Всё будет хорошо

Тихий стук заставляет Юнги оторвать взгляд от ноутбука. Уголок его губ изгибается в мягкой улыбке, когда он замечает сонного макнэ, нерешительно переминающегося с ноги на ногу у входа в гостиную. На Чонгуке один из огромных свитеров Джина. Из-за его длины создавалось впечатление, что под свитером ничего другого не надето. Несмотря на спортивное телосложение омеги, мешковатый нежно-голубой свитер делает его до милого миниатюрным, а его прелестные подтянутые бёдра выглядывают из-под края мягкого материала. Слишком длинные рукава прикрывают ладони Чонгука, превращая его руки в милые лапки, одну из которых он поднимает, чтобы сонно потереть глаза, пока Юнги продолжает разглядывать его. Милашка. – Привет, крольчонок, – тепло приветствует Юнги, переставляя компьютер с колен на диван. Он протягивает руку Чонгуку в пригласительном жесте, – Обнимашки? Меньше чем через пять секунд Чонгук, прошаркав по комнате, плюхается на освободившиеся колени Юнги боком и, свернувшись калачиком, потирается щекой о его запаховую железу с удовлетворённым мычанием. Ласково улыбаясь, Юнги запускает пальцы в волосы макнэ, вжимая его на мгновение лицом в свою шею. Затем он наклоняет его голову, чтобы слегка прикусить шею Чонгука, прямо над его ошейником, тонкой полоской мягкого чёрного бархата, предназначенного для того, чтобы в нём было удобно спать. У Чонгука и Тэ есть множество ошейников, которые они носят днём, они из более прочного материала, но стая всегда следит за тем, чтобы перед сном они меняли их на что-то более мягкое и простое, что позволило бы коже дышать ночью. Нежный успокаивающий укус творит волшебство: дыхание Чонгука мило сбивается, а сам он немного подрагивает в руках Юнги, когда судорожно выдыхает и ещё больше обмякает в объятиях альфы. Юнги зацеловывает место укуса (укус не настолько сильный, чтобы оставить после себя след, но омега всё равно заслуживает утешения), его пальцы поглаживают волосы Чонгука. Ткань его свитера немного задралась, являя взору нижнее бельё, и Юнги проводит свободной рукой вверх-вниз по оголённому бедру омеги. – Уже поздно, детка, – бормочет он. – Ты должен быть в постели. Чонгук снова зарывается в его шею носом, водя им туда-сюда, и Юнги слегка наклоняет голову, чтобы облегчить ему доступ. – Не мог заснуть, – устало отвечает тот, – хотел увидеть тебя. Улыбка Юнги смягчается, и он сжимает сонного Чонгука в крепком объятии. Из всех его тонсэнов Чонгук всегда был самым тактильным, готовый обниматься при каждой удобной возможности. Он не всегда был таким – в их дебютные времена макнэ был до ужаса застенчивым и крайне неохотно просил, что ему было нужно у остальных членов стаи. Но семь долгих лет, проведённых вместе, стёрли все границы между ними, и сейчас Чонгук не испытывает никаких трудностей с тем, чтобы запрыгнуть на ближайшего хёна или крепко обнять кого-то со спины. Макнэ действительно счастлив, когда вся его стая рядом с ним. Тем не менее, логично, что спать всемером – довольно затруднительно, но вместе с этим они, как правило, придерживаются разного распорядка дня. Может, раз в неделю они все не отказывают себе в удовольствии пообниматься на гигантском матрасе, занимающем три четверти площади пола в главной спальне, но остальные ночи они проводят, разбившись на пары или тройки, в зависимости от того, кто в какое время ложится спать. Обычно Тэ и Хоби первыми идут спать, чуть позже Джин и Чимин отправляются вслед за ними, в то время как Чонгук до позднего вечера часто играет в видеоигры или смотрит фильмы, пока Намджун в конце концов не уговаривает его отправиться в постель. Большинство ночей Юнги ловит себя на том, что он увлечён каким-то очередным