𖣐𖣐𖣐
Кызылкум Пустыня Кызылкум в ночи́, как сказочный мир, где звезды играют в свои таинственные игры на черном небесном полотне. Разноцветными камнями они мерцают над бескрайней пустыней, бросая на дюны свое сияние. Воздух наполнен ароматами сухих растений, и под отблеск лунного света они шуршаще напевают собственную мелодию загадочной ночи. Мягкий ветерок ласкает лицо, принося с собой шепот старинных легенд и загадок. Песчаные дюны, похожие на волны океана, медленно меняют свою форму под лунным светом, создавая удивительные узоры. Вдалеке, под аккомпанемент сухих растений, слышится тихий шум песка, напоминая о вечности и бесконечности пустынных просторов. Ночной Кызылкум — это место, где время останавливается и душа находит покой в объятиях великой природы, украшенной мириадами звезд. …но лишь Тамерлану под песнь спокойствия не найти умиротворения. Слова, что вырвались из уст омеги, вызвали в нём немало эмоций, разбудив давно дремлющий вулкан, извергнувшийся изнутри и обжегший каждую внутренность по отдельности. Словно мстит за внезапное пробуждение. Чонгук сжимает руки в кулак и глубоко дышит, будто воздух вот-вот покинет его тело, — он держится за этот прохладный ветер, шаловливо играющийся с его ноздрями. Грудь вздымается, задевая изнутри железный чаганак, сталь холодом отдаёт в горячей груди, создавая контраст неприятных ощущений. Пот от взмокшего лба каплями стекает по вискам, спускаясь по закрытым глазам и стремясь к губам, что сжимаются всё больше. Чонгук не смеет открыть глаза, боится взглянуть на пустыню перед собой, но еще больше его томит некий страх перед правдой, сказанной ему Тэхёном. Впервые его совесть говорит с ним на его языке. Упрекает, как маленького мальчишку, выставляет ему указательный палец и вынуждает пойти к супругу и извиниться за всё, что он сделал. Но на страже ворот стоит его гордость. Она никогда не даст совести взять над собой верх. Она не позволит опустить голову перед каким-то омегой, возомнившим себя Казы. — Нет, Тэхён. Никогда! — шепчет в тишину под звуки горящих дров. Наконец-то открыв глаза, он понимает, что всё ещё один. Тэхён, бросив горечь слов, покинул его, и, скорее всего, уже вернулся в свой шатёр. — Ты та ещё заноза, — пристально прожигает взглядом шатёр омеги, борясь с собственной совестью. Взяв её за горло, внутренний зверь сжимает его со всей силы, только бы заткнуть навязчивый голос. И Тамерлан не знает, насколько это остановит её — совесть обретает силу, полагаясь на его супруга.𖣐𖣐𖣐
Утро в пустыне наступает медленно, природа постепенно пробуждается от своего ночного покоя. Песчаные дюны и каменистые холмы начинают играть в игру света и тени, создавая неповторимые узоры и орнаменты. Горизонт, растягиваясь в бесконечное пространство, наполняется таинственными звуками и запахами. Редкие растения раскрывают свои цветы под лучами утреннего солнца, располагая их к жизненному танцу на песке. Первые лучи нежно проникают сквозь ткань шатра, озаряя его темное убранство. Теплый свет проникает внутрь, будя хозяина, что так неистово прячется от непрошеных лучей. Омеге хочется ещё немного понежиться в тёплой постели, словно он не спал всю жизнь, — может, на него так действует свежий запах природы и свободы? Ведь сарай лишён всего этого — там стены железными клетками давят на грудь. В Моголистане у дедушки запретов для Тэхёна не было. У него была абсолютная свобода, нынче ставшая редчайшим блаженством в его жизни. Тэхён с тех пор больше стал ценить каждый миг вне сарая Тамерлана. Как бы прискорбно и больно ему не было оставлять Хенджина в Самарканде, но это было во благо его здоровья. А ещё Тэхён просто не смог признаться ему, что дедушка при смерти. Он лишь соврал, что им с Тамерланом нужно посетить одно важное мероприятие, чтобы сыграть роль счастливой семьи. И пусть Хенджин был этим возмущён и не желал, чтобы омега в одиночку покидал с альфой город — препятствовать этому никак не смог. Тамерлан все так же остаётся законным супругом, и он вправе увозить Тэхёна, куда захочет и когда захочет. У омеги в голове крутились мысли о дедушке и брате, которых он оставил в разных городах этого мира, словно раскол одного сердца он разбросил на две противоположные стороны. Пока он маленькой шёлковой подушкой закрывался от лучей солнца, на улице послышался звук шагов от тяжелой обуви. Они ему знакомы, этот звук он знает. А ещё он прекрасно знает, что ни один из бостанджи на охране не встанет на пути у правителя, и он свободно может войти в его шатёр, не особо беспокоясь о том, в одежде будет стоять Тэхён перед ним или совершенно нагой. — Тэхён, — как только альфа вошёл, первым делом он произнес его имя. Омега на это лишь улыбнулся, но скорее своей догадливости, нежели от радости непрошенному гостю. — Только ты так можешь, — откинув от лица подушку, жмурится от света, давая глазам привыкнуть ко свету. — Я поражаюсь твоей невоспитанности. Однажды я буду голым в собственном шатре, и уверен, ворвавшись ко мне, ты не постесняешься разглядеть всё моё нагое тело. Хамство у тебя в крови. Видимо, родители не воспитали тебя. При упоминании родителей Тамерлан в лице меняется, и будто враз тёмные тучи надвигаются на шатёр омеги. Тэхён всем телом ощущает, как тяжелеет воздух в помещении, и он невольно отводит глаза, не в состоянии смотреть на альфу. Тамерлан, в свою очередь, старается унять внезапный всплеск злости и вновь зарывается в воспоминания собственного сундука памяти, не желая окунаться в эту боль сейчас. Ведь Тэхён порой говорит, не подумав, а сейчас не время с ним ссориться. — Не трогай моих родителей, — рыкнул Тамерлан, возвышась над его постелю. — Вставай, нам уже пора в путь. Хватить столько спать. — Один раз пожелал выспаться вне твоего сарая. Хотелось побыть свободным человеком, а не твоим вечным узником золотых стен. Но Иблису, видимо, вновь стало скучно, раз он так рано решил навестить меня сам, — Тэхён принимает сидячее положение и, сложив руки на груди, смотрит на этого мужественного воина, что предстал перед ним в своих доспехах. — На войну собрался? — Каждый день вне Куксарая — поле битвы для меня. Я всегда должен быть готов к нападению своих врагов. — Знаешь, если ты хоть раз постучишь в мою дверь и соизволишь взять мое одобрение, чтобы войти в мои покои, то поверь — я тогда пойму, что ты сошёл с ума. И после этого наготове буду держать острие своего ножа, чтобы убить такого дурака, как ты, — ухмыляется омега, понимая, что такой роскоши ему не видать. — Поверь, можешь ударить прямо в сердце — и я спокойно приму эту позорную смерть от твоих рук. Но, естественно, лишь в твоих снах я буду таким прилежным с тобой. Хотя, сейчас думая об этом, я вторгнусь туда и убью такого себя сам, — взгляд черных глаз отдает гневом — снова омеге удалось вывести альфу на ровном месте. И как только Тэхёну удаётся это, лишь загадка для Тамерлана. — Боюсь, я даже во снах не подпущу тебя к себе, слишком ненавижу, чтобы даже духовно быть с тобой, — Тэхён откидывает от себя шелковое покрывало цвета бордо и предстает перед супругом в нежно-голубой рубашке, прикрывающей его колени. — Если всё сказал, мне нужно готовиться в дорогу, так что будь любезен: покинь мой шатёр. Тамерлан слега застывает, видя оголенные ступни омеги. Он стоит, не моргая, словно никогда в жизни не видел эту часть у слабого пола; словно он девственник, который прежде не касался тела омег. И этот ступор начинает злить, ведь осознание того, что Тэхён может понять его взгляд, направленный на омежье тело, а еще хуже — прочесть мысли и чего хочет его зверь, начинает бесить Тамерлана еще больше. Чонгук, резко подняв на него глаза, смотрит прямо, желая прочесть каждую мысль омеги, что мог накрутить себе многое. — Уят, тебя не учили, как нужно вести себя перед альфами? Оголять части тела нельзя! — Как ты, так и я! Это мои покои, и тут я вправе ходить так, как того сам пожелаю, скажи спасибо, что не голый, — ещё один успех в копилку по названию: «Как быстро довести Тамерлана!». — Выходи быстрее, — бросив это напоследок и сжав руки в кулак, альфа покидает шатёр омеги, не желая больше вдыхать утренний легкий аромат ванильного пиона. Он с каждым разом все больше начал раздражать ноздри, хотя раньше он даже не обращал на это внимание. Сейчас всё в Тэхёне неимоверно злит его и разрывает изнутри.𖣐𖣐𖣐
