┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Тим(18:43): С дебютом, сынок! Словно только вчера, а не целых 12 лет назад. Мы с Лизой гордимся тобой каждый день! [Вложение] Микки влажно улыбнулся, когда воспоминания выбили его из колеи, а теплое сообщение заставило его сердце согреться. Приложенный к смс файл загрузился, и брюнет мокро засмеялся, смотря на один из самых смешных своих образов. Боже, неужели действительно так уж и нужно было красить его в этот ржавый рыжий? К его чести, гримерам почти стоило это глаз и почек, потому что Микки сражался с яростью воина за свой родной цвет волос, пока шоураннер не подкупил его двойным макзавтраком и обещанием, что после окрашивания он будет похож на Чака Норриса. Как Микки не догадался, что это была такая очевидная и бессовестная ложь ему до сих пор не понятно, и в итоге он стал человеческой версией болотного камыша почти на год съёмок. К его радости это была буквально единственная проблема, после того, как на Микки вылили чан краски, его просто выпустили на съемочную площадку и позволили вести себя так хмуро и недовольно, как он и любил. Картина вышла в прокат седьмого августа 2010 года, собрав 25 миллионов долларов и ознаменовала звездный дебют Микки в мире кино, в то время как Мэнди, которую он всегда таскал за собой по площадкам, начала свою собственную карьеру в модельном бизнесе, снимаясь для небольших шоу румов с детской одеждой или в рекламе соков и сладостей. Мало сказать, что ни он ни его сестра ничего не поняли. Каким-то чертовым магическим образом Тим уладил проблемы с отсутствием опекунов у младших Милковичей, найдя их какую-то дальнюю тетку и заплатив ей достаточно, чтобы она подписалась под всеми необходимыми им бумагами. Съемочная группа в большей степени стала их с Мэнди семьей и, что было поистине удивительно, никто не пугался и не отворачивался от их врожденной хмурости, иногда беспричинной агрессивности и излишней серьезности, которая была не присуща для обычных детей с нормальными родителями. Вспоминая об этом сейчас, Микки думает, что, наверное, это были те самые осознанные взрослые, смотрящие глубже, чем на их грязные ногти и волосы, не вешающие ярлыков на детей, исходя из истории их родителей, верящие, что тепло и любовь в достаточной степени способны растопить любое обледеневшее сердце. Так и случилось и, где-то спустя полгода, Микки обнаружил себя чистым, прилично одетым, сытым и действительно довольным своей жизнью, даже если его почти насильно заставили посещать вечернюю школу в свободное от съемок время. С тревогой он обнаружил, что школа не такой уж и геморрой, если тебе не нужно думать, что есть и чем платить за воду и свет, имея возможность просто сидеть и слушать, разрисовывая поля тетради. Это было бы еще лучшим местом, если бы Милкович незаслуженно не попал под буллинг рыжих, которым он даже не был по-настоящему. Иногда издевательства продолжались до сих пор: Мэндс(19:00): ЛОЛ, ты был самым уродливым рыжим в истории уродливых рыжих😂❤ [Вложение] Микки(19:04): Спасибо, Аврил [Вложение] Микки глупо захихикал, получая в ответ "🖕🏻мудак🖕🏻" на свое сообщение с фотографией того времени, когда Мэнди в большей степени косплеила готическое время Аврил Лавин, не жалея черной подводки для глаз. Мэндс(19:06): В любом случае крутых итальянских каникул. Съешь пиццу, трахни Челентано Микки(19:07): Какого хрена? Разве ему не 100 лет??? Мэндс(19:09): Какая разница? Золото не бывает древним, братан👆🏻 Микки(19:10): Он не золото, он ископаемое, сука, я что похож на археолога Мэндс(19:11): Ты похож на девственницу😂 Вау, вот это было обидно. Не то чтобы на его члене была какая-то опломбировка, которая снова отрастала или что-то в этом роде, если его долго не использовали в особых целях. Микки(19:12): Пошла ты очень сильно🖕🏻 Мэндс(19:13): 🖕🏻И я люблю тебя гейская дева Мария Они обмениваются еще несколькими сообщениями, в которых Мэнди рассказывает ему о текущих проектах и делится локациями, советуя Микки обязательно посетить их. Переписка прекращается в 19:22, потому что его сестра убегает на очередное свидание, будучи полностью свободной в том, что ей делать со своей личной жизнью. Мэндс(19:21): Пошли Джей Джея, быть в Италии и не трахнуть итальянца — это все равно что пить безалкогольное пиво, дерьмо теряет весь смысл Микки(19:22): Спасибо, экспертная Барби, я блядь разберусь Мэндс(19:22): ❤🖕🏻 Мэндс(19:22): Кстати, не заходи в Twitter, вся лента в твоей мерзкой заднице, спасибо за травму Микки стонет, блокируя телефон и бросая его куда-то в складки одеяла, откидываясь на подушки и потирая лицо руками. Да, это вроде как вещь. Ко всему прочему, он почему-то искренне был уверен, что уже засветил задницу на экране до этого года, но оказывается, что нет. Ну или фанаты просто не обнаружили этот кадр в какой-то из его старых картин и сошли с ума именно вчера, когда на экраны вышла шестая серия "Люби или беги". В эпизоде нет ничего страшного, однако герои плавно перешли в спальню и кадр, где персонаж Микки Николас прижимает своего парня к постели снят крупным планом, захватывая его голую спину и чуть менее половины задницы; верхний изгиб ягодиц задерживается на экране на колоссальные шесть секунд. И Микки на самом деле никогда не думал об этом в таком ключе, не делал из этого какое-то большое дело, и вероятно он что-то упускал. Twitter взорвался примерно через пару минут, как только его булки появились на экране, и превратился в булочную или личный храм его задницы, где можно увидеть и прочитать много расщепляющих психику вещей. Джей Джей, будучи огромной гавайской сукой, прислал ему несколько скриншотов просто чтобы вывести из себя. Мауи(11:37): Я бы опасался ее, девочка