проектом и всё это заканчивается тем, что он работает по ночам, поэтому он часто выбирает ту кровать, в которой больше свободного места, что позволяет ему тихонько скользнуть под одеяло, не разбудив спящих членов стаи. Нередко Чонгук находит его таким, но обычно это означает, что теперь макнэ не захочет возвращаться без него в постель, поэтому Юнги с ласковым вздохом протягивает руку, сохраняя работу и выключая ноутбук. Он всё также придерживает Чонгука рукой за спину, пока тот продолжает тыкаться носом ему в шею. Сегодня омега кажется особенно прилипчивым, но он явно всё ещё в полусонном состоянии, и Юнги быстро откидывает в сторону появившиеся на мгновение мысли. Если бы Чонгук был расстроен, он бы точно это заметил. Пусть у него нет инстинктов Джина, присущих всем бетам, но он знает своего крольчонка, и тот сейчас совершенно счастлив. – Вот ты где, – раздаётся низкий весёлый голос из дверного проёма, – а я всё думал, куда ты убежал. Юнги поднимает глаза, замечая Намджуна, который разглядывает их с усталой улыбкой, разбуженный, видимо, отсутствием омеги. Оттолкнувшись от дверного косяка, Намджун пересекает гостиную и устраивается на подлокотнике дивана, в молчаливом приветствии укладывая руку на затылок Юнги и наклоняясь, чтобы оставить поцелуй на макушке Чонгука. – Пора спать, – негромко произносит вожак, и Юнги понимает, что этот мягкий приказ адресован им обоим. – У нас впереди трудный день… Намджун замолкает, и выражение его лица меняется, когда он внимательно оглядывает макнэ, на его лбу появляется морщинка, а улыбка и ямочки на щеках пропадают. Окутывающее до этого Юнги уютное тепло тут же рассеивается, стоит ему заметить такую перемену, а легкая неуверенность снова закрадывается в его мысли. – Детка, – Пальцы Намджуна осторожно перебирают волосы Чонгука, – ты хорошо себя чувствуешь? – Мм, – согласно мычит Чонгук и прижимается носом к плечу Юнги с тихим сонным вздохом, – просто устал. Намджун снова наклоняется, чтобы поцеловать макнэ в висок и спуститься чуть ниже, втягивая воздух рядом с шеей омеги, на мгновение большим пальцем растирая его запаховую железу, чтобы стимулировать выделение феромонов макнэ. Аромат сладкой карамели наполняет воздух, заставляя альфу внутри Юнги замурлыкать и о. О. Теперь потребность Чонгука разыскать пропавшего альфу посреди ночи становится понятной, ровно как и то, почему макнэ так старался окутать себя его запахом. Юнги обменивается молчаливым, обеспокоенным взглядом с вожаком. – Милый, – произносит он, немного отстраняясь и нежно лаская бедро омеги, – у тебя предтечка? Чонгук, наконец, поднимает голову и отодвигается, чтобы посмотреть на него сонными, затуманенными от окружающих его запахов глазами, явно озадаченный внезапным вопросом. – Что? Нет, конечно, нет, – он смотрит на альф так, словно те сказали какую-то несусветную глупость. – Она должна быть только через месяц. Юнги снова коротко переглядывается с Намджуном и замечает, что обеспокоенное выражение лица альфы смягчилось и теперь было скорее грустным, а его выразительные глаза были полны доброты и сочувствия. – Я знаю, детка, – осторожно соглашается Намджун, всё ещё потирая большим пальцем запаховую железу Чонгука, тем самым заставляя его веки трепетать, а зрачки расширяться, – но, похоже, что на этот раз цикл начался немного раньше. Твой запах уже меняется. Чонгук поднимает руку, трясёт ей, чтобы рукав свитера сполз вниз, и подносит оголённое запястье к носу, глубоко вдыхая. Он переводит взгляд с одного на другого, всё ещё выглядя сбитым с толку. – Вы уверены? Я… я не чувствую изменений. – Вероятно, предтечка только-только начинается, – мягко рассуждает Юнги, беря омегу за запястье