Самарканд Волнующая Самаркандская ночь, пропитанная запахом свежеиспеченной лепёшки, стоит на деревянном маленьким столе посреди покоев Сокджина. Аромат меда и имбирного чая нежно заползают в ноздри омеги, но ни один из вкусов сладостей, что принесли слуги для лёгкого ночного перекуса, не заставляют его встать с шелковой постели. Сияние полной Луны, словно воришка, проникает через окна и узенькие щели, желая осветить этот мрак, соревнуясь с тусклым светом свечи. Со двора лишь слышны звуки ночных сверчков, стрекочущих и отгоняющих ночную тишину. Вот это и есть то, к чему так стремится омега. Уединение с собственной душой, хотя с той частью, что у него осталась. Намджун отсутствует уже неделю. Отъезд Тамерлана не мог не отразиться, и теперь вся ответственность на нём. Несмотря на свою занятость, Намджун не перестаёт отправлять письма, где вновь и вновь спрашивает о самочувствии Сокджина и просит немного подождать его и не унывать в его отсутствие. А в конце его всегда краткое: «Скучаю…». Сокджин на это лишь морщит нос, не понимая проделок альфы. Вроде взрослый серьезный воин, брат самого Тамерлана, по счёту второй эмир Самарканда, а всё ещё пишет любовные письма омеге, который лишь недавно появился в его жизни. Если бы ещё тогда, в тот день, когда он обратил свой взор на Намджуна, он так холодно не отверг его, может, ледяное сердце и не было бы таким холодным. Но сейчас, после всего, что сделала с ним судьба, Сокджин просто не верит в сказки о любви с их «долго и счастливо». Внезапный стук в дверь вырывает омегу из мыслей, и он недовольно отвечает: «Войди». После одобрения, слуга, поклонившись в знак уважения, входит к нему в покои и, подойдя ближе к омеге, протягивает маленькое письмо без адресата с черной печатью на обратной стороне. Сокджин резко привстает с места и велит слуге оставить его, после чего быстро вскрывает конверт и видит знакомый почерк бывшего хозяина. За период совместной жизни с Халилом, омега привязался к нему, как к привычке, планируя остаток жизни прожить рядом. Он надеялся остаться с ним и всему угождать, в страхе и в желании больше никогда не вернуться в тот Дузах, где каждый день разные лица заставляли смотреть в их пошлый взгляд, где погрешные телосложения разных альф, где ему каждую ночь клеймом приходилось впивать в тело разные запахи альф, которые с каждым разом было все сложнее смывать с себя на утро. Иногда и сам омега забывал, какой запах имеет его природный аромат, а потому среди многих других он всегда искал свой собственный. Халил-бей стал тем самым человеком, что спас его из этого бесконечного круговорота меняющихся лиц, запахов и тел людей. «Пташка моя, я жду тебя на нашем месте к полудню. Я осведомлён, что твой отсутствует», — чёрным по белому бегло читаются эти строки омегой. Сжав в руках клочок бумаги, он, приблизив к свече, сжигает его и бросает на металлическую посуду. — Я приду, Ходжам, — грустная улыбка рисуется на лице омеги, а слова отдают горечью. В итоге, даже Халил его предал.𖣐𖣐𖣐
Сокджин поспешно шагает по узким улочкам базара, что оживает к середине дня, и это именно тот момент, когда можно затеряться в толпе. Когда меньше народу, тогда и вероятности больше, что омегу может поймать чей-то недобрый взгляд и разнести недобрую молву. Свернув на нужный переулок, он входит в местную майхона, где обычно отдыхают альфы. Сильнее натянув на голову широкий капюшон, Сокджин старается найти хозяина, но к нему тут же подходит бета и просит следовать за ним. Халил-бей осторожен в этом деле — он всегда рассудителен и бережлив, пока от человека есть польза. — Ас-салям, — слышится знакомый голос, когда омегу заводят в одну из айванча. — Ас-саляму 'алейкум, — откинув с лица черную накидку, омега позволяет себе изучить бывшего хозяина. Он мысленно понимает, что его неспроста вызвали сюда, несмотря на весь риск. — Как тебе с новым господином? Он лучше меня? — альфа откусывает большой кусок мяса баранины, борясь с костю, и жир медленно растекается по пальцам, заставляя Сокджина поморщится от этой картины. — Вам действительно это так интересно? — недовольно ворчит. — Может, вам подробно расписать всю нашу совместную жизнь? — Моя пташка всё такая же колючая, — улыбается в ответ, убирая остатки кости с мясом на тарелку, — сядь рядом, — призывно постукивает рядом с собой. Сокджин не спорит и садится на указанное ему место. Он раздражён и внутренне пылает от гнева, ощущая себя игрушкой в руках того, кто подарил ему вторую жизнь. Ему хотелось обычного человеческого существования, но, видимо, это судьбой не приписано ему — для таких, как он, уготовлен лишь Дузах на земле. — Вы что-то хотели? — омега борется с чувствами, с одной стороны, ему хочется побыть с человеком, к которому успел привыкнуть, но в то же время предательство всё ещё заставляет ненавидеть его. Как бы Сокджин не старался казаться холодным, но такие повороты судьбы выбивают из колеи. — Конечно, одну маленькую услугу, моя пташка, что улетела из моей клетки. Знаешь, мне без тебя так тоскливо, — альфа тыльной стороны руки касается холодной мраморный кожи напротив и безудержно вдыхает аромат Дамасской розы. В этой жизни Халил-бей больше всего любит акче, иначе он вряд ли бы отпустил на волю этот цветочек, аромат которого утешал его тело каждую ночь. Сокджин поистине был для него сокровищем, и Халил знал, что когда-нибудь он использует его красоту в выгодном ему направлении. Но он и представить себе не мог, что им заинтересуется сам Айбарс. Самый приближенный человек Тамерлана, можно сказать — второй влиятельный человек Самарканда. Такой исход ему на руку, теперь же, главное, всем телом и душой привязать альфу к Сокджину, заставив тем самым быть его рабом. — К сути, — омега резко убирает лицо от назойливо жирных рук. — Раньше тебе нравились мои прикосновения. — Раньше я был вашим рабом, а теперь вы продали меня, и отныне я принадлежу другому господину. Вещь, что продана вами, не имеет право вновь возвращаться к рукам бывшего хозяина, — резко отвечает он. — Это временно! — рычит Халил-бей, но, быстро сменив тон, переходит к сути. — Ты должен сегодня нагрянуть к своему любовнику и найти среди его бумаг один необходимый мне ферман. — альфа больше не делает попыток коснуться омеги. — Какой ферман? Как я его достану? Я лишь недавно вошёл в покои Айбарса, вы думаете, он впустит меня в свой кабинет? — брови сами сводятся от удивления и непонимания, как именно это сделать. — Используй свою красоту. Зачаруй его своим ароматом. Заколдуй красивым телом. Делай, что хочешь, но ферман о владении большим участком должен быть у меня в руках. И поверь, когда я воплощу весь свой план в реальность, то ты станешь единственным господином моего дома, — альфа резко тянет Сокджина на себя и, носом уткнувшись в шею, жадно вдыхает, собственнически сжимая в руках темные пряди, — иди сегодня в Куксарай, Айбарс сегодня вернулся и находится там. Включи всю свою хитрость и добудь нужную мне вещь. Я верю в тебя, — поцеловав напоследок в пахучую жилку, отпускает пряди и отодвигается. — А теперь ступай, моя пташка! Сокджин, ничего не сказав, встаёт с места, понимая, что его слова не стоят и гроша. Накинув на голову капюшон накидки, он покидает айванча.𖣐𖣐𖣐
