Мумбаи, заключённый в желтую Daewoo Nexia. Прошла минута, прежде чем Микки все таки собрал свои глаза в кучу и сфокусировался достаточно, чтобы увидеть водителя такси среди дыма, бус и бархатную штору с золотистой бахромой, которая отделяла задние сидения. В любом случае это ничем ему не помогло, потому что парень был явно в трансе, подпевая замысловатую индийскую мелодию и кусая булочку, набитую овощами и мясом. Микки взглянул на дверь и задумался, а был ли за ней Рим или же они уже трансгрессировали прямо в трущобы. Он уже собирался извиниться за то, что прервал парню обед(хотя тот его даже не замечал), когда водитель вынырнул на поверхность и улыбнулся Микки, одновременно стряхивая с себя крошки. — Добро пожаловать в вечный город! Меня зовут Санджей, куда бы вы хотели поехать? — отчеканил Санджей на безупречном английском с лёгким индийским акцентом и дикой ухмылкой. Микки замер, рассматривая листок с указаниями Джей-Джея: адрес оплаченного пятизвездочного отеля, контакты гида, популярные туристические места, рестораны Мишлен… "Куда бы вы хотели поехать?" Он свернул его, убирая в карман, прежде чем устроиться поудобнее и заговорщицки взглянуть на водителя. — В место, которое реже всего называют туристы. Санджей задумался лишь на секунду, вероятно с рождения готовый к любому повороту событий, а после триумфально улыбнулся и завел мотор, выезжая со стоянки аэропорта. Микки лишь оставалось держаться крепче и надеяться, что он не произнес никакого тайного кода, обозначающего место встречи для итальянской мафии. С другой стороны, жизнь — это либо отчаянное приключение, либо ничто. Вопрос лишь в том, что ты выберешь?┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
В самом начале своей карьеры Микки посчастливилось сыграть почтальона в небольшой, но красивой короткометражке про скоротечность времени. Его героя звали Ливио, что, как Микки понял только многим позже, было саркастической насмешкой судьбы, и он каждодневно развозил почту, проезжая по одной и той же каменной улочке. Картины сменялись, гримеры пыхтели и наносили на Микки больше морщин и седых волос, пока он попросту не превратился в само определение времени, а его двухколесный друг не заржавел. Однако улочка оставалась такой же красивой, украшенной корзинами с пышными яркими цветами, которые чахли в конце каждого сезона только чтобы вскоре расцвести вновь. Каждый волен был сам вынести для себя смысл из этой картины, Микки просто радовался, что ему досталась главная роль, даже если его гонорар практически состоял из пыли. Наверное, суть таилась в том, что человек, хоть и считает себя венцом творения, был обычным набором костей с H2O и неминуемо поддавался увяданию, в то время, как миру вокруг было суждено простоять вечность. Он помнит, как критики восторженно похвалили их декорации — разноцветные домики пастельных оттенков в стиле итальянского квартала, украшенные горшками и подвесными корзинами с цветущими гортензиями, с бугенвиллеями на стенах. Все это, конечно же, было чистой фальшью: дома из фанеры, а цветы из бумаги,ткани и энтузиазма декораторов, но реакция была непревзойденной, и Микки гордился своим причастием. Но прямо сейчас он с ясностью понимал, что это было дрянью и даже в четверти не соответствовало настоящей действительности. Санджей учтиво подвез его до…ну, этого места где-то в Риме и даже попытался объяснить, где именно Микки находится с точки зрения географии. "Мы в северо-центральной части Рима в районе Триесте, между Виа Тальяменто, Виа Арно, Виа Омброне, Виа Серкио и Виа Клитунно, — спокойно отчеканил индус, пока Микки гадал на каком языке тот разговаривает. И снова он подумал о том, как жестоко общество недооценивало таксистов, и как они сами не осознавали собственный ядерный потенциал. Знание нескольких языков, невероятная коммуникабельность и развитое пространственное мышление были качествами, за которые боролась любая уважающая себя фирма, и все же Санджей был здесь, крутя потертый руль подержанного автомобиля. — Где, еще раз? — попытался Микки, давая водителю намек, что он ни черта не понял. — Вы в соседнем районе от квартала, где расположен лягушачий фонтан, в котором купалась группа Beatles, — предложил индус. Микки обдумал этот вариант секунду, прежде чем кивнуть и пожать плечами, это его устраивало. Санджей был мил, общителен и любезен, давая Милковичу инструкции на языке аборигенов, как именно ему пройти к нужному хостелу, коим владела его старая знакомая, с которой он