и поднося его к своему носу, чтобы вдохнуть сладкий запах карамели. Изменение лишь слегка уловимо, оно едва заметное на данный момент, но оно определённо есть. – Но её ещё не должно быть, – настаивает Чонгук, хотя теперь он выглядит куда менее озадаченным, но при этом более расстроенным, поза становится напряжённой. – Ещё две недели ничего быть не должно. У меня не может быть предтечки. У нас в расписании не добавлены выходные дни… Чёрт возьми, он прав. Если бы это была обычная неделя записи вокала и танцевальной практики, они бы смогли договориться с командой менеджеров и взять несколько выходных, чтобы дать Куки спокойно провести все этапы течки. Они как-то даже пару раз откладывали съемки выпусков «Run BTS», когда циклы Тэ были ещё нерегулярны, и планировать что-то на конкретные даты было трудно. Но по большей части, последние три года течки у обоих омег случаются стабильно раз в три месяца, с разницей лишь в один-два дня. А учитывая, что последние четыре течки у них начинались в одно и то же время, составление расписания и определение выходных на это время стало значительно проще. Для течки ещё рановато, но это не означает, что у Чонгука какие-то проблемы со здоровьем (врач предупредил их, что это может быть возможным побочным эффектом из-за длительного курса антибиотиков, которые Куки в прошлом месяце принимал от ушной инфекции), но сейчас проблема в том, что расписание на следующие пару дней у них уже есть: сначала фотосессия для журнала утром, затем интервью, а потом целый день съёмок их шоу бог знает где. Возможно, съёмки они смогут отложить (в зависимости от того, где именно они будут проходить: внутри компании или в месте, который персонал специально арендовал для них), но отменять фотосессию для журнала уже слишком поздно. – Эй, – негромко говорит Намджун с низким успокаивающим мурлыканьем, которое всегда помогало убаюкать всех макнэ. Чёрт возьми, это действует даже на Юнги: Намджун уже чувствует, как напряжение с его плеч уходит. Альфа целует Чонгука в лоб и прислоняется к нему своим, – всё будет хорошо. Я позвоню Седжин-хёну и договорюсь о встрече с руководством, мы сможем перенести съёмку на следующую неделю. Чонгук качает головой, немного отстраняясь, чтобы взглянуть на Намджуна. – Эта съёмка для журнала Vogue, хён, мы не можем просто отменить всё в последнюю минуту, ты ведь знаешь, мы не можем… – Стая превыше всего, – твёрдо отвечает Намджун. – Всё наше расписание сначала должно быть утверждено и нами тоже, вне зависимости от того, насколько это крупный лейбл. Твоё счастье для нас намного важнее, чем реклама для модного журнала. Юнги понимает, что сейчас в Намджуне говорит скорее вожак, нежели лидер BTS. Они долго обсуждали своё будущее в качестве группы, когда их контракты вот-вот должны были истечь, и каждый из них был твёрдо уверен в том, что продлевать их они будут лишь в том случае, если остальные тоже не будут против. Всё, что они делали, они делали вместе, всемером. И пусть Арми и карьера были важны, ничто другое не было для них так ценно, как стая. Потому Намджун встретился с адвокатом и управленческой командой компании и добавил длинный список условий, при которых они были согласны продлить контракты. Эти условия предоставили бы им больше свободы и места для самовыражения, а также возможность утверждать их собственное расписание и даты камбэков. Намджун всегда неизменно вежлив и мягок, но он бы изо всех сил бился за членов своей стаи, если бы БигХит вдруг попытался морочить им голову. Юнги не сомневается, что альфа предельно серьёзен, когда говорил, что позвонит руководству, чтобы отменить всё запланированное. Такое уже случалось прежде, потому как циклы Куки