Сокджин медленными шагами проходит по тёмному коридору, слегка освещенному свечами. Лунный свет ниточкой пробивается чрез окна, играясь с шелковым нарядом омеги огненно-красного цвета, придавая ему ещё больше сочности, и ласкает белоснежное лицо, так охотно проходясь по идеальным чертам Сокджина. Он, невзирая ни на что, с гордо поднятой головой уверенно шагает к своей цели, находящейся в покоях рядом с покоями Тамерлана. Всё же Айбарс, помимо того, что является главным военачальником, ещё и хранитель покоев эмира. — А я думаю, куда пропал мой багадур, а он спрятался от меня среди величественных стен Куксарая, — Сокджин, смотря на Айбарса, прикрывает прячущиеся за спиной двери и, как изысканный феникс, восстав из пепла и страсти, направляется к плоти альфы, которую вновь возжелал за время его отсутствия. Хоть и сердце давным в плену замерзших льдов, но тело ещё способно испытывать хоть какую-то тягу. — Что тебя привело ко мне в такой поздний час? — альфа сидит за большим узорчатым столом, на котором свеча играет с тьмой, пытаясь занять своё место, и выводит последние строки подписи. На поверхности разбросаны разные бумаги и немного пролиты чернила. — Может, отвлечешься? — Сокджин преодолевает расстояние, становясь рядом со стулом Айбарса, и краем глаза осматривает поверхность, желая отыскать нужный ему ферман. Омега хочет надеяться, что эта бумага находится здесь. — Я бы пришёл к тебе завтра, — Айбарс поднимает на Сокджина глаза и, протянув руку, бережно касается кисти омеги, глубоко вдыхая, чтобы насладиться ароматом Дамасской розы. Альфа мажет губами по тыльной стороной руки, наслаждаясь нежностью и теплом кожи — ему невыносимо хочется продлить эти мгновения с желанным омегой, но он понимает, что государственные дела не ждут. Сейчас отвлекаться нельзя, как бы сильно Айбарсу этого не хотелось. — Роза моя, тебе все же стоит отправиться домой в свои покои. Я завтра навещу тебя, — нехотя отпустив руку, продолжает проверять бумаги. Он больше не поднимает взгляд на Сокджина, боясь не сдержаться от страсти и желания. Омега смотрит, как Айбарс, вновь погрузившись в дела государства, совершенно не реагирует на присутствие его аромата, который он осознанно усиливает, отвечая на усилившийся кардамон в покоях. Некая холодность со стороны альфы непривычна для него — последнее время он то и делал, что заполнял собой любую возможную секунду Сокджина. Омега негодует: он явился к Айбарсу в такой час, даже несмотря на протесты у входа, добившись того, чтобы его пустили к альфе, который вдруг решил его игнорировать. — Не прогоняй меня, — ласково-нежно звучит голос, зачарованный чарами омеги. Протянув руки к подбородку альфы, он поглаживает его кончиками подушечек, вновь отвлекая от этих бумаг. Сокджин обходит и встаёт напротив, попой упираясь на стол, — он полностью затмевает собой всё внимание альфы, преподнося себя в жертву опасному хищнику. Омега не знает, какова сейчас будет ответная реакция Айбарса. Сокджин смелеет на глазах, понимая, что альфа не отталкивает его, и это придаёт больше уверенности его действиям. Подавшись вперёд, омега нежно касается губ напротив, пробуя на вкус кардамон. Медленное скольжение пальцев по его коже, искристое мерцание взглядов, которые словно говорят о безграничной страсти и жажде. Сокджин чувствует чужие горячие ладони на своей талии, что с силой сжимают его, и это необъяснимо приятно, когда сильный пол настолько робок, стоит ему лишь раз коснуться омеги. И эта власть даёт Сокджину уверенности и больше решительности. Всё же омега не знает предел терпимости Айбарса, но сейчас он ловко расширяет свои границы значимости в чужой жизни. Трепетно и красиво переплетаются мысли и чувства в моменте, когда омега находится рядом с ним, когда каждое прикосновение вызывает дрожь и желание. Это как плавное слияние двух сознаний, двух тел, двух сердец в одно целое. Сокджин ощущает, что это не просто физическое удовольствие, это искусство, которым он так искусно владеет. Омега всё больше занимает мысли Айбарса, и это немного настораживает — слабость не свойственна этому миру. Слабость Намджуна — это Дамасская роза, обволакивающая в свои лепестки… Альфа словно в страшном сне понимает, что этот момент неповторим и незабываем, потому что именно в нем он ощущаешь полную свободу быть собой, быть настоящим и уязвимым. Страх окутывает его мысли, и понимание, что счастье и умиротворение в руках другого человека — делает его слабее. — Позволишь большего? — Сокджин опускается губами к массивной шее и кончиком носика водит по ней, заменяя воздух насыщенным кардамоном. Реакция Айбарса на него забавляет, а руки сами тянутся к груди альфы под шёлковый халат, где часто вздымается сильная грудь. Пройдясь по животу и продолжая целовать шею, омега касается выпирающего бугорка, и сжимает немного, вызывая протяжной стон из уст альфы. — Ты хоть когда-нибудь делаешь то, что я тебе говорю? — пустив руки в волосы омеги на затылке, он сжимает тёмные пряди меж пальцев и отдирает настойчивые губы от своей шеи, этим заставляя Сокджина посмотреть на себя. — Ты слишком самовольный, я ведь сказал покинуть мои покои и вернуться домой, — этот играющий взгляд вновь распыляет внутренний пожар, разрушая всю стойкость и железную волю. — Такой смелый я только с тобой, — лжет и не краснеет. Сокджин опускается на колени под пристальным взглядом жгучих карих глаз и освобождает массивный орган альфы, твердеющий в его умелых руках. С ухмылкой на лице он высовывает язык и касается головки, собирая выделяющуюся прозрачную жидкость. Пухлые губы дразняще обволакивают член, опускаясь до основания, и, слыша утробное рычание, омега полностью сосредотачивается на горячей плоти, что жаром отдаёт в горло, что заставляет напрячься изнури. Сокджин, конечно, умелый в этом, ведь знает, как правильно доставить удовольствие сильному полу, но он никогда не делал этого от своего желания. Омега впервые получает удовольствие от принятия и чувствует, как меж его ягодиц обильно влажнеет от выделяющейся природной смазки. Ощущает, как в груди сжимаются легкие и как им всё больше овладевает кардамон. Сильная рука надавливает сильнее, заставляя принять член до самого конца, и он покорно повинуется желанию Айбарса, отдавая управление на собой альфе. Это лишь иллюзия. Сладкий обман. Паутина лжи, что обволакивает Айбарса. Сокджин с уверенностью может признаться, что этой ночью он останется с ним. Эту ночь он разделит со своим воином и осуществит первое желание своего бывшего хозяина. Таким образом омега надеется расплатится с Халил-беем за то добро, что он ему сделал, и вернутся к бывшей беззаботной жизни. В то спокойствие, в котором он был эти два года. Осталось лишь утомить и усыпить Айбарса, а после найти ферман.𖣐𖣐𖣐