выглядит решительной Chanellovemick🖤 @chanellovemick 3ч "Я хочу кусать эти кексы, аррррр" #mickeymilkovich#loveorrun#newamericana Микки(11:40): УМРИ Наверное, ему просто стоит с этим смириться, потому что второй сезон оголит его со всех ракурсов, кроме члена, так что, может быть, просто удалить Twitter или уйти из проекта? У него нет каких-то комплексов или чего-то в этом роде, он скорее просто не такой парень. Его фильмография насыщена обнаженными кадрами до пояса, но в жизни Микки спокойнее сфотографироваться в футболке, и он точно не Коул Спроус, который просто встал утром и сломал Instagram кадром своей втрое увеличенной задницы. Он предпочитает оставлять все личное и интимное дерьмо при себе, пользуясь социальными сетями только для бизнес-постов или нейтральных фото, что, как выяснилось довольно быстро, никак не отгораживает его от произвольного искусства, где каждый артист может нарисовать член Микки и иногда довольно правдоподобно, что…пугает. Но в конечном итоге ты ко всему привыкаешь: его лента в Twitter настроена только на знакомых коллег-актеров, менторов и кумиров Микки и пару новостных каналов. Он действительно крайне редко серфит интернет-пространство, потому что у него нет на это времени, и в основном это дело Джей Джея и его помощницы. В Instagram главное не заходить в отметки и упоминания, это бывает крайне весело, а на Facebook лучше не открывать запросы на переписки, потому что серьезно…слишком много дикпиков. Микки просматривает важные уведомления, автоматически смахивая ненужный шлак, а после, раздумывая стоит или не стоит, блокирует несколько нужных контактов на десять дней, оставляя на связи только Джеффри, Мэнди и Тима. К черту это, он устал, словно по нему проехался грузовик, так что Микки собирается насладиться отдыхом, познакомиться с культурой Италии и, вероятно, держаться подальше от одного мистера Веснушчатого Бога, который навел турбулентность на орбите Микки за пару секунд, нихрена при этом не делая. Хотя возможно что Микки просто переутомился: нестабильный режим дня, напряжение последних месяцев, стресс от перелета и топографический кретинизм собрались и трахнули его в мозг, лишая разумных мыслей, что конечно никак не объясняло почему этот засранец выглядел так, словно он не человек, а гребаная мечта. И, подобно любой мечте, он был так же недосягаем, как и хорош. Микки вздохнул, поднимаясь с кровати и снимая рубашку, которая внезапно стала его теснить. Он подошел к зеркалу, обрамленному в резную потертую раму, и поправил волосы, зачесывая длинные пряди наверх, прежде чем скользнуть руками по белой футболке и немного подтянуть джинсы. Он выглядел неплохо, не лицо для фотосессии, а просто обычный парень с легкой однодневной щетиной и следами усталости на лице. И на секунду стало действительно странно видеть себя с этого ракурса. Просто он. Просто Микки. Тихий стук в дверь прервал его быстро наступающее сумасшествие, и Микки последний раз потер лицо руками, прежде чем пойти и открыть, как он был уверен Элизе, которая пришла звать его на ужин. Но конечно же Вселенная не собиралась щадить задницу Микки, как бы сильно он ее не просил. — Прости…те…простите, — застенчиво сказал Йен, улыбаясь Микки с порога его комнаты, пока теплые розовые лучи закатного солнца проникали сквозь окно в конце коридора и ложились на его волосы и лицо, заставляя мужчину буквально сиять, — Элиза попросила подняться и позвать вас…она переживает, что вы действительно так и не ели сегодня, — добродушно сказал он и снова слегка наклонил голову, чтобы вероятно получить лучший доступ к глазам Микки и украсть его Душу, — И, если честно, я надеюсь, что вы не едите в других заведениях, потому что это ее очень расстроит. Микки просто гадал, что это за цвет глаз? Потому что зеленый было более чем оскорбительно, изумрудный до жути банально…кроме того, что сейчас, когда мужчина стоял намного ближе к нему, и яркое солнце не искажало взгляд Микки, его глаза казались редкими, таившими в себе целый калейдоскоп оттенков, рождаясь в песочного цвета радужке, плавно переходящей в загадочный зеленый и рассеиваясь в нежный туманный голубой по краям. — Эм, я Йен, — улыбаясь, сообщил ему владелец самых удивительных глаз во Вселенной, наивно полагая, что ступор Микки связан с забывчивостью, а не с тем, что брюнет был загипнотизирован его лицом, — Мы виделись пару часов назад на площади, я… — Да-да, я помню тебя, чувак, конечно, — "Возьми себя в руки!!!", — улыбка рыжеволосого стала только шире, когда он кивнул на слова Микки, — Отлично. Просто разница во времени все еще держит меня за яй…сбивает меня, да…у меня дома сейчас должно быть где-то 11 утра, так что мой мозг еще пытается понять, каким образом он попал в будущее и…, — Микки вдохнул через нос, раздумывая, что, черт возьми, с ним было не так, пока Йен явно находил его бессмысленную болтовню забавной, — Я спущусь через пять минут, спасибо, что предупредил. Парень, кажется, хотел что-то сказать, характерно наклонив голову и приоткрыв рот, но в последний момент передумал, одаривая Микки еще одной милой улыбкой, прежде чем кивнуть и оставить его в одиночестве прилипшего к дверному проему. Брюнет хлопнул дверью и тут же прислонился к ней, позволяя сдерживаемым громким потокам дыхания вырваться на свободу, а телу скатиться вниз по деревянной поверхности теперь, когда два зеленых омута не удерживали его в чертовом напряжении. На самом деле в этом не было ничего драматичного, правда ведь? Микки работал со многими горячими, уверенными в себе парнями, было время, когда он переспал с несколькими из них и, честно говоря, они намного больше лаяли, чем действительно умели кусаться. Так что этот опыт был более чем