и Тэ были синхронизированы только с начала этого года, когда они продлевали контракты, но мысль о том, что Джун готов стоять на своём ради течки их макнэ, греет Юнги сердце. Чонгук какое-то время молча смотрит на него, а потом уголок его рта дёргается вверх, и он протягивает одну руку, обвивая ей шею Намджуна. – Я знаю, что ты хочешь помочь мне, – Голос омеги звучит приглушённо из-за плеча Намджуна, в которое он уткнулся носом, – и я очень ценю это. Но я не хочу доставлять неудобства, хён. Стилисты, вероятно, много сил вложили в эту фотосессию, и будет несправедливо, если мы заставим перенести её только из-за меня. Снова отстранившись, Чонгук снова улыбается, на этот раз более искренне, хотя в его глазах всё ещё остаётся что-то, что Юнги не может различить. – Это всего лишь течка, – рассуждает макнэ, – а не конец света. Я просто приму подавители и пропущу эту течку. Юнги обхватывает его щёки ладонями, поворачивая к себе лицо Чонгука, и нежно проводит большим пальцем по гладкой коже. – Только если это то, чего ты хочешь, булочка, – бормочет Юнги. – Твоё тело – твоё дело. Не думай, что ты должен принимать подавители лишь в угоду руководству. Как Джун и сказал, ты важнее, чем какая-то дурацкая фотосессия. Ты наш макнэ. Взгляд омеги скользит в сторону, его щека под ладонью Юнги теплеет, губы расплываются в улыбке, обнажая зубы. Он такой милый. Боже, они такие счастливчики. – Я уверен, – повторяет он и снова смотрит на них, вздёрнув подбородок. – Я хочу принять подавители. Намджун окидывает его изучающим взглядом, а потом снова наклоняется, чтобы нежно поцеловать его. Его пальцы зарылись в его волосы и медленно перебрались к затылку, успокаивающе сжимая. – Хорошо, – мягко соглашается он и целует его снова. – Я люблю тебя. Чонгук счастливо выдыхает в поцелуй, снова обмякая на коленях Юнги, когда большой палец Намджуна прижимается к его запаховой железе. – Хочешь немного посидеть с Джуни? – спрашивает Юнги, не чувствуя обиды, когда омега тут же кивает. Куки на ранней стадии предтечки, а Намджун вожак их стаи. Вполне естественно, что макнэ будет нуждаться в поддержке и хороших объятиях. Намджун переставляет ноутбук Юнги на кофейный столик и садится рядом с ними на диван, одним плавным движением перетягивая омегу к себе на колени. Юнги поднимается, слегка прикасаясь кончиками пальцев щеки Намджуна, чтобы привлечь внимание, пока тот зарывается пальцами в волосы Чонгука и слегка наклоняет его голову. – Я разбужу Джин-хёна, – тихо говорит он. – Он захочет узнать об этом до того, как Чонгук примет подавители. Кивнув, Намджун посылает ему благодарную улыбку, прежде чем снова обратить своё внимание на Чонгука, прихватывая того за волосы и заставляя обнажить шею настолько, чтобы он мог беспрепятственно наклониться и оставить на ней быстрый, успокаивающий, лёгкий укус. Ноги омеги слегка дёргаются, когда он издаёт тихий, удивлённый писк, и Намджун издаёт рокочущее мурлыканье, зализывая укушенное место. Аромат сладкой карамели снова наполняет комнату, и Юнги приходится бороться с желанием снова устроиться на диване и присоединиться к объятиям, но он делает над собой усилие и направляется в противоположную сторону. У них ещё будет куча времени, чтобы пообниматься с Чонгуком следующие пару дней. С подавителями или без, макнэ всё равно не будет чувствовать себя лучшим образом, и он будет нуждаться в комфорте и близости стаи больше, чем в остальное время, особенно если ему придётся мило выглядеть и улыбаться на камеру. Тэхёну бывало физически плохо, если он подавлял течки. Он убегал со съёмок или звукозаписей в уборную, когда его тошнило, но потом всё равно возвращался и продолжал, несмотря на протесты стаи. Чонгук от подавителей страдал не так сильно, но это определённо даже с большой натяжкой нельзя было назвать приятным опытом. Однако с учётом трудолюбия Чонгука и, в целом, его нежелания беспокоить кого-либо Юнги не особо удивлён таким решением. И честно? Он гордится этим ребёнком. Он знает, что Намджун тоже, но тот на данный момент находится в режиме доминантного альфы, и продолжаться это будет до тех пор, пока Чонгук не примет подавители. Он сомневается, что их макнэ будет против шумихи.