Чонгук стоит около большого обрыва и обводит взглядом округу, видя, как солнце прячется за горизонт, сменяясь ночью, и это происходит так быстро, что он еле улавливает переход с одного на другого. Позади него внезапно слышится детский плач, а голос такой знакомый, заставляющий и сердце дрогнуть, и мурашки по всему телу пробежать. Он резко оборачивается, взглядом ищет владельца ангельского голоса, но всё в одно мгновение окунается в тишину и мрак, окутывающий округу. Альфа теряет ориентир, уповая лишь на твёрдую землю под ногами, по которой медленно шагает, проверяя каждый кусочек, чтобы не оступиться, как вновь слышится плачь. На небо восходит луна, освещая собой непроглядный мрак, и Чонгук оборачивается в сторону обрыва, глазам не веря, ведь видит там своего родного Медина. Малыш стоит на краю, держа Тэхёна за руку. Слёзы начинают стекать по щекам, словно алмазы, и падать на землю, где сразу расцветают нежные розовые пионы. Тамерлан хочет сделать к омегам хотя бы шаг, но его будто приковали гвоздями к поверхности. И сколько он не старается, у него ничего не выходит. — Митти, иди ко мне, — он тянет руку к брату, боясь, что тот упадёт в тёмную бездну. Чонгук невыносимо сильно скучал по нему, и порой он готов был разрушить всё, что создал своими руками, ведь от осознания того, что не мог вспомнить лицо своего Медина, ненавидел себя, — ты упадёшь. Там опасно. Ну же, — умоляет его, а сам еле сдерживает нахлынувшие слёзы. — Ты должен спасти его, — Медин поворачивает голову и смотрит на Тэхёна. — Спаси его, — вновь молвит он. — Спасу, только иди ко мне, Митти, пожалуйста, — и даёт волю своим чувствам, что так долго были в плену. — Спасая его, ты спасёшь себя, брат, — и оба омеги одновременно делают шаг назад и исчезают во мраке обрыва. — Митти, — ноги отрывает от земли, и Чонгук со всей мочи несется к обрыву. Падая на колени, он вглядывается в пропасть, но в ответ на него глядит одна лишь тьма… Кызылкум С именем брата на устах Тамерлан просыпается в холодном поту. Сердце бешено колотится в груди, а тело мельком подрагивает от страха, пока он ледяными ладонями касается потного лба. Его разум заполнен теми страшными образами, будто тот сон продолжается наяву. Чонгук какое-то мгновение старается успокоиться, осматривает шатёр в поисках подтверждения, что это был всего лишь страшный сон. Альфа прикладывает ладонь к груди, где так сильно бьётся его сердце, которое, словно хищный зверь, пробудилось от долгой спячки. Чонгук тянется к кувшину с водой и залпом выпивает всё содержимое. Немного прояснив разум, он зовёт раба по ту сторону шатра. — Вызови ко мне, йирменджи, — приказывает Тамерлан бете, и тот в ту же минуту, повинуясь, покидает шатёр эмира. Его люди верят, что сны — это неоценимый дар Всевышнего. Чонгук не был из тех суеверных, которые толкуют каждый сон, но сейчас был именно тот момент, когда он готов поверить во всё, что скажет йерминджи. Спустя недолгое время в шатёр Тамерлана входит седовласый и прозорливый старец с длинной бородой, который всегда и повсюду сопровождает эмира и его непобедимое войско. Взгляд карих глаз мудреца полон внимания, а руки исполнены умения расшифровывать смысл снов и предсказывать будущее. На нём традиционный кафтан из не очень дорогих тканей с поясом на талии и широкими рукавами, а поверх длинная накидка без рукавов и ткань, часть которой накинута на противоположное плечо. На голове — белый тюрбан с широкими полями. — Ас-саляму 'алейкум, — первым приветствует его эмир и просит присесть. Несмотря на свой статус, вошедший человек старше него и годится ему в отцы. Он клонится Тамерлану, садится на ковёр из драгоценных тканей, что окружен свечами, и, достав из маленького сундука благовония, зажигает одну из трав. Старец славится внимательностью к мельчайшим деталям, а также известен своими точными пророчествами и умением разгадывать тайны ночных видений. Многие люди из разных уголков империи с молящими сердцами обращались к нему за помощью и советом. Он, говорят, как свет во мраке, как проводник в мире сновидений, помогает людям разгадывать загадочные символы и предостерегает их от опасностей. — Ва-‘аляйкуму с-салям, сын мой, — наконец-то отвечает старец правителю, будучи готовым выслушать его. — Что вас беспокоит в такой поздний час? Что вас тревожит, эмирим? Тамерлан немного задумался, собирая мысли воедино и стараясь расставить их по местам так, чтобы рассказать свой сон поэтапно. — Хазрат, мне снился мой младший брат, которого давно нет на этой земле. Умершие ведь не просто так снятся живым? Неспроста посещают наш грешный мир, — Чонгук рассказывает всё в мельчайших подробностях, не упуская ни одной детали, а старец, внимательно выслушав его и немного задумавшись над словами, открывает книги и что-то читает при свете свечи. — Ваш сон вещий, эмирим. Если умерший человек о чём-то вас просит, то вам стоит прислушаться к его просьбе и выполнить это в меру в ваших сил. Иначе невидимая тьма окутает вашу жизнь. Они не просто приходят в этот мир. Думаю, ваш сон толкуется напрямую, более загадок здесь нет, — кратко отвечает старец. — Мне прежде не снились мои родные, — с нотами грусти говорит Тамерлан, поджимая губы. — Этот сон всё ещё перед глазами. — Не стоит вам его забывать, помнить об этом — фарз для вас, сын мой. — Благодарю, можете идти, — отвечает эмир, и после того, как старец покидает шатёр, вновь позволяет себе окунуться в свои мысли о сне.𖣐𖣐𖣐
Моголистан. Аксу. Большие двери Моголистана широко распахиваются, как только стали слышны тяжёлый топот коней. Во главе нескончаемого клина войска на чёрном коне гордо восседает Тамерлан, встречая зоркие взгляды людей, что тепло встретили их, не раз слыша разные афсона. Первыми перед взором эмира встают Золотые купола мечетей, блестящих под ярким солнцем. Он всё дальше продвигался внутрь, пока за ним, в окружении бостанджы, следовала большая арба, украшенная золотыми узорами и бархатной занавесью, которая скрывала прекрасного супруга Тамерлана. Шумные базары наполнены ароматами пряностей и цветов, а узкие улочки украшались яркими коврами и живописными фресками. И всё это напоминает Чонгуку его родной Самарканд. Преодолев немалый путь по центру города, они наконец-то добрались до величественного дворца Моголистана, украшенного изысканными узорами, которые, по слухам, создали на тот момент лучшие художники и ремесленники со всех уголков света. При входе в сарай Фатехпур-Сикри, войско встречают члены Золотой Орды и, непосредственно, родственники Тэхёна, соизволившие лично присутствовать на первом официальном прибытии супругов в поместье. Всё же, это первый визит омеги в свой родной город в роли супруга эмира Тамерлана. Чонгук как всегда входит первым, а подле него тупает Тэхён. Омега первым делом среди родственников, враз скопившихся вокруг, ищет лишь один взгляд родного дедушки Йунус-хана. — Ас-саляму 'алейкум, — приветствуют один из мезбон. — Я Туглук-Тимур, близкий родственник Йунус-хана и сын дяди Тэхёна. Мы рады приветствовать тебя, эмир Самарканда и супруг нашего племянника, — альфа протягивает руку, чтобы поприветствовать Тамерлана лично. — Рад знакомству, — не томя отвечает Тамерлан, пожимая руку в ответ. — Надеемся на ваш теплый приём, — с неким подозрением смотрит на них Чонгук. — Тэхён хотел бы увидеть дедушку, — он опережает мысли омеги, озвучивая их вслух. — Я думаю, вам стоит отдохнуть, всё же путь был долгим и утомительным. Прошу пройти вас в покои и немного вздремнуть, — он указывает рукой внутрь сарая, кивая слугам, чтобы они подошли к ним и проводили. — Я бы хотел вначале встретиться с дедушкой, а уже потом отдохнуть, — молвит омега, стоя рядом с Тамерланом. Омеге не хотелось приветствовать родственников и подолгу общаться с ними — ему непривычно их общество, что появилось внезапно, словно марабу на падаль. — Какой же ты супруг, если не заботишься о муже, — чуть грубым голосом возмущается Туглук-Тимур. — Прости нашего невоспитанного племянника, видимо, дедушка совершенно избаловал его, раз он подобным образом ведёт себя среди альф. Омега, который не знает своего места в обществе, обречён на скорейшую гибель, — взгляд так и искрится от гнева, и Тамерлан понимает, что сейчас не время для конфликтов. Всё же оскорбление в адрес омеги напрямую нацелено и на самого эмира. Но не время и не место, чтобы оголять свою саблю. — Вам следует оставить это мне. Я сам разберусь, когда и как воспитывать своего омегу. Но в одном вы правы, нам действительно не помешает немного отдохнуть, — Чонгук нутром чувствует недоброжелательные взгляды. Ещё при входе в сарай он подметил, что слишком много войска было собрано для одного визита, но теперь альфа понял истинную причину такой крепости Золотой Орды. — Пойдём, — переводит взгляд на Тэхёна. — Но… я хочу к нему, — протестует омега. — Нам пора, — взяв своего супруга за руку, несмотря на протест, Чонгук уводит его из логова шакалов, что смеют называться роднёй Тэхёна.𖣐𖣐𖣐
Туглук-Тимур стоит на балконе своих покоев и задумчиво смотрит вперёд, а потому не сразу замечает, как к нему подходит младший брат. Он в руках сжимает холодный метал, стараясь утихомирить внутренний ураган, что так бушевал и просился наружу. — Отец, вы в порядке? — альфа младший касается крепкого плеча и с неким страхом смотрит в карие глаза. Туглук-Тимур не просто из Золотой Орды — он славится своей жестокостью на Чагатайском улусе, где, собственно, и появился на свет. Альфа имеет точёные скулы и крепкий подбородок, на котором отражается его решимость и воля. Его глаза, как две яркие звезды, блистающие в ночном небе, выражают мудрость и удивительную ясность мысли, но помимо ума, он ещё славится своей необычайной хитростью, да такой, что порой мог вгонять в тупик даже самых умелых врагов. Его брови, строго и правильно заведенные, придают ему выразительность и стальной характер. Широкие плечи и сильные руки, к которым привязана бесстрашная сабля, что всегда наготове, говорит о его мощи и силе. В каждом его движении присутствует грация и элегантность, словно он танцует со смертью на самом краю обрыва. Туглук-Тимур — символ воина, увековеченного временем и обложенного почитанием. Именно так описывает его Эмил — один из любимых и приближённых к нему сыновей. — Эмил, что тебя привело в такой поздний час? — переводит на него взгляд, считывая по глазам страх, и это немного напрягает. — Что за взгляд? — Меня пугают недавно прибывшие гости, — с нотками дрожи отвечает он. — Я имею в виду Тамерлана, отец. — Чего бояться? — хмыкает и улыбается, сжимая хрупкие плечи сына. — Тебе сейчас не хватает мудрости, но со временем это к тебе ещё придёт. Ты мой главный шехзаде, Эмил. И любой страх в сердце может погубить твоё тело. Пока я с тобой, тебе не стоит бояться кого-то, кроме меня. Эмил не станет спорить — всё же отца он боится больше всех на свете. Младшему порой кажется, что именно отцовская любовь к нему и может погубить его жизнь. Власть над миром сильнее родственных уз — насколько бы они не были близки, она способна разрушить абсолютной всё на своём пути. — Тамерлан подобен афсона, которые о нём всё больше расходятся среди народа. Он погубит всю нашу страну, если мы оступимся хоть раз, — Эмил озвучивает свой страх, лежащий на сердце, не боясь гнева отца, ведь страх перед смертью куда сильнее него. — Помни, что скоро я стану ханом Моголистана, а это позволит нам расширить границы. Я захвачу Мавереннахр и брошу его к твоим ногам — ты станешь единственным эмиром Самарканда, а Тамерлан станет твоим рабом, — Туглук-Тимур притягивает сына к себе. — Этот сарай уже принадлежит мне. — Но по законам Курултая, Тэхён самый главный кандидат на престол Моголистана. Разве Курултай поддержит вас, отец? Мы не близкие родственники Йунус-хана, а вы внебрачный сын. Кровь в Золотой Орде ценится на вес золота. Тэхён выше вас по кровным узам. — Но у него есть одна большая проблема, — Туглук-Тимур злится от слов сына, но быстро усмиряет свой пыл, — он всего лишь жалкий омега. А Курултай выберет сильного правителя, старейшины никогда не одобрят его, как хана Моголистана. — Его — нет, однако они рассмотрят Тамерлана на наследование, как его супруга. Мне интересно одно, отец: вы так тщательно скрывали скорую кончину Йунус-хана, но об этом все равно смог узнать Тэхён? — Я уже ищу этого предателя, и пока всё не вышло из-под моего взора. Боюсь, что ханатские воины могут перейти на сторону войска Тамерлана, а это усугубит моё положение и желание завоевать трон. Если Тэхён здесь, нам придётся силой завоевать то, что мне принадлежит. Я не хотел прибегать к насилию, но, видимо, без этого никак. — Ты собираешься их… — слова так и остаются неозвученными, боясь, что их могут услышать. — Если хочешь завладеть степью, убей старого льва и его детей. И лишь тогда трон будет твоим. Эмил верит — отец не оступится, а кровь этой ночью в любом из исходов прольётся, и он очень хочет надеяться, что Туглук-Тимур продумал каждый свой шаг. Недооценивать врага — ошибка, недооценивать врага в облике Тамерлана — это уже смерть. Нельзя считать его поверженным лишь потому, что он на их земле. Эмил больше ничего не говорит и тихо уходит, понимая, как сильно затуманен разум отца жаждой власти.𖣐𖣐𖣐
— С чего ты так легко согласился на его условия? — Тэхён резко оборачивается, как только они успевают войти в заранее подготовленные для них покои. К сожалению, они никак не могли на виду у чужих глаз спать порознь. — Тэхён, сейчас не время внезапным истерикам. Нужно всё обдумать. Твоя родня, с какой стороны не посмотри, не рада твоему визиту, — закрывает Тамерлан двери, не дожидаясь слуг. — Тебя это забавляет? — омега часто дышит, расхаживая по кругу и не находя себе места в этом большом помещении. — Конечно! — колко бьёт словами, не думая о чувствах Тэхёна. Хотя когда он об этом думал, чтобы сейчас этим заниматься? — Есть хоть кто-то на этом свете, кто любил тебя и рад твоему приезду? Лишь одно твоё присутствие раздражает весь этот мир, в том числе и меня, — альфа прислоняется к деревянной двери и, сложив руки на груди, нагло осматривает омегу. Тэхён резко останавливается и будто замирает на месте. Его сейчас всем телом окунули в холодную воду. Как же слова Тамерлана больно бьют в самое сердце, что же это за напасть такая? Что это за проклятье? — М-да, какой же ты… — Тэхён не смеет больше проронить и слова, замолкает и заглатывает обиду, лишь бы больше не слышать ядовитых слов от альфы. — Какой я, Тэхён? — не унимается Тамерлан и подходит к нему, в секунду преодолевая пару шагов. — Холодный, жестокий, безжалостный, — Тэхён отводит взгляд и хочет сделать шаг назад — ему почему-то всё больше тошно находится с ним так близко. — Это я уже знаю, — резко взяв омегу за плечи, не даёт далеко уйти от себя, — скажи что-то новое. — Новое? Тебя только что унизили через моё унижение. Как вижу, ты только мне можешь показывать свою силу, но с другими альфами твой язык пропадает из виду, — вот зря Тэхён произнес эти слова. — Значит, ты так это понял, — сильнее сжимает хрупкие плечи супруга, осознавая, что причиняет ему боль. — Как хочу, так и понимаю, — повышает голос Тэхён. Тамерлан только хочет что-то сказать, как слышится стук в дверь и слова, на которые они оба поворачиваются: — Прибыл баскурт-бек Мамай, и