разочаровывающим для брюнета, зато эффективно избавляющим его от мифа, что накаченный и смазливый равно хороший сексуальный партнер, фу, как бы не так, если даже не наоборот. Теперь он отплевывался от типажа Райана Гослинга, как какая-то бешеная лама, но прямо сейчас дело ведь даже не в этом, верно? Микки может сказать, что парень определенно горячий, черт возьми, он гребанный пожар, раздуваемый порывами ветра. И все это при учете, что Милкович ни разу не взглянул на него ниже широких плеч, прикрытых тонкой белой льняной рубашкой. И какие это были плечи: сильные, мускулистые, способные выдержать пару толстых бедер, обернутых вокруг… — Ах, черт возьми, пошел он нахуй, — проворчал Микки, поднимаясь с пола и пытаясь стряхнуть с себя внезапно нахлынувшие пошлые мысли, — Как можно быть таким добрым, когда ты уже красивый, дерьмо не должно раздаваться в комплекте, Господи Иисусе, либо то либо то, блядь, никогда не вместе! Брюнет схватил ключи и телефон, прежде чем закрыть дверь и отправиться на волшебный запах итальянской кухни. Не дай Бог парень окажется еще и умен, Микки придется забраться на него, как коале на дерево.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Ужин в "Visita a Di Dio" проходит в небольшом кафе у дверей дома. Микки выходит во двор, буквально слетая со второго этажа, манимый ароматным букетом вкуснейших запахов, заставляющих его рот наполняться слюной. Еще в самолете он выучил несколько обязательных разговорных слов, одно из которых "delizioso" — превосходно, что, как было сказано в словаре, было самым красивым гастрономическим вариантом для благодарности персоналу ресторана. И судя по тому, что у него уже закатывались глаза от аромата, Микки применит его сегодня. Вероятно он и правда почти единственный постоялец "Visita a Di Dio", что одновременно радует Микки до чертиков и немного печалит, потому что это место просто волшебное. Милкович провел здесь всего несколько часов, и это уже в сотни раз лучше, чем любой модный вычурный отель с кучей звезд, не смотря на ветхую краску на стенах, деревяные рамы, скрипучий пол и слабое давление воды в ванной. На самом деле такие бытовые мелочи отчего-то делают сердце Микки немного теплым и заикающимся, словно он прикасается к чему-то ценному, наполненному историей, дыханием жизни и хранящему в себе мириады воспоминаний. Словно это дом, у которого есть своя Душа. Он отбрасывает философские мысли, пытаясь понять, где его место: накрыто всего два столика, и воля брюнета стремительно несется к нулю, еще секунда голода и он просто упадет лицом в тарелку с лапшой, без разницы кому она предназначалась. Еще один столик уже занят, что привлекает внимание Микки: трое пожилых мужчин, совершенно очевидно коренных итальянцев, шумно разглагольствуют о чем-то, взмахивая руками, гримасничая и жестикулируя, при этом параллельно натирая в свои тарелки с макаронами сыр. Микки неосознанно замирает на этой картине, потому что это настолько ярко, живо и эмоционально, что он подумал бы, что смотрит спектакль, причем небезызвестных актеров. Он впитывает эту сцену, откладывая ее на будущее, как отложенное вдохновение; кто знает, кого ему предложат сыграть в будущем. В его копилке есть роль "Сонни Капоне", но фильм был выдержан в довольно темных и тревожных красках в отличии от наблюдаемой Микки картины, напоминающей дикий гогот чаек. На секунду воцаряется тишина, когда один из мужчин, одетый в полосатую рубашку и коричневые брюки на подтяжках, хлопает по столу с сердитым восклицанием. Микки замирает вместе с остальными, не зная ожидать ли ему скандала, когда все трое разражаются диким хохотом до вытирания слез из уголков глаз. Да, итальянцы действительно экспрессивные. Чья-то рука касается его локтя, и она слишком тонкая и холодная, чтобы принадлежать Йену, он оборачивается, чтобы увидеть темноволосую девушку улыбающуюся ему во все имеющиеся у нее зубы. Каштановые локоны спадают на ее плечи, пока она краснеет до цвета вареного лобстера под совершенно сухим взглядом Микки, пытающимся понять, кто она и что ей нужно. Она моргает, пышные ресницы и большие глаза почти черного цвета только делают ее красивее; Микки гей, а не слепой, он может увидеть что-то хорошее там, где оно есть, просто в женском обличье оно его совершенно не прильщает. На ней легкое черное платье, принтованное красными вишенками, и она перебирает лямку белого фартука с зеленой вышивкой на груди "Visita a Di Dio", что дает Микки ответ на первый вопрос. — Джульетта, — представляется девушка, Микки коротко пожимает предложенную руку, оставляя свои тупые шутки про Ромео при себе, — Внучка Элизы и Винченцо, — она кивает в сторону столика, где местная Коза ностра все еще натирает сыр, вероятно имея ввиду, что кто-то из этих мафиози на пенсии ее дедушка, — А вы Михаэль, — Джульетта почти напевает его имя, гуще краснея, и черт возьми, Микки знаком с этим видом девчачьего румянца намного ближе, чем ему когда-либо хотелось. Даже если почти все его фанаты уверены, что он добрый старый педик, Микки на самом деле никогда не делал никаких заявлений, что стало зеленым светом для всех барышень на попытку схватить его за задницу при любой удобной возможности. — Просто Микки, приятно познакомиться, Джульетта, — суховато отвечает Микки, пряча руки в передние карманы джинс, — Я искал куда бы мне сесть…? — Ах да, конечно, — она отвечает с интересным итальянским акцентом и направляет Микки к крайнему правому столику уже заставленному пищей Богов, — Сегодня у нас скромно: всего лишь паста карбонара, римская пицца только из печи с начинкой из прошутто, моцареллы, руколлы и грибов, тыквенные ньокки с домашней рикоттой и… К тому моменту, когда Джульетта заканчивает говорить, Микки пихает в рот третью вилку пасты, постанывая от удовольствия. На самом деле он так голоден, что ему все равно, что девушка в итоге садится за его столик, продолжая о чем-то болтать. Он лениво задумывается, а где потерялся Йен, когда Вселенная словно читает его мысли, и мужчина выходит из дома. Взгляд Микки скользит, не спрашивая разрешения у владельца: от бежевых замшевых макасин по сильным икрам с рыжим пушком, мощным бедрам под светлыми брюками-капри и новой бледно-коралловой рубашке, которую Йен вероятно надел только что, оставив несколько верхних пуговиц расстегнутыми, чтобы заставить Микки поперхнуться вздохом и привлечь к себе внимание. Йен находит его взглядом: светлым и чистым, а после на мгновение хмурится, сводя губы в прямую линию, прежде чем кивнуть Микки и сесть за свой столик. Почему-то Микки тоже немного раздражен расстоянием между ними. — Каково это? — Джульетта отрывает его от мыслей, постукивая кончиком острого ногтя по дереву. — Очень вкусно, нет, подожди…дэли́тсъезо? Я знаю, что сказал неправильно, не смейся надо мной, — Микки улыбается, когда девушка заливается смехом над его кривым итальянским, краем глаза он замечает, как Йен замирает с вилкой во рту, бросая короткий нечитаемый взгляд на их столик из под хмурых бровей, — Это и правда намного вкуснее, чем я мог бы получить в любом ресторане Лос-Анджелеса. — Ах, американский рецепт безобразно искажен дилетантами, — делится девушка, и каким-то образом она стала сидеть ближе к Микки, — Желток заменили сливками, обычный бекон вместо свиных щек, это… — Какие еще свиные щеки? — Эм, вот эти, — девушка забирает вилку из рук Микки и накалывает кусочек, как он думал секунду назад бекона, прежде чем поднести ее к его губам. Он инстинктивно открывает рот, вызывая новую серию хихиканий у итальянки и комментарий к своей внешности, — У тебя очень красивые полные губы. Звук попадания пищи не в то горло доносится со стороны Йена, Микки быстро находит его глазами, чтобы зачем-то убедиться, что все в порядке. Серьезно, он видел, как женщина в ресторане чуть не задохнулась от кусочка артишока, с таким дерьмом не шутят. Однако с Йеном кажется все отлично, исключая его хмурость и красные щеки, он грубо накалывает ньокк на вилку и кладет его в рот, побуждая Микки задуматься, а что нужно сделать, чтобы быть на месте этого вареного кусочка теста? Он пережевывает солоноватый кусочек мяса и, черт возьми, это волшебно вкусно, даже если является лицом свиньи, а эти американские повара просто гребанные мошенники. Закат разгорается на небе слева от них; теплый луч пробирается сквозь дома и касается фигуры Йена, играя в его кудрях, окутывая их так, что кажется локоны отдают нежным золотым свечением, Микки никогда не видел такого цвета волос, они, наверное, такие волшебно мягкие и пахнут… — Не может этого быть, — ворчит Джульетта, снова отвлекая Микки от его бессовестных маньяческих дел, — Вы, должно быть, издеваетесь? — она недовольна, и Милкович просто протягивает руку за большим кусочком пиццы, не понимая, что происходит. — Я что-то сделал? — уточняет он, кусая хрустящее ароматное тесто корочки. — Нет, нет, — Джульетта качает головой, хотя все еще выглядит растроенной, — Я уверена, что ты точно в этом не виноват. На самом деле это единственное объяснение, которое нужно Микки, чтобы пожать плечами и продолжить наслаждаться пиццой, кусая ее за начинку: нежный сливочный вкус моцареллы смешивается с пряной соленостью прошутто, заставляя брюнета видеть звезды. — Perché tutti gli uomini belli devono essere gay? — парирует девушка и тянется за своим кусочком пиццы, — Perché dovrei salvare la mia figura se nessuno è interessato ad essa?! — она откусывает большой кусок, — Dio, è delizioso. Микки нихрена не понимает из сказанного, но Йен оживает, как пожухлый одуванчик после дождя. Он снова улыбается, что вызывает странное подрагивание живота у брюнета и бросает ньокк в рот голыми пальцами, не переставая ухмыляться, словно выграл большой приз в лотерее. — Percepisco la tua arroganza proprio qui, Ian! — говорит Джульетта, стреляя в рыжеволосого глазами-кинжалами, — Soffocare con una salsiccia. Йен фыркает и слизывает рикотту с пальца, как милый болван, — Приятного аппетита, Джульетт. — C'è davvero un arcobaleno sopra questa casa da qualche parte? — бормочет девушка и закатывает глаза. Да, итальянцы действительно экспрессивные. Хотя чертовски вкусно готовят.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Микки съедает половину пиццы и не может отказать себе в нескольких ньокках, даже если чувствует, что лопнет в ближайшие сорок секунд. Все это слишком вкусно, чтобы держаться за свою несчастную жизнь. Джульетта хватает еще один кусочек пиццы под смех Микки и убегает, когда ее зовет бабушка, бросая очередной ворчливый комментарий в сторону Йена, который просто отпивает из своего стакана с соком и пожимает плечами с глупо-улыбчивым выражением на лице. Гогот за дальним столиком становится тише, Микки выдыхает смех в бокал полусладкого красного вина, когда понимает, что один из капо просто уснул, похрапывая на стуле, пока другие продолжают жаркую дискуссию, как ни в чем не бывало. — Они забавные в своем роде, — медовый тембр Йена привлекает Микки, и он чуть задыхается, когда мужчина подходит к его столику и смущенно останавливается перед стулом. Господи, этот вежливый щенок. Микки отодвигает ближайший к себе стул и кивает, кладя локти на стол и опираясь головой на ладони; долгий день и слишком плотный ужин клонят его в сон. — Да уж, их можно снять на видео со стороны, и клянусь, у этого спектакля будут зрители, — Микки улыбается в ответ на тихий смех мужчины, который сейчас слишком близко к нему; ворот рубашки Йена отодвигается, открывая брюнету вид на порозовевшую от солнца кожу груди под рыжим пушком. — Главное никогда не говори им дерьма про пиццу с ананасами, ты получишь многочасовую лекцию о вреде влияния американской культуры на итальянские скрепные традиции. — Но гавайская пицца чертовски вкусная! — Я знаю, это мой любимый вариант, но здесь это так же под запретом, как и капучино после пяти вечера. — А что не так с капучино? — восклицает Микки, замечая на себе две пары хмурых глаз, — Которое я, кстати, совершенно не хочу, так что все в порядке, джентльмены, перестрелка отменяется, — Что не так с гребаным кофе? — шепчет он трясущемуся от смеху мужчине. — Традиция из прошлого, — легко отвечает Йен, воруя виноградину из фруктовой миски Микки, — В капучино есть молоко, а раньше из-за отсутствия стерилизации и холодильников оно быстро портилось, поэтому кофе с молоком после полудня можно было крепко отравиться. Это просто укоренилось и стало вроде как вещью, даже если нынешнее молоко не имеет ничего общего с коровой, — его речь струится, приятная и мелодичная, но Микки немного отвлечен тем, что Йен продолжает таскать виноградины и надкусывать их, помещая оставшуюся половинку между пухлыми розовыми губами, высасывая из нее сок. Честно говоря, какая сволочь так делает?! — Что тебе сказала Джульетта? — он спрашивает, чтобы как-то отвлечься, хотя даже не уверен может ли задать этот вопрос в первую очередь, но Йен только ухмыляется и кусает уголок губы, явно нисколько не смущенный. — Ах, что-то о том, что я несправедливо получаю самое лучшее, — бормочет он, роясь в винограде, а после смотрит на Микки, — Просто потому что родился с пенисом. Микки смеется, чувствуя себя легко, беззаботно и впервые за долгое время свободно, — А ты и правда такой? Йен пожимает одним плечом, выбирая сочную ягоду и откусывая от нее; его язык скользит по нижней губе, собирая сок, — Я надеюсь на это.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Впервые за многие месяцы Микки просыпается просто из-за того, что больше не хочет спать. Он возится в одеялах чисто из-за вредности, потому что у него действительно есть возможность проваляться в постели сколько угодно, так какого черта его глупый неблагодарный мозг просто не использует это с пользой? Неужели нельзя поспать вперед или что-то в этом роде? Со вздохом Микки поднимается с постели в 07:30, потягиваясь под светом солнца, проникающего в комнату из-за шифоновой занавески. Пол теплый, скрипит под его шагами, пока Микки берет большое полотенце, свою дорожную сумку с принадлежностями для душа и идет в ванную. Комната недавно отремонтирована, белая свежая краска на стенах переливается под игривыми лучами из небольшого окна, но сантехника прежняя, Микки бы даже назвал ее викторианской, если бы знал, что это и откуда взялось в его голове. Он забирается в белую ванную на резных ножках, металл обманчиво теплый от солнечных лучей, так что когда Микки крутит кран, он точно не ожидает ледяного плевка прямо в свое лицо. Звучит какой-то дикий кошачий визг, прежде чем льется теплая вода, и Микки получает возможность помыться без обморожения. Струи редкие, но этого достаточно, чтобы смыть пену с волос и некоторое время просто постоять под водой; тонкий непрерывный поток воды скользит по его телу, лаская мышцы. Его мысли путаются, порхают, внезапная вспышка рыжих кудрей в его памяти — это не то, что он ожидает, но когда это происходит, поток воспоминаний больше не остановить. Полные розовые губы точеной формы, язык, скользящий по ним, теплый хриплый смех…образ Йена волшебным образом собирается из маленьких кусочков, пока он полностью не предстанет перед глазами Микки: высокий и сильный, не накаченный искусственно,просто естественно красив, как персонаж романа XVIIIвв. Микки не думает долго, когда кладет на себя руку, он уже твердый и чертовски чувствительный, прикосновения мгновенно разжигают жар внизу его живота, скользящий в пах и рассеивающийся по бедрам, он позволяет руке двигаться медленно, пока тяжело дышит и тихо стонет, думая о том, что на руках у Йена есть мириады веснушек, о том, какие длинные у него пальцы: прямые, красивые, идеальные для пианиста. Это немного жалко и смешно, как быстро он подходит к обрыву, его рука ускоряется, стоны становятся хриплыми и задыхающимися, свободной рукой он находит левый сосок и слегка оттягивает его, когда его дыхание замирает, последняя его мысль перед падением — гравийный,но мягкий голос Йена, когда он говорит, — Микки. — Блядь, блядь, блядь, — он бормочет, переживая мощный оргазм, удовольствие заставляет его живот дрожать, и это сладко и чертовски хорошо, хотя обычно дрочка — это просто дрочка, способ слегка почесать зуд, но сегодня Микки действительно чувствует прилив всех этих гормонов удовольствия, даже если мощный стыд поджидает его где-то там на задворках сознания. Он моется гелем для душа с запахом "Тропическая свежесть", где основные нотки это ананас и что-то лиственное и приятное, хихикая, потому что ладно, Йен любит ананасы, но Микки все равно это сделал не специально. Он выбирается из душа, позволяя каплям воды стекать по торсу, оборачивает полотенце вокруг бедер и бреется,лениво раздумывая стоит ли ему отрастить бороду, хотя может быть, позже. Чувство вины начинает медленно подползать к нему, вероятно, он заслужил это, учитывая, что буквально недавно подрочил на почти незнакомого ему парня, который вполне возможно даже не гей и совершенно точно не интересовался бы Микки, если бы был им. У него не низкая самооценка, ни в коем случае, хотя бы потому что это противопоказание для профессии актера, Микки просто мыслит здраво и ясно и у