***

Чонгук чувствует себя откровенно плохо. Прошло так много времени с тех пор, как ему в последний раз приходилось принимать подавители, что он уже успел позабыть, какими ужасными могут быть побочные эффекты. Нарушены ли у него когнитивные функции? В состоянии ли он концентрироваться на задачах на вполне удовлетворительном уровне? Конечно. Он не горит, из него не течёт литрами, не задыхается из-за того, что внутри него нет члена, так что, по всем признакам, его нынешние симптомы должны быть весьма неутешительны. У него всё болит, жуткая усталость давит на его мышцы, словно он слишком много времени провёл в тренажёрном зале, он чувствует пульсацию в районе поясницы и верхней части бёдер, и она никак не ослабевает в независимости от того, в каком положении он сидит или стоит. Его кожа ощущается… неправильно. Словно она просто натянута на его тело, слишком чувствительная, а дорогая одежда, надетая на него, по ощущениям больше похожа на наждачную бумагу. Ему хочется стянуть с себя одежду. Ему хочется натянуть на себя одну из гигантских хлопчатобумажных футболок Намджуна, тех, что он сохранил ещё со времён их стажировки (с дырявыми рукавами, почти полностью выцветшим принтом, мягкая и тонкая после всех стирок, что делает её идеальной для дней течек, когда вся остальная одежда кажется удушающей). Свет слишком яркий, на съёмочной площадке слишком шумно, слишком много, а Чонгук просто хочет домой. Но он скорее умрёт, чем признается в этом остальной стае. Если бы они только знали, как ужасно он себя чувствует, то Намджун бы точно отменил фотосессию, и получилось бы так, что Чонгук просто впустую потратил чужое время. Он бы чувствовал себя до ужаса виноватым. Даже мысль об этом заставляет его грудь сжиматься от беспокойства. Уже почти полдень. Ещё несколько часов, и начнётся интервью, и тогда Чонгук сможет сесть в удобное кресло, взять чью-нибудь руку и надеяться на то, что желание расплакаться в любой момент станет меньше. – У тебя ведь снова спазмы? – тихо уточняет Тэхён, когда объявляют небольшой перерыв, чтобы проверить освещение, они уселись на старинную кушетку, на которой они до этого позировали. Рука Тэхёна ложится на его поясницу. Он уверенно потирает спину Чонгука через вышитый шёлк его до смешного дорогой рубашки. – Я могу понять это только по твоей позе, Кук. Нам стоит попросить сделать перерыв, дать тебе обезболивающих, может, сделать массаж. Чонгук смотрит на него с лёгкой улыбкой. – Уже не так больно, как утром, – Ложь, но Тэхёну знать об этом не нужно, – Я буду в порядке, просто подожду ещё немного. Тэхён совершенно не выглядит убеждённым, и Чонгук пытается держать голову прямо под обеспокоенным взглядом другого омеги. Он знает, что все его хёны переживают за него. Они все вились вокруг него с того самого момента, как он проснулся утром от спазмов, несмотря на его убедительно-бодрые заверения в том, что он прекрасно себя чувствует. В любое другое время он не смог бы скрыть от них свой дискомфорт и неудовлетворённость – запах бы его тут же выдал. Но сейчас подавители не давали феромонам нормально вырабатываться, что позволяет ему беспрепятственно скрыться с их радаров, образно говоря. Однако