он хочет увидеться с вами, — слышится голос слуги по ту сторону двери. — Войдите! — первым отвечает омега, вырываясь из рук Тамерлана. В покои сразу, склонив голову, входит статный альфа. Мамай — великий беклярбек и темник, бывший военачальник Золотой Орды, а ныне самый приближенный человек Йунус-хана. Несмотря на свой немолодой возраст, он обладает внушительным и могучим внешним видом. Его лицо угрюмо и мужественно, с глазами, полными огня и боевого духа. Мощный подбородок и выразительные черты лица украшают воинский облик, делая его непоколебимым символом силы и власти, которой он обладает по сей день. Тэхён помнит его ещё с малых лет, когда они вместе с его дедушкой расширяли земли Моголистана. Мамай был жестоким и беспощадным воином, лишенным сострадания и милосердия к своим врагам. Он был и есть амбициозным и стремящимся к свободе во имя своего народа. Однако в его душе также присутствовали: упорство, стойкость и непоколебимая вера в свои цели. Мамай не знает страха и готов пойти на любые жертвы ради достижения задуманного. И самое важное, что ценил в нём Йунус-хан — это его верность ему и его семье. — Мамай-ага, как там мой дедушка? — подбегает к нему омега и беглым взглядом изучает его лицо, считывая каждое изменение и надеясь на хорошие новости. — Тэхён-и, ты чего так исхудал, родной? — Мамай всегда воспринимал омегу, как родного сына, и никогда не видел в нём чужака. Кровь для него не имела никакого значения, ведь он не раз садил на свои плечи маленького внука близкого друга. — Сейчас не обо мне. Не томи, скажи как там мой дедушка? — Тэхён мысленно молится Всевышнему, надеясь на хорошие новости. — Я пришёл сюда, чтобы отвести тебя к нему. Несмотря на запрет, я обязан выполнить его волю. Нам придётся пробраться к нему незамеченными. Пойдём, — тянет омегу к выходу, как вдруг останавливается, смотря назад. — Тебя тоже хотят увидеть, — обращается к Тамерлану. — Встретить такого воина — честь для меня. — Зачем ему идти с нами? — протестует Тэхён. — Такова воля твоего дедушки. — Раз воля самого Йунус-хана, я не в силе этому противостоять, — Чонгук направляется следом, беря на себя долю ответственности за свою и их безопасность.𖣐𖣐𖣐
Кое-как пробравшись в покои Йунус-хана, первым к нему входит Тэхён, надеясь, что всё это окажется лишь страшным сном, пугающим его понапрасну. — Деда, — тихо шепчет, медленно двигаясь в полумраке и опираясь лишь на свет уличных огней. Сегодня Луна не освещает ночь и, спрятавшись за чёрными облаками, лишает землю своего света. — Родной, — слышится слегка хрипловатый голос, совсем не похожий на его прежний, чем пугает внука. Тэхён подходит к большой кровати, прикрытой прозрачной тюлью голубого оттенка. Омега приоткрывает занавесь и с дрожью всматривается туда, где на синих шелковых простынях лежит великий Йунус-хан, властелин Моголистана и бесстрашный воин, который укрепил земли и поставил на ноги свой народ. И, собственно, альфа, который вырвал Тэхёна из лап отца, этим спасая ему жизнь. Йунус-хан не только возвысил фундамент Моголистана, но и стал единственным человеком, подарившим любящую семью и будущее маленькому омеге, что вырос с хрупким телом, данным ему в дар природой, но при этом со львиным сердцем в груди. Тэхён больше не узнает своего дедушку в лице исхудавшего альфы, и пусть его взгляд потускневший от боли и страданий, но он всё ещё сиял светом непоколебимой веры в свой путь. Губы потрескались, скулы отчётливо выделялись, а синяки под глазами расширяли свою территорию, будто хотели показать каждый изъян на лице и то, сколько ему осталось жить на этой земле. Пророчили то, что так упорно в душе отрицал омега. — Что же ты с собой сделал? — Тэхён резко садится на кровать и опускает голову на костлявую грудь, что прежде служила ему щитом от всего мира, а теперь еле вздымалась. — Ты так тосковал по мне? Зачем же тогда выдал замуж? Нужно было сказать, что погибнешь без меня, — омега длинными пальцами считает рёбра, всё ещё не веря, что этот некогда сильный и непобедимый воин — его дедушка. — Я бы в жизни не бросил тебя, знай я это. Проклинаю день, когда покинул сарай, думая лишь о своём будущем. Пусть Всевышний проклянет меня за мою беспечность, — слезы градом стекают по щекам омеги, смачивая белую шёлковую рубаху, что так велика дедушке. — Не говори так, — дрожащие пальцы тянутся к лицу внука, потрескавшейся кожей проходясь по влажным щекам и касаясь розовых губ. — Если хочешь, чтобы я был доволен этим миром и ушёл спокойным в иной, для воссоединения там с твоим папой, ты должен остаться счастливым в этой жизни. Иначе мой сын, Тэхён, меня не простит, — слезы стекают на подушку, а голос начинает подрагивать. — Я не прощу тебя, если ты оставишь меня в этом мире без себя, — омега поднимает лицо и заплаканными глазами смотрит на дедушку, смутно видя его черты. — Ты должен жить ради нас, себя и любимого. У тебя теперь своя семья, а Моголистан лишь прошлое, оставшееся далеко позади, — альфа рукой касается лба Тэхёна и неспеша убирает пряди за ушко, как делал это в детстве. — Я выдал тебя за того, кто покорил твоё сердце. Я не стал торговать твоей судьбой, но и ты сам выбрал себе самого достойного воина. Тамерлан куда более лучшая замена мне, я о таком зяте и мечтать даже не смел. Но Всевышний удостоил тебя достойным будущем, которого ты поистине заслуживаешь. Ты достоин быть любимым и счастливым. — К чему мне этот свет, если в нём не будет тебя, — омега щекой касается ладони дедушки. — Зачем мне этот мир, если там не будет рук, что вырастили меня. — Я давно отдал тебя в крепкие руки, что смогут защитить. Лес всегда уступает место молодым деревьям, и когда погибает старое дерево, лес не перестаёт существовать. Я тоже уступил своё место Тамерлану: теперь он тот лес, который убережёт тебя от внешнего мира, — альфа еле выдавливает из себя несчастную улыбку. Йунус-хан только сейчас понимает, как сильно ошибся, позвав к себе Тэхёна, — ему не следовало идти на поводу своих чувств, а стоило в первую очередь думать о безопасности внука и лишь после о себе. — Что же я натворил? — во взгляде отчётливо читается сожаление. — Мне не стоило вызывать тебя сюда. Это большая ошибка, и только бы не поплатиться за неё сполна, — альфа переводит взгляд к двери. — Мамай, — зовёт он его, зная, что тот стоит по ту сторону его покоев. — Вызывали? — войдя, альфа сразу подходит к кровати. — Забери Тэхёна и позови ко мне Тамерлана. Медлить нельзя, — приказывает хан. — Куда забрать? Я останусь с тобой! — протестующе вскрикивает омега. — Дедушка, не смей прогонять меня! — Выполняй мой приказ, — серьёзным голосом произносит Йунус-хан. Мамай, поклонившись, двумя движениями отдирает Тэхёна от альфы и, несмотря на брыкание и крики, выводит омегу из покоев, встретившись с непонимающим взглядом Тамерлана. — Вас ожидает хан, — головой указывает в сторону покоев Мамай. — Пусти, дядя Мамай! — кричит Тэхён. — Не отнимай у меня последнюю возможность побыть с дедушкой! Он же погибает там! — плачет во весь голос, на что Мамай, прикрыв свои глаза, закрывает омеге рот, чтобы их никто ненароком не услышал. Тамерлан, ничего не сказав, входит в покои хана и, подойдя к кровати, открывает прозрачную тюль. — Сядь рядом, сын мой, — он хлопает по постели, приглашая. — Как вы себя чувствуете? — Тамерлана вводит в некий ступор состоянии хана. В последний раз он видел его здоровым и полным сил. — Не пугайся, — альфа-старший кладёт руку на руку Тамерлана. — Придётся тебе взять на себя такую тяжкую ношу, как