познакомился сразу после приезда в Рим. Когда Микки наконец выбрался из машины, он был даже почти что уверен, что его задница не потеряется в этом одном огромном музее, чтобы быть растерзанной местными беспризорниками. — Ах да, — Микки чуть не забыл о главном, копаясь в карманах и выуживая конверт с нужными документами, — Это оплаченный на десять дней пятизвездочный отель, — застенчиво сказал он, пока Санджей явно терял рассудок, — Повеселись сам или не знаю, продай кому-нибудь, в любом случае ты помог мне, а я не люблю оставаться в долгу, — добавил он и в следующий миг оказался бесцеремонно смятым в кучу одним счастливым индусом. — Я назову первенца в твою честь, — заявил Санджей, аккуратно складывая бумаги, — Как будет твое имя? Микки фыркнул, заранее зная, что парень пожалеет об этом через пару секунд. — Михайло. — Это…это…не так уж и плохо, — рассудил таксист и кивнул Микки, — Моего брата зовут Мадхукар, что буквально означает пчела, так что одно нелепое иностранное прозвище не испортит наше семейное древо, — заключил Санджей, не замечая кислых взглядов своего пассажира, — Звони мне, мой друг, если тебе понадобятся колеса, ну или спрятать улики. — Улики? — пискнул Микки, оборачиваясь на таксиста в неверии. — Какие улики? — переспросил Санджей и, заговорщицки подмигнув Милковичу, завел мотор и скрылся в потоке машин". И вот Микки стоял среди райских садов, вдыхая густой сладкий аромат цветов, пышно цветущих в подвесных корзинках по обе стороны узкого переулка. Он медленно шел, впитывая атмосферу какой-то сказочной улочки, словно где-то был портал, в который он ненароком забрел, шагнув в мир, созданный Клайвом Льюисом. Каменные дома с небольшими окнами напоминали ему маленькие замки, стоящие бок к боку, украшенные коваными табличками, резными деревянными рамами и, конечно же, благоухающей геранью, чья сладость была немного смешана с горечью. Вансы Микки стучали по вымощенной дороге, пока он любовался этим скрытым от лап туристов кварталом, вероятно, хранящим в себе дух обычного рабочего римлянина. До него с трудом доходило, что он в принципе не в Лос-Анджелесе, не говоря о том, что недосып Микки был далеко за пределами критического для сознания уровня, поэтому прямо сейчас он буквально парил, как Алиса в Стране Чудес, фотографируя цветочные горшки и кованые фонари, словно блогер-путешественник. Санджей сказал ему идти вперед, пока он не упрется в маленькое уличное кафе, за которым и будет вход в нужный ему дом, и Микки был горд собой, когда обнаружил пункт назначения, даже если путь к нему занимал пять минут без единого поворота. Что бы ни было, он не так безнадежен, как может казаться. Среди зеленых кустов и бочек с цветами стояли деревянные столы и стулья с коваными ножками, всего пять штук, что говорило о том, что место ни в коей мере не было популярным, и это не могло не радовать внутреннего социопата Милковича. И снова атмосфера поразила его в самое сердце, казалось, что он никогда не видел ничего более совершенного, чем эта старая улочка с простенькой мебелью среди густой одомашненной растительности. В этом так яро чувствовалась Италия, что даже Микки, не знающий ни черта о Риме в первую очередь, мог проникнуться этим и восхититься. Дверь в дом была гостеприимно открыта, и Микки прочел выкованную на табличке надпись: "Visita a Di Dio", прежде чем кротко постучать по косяку, привлекая внимание. Никто не явился на его зов и, немного подумав, Микки шагнул внутрь, попадая в усадьбу XXIвв., серьезно ожидая, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнут Бриджертоны. Он сделал несколько шагов по коридору, прежде чем обнаружить большую светлую кухню и, вероятно, хозяйку дома, самозабвенно вымешивающую до смешного огромное количество теста. — Siniera Di Dio? — позвал он, но женщина слишком громко подпевала свою итальянскую мелодию, чтобы услышать Микки, — Buon giorno? — он почти закричал, о чем пожалел в следующую секунду. — Signore abbi pietà! — пробормотала хозяйка, хватаясь за сердце и моргая на Микки, пока приходила в себя от испуга, — Oh ciao, costoso, come posso essere utile? — сказала она, приходя в себя и расплываясь в улыбке, моя руки, чтобы подойти к Микки. Вероятно, Милкович выглядел, как оглушенный опоссум, потому что не разобрал ни одного слова, панически роясь в своем разговорнике, пока сеньора Ди Дио не поняла происходящего и не свалила на него величайшее облегчение. — Ох, ты американский турист, милый? — проворковала она на английском в стиле