остальная стая всё равно постоянно поглядывает на него с беспокойством. Юнги, Джин и Чимин снимаются в другой части просторной студии, Намджун и Хосок остались, чтобы приглядеть за ним. Они стоят на краю съёмочной площадки позади осветительного оборудования, подобно безмолвным стражам. Чонгук не может отрицать того факта, что их присутствие успокаивает его. Стилисты и визажисты всё утро так и сяк его вертели в разные стороны. Он до сих пор чувствует их прикосновения, и он жаждет стереть их со своей кожи, чтобы заменить знакомыми запахами стаи. Разумеется, сейчас за него говорят гормоны, но он ничего не может с этим поделать. Инстинкты есть инстинкты. – Нетушки, – решает Тэхён, сильнее обнимая Чонгука за талию. – Настало время передохнуть. PD-ним? Мы можем сделать перерыв на пять минут? Режиссёр отвечает утвердительным кивком, занятый обсуждением ракурсов и освещения с коллегами, и пока Чонгук не успел начать протестовать, Тэхён стаскивает (осторожно) его с шезлонга и ведёт в сторону ожидающих их хёнов. – Что такое, щенок? – бормочет Намджун, на лбу которого появились морщинки беспокойства, и он тянется к Чонгуку, чтобы обхватить его щёки ладонями и внимательно изучить его лицо. – Спазмы, – произносит Тэхён, так же тихо, как и Намджун, чтобы персонал, находящийся поблизости, их не услышал. Куки всегда немного стеснялся обсуждать вопросы биологического характера в присутствии посторонних людей, и он ценит этот жест. – Сумка Джин-хёна всё ещё в гримёрке? Куки нужны лекарства. – Бедняжка, – сочувственно воркует Хосок, просовывая руку Чонгуку под рубашку и успокаивающе поглаживая его поясницу. – Хочешь, хён сделает тебе массаж? О, да, чёрт возьми. – Тебе ещё стоит съесть что-нибудь, – добавляет Намджун. – Ты едва ли прикоснулся к завтраку, а принимать лекарства на голодный желудок не стоит. Они не дают ему возможности возразить, и Чонгук, если честно, благодарен им за это, потому что притворяться, что он в порядке, – это так утомительно. Так что он даёт Намджуну отвести себя в гримёрку, где со счастливым вздохом облегчения сворачивается клубочком на коленях у альфы, пока тот кормит его кусочками фруктов и рисовыми лепёшками. Он выпивает таблетки, которые Тэ достал из сумки Джина, и поддаётся уговорам Хосока, укладываясь животом на мягкий диван и устраивая голову на коленях Намджуна. Он тихо постанывает, пока умелые руки Хосока уверенно массируют ему поясницу. Это так приятно, что сверхчувствительность кожи снижается, боль ослабевает и он утыкается носом в нежную руку Намджуна, отпуская себя. Но вскоре эта идиллия рушится, когда кто-то стучится в дверь, и Чонгука, уже пребывавшего в более-менее хорошем состоянии, словно резко спускают с небес на землю. Почти моментально он осознаёт, как много неприятных ощущений он на самом деле испытывал до. Кожаная поверхность дивана приносит отвратительные чувства липкости и жара, одежда вновь натирает слишком нежную кожу, а гримёрка наполнена запахами других людей и химических веществ. Совсем не так, как дома. Боже, он действительно не хочет быть здесь. Ему становится ещё хуже, когда он неохотно возвращается в просторную студию, где режиссёр объявляет о начале индивидуальных фотосессий. И это то, чего Чонгук боялся больше всего, потому что ему было бы легче, если бы от него требовалось только неподвижно сидеть, улыбаться и привлекательно выглядеть, в то время как кто-то из хёнов находился от него на расстоянии вытянутой руки. Но как он сможет позировать в одиночестве перед всеми этими людьми, пока он чувствует себя таким отёкшим, больным, слабым и отвратительным? Ну уж нет. – Эй, Чонгуки, что ты сделал со своими волосами? – в притворном раздражении