видеть мои последние минуты жизни. Боюсь, Тэхён этого не переживёт. — Он у вас очень сильный омега, — альфа даже и не знает, что сказать. Ему тоже не чужды чувства, которые сейчас переживает Тэхён. Он тоже когда-то терял родных… И жизнь отнимал никто иной, как самый близкий ему человек. — Это разные вещи, даже самые сильные бывают слабы перед кем-то, и слабость Тэхёна — это я, — с грустью в голосе признаётся хан. — Но не об этом сейчас, — откидывает чувства на потом. — Мне не стоило вызывать внука сюда, в логово зверей, что готовы перегрызть ему глотку ради власти. В сарае уже поселились шайтаны, собравшиеся на пир моей кончины. Вам срочно нужно уходить отсюда, — и в этот момент Йунус-хана прихватывает сильный кашель. Достав белый платочек, хан прикладывает его ко рту, немного привстав с места и после резко откинувшись обратно, и протягивает Тамерлану окровавленную ткань. — Как видишь, меня отравили. — Кто? — берёт ткань, пропитанную кровью, и как доказательство чего-то важного прячет её в рукав кафтана. — Тот, кто хочет сесть на моё место, — он смотрит в окно, в надеясь хотя бы раз увидеть луну перед смертью. — Сегодня даже луна решила спрятать от меня свой прекрасный лик, — и вновь переводит взгляд на зятя. — Я давно это подозревал, но на горизонте появился ты и этим спасаешь два моих самых главных сокровища в жизни. Именно поэтому я так быстро согласился на никях — это было единственным решением, чтобы спасти их. Спасти Тэхёна из лап оголодавших зверей. Прости, что я скинул на тебя свою обязанность. Выполни последнюю волю старого альфы: выведи моего внука из города целым и невредимым. Прошу тебя, — Йунус-хан, собрав последние силы, привстаёт с места и смотрит в жгучие карие глаза. Тамерлан внезапно вспоминает свой страшный сон и те самые пророческие слова Медина, понимая, что они обретают более яркий окрас. Не сказать, что он возгорается от желания спасти омегу, но просьбу брата он никогда не оставит крутиться меж двух миров. — Я спасу его! — обещает он Йунус-хану и глубоко внутри себя маленькому Митти. Последний вздох хана нежным шепотом воздуха проносится сквозь залы дворца, словно последнее прощание с миром, которым он правил столь мудро и справедливо. Его дыхание угасает, как последний огонек на закате дня, оставив за собой печальный след разлуки с горячо любимым миром. И лбом коснувшись плеча Тамерлана, хан со спокойным сердцем позволяет себе закрыть глаза — и всё то, что так тревожило его эти дни, исчезает. Его львенок. Его Тэхён в безопасности, как и любимый Хёнджин. Но даже в смерти величие Йунус-хана не ослабевает, а лишь приобретает новую силу, возвышая его над смертными и утверждая для него место в истории великих правителей во веки веков. Последний взгляд хана был наполнен той же решимостью и силой, что и многочисленные победы на поле битвы, а его душа уносилась к своему Создателю, зная, что он оставляет Тэхёна в надёжных руках. Так завершилась земная жизнь великого Йунус-хана — с красотой, достоинством и величием, подобающими его высокому положению и непревзойденной мудрости, — оставаясь жить в памяти людей. Тэхён, кое-как выбравшись из рук Мамая, забегает в покои дедушки, словно слышал шепот смерти, что забрал его родного человека, и, подбежав к кровати, обнимает бездыханное тело от альфы. Слёзы бушующими реками льются по щекам, а рот открывается в беззвучном шепоте. Омега качается на месте прижимая дедушку к груди. — Прошу… не бросай меня, — молится телу, что не обнимает его в ответ. — Бери Тэхёна и уходите отсюда, — Мамай чуть толкает замершего Тамерлана, возвращая его в реальность. — Я никуда не уйду! — вскрикивает Тэхён. — Вы и так отняли у меня последнее! Вы отняли у меня возможность проводить его в последний путь! Ненавижу! — зло смотря на Тамерлана, произносит он. — Нам нужно бежать, сейчас сюда может нагрянуть сам Туглук-Тимур, — Мамай тянет альфу на себя. Тамерлан возвращается в реальность, отойдя от воспоминаний прошлого и того, состояния когда он был при самой большой утрате в своей жизни. И, дёрнув Тэхёна от дедушки закидывает на плечи. Несмотря на то, что он брыкается, кусается, бьёт его и пытается выбраться из плена, альфа не даёт ему свободы, крепко держа тельце в сильных руках.𖣐𖣐𖣐
Под шум копыт коней, оставляющих за собой лишь пыль, по городу в спешке расходится народ. Во главе с Мамаем и его немногими приближёнными бостанджи, Тамерлан, усадив перед собой супруга, пробирается к выходу, чтобы поскорее покинут город и исполнить последнюю волю покойного хана. Тэхён всё также сопротивляется, желая вернуться обратно, но крепкая хватка альфы не даёт и на сантиметр сдвинуться с места. Предплечье Тамерлана все в красных отметинах, и на завтра они, скорее всего, примут синеватый оттенок, но он будто не чувствует боли, железным телом и холодным сердцем идя к поставленный цели. И лишь выбравшись из города ближе бескрайным степям, Мамай слегка сбавляет бег коня, потянув того за кожаный повод. — Тебе нужно отправить письмо в свою страну и повелеть им послать тебе войско, — равняясь конем с Тамерлана, говорит он. — Я могу отправить весточку Айбарсу, но им нужно время, чтобы они могли добраться сюда. Путь не близок. — Меня сейчас тревожит лишь то, почему за нами никто не последовал — это не в стиле Туглук-Тимура, — Мамай с подозрением оглядывается назад. — Нам нельзя медлить. — Нам бы добраться до Кызылкума, а дальше мой наставник может помочь мне, — Тамерлан только сейчас замечает, как в его руках притих омега, и смотрит в его лицо. Омега, закрыв глаза, спит, прислонив голову к его груди. Видимо, пережившее им горе отчётливо отразилось на его состоянии, и лучшим решением для него стал именно сон. Альфа не против такой тишины, ему сейчас необходимо привести мысли в порядок и думать на десять шагов вперёд своих врагов. — Нам сейчас нужно выбраться из Аксу и добраться до Узкенда, а дальше решим, — предлагает свой вариант Мамай. В пути они были весь день, не только кони, но и всадники изрядно устали. Бостанджы предложили немного остановится и разбить лагерь в равнинах, чтобы уже с утра с новыми силами начать путь до Узкенда, на что Мамай неохотно согласился — все-таки им это было необходимо.𖣐𖣐𖣐
Внезапный шум заставляет альф вздрогнуть и резко встать с места, откинув чуткий сон подальше. Мамай и Тамерлан смотрят вдаль, замечая около пятидесяти всадников во главе Тугкул-Тимуром, надвигающихся на них. Солнце только-только окунает мир в свои лучи, пока утренняя росса накрыла землю, одаривая запахом свежести и наполняя им легкие. Всё это могло стать прекрасным началом хорошего дня, если бы только… не внезапное появление врага, что по количеству был вдвое больше их самих. — Готовьте свои сабли, просыпайтесь, — выкрикивает Мамай. — Бери Тэхёна и отправляйтесь на северо-запад, в Узкенд, а там вас уже встретят мои люди. Они же проводят вас через границу Моголистана в твои земли. Думаю, дальше, в Кызылкуме, вы будете в безопасности. Тамерлан поднимает на руки полусонного омегу и, усадив на коня, садится следом и сам, посмотрев на Мамая в последний раз, понимает одно: он больше не встретиться с ним никогда. Это верная смерть сражаться против стольких воинов. Ему остаётся лишь выполнить данное им слово и в последний раз покинуть поле боя, так и не оголив свою саблю. Тамерлану не свойственно такое поведение, если бы не Тэхён рядом и мольба брата, он бился бы до последний капли крови. — Спаси его. Пусть Всевышний защитит вас, — сказав это, Мамай ударяет коня рукой и устремляет взгляд к врагу, что уже совсем близко. Мамай забирается на своего коня и смотрит на своих людей, что встали в один ряд вместе с ним. Эти воины не просто бостанджи Йунус-хана, это те люди, что бились с ним бок о бок и всегда были его тенью на поле боя. И сейчас Мамай уверен: даже если он их прогонит, то ни один из них не бросит его здесь одного. Мамай всегда выбирал приближённых к себе именно по таким качествам, как: верность и храбрость. И ни разу его это не подводило. — Мои багадуры, враг больше нас по количеству, но это не значит, что он сильнее нас. Мы должны удерживать их как можно дольше, чтобы дать Тамерлану возможность уйти вместе с Тэхёном. Этим мы выполним последнюю волю нашего покойного хана. И пусть Всевышний поможет нам, аминь, — прокричав эти слова, альфа поднимает оголенную саблю остриём в небо, призывая своих людей к неминуемой битве с врагом.𖣐𖣐𖣐
