«Любовь» Второго Предвестника.

Экспедиция в Сумеру — приятность для родившегося там Дотторе. Знает климат, животных, монстров — город уж тем более. Джунгли не вызывают былого трепета у предвестника, а вот Василиса — пребывает в восторге всю дорогу, постоянно оглядываясь и дивясь красотой и разнообразием. Умиляет. Агенты разбили лагерь, послушно выполняя приказы начальства, Иль Дотторе любит командовать, иногда жестковато. Мини-лаборатория для Доктора организована на пару с Василисой, у учёного целый отдельный ручной чемодан с пробирками, колбами, различными контейнерами для помещения туда образцов нужных материалов и прочих прелестей, чудесных будущих жертв его изучения. Вечер не давит, наоборот веселит предвестника — много интересного можно найти в округе. Прогулка не помешает безумцу, в его интересах осмотреть место, где совсем недавно видели следы Аранар и их самих. Если получится заполучить одну из особей… Даже Архонты не хотят знать, чем займётся Дотторе в операционной, звеня инструментами и хихикая в очередном припадке эмоционального расчленения. Густая трава давится тяжёлыми ботинками, подминается под исследователя, который понятия не имеет, куда идёт, но следует хорошо развитой интуиции. Смотрит в сторону, не останавливаясь — бам! — препятствие перед лицом бьёт в щёку. Вздох лёгкого испуга неожиданности — сладко — резкий присяд. Твою же мать… Стоит взглянуть наверх, как приходит мгновенное осознание — счёт пошёл на минуты. Растение, цветущее в джунглях Сумеру и защищающееся от вредителей и хищников, выпускает пары афродизиака, что копится в бутонах. Нужно срочно валить, куда угодно, пусть