тянет одна из стилисток. Он поднимает руку, чтобы коснуться взлохмаченных локонов, запоздало осознавая, что, вероятно, подставляться под ласкающую руку Намджуна с таким рвением – не самая лучшая его идея. – Извини, – отвечает он с дрожащей улыбкой. – Она испорчена? – Расчёска и немного лака для волос должны всё исправить, – заверяет его бета и с весельем подгоняет его в сторону гримёрки. – Пойдём. Чонгук оглядывается на Намджуна, которому поправляет макияж одна из визажисток, пока Хоби и Тэхёна ведут к их местам для съёмок. Намджун ловит его взгляд и начинает поворачиваться в его сторону, готовый, кажется, в любой момент отмахнуться от визажистки, чтобы помочь Чонгуку, но тот быстро качает головой и старается изобразить ещё одну, более убедительную улыбку. – Это займёт всего несколько минут, – уговаривает он. – Со мной всё будет хорошо. Намджун ещё какое-то время смотрит на него, а затем кивает в знак согласия с лёгкой улыбкой и оборачивается обратно к визажистке, бормоча ей извинения. Чонгук послушно следует за стилисткой-бетой в гримёрку и плюхается на стул перед зеркалом, выдавливая из себя улыбку, когда он замечает, насколько взъерошены его волосы. Однако эта жертва стоила того – пальцы Намджуна мягко задевавшие кожу его головы, творили настоящие чудеса, избавляя его от напряжения в шее и плечах, а массаж Хосока помог со всем остальным. Боли стали значительно терпимее, чем двадцать минут назад, и он надеется, что вскоре лекарства подействуют должным образом, и боль исчезнет окончательно. – Давай посмотрим, что мы сможем сделать с твоими волосами, Чонгук-а, – весело произносит его стилистка, внимательно оглядывая его профиль в зеркале и доставая расчёску для укладки. Она тянется к нему, чтобы слегка приподнять его подбородок и наклонить его голову так, как ей нужно, но Чонгук на мгновение теряет контроль над своим телом. Стоило ему вздрогнуть, как бета убирает руки, с обеспокоенным и извиняющимся выражением на лице. – Извини, я сделала тебе больно? Чонгук тут же качает головой, чувствуя себя идиотом. – Нет, нет, я в порядке. Просто немного испугался. Даже когда он говорит это, он понимает, что он сильно не «в порядке». Его кожа покрывается мурашками при мысли о том, что она снова прикоснётся к нему, его грудь сжимается от беспокойства. Что абсолютная глупость, ведь стилистка просто делает свою работу. Она работает с ними уже больше года, Чонгук знает её, и её прикосновения всегда профессиональны. Опять же, он понимает, что за него говорят гормоны. Он может сколь угодно говорить себе, что она профессиональная работница, которая просто делает то, что должна, но его измученные инстинкты, решившие, видимо, что течка у него уже началась, не особо волнуют логика и его аргументы. Всё, что для них имеет на данный момент значение, – руки на его теле не принадлежат стае, и он хочет сбросить их с себя. Сейчас. Ему удаётся стиснуть, а потом разжать зубы, но просторная гримёрка, словно с каждой секундой становится всё меньше, воздух такой густой и горячий, что кажется, он вот-вот задохнётся, и клубок тревоги в его груди становится больше раза в четыре, сжимая его лёгкие при каждом вдохе. Всё кажется неправильным, и Чонгук хочет уйти. Боже, он жалок. Внезапно глаза начинает щипать, а в горле появляется ком, и, прежде чем встревоженная бета успевает спросить его, что случилось, Чонгук ныряет под её руку и бросается к двери. В дальнем конце студии находится красивая, причудливая ванная комната (в ней есть душевая кабина со стеклянными дверцами и всем остальным, предположительно для того, чтобы модели могли привести себя в порядок после фотосессий), и Чонгук спешит именно туда. Он слышит, как