Тамерлан одной рукой крепко удерживает поводья коня, а другой — придерживает омегу за талию. Тэхён в его руках начинает брыкаться, желая выбраться из цепких рук. Чонгук понимает одно: сейчас не время останавливаться и выслушивать омежью истерику. За ними в любой момент могут нагрянуть враги и с лёгкостью взять в плен. Может ему и удастся выжить, ведь Тугулук-Тимур не захочет конфликт с Мавереннахром, зная, на что может пойти его верный соратник Айбарс, если он посмеет навредит эмиру Самарканда, но вот судьбу Тэхёна он без труда решит в тот же миг, стоит только омеге оказаться в его лапах. Если бы не тот сон и обещание, Тамерлан был бы рад такому стечению обстоятельств, ведь он одним ударом (не своими руками) мог избавиться и от супруга, и от Даэвы, который доставляет ему немало хлопот. — Пусти меня, Иблис, — вскрикивает Тэхён. Тамерлану вынужденно приходится сделать остановку — впереди большой обрыв, а позади слышен топот копыт. Вероятно, Мамай не смог выстоять против тех, кого было вдвое, а то и втрое больше, но он всё равно пустился с ними в неравный бой. О чести даже речи не может идти, когда идёт борьба за престол. — Мне сейчас же нужно вернуться обратно! — кое-как избавившись от сковывающих его тело рук, омега ловко спрыгивает с коня. Тамерлан смотрит в лицо Тэхёна, при свете солнца видя его припухшие глаза и лицо — последствие вчерашней утраты. Взгляд омеги в панике изучает местность, он ищет дорогу, что приведёт его обратно в Аксу. И безвыходность чётко отражается в его движениях — омега словно пойманный за уши кролик в руках охотника, который своими жалкими попытками старается выбраться на свободу. Чонгук хотел бы прогнать его прочь, но всё упирается в то самое злополучное данное слово, что дороже золота. Не выполнить обещанное для него — потерять честь. А потому ему нехотя придётся терпеть капризы своего супруга. — Нам срочно нужно найти путь, иначе твои родственнички скоро доберутся до нас. И если ты прекратишь истерить и начнёшь прислушиваться, то услышишь, как к нам надвигается целое войско во главе Туглук-Тимуром, — альфа, ловко спрыгнув с коня, подходит к Тэхёну, неосознанно отступающему назад, туда, где слышится шум бурной реки. Омега останавливается, а расстояние между ними отсчитывается парой шагов. — Ты был таким храбрым, перечил, за словом в карман не лез, а теперь предо мной стоит плаксивый и сопливый омежка, — с отвращением на лице произносит эмир. — Такому Иблису, как ты, не понять моих чувств. Ты всего-то и можешь, что отнимать жизни невинных, тебе чужды чувства, которые испытываю я! Тэхён на краю обрыва. Впереди пышущий злостью Тамерлан, позади — обрыв, и он смотрит вниз, понимая, что расстояние слишком большое, чтобы, не задумываясь, спрыгнуть. Сильным течением река стремительно ударяется о скалы и пугает настолько же, сколь будоражит внутри. Омега сейчас ещё больше ненавидит Тамерлана, ведь именно он стоит преградой перед его дедушкой, перекрывая путь к городу. — Тебе ли знать, что происходит у меня на душе, — Чонгук словно на себе ощущает аромат Тэхёна, всё больше обволакивающий его горечь цветов. — Не надо на меня действовать своим ароматом, я с лёгкостью перекрою его и затопчу. — Ты на большее и не способен, трус! — кричит во весь голос омега, и слова его эхом отдают по небольшим горам, возвращаясь к ним с новой силой. — Ты кого трусом назвал? — альфа, преодолев оставшиеся шаги, становится рядом и резко хватает омегу за ворот шёлковый рубахи. Тэхён вновь играет с Иблисом. А этот монстр восстал из пепла, созданный огнём. Если он в тот раз растоптал его душу, то и в этот раз ему не составит труда растоптать его хрупкое тело, что и так покрылось трещинами от боли и утраты. Теперь в жизни омеги нет той горы с великим именем дедушки, которая защищала его от всех ветров и непогод мира. — Тебя! — на пути лишь одна преграда, что мешает ему добраться к самому близкому человеку. — Уйди с моей дороги! — рычит омега. — Ты думаешь, что справишься с целым войском в одиночку? — ухмылка рисуется на губах Тамерлана, но внутри его распыляет от гнева. — Тебя это не касается! Пусть тебя моя жизнь не волнует — ты прекрасно с этим справлялся до этого, не изображай из себя доброго и участливого супруга. Тебе не к лицу. — А ты не изображай из себя Даэву, ты всего лишь омега! Против природы не пойдёшь — слишком слаб для этого. Смирись с утратой, все кого-то теряют в этой жизни, — Чонгук смотрит в глаза Тэхёна, которые вновь начинают поблескивать от боли. — Ты же так ловко дрался со мной тогда, я даже на мгновение подумал, что в тебе много хороших качеств воина, но всё, что я теперь вижу — это сопливую омегу. Природу всё же не обманешь, как бы ты не старался. Ты был не нужен своим родителям, так с чего бы тебе быть нужным мне? — альфа понимает, что вновь теряет контроль над собой. Но это почему-то всегда происходит рядом с Тэхёном, что сильно бесит его. Вновь его слова остриём кинжала проходят по сердцу, которое и без того всё в изъянах и кровоточит. И это становится последней каплей. Омега, собрав последние силы, дрожащей рукой даёт звонкую пощёчину, оставляя на коже красные следы от пальцев. — Небось и ты не сильно отличаешься от меня, любимых детей не бросают, а может, ты от них собственноручно избавился? Такого от тебя можно ожидать, — они не следят за своей речью, у каждого цель как можно больнее сделать другому. Тамерлан забывает дышать и, не моргая, смотрит на омегу. Его окутывает пелена злости и он, не раздумывая, протягивает руку вперед, которой все так же держит омегу. Тэхён на краю обрыва, почти не стоит, висит на пропастью, где с одной стороны земля, а с другой — пустота. Тэхён руками хватается за напряженную руку Тамерлана, на которой появилась вязь вен, как за единственную связь, что удерживает его. Он скашивает взгляд вниз, а после вновь на альфу. — Трус, — снова мысли вслух из уст омеги. — Передавай салам от меня дедушке. Чонгук приближается почти вплотную, оставляя дыхание на губах, а после резко отпускает ворот рубахи, лишая омегу единственной опоры, что удерживала его. Тэхён падает вниз, словно принимает свою участь, и альфа, развернувшись, направляется к своему коню, желая отыскать путь в свои земли… Но останавливается, понимая, что не может. Пелена злости и гнева рассеиваются, уступая место ясному разуму. В мыслях картинка из его кошмара, а на устах его маленького Митти слова, словно молитва: «Спаси его, брат!». — Дьявол! Что же ты делаешь, Тамерлан? — шепчет себе под нос и жмурит веки до белых пятен. Чонгук разворачивается и с разбега прыгает в пустоту обрыва, туда, где Тэхён летит в объятия бушующей стихии.