добрейшей бабушки, и Микки радостно закивал, — Моя мама, упокой Господь её Душу, была американкой, так что ты можешь говорить, как дома. Микки чуть не взлетел от облегчения, убирая проклятый словарь и пытаясь вспомнить, зачем он был именно здесь в первую очередь, — Мне…мне сказали, что я могу снять у вас комнату. Сеньора Элиза Ди Дио, верно? — Sì sì, caro, — улыбнулась женщина и тут же махнула рукой, — Ох, прости, дорогой, у нас здесь не так много иностранцев, всего лишь еще один. И зови меня Элиза, пожалуйста, — попросила она, хлопнув в ладоши и дожидаясь кивка Микки, — Так, а кто же у нас здесь? — О, Михайло, я Микки…то есть, — представился Милкович, радуясь тому, что попал в место, где его скорее всего никто никогда не признает. На самом деле не было ничего прекраснее, чем просто побыть обычным, ничем не примечательным человеком. — Михаэль, — улыбнулась Элиза и потрепала Микки по щеке, что подтверждало, что он наконец-то нашел свою давно пропавшую бабушку, — Кто, как Бог. Какое красивое имя, дорогой, это сейчас действительно редкость. Пойдём за мной.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Обед через два часа, не опаздывать! — приказала Элиза, прежде чем выйти из комнаты Микки и, если честно, Милкович даже не думал с ней спорить. Ему хватило ровно пяти минут, чтобы понять, что сеньора Элиза Ди Дио была тем типом женщин, чьи добрые и мягкие речи ничуть не сбивали ее железную хватку. Он оглянулся,улыбаясь в пространство своего дома на ближайшие десять дней, довольный местом, которое получил за смешную сумму: небольшая, но светлая комната с деревянным скрипучим полом, белеными стенами и потолком, завешенная картинами и, конечно же, заставленная зелеными листовыми растениями. Новая кровать, заваленная подушками и застеленная серым пледом крупной вязки, особенно манила Микки по имени, и он практически прыгнул на нее, как глупый школьник, исчезая в перине, чтобы наконец-то сладко заснуть. Он проспал обед на два часа. Желудок Микки был особенно этим недоволен, так как последней его едой было яйцо Бенедикт и греческий салат в самолете несколько часов назад, так что Милкович умылся и привел темные волосы в более менее приличное состояние, чтобы выйти и поискать какой-нибудь ресторанчик, коими Рим должен был быть усыпан вдоль и поперек. Он почувствовал себя немного лицемером, потому что всегда утверждал, что его гардероб ни что иное, как воплощение скуки и классики, однако сейчас перед Микки лежала самая дикая коллекция гавайских рубашек, когда-либо существовавшая на Земле и не принадлежавшая при этом Элтону Джону. У него не было ни малейшего шанса похвалиться ими где-нибудь в США, увольте, через три минуты он взорвал бы Twitter, а еще через пару секунд и Instagram, и цветастые рубашки стали бы его фишкой, как несколько лет назад его теплый коричневый свитер, который он доносил до самораспускания. Это была его маленькая страсть — яркие рубашки в нелепейшем количестве цветов и узоров, что только подтверждало, что Микки, без сомнения, огромный петух. Он лишь пожал плечами и цыкнул, давно свыкшийся со своей ориентацией, выбирая между зеленой пляжной тканью и более нежной голубой. Выбор пал на второй вариант, и Микки бросил другие вещи в сумку, примеряя небесного цвета рубашку с короткими рукавами, принтованную розами и зелеными листочками на белую футболку с голубыми джинсами. Он дополнил образ темными очками в тонкой оправе, открыл онлайн-путеводитель на телефоне и отправился в неизвестность на поиски запаха знаменитой римской пиццы.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Ну, это было ожидаемо. Микки стоял посреди оживленной площади, панически оглядываясь во все четыре стороны, осознавая, что он глупейше, унизительно, без сомнения потерялся. Зачем он вообще доверился этой гребанной железяке, напичканной искусственным интеллектом, которая и завела его черт знает куда и отказывалась показывать путь назад? Сара Коннор оказалась права, а Тим Кук был гребанным масоном. Микки собирался с силами, чтобы пойти поймать рандомного итальянца и попросить его указать ему дорогу назад, признавая при этом, что сам брюнет был абсолютно бесполезен без Джей Джея у себя под рукой. С другой стороны, может быть, ему позвонить Санджею? — Ha bisogno di aiuto, signore? — теплый медовый тембр вырвал его из задумчивости, и Микки поднял голову вверх в поисках его источника, чтобы растерянно замереть, забывая любые слова. Первым, что он увидел было чистое и яркое золото — невероятно красивый оттенок оранжевого, переливающийся под лучами римского солнца в виде копны очаровательных кудрей, которые, как казалось, были увенчаны нимбом. Их не менее очаровательный владелец коротко улыбнулся Микки, заинтересованно смотря на него в ответ, наверное, ожидая, когда Милкович выйдет из своей мини-контузии. Брюнет задавался вопросом, а не сбило ли его случайно машиной, и это был рай и местные ангелы? Если же они все еще были на грешной земле, то Микки начинал понимать, почему Джей Джей совершил свой бисексуальный каминг-аут именно в этой стране из всех мест, если вот это то, что могла предложить Италия… Мужчина наклонил голову в немом вопросе, и Микки нашел в себе унцию воли и гордости, чтобы открыть рот и заговорить, — Buona sera. Mi sembra di essere…, — криво пробормотал он, стараясь вспомнить, как же говорится… — О, американец, — с ослепительной улыбкой заключил мужчина, и Микки выдохнул облегчение, — Вы…зашли не туда? — учтиво спросил он, и брюнет был благодарен, что парень кажется просто понял его проблему и не стал ее афишировать. — Эм, да, — кивнул он, думая, а находил ли он когда-нибудь чьи-то веснушки привлекательными, замечал ли он их вообще, — Я…только сегодня заселился в "Visite a Di Dio" и вышел прогуляться, чтобы, — Микки развел руками, неохотно признавая свое поражение, — Потяряться за десять минут, я полагаю…? Мужчина коротко рассмеялся, заставляя внутренности Микки туго скрутиться, потому что это был чертовски опасный смех: красивый, мелодичный, приятный, но в тоже время хриплый и сексуальный, отчего жар начал подкатывать к щекам брюнета с небывалой силой. На лбу у Микки без сомнения было написано: "Трахни меня, я в отчаянии", он не помнил, когда у него вообще случался нормальный секс, но все равно было безумно, как огненная макушка со жгучим взглядом и согревающим смехом смогла завести его ржавый мотор с нуля до скорости света. — Вы остановились у Элизы и Винченцо? — уточнил мужчина, продолжая обворожительно улыбаться. Микки уверовал, ибо кто если не Бог послал ему англоговорящего ангела, который так же знал куда ему нужно попасть, хотя Рим был в большей степени муравейником. — Да, милая старушка, куча цветов и так далее, — проворчал он, как идиот, пытаясь включить настройку актера, которая, кажется, выдохлась и уснула. — Тогда точно, — рыжеволосый кивнул и одарил Микки еще одним горячим изумрудным взглядом, от которого любая неискушенная Душа пала бы замертво, но слава кинематографу Милкович знал, как не подавать виду, когда его жестко поджаривали, — Сейчас мы на площади Giovani и Вам нужно пройти направо, — объяснил он, указывая свободной рукой в нужном направлении, — И свернуть налево под большую арку, а после идти прямо, пока вы не упретесь в кафе. — Ооо, спасибо, — Микки не смог сдержать восторга и радости, улыбаясь парню с признательностью и, скорее всего, нескрываемым обожанием того, что он видел перед собой. Что бы ни было, они больше никогда не встретятся,и мужчина не подавал признаков узнавания, так что Микки мог вести себя, как идиот, каким он на самом деле и был. — Не за что, а вы…? — мужчина просиял, искренне довольный тем, что помог, поправляя корзину, наполненную овощами и фруктами у себя под рукой. — Микки, — ответил Милкович и совершил ошибку, пожимая протянутую ему большую ладонь, только чтобы ток прошел прямо по его позвоночнику и заставил его задрожать. Что это, черт возьми, такое было?! — Очень приятно, я Йен, — представился парень, все еще не убирая своей теплой успокаивающей руки, — Если бы вы подождали минуту, то я мог бы проводить… — О, нет, нет, — Микки закачал головой, когда сигнальный пистолет выстрелил прямо в его задницу. Божественно красивые, высокие и добрые, зеленоглазые рыжие макушки, провожающие его до калитки не могли привести ни к чему хорошему, в конце концов это закончилось бы нападением Микки на натурала где-то в подворотне, — Ты…вы достаточно помогли, спасибо, — он неловко высвободил руку и зашагал назад, как пьяная утка, — Я должен идти, спасибо ещё раз. Йен лишь снова ему улыбнулся, продолжая смотреть на Микки, словно он был чем-то, что он желал разгадать и съесть одновременно, и это был почти подчиняющий себе взгляд, если бы кто-то спросил брюнета. — Ci vediamo a cena, Mickey, — сказал он с легким американским акцентом, и Микки берег эту фразу, как воду в ладонях посреди пустыни, чтобы не забыть ее до хостела и посмотреть в словаре, что пощади Иисус, она значила. Увидимся за ужином, Микки.