пара человек выкрикивают его имя, когда он проносится мимо персонала, различных декораций и реквизита, но из-за паники он едва ли замечает это. Всё, что он хочет сделать, – добраться до ванной, запереть дверь и спрятаться там хотя бы на какое-то время. Ему просто надо прекратить думать, взять себя в руки и дышать, тогда он сможет пережить этот день, никого больше не беспокоя. Тишина ванной комнаты после гомона студии эхом отдаётся в ушах, и Чонгук прислоняется спиной к запертой двери, отчаянно делая судорожные вдохи. Его кожа всё ещё кажется слишком растянутой, ему хочется засунуть лицо под воду, чтобы смыть все прикосновения и чужие запахи, которые словно вцепились в него, но тогда ему придётся заново наносить макияж и тем самым он снова доставит проблемы всем остальным. Осторожный стук в дверь заставляет его подпрыгнуть, когда он ощущает завибрировавшее от этого дерево. – Куки? – слышит он знакомый голос с другой стороны. – Открой дверь, детка. Жжение в глазах появляются снова, от одного только звука голоса Джина крупные слёзы наворачиваются невероятно быстро. Он знает, что должен быть сильным, должен попытаться притвориться, что всё в порядке, чтобы хёны не были вынуждены постоянно переживать за него… но Боже, ему так нужны объятия. Со сдавленным полувсхлипом он оборачивается, чтобы открыть дверь и отходит в сторону, когда она распахивается, и пытается сморгнуть слёзы. Сокджину достаточно бросить на него только один взгляд, чтобы тут же сделать шаг в его сторону и заключить в крепкие объятия. Вцепившись пальцами в ткань рубашки беты, Чонгук зарывается лицом в его плечо. – Прости. – Ш-ш, – мягко шепчет Джин, только крепче прижимая его к себе, – тебе не за что извиняться. Ты так хорошо потрудился, ни разу за всё утро не пожаловавшись. Я так горжусь тобой. Чонгук икает, когда пытается сделать вдох и совладать со слезами. Теперь, когда его окружают знакомые руки Джина, а он наконец чувствует успокаивающий аромат чистого белья, тиски, сжимавшие его грудь, теперь кажутся лишь воспоминанием. – Я буду в порядке, – хрипит он и немного отстраняется, чтобы потереть глаза, но потом вздрагивает, когда осознает, что, вероятно, размазал подводку. – Я… мне просто нужна минутка. – Тебе нужна больше, чем минутка, кроха, – Джин нежно обхватывает его подбородок большим и указательным пальцами, заставляя обратить на него внимание. – Тебе нужно быть дома, в моих объятиях с твоим любимым слоёным пирожным. Чёрт, это похоже на рай. Тело Чонгука нуждается в таких мягких, уютных прикосновениях. – Но фотосессия… – пытается возразить он. – Им придётся обойтись без нас, – спокойно, не терпящим возражений тоном сообщает Джин. – Я отвезу тебя домой, крольчонок. – Я поговорил с режиссёром, – добавляет ещё один голос из дверного проёма, и Чонгук, выглянув из-за плеча Джина, замечает Намджуна, который смотрит на него с нежностью и беспокойством. – Если им понадобится, то они могут обрезать групповые фотографии для сольного снимка Куки, но журнал всё равно собирался показать нас как одно целое. Всё остальное – просто бонусы для сайта. Альфа подходит ближе, обнимая Джина и наклоняясь, чтобы оставить нежный поцелуй на лбу Чонгука. Его яблоневый запах, словно бальзам на душу для измотанного Чонгука. – Они отложили интервью на пару дней, – успокаивает Намджун. – Мы сможем провести его, как только тебе станет лучше. Поезжай с Джин-хёном, ладно? Остальные тоже скоро будут дома. Понимая, что численное превосходство не на его стороне, Чонгук просто коротко кивает и снова прячется в шее Джина, утыкаясь носом в запаховую железу беты, чтобы успокоить себя. Может, это и к лучшему. Он скоро будет дома, и тогда всё будет хорошо.