него есть целых два глаза, черт возьми, чтобы видеть, что Йен не из его лиги. Не то чтобы у Микки сейчас есть возможность, потому что он отрезан со всех сторон, но даже если бы он был свободен от запретов и обязательств, если бы слава не заключила его в маленькую золотую клетку, был бы у них шанс? Микки выбирает брюки хаки с карманами по бокам, гавайскую рубашку, принтованную большими синими лилиями на бежевом фоне и белые кеды. Он одевается, в процессе решая, что выйдет прогуляться, пока город относительно спит и на этот раз даже попробует не потеряться, что все еще сомнительно. Он спускается вниз, в коридоре прохладно и тихо, двери на кухню плотно закрыты, но Микки улавливает тихие звуки музыки и, не долго думая, толкает створки, чтобы спросить у Элизы нужна ли ей помощь или еще что-то, раз он выходит в свет. Первое, что он понимает — стены чертовки толстые и прекрасно изолируют, потому что на самом деле музыка громкая, такая, что не выдает его присутствие, если судить, как Йен продолжает всецело заниматься любовью с тестом. Вряд ли тот процесс, который сейчас наблюдает Микки, можно назвать по-другому. На нем белая льняная рубашка, закатанная в рукавах по локоть, бледно-голубые шорты чуть выше колена из той же ткани и…мука, которая по большей части уже является его гардеробом. Он по-домашнему босой, и почему-то это так сильно волнует Микки, что ему приходится медленно выдохнуть, прежде чем тихо пройти к небольшой тахте в углу кухни и присесть, ни на секунду не отрывая глаз от Йена, не то чтобы он бы смог, если бы даже попытался. Последние яркие и сокрушающие аккорды "Belle" в исполнении Gims прозвучали, сменяясь чем-то, что сделало дыхание Микки прерывистым и заставило его стать чуть невесомым, когда движения Йена словно подстроились под благоговейные и величественные ноты "Ave Maria". Божественное приветствие лилось из колонки Йена, пока он раскатывал тесто выверенными плавными движениями; вены выступили на его предплечьях от напряжения, когда он накладывал слой на слой, посыпая липкое тесто мукой, прежде чем провести по нему длинной скалкой и повторить все заново. Микки чувствовал себя немного уродом, но все это заглушалось бравурной и волнительной мелодией и восторженным откровением, коим был мужчина перед ним, захваченный музыкой и утопающий в собственных мыслях. Это было словно восьмая симфония Чайковского, словно «Много шума из ничего» — навсегда утерянная пьесса Шекспира, потому что Микки ощущал себя именно так, очарованный чем-то великим и уникальным, что когда-либо будет принадлежать только ему и оставит следы лишь в его сердце и памяти — этюд Йена в мягком облаке из муки. Он порадовался, что сзади него была мягкая спинка, удерживающая желейные кости Микки от падения с дивана, когда рыжеволосый выдохнул и оттянул край рубашки, чтобы вытереть пот со лба, Господи, блядь, Иисусе. Краткое видение живота Йена с точеной четко выраженной линией "V" ударяет его, направляя тяжелый жар по груди, шее, к щекам, и так как царица Биология ненавидела Микки, у него начал вставать прямо под ангельское приветствие Девы Марии. Несмотря на то, что Микки был в большей степени атеистом, ему вдруг показалось, что кто-то укоризненно смотрит на него сверху прямо сейчас. К черту это, он уверен, что даже у натурала бы встал, потому что дело не только в физической красоте момента: это спонтанно, но всепроницающе, как любовь, как поэзия, как музыка и стихи. Движения Йена становятся резче, когда мелодия нарастает, напряжение отдает волнами вибраций энергии, чувств, так много всего этим ясным и тихим утром в просторной кухне старинного домика посреди улочек Рима под небом Италии. Плавно, практически тихо плача, музыка затихает, оставляя зрителя опустошенным и одновременно наполненным светом и, почему-то, сильной надеждой. Йен вытирает лоб тыльной стороной ладони, не замечая мучной след у себя на лице и это...слишком красиво, чем вообще должно быть. Он пытается поправить волосы, но ничего не выходит, непослушные кудри спадают обратно, как только Йен их зачесывает. Микки думает, что мог бы провести так весь день, неделю, вечность, смотря, как Йен превращает себя в искусство, потому что так есть, так и есть. Человек — возвышенное искусство. И, когда брюнет панически гадает, как он должен выбраться из данной ситуации и не прослыть подонком, Йен продолжает работу с тестом и спрашивает, — Какую начинку ты любишь? Только многолетний опыт игры во всевозможных жанрах, ролях и картинах удерживает Микки от того, чтобы не обделаться от страха. Он быстро сгоняет с лица выражение чистой ошеломленности и восторга, трет губу нижним пальцем, сдерживая…громкий смех на самом деле, прежде чем взглянуть на Йена с легкостью и весельем в глазах, по-крайней так он хочет себя показать. — Начинку? — Крем, джем, шоколад? — уточняет Йен, деля тесто на квадратики, его лицо направлено вниз, но Микки может видеть, как горят его щеки, уголки губ приподняты в самой смущенной улыбке. — С кремом все в порядке, — отвечает брюнет, продолжая тут и там чесать лицо, — Постояльцы должны готовить или что-то в этом роде? Я чувствую себя немного уродом. — Это единственная причина? — Йен смеется, выпрямляется и дует на локон, чтобы согнать его со лба, Микки стреляет в него средним пальцем,— На самом деле нет, это скорее мое хобби, а Элиза счастлива позволить мне. — О, кто бы не был счастлив, если на его кухне готовил мистер Веснушчатый Бог? — Микки хочется провалиться сквозь Землю, как только последнее слово вылетает у него изо рта, он не знает, откуда это взялось и что теперь ему делать, и если он покончит с собой, то примут ли его в тот известный клуб "до 27" или вход только для музыкантов? Йен фыркает, явно довольный и смотрит на Микки с выражением чистой игривости, — Ты собираешься помогать мне, Джеймс Бонд, или что? — Я не шпионил! — и какая это наглая ложь, кто бы знал, но потому, как Йен улыбается и кивает, Микки думает, что он точно в курсе. Он подходит к стойке, не совсем уверенный в том, что ему делать, но рыжеволосый обходит стол и пододвигает к Микки несколько мучных квадратиков. — Конечно, тогда я платиновый блондин, — он шутит, Микки не может удержаться от громкого смеха, даже если именно его сейчас и позорят. — Ты мог бы быть, — говорит он, пока Йен разрезает прямоугольники теста на два острых треугольника, — Только представь, ты мог бы светиться в темноте, заряжать города энергией, жечь людям роговицы… — О, хорошо-хорошо, заткнись и крути корнетто, — говорит Йен и легонько хлопает Микки по щеке, заставляя его чихать мукой. Корнетто оказываются итальянской версией круассанов, почти тоже самое, но с более сладким и жирным тестом. Итальянцы любят начинять их кремом с орехами, джемом, нутеллой и есть на завтрак, как ударную дозу углеводов и эндорфинов, в то время, как американский завтрак более жирный и сытный: яйца, бекон, сосиски и блинчики. Микки озадаченно смотрит на треугольник теста, не зная, как он должен получить из этого круассан, потому что он только недавно научился разогревать еду в микроволновке так, чтобы грелась не только гребанная тарелка, какая к черту выпечка?! Йен замечает его ступор и снова подходит к нему со спины, беря Микки за запястья и направляя его руки к тесту. Мир перестает вращаться. Микки изо всех сил старается контролировать дыхание, которое хочет вырваться быстрыми прерывистыми вздохами, но он почти уверен, что если бы Йен достаточно сконцентрировался, он мог бы почувствовать, как пульс Милковича пытается пробить тонкую кожу его запястья. Слишком жарко. Его лицо, шею и ухо обдает горячим дыханием с запахом кофе, вызывая мурашки, которые конечно же не скрыть ни одной актерской игрой. Он уверен, что Йен видит их, ощущает, как напряжены мышцы Микки в этот момент, когда его теплая грудь прижимается к спине брюнета, что он точно знает, что делает. Черт возьми, если это месть за то, что Микки был уродом мгновение назад, то она острая и изысканная, совершенно беспощадная. Он думает, что парень гей, как черт. Он думает, что у него гребанные проблемы. Но Йен выдыхает новый клубочек дыхания на чувствительную шею Микки, запах его тела, жар пота проникают в нос Милковича и сводят его с ума, когда рыжеволосый начинает невинно объяснять, что именно брюнет должен сделать. — Ты делаешь это от основания к кончику, — тихо говорит Йен, зацепая пальцами тесто, но Микки не совсем уверен, что речь именно об этом или его мозг уже чертовски испорчен, — И делаешь это нежно, — он закручивает круассан, пальцы танцуют, прежде чем нанести последние штрихи, — Вот так. Просто отлично. Уверен, что ты будешь потрясающим в этом, Микки, — выдыхает он, брюнет сдерживает жалкий стон где-то в глубине горла от того, как кудри Йена щекочут его лицо. Он медленно отходит, оставляя Микки пылать, умирать и ненавидеть гребанный сериал и все чертовы контракты, которые он подписал.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Корнетто получаются потрясающими, хотя один их вид будет заставлять член Микки вставать еще долгие годы. Они завтракают, скрываясь от яркого девятичасового солнца под тенью магнолии за угловым столиком, пока Йен рассказывает ему обо всех местах в Риме, где он успел побывать. — Ты здесь уже пару месяцев? Что это за отпуск? — спрашивает Микки, кусая хрустящее божественно вкусное тесто своего четвертого круасс…корнетто, которое мгновенно тает на его языке. — Это скорее моя работа, — Йен пожимает плечами, — На данный момент времени. Я думаю, что пробуду здесь еще пару недель, прежде чем вернусь дышать выхлопными газами. — Я не уверен, что теперь смогу есть где бы то ни было в штатах, — задумчиво говорит Микки. Йен смеется и тянется за клубникой из чашки брюнета, — Итак, какова твоя история? — спрашивает он, откусывая спелую ягоду и проводя оставшейся половинкой по нижней губе. Нет, серьезно, кто-то научит его нормально есть?! — Эм, заработался и решил отдохнуть, я думаю, — брюнет отвечает, стараясь звучать непринужденно. — Ммм, я могу это понять. А что ты хочешь посмотреть? — Посмотреть? — Как достопримечательности. — Я…не знаю, — Микки моргает, понимая, что даже не думал об этом, наслаждаясь просто пребыванием здесь и сейчас, — А я должен? — Ты что сбрендил, черт возьми?! У тебя что нет списка? Ты буквально в величайшем музее мира и предпочитаешь мяться в проходе и смотреть на будку охранника? Ты что, вахлак?! Микки виновато пережевывал тесто с кремом, пока Йен ругал его, как нашкодившего кота. — Так что завтра у нас экскурсионный день, — авторитетно заявил Йен. — И что, ты мой гид? — Ты знаешь сколько стоит настоящий гид? Так что если у тебя в штанах нет нефтяного месторождения, то я — это лучшее, что ты сможешь получить, — заверил его Йен, и Микки не посмел спорить. В конце концов, это действительно было так.┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
— Ты должен улыбаться чаще. Это одновременно странное и забавное заявление заставило Микки отвлечься от очень важного дела — разглядывания узоров на деревянной поверхности стола, чем он занимался, чтобы изначально не глазеть на Йена, как голодный маньяк. Но, естественно, мистер Веснушчатый Бог должен был сломать весь его план, как терминатор карточный домик — четко и безжалостно. Он моргнул, скептически посматривая на это глупо идеальное лицо в ожидании объяснений. — Это как "Донна Велате", — предложил Йен, хитро прищуриваясь и кусая уголок губы, зная, что Микки потребует дальнейших разъяснений, что и произошло. — И? Это была демо-версия той энциклопедии, что находится в твоей башке и для продолжения мне нужно сунуть тебе в рот доллар? — Микки так сильно пытался скрыть горячее любопытство за хмурым раздражением, что переиграл, самостоятельно подложив себе свинью. Йен тихо фыркнул, и на мгновение Микки подумал, что парень просто пощадит его, однако, когда было такое, что лев отпускал добычу, предпочитая милосердие обеду? — Я действительно не люблю, когда мне в рот попадают грязные вещи, кроме… — Что там за Донателла Велате?! — воскликнул брюнет, заставляя местную Коза ностра отвлечься от дикого натирания сыра себе в тарелки и взглянуть на их столик, — Да-да, все в порядке капо, не доставайте стволы, — сказал Микки, получая в ответ три подозрительных взгляда и тихий смех Йена. — Господи, ты просто…, — рыжеволосый покачал головой, на секунду прикрывая глаза с нежной улыбкой на лице, и брюнет замер в ожидании продолжения этой фразы, которого так и не последовало, — Так вот, "Донна Велате", — Йен прочистил горло и отпил из своего стакана с соком, — Это портрет Рафаэля Санти эпохи Высокого Возрождения. Картина принадлежит к числу величайших шедевров и является редчайшим эталоном тихой, чистой, спокойной красоты. Микки не знал, как именно Йену удавалось рассказывать такие, казалось бы, скучные, энциклопедические вещи так, что его хотелось слушать не переставая, хватаясь за каждое слово. Он неосознанно наклонился вперед, опираясь головой на свои ладони, как жадный до знаний ученик к своему учителю. — Доподлинно не известно, но историки полагают, что художник нарисовал свою возлюбленную Маргариту Лути — дочь пекаря, и что ее же образ был взят за основу при написании им девы Марии, — вдохновенно поделился Йен с уже знакомым блеском в глазах, — Рафаэль не только рисовал ее, но и посвящал стихи, например: "И кисть моя смела, и краски живы,но как они мертвы перед тобой!Как этих нежных лилий, роз отливы изобразить с такой красотой?", — закончил рыжеволосый с мечтательным вздохом, смотря вдаль, не замечая, как Микки теряет рассудок, — Она была столь прекрасна для него, что могла затмить закат над Тирренским морем, и он делился ее красотой со всем миром. Наверное, на месте Рафаэля я бы спрятал все эти картины на чердаке, чтобы любоваться ими, как чокнутый собственник, но он даровал нечто прекрасное людям, потому что такими вещами нужно делиться — красивыми, искренними, теплыми, обворожительно прекрасными, такими, что делают мир счастливее и лучше. Поэтому я думаю, что ты должен улыбаться чаще, — закончил Йен, даря Микки собственную нежную улыбку и яркий испытующий взгляд из под пушистых ресниц. Брюнету потребовалась минута, чтобы понять, что этот сентиментальный идиот только что сравнил его улыбку с творением величайшего художника, и это сбило его, как груженый товарный поезд. Он, наверное, выглядел в лучшем случае мягко ошеломленным, в то время, как Йен медленно попивал остывший капучино с диким самодовольством на лице. Микки мог бы простить ему это, потому что был слишком занят ловлей собственного сердца по груди и попыткой не стечь под стол жалкой розовой лужицей. Этот придурок сведет его в могилу, не обнажая даже половины своего арсенала, черт возьми. Брюнет хмыкнул, собирая в кучу свои дрожащие внутренности и так сильно сжал челюсти, что, кажется, у него защемило лицевой нерв. Он точно выглядел максимально неправдоподобно, но его мозг знал, что Микки не был на сцене, а Йен не читал по сценарию, и поэтому отказывался играть, как бы это не было необходимо прямо сейчас. — Отвали, — все, что смог буркнуть Милкович, признавая себя бессильным, побежденным слабаком, — Там нет ничего красивого, — он добавил и поспешил скрыть свое покрасневшее лицо в собственной чашке кофе. — Хорошо, ты дождался, — сказал Йен и сделал жест выстрела из пальцев-пистолетов в сторону Микки, — Я достаю большие стволы. Брюнет чуть не выплеснул кофе от мгновенной смены настроений, кроме того "достаю большие стволы" заинтересовало его намного больше, чем ему хотелось бы. Он нацепил маску незаинтересованности и кивнул Йену, словно все происходящее его не волновало, на что рыжеволосый, естественно, ни капли не купился. Пытаться облажать Йена было все равно, что хотеть наполнить водой сито — совершенно глупо и бесполезно. — Знаешь, что делают два бедных гея? — внезапно спросил рыжеволосый, загоняя Микки в угол. — А? — Что делают два бедных гея, Микки? — Я, блядь, не знаю…ищут работу, обворовывают старушек, голосуют за демократов, к чему вообще этот вопрос? Йен лишь коварно ухмыльнулся, что уже должно было стать достаточным предупреждением для брюнета, прежде чем отодвинуть свою посуду с тихим позвякиванием и наклониться к Микки, словно он хотел нашептать ему какой-то секрет. И так как Милкович был недальновидным идиотом, летящим на пламя Йена, как мотылек-суицидник, он аналогично склонился только чтобы услышать самую величайшую чушь в своей жизни. — Два бедных гея сводят концы с концами. Это было нечестно. Вся воля и усилия Микки были направлены на то, чтобы не рассыпаться и не сойти с ума от предыдущего мощного удара рыжеволосого, так что теперь, когда его обнесли этой оскорбительно тупой шуткой, брюнету не оставалось ничего, кроме как залиться истеричным смехом, напоминающим дикий гусиный гогот. Йен лишь тихо хмыкнул и откинулся на спинку стула, абсолютно удовлетворенный произведенным эффектом. У него не было ни кистей ни холста, однако картина, которую он только что сотворил могла поспорить с любым величайшим творением всех времен и народов. В конце концов, половина красоты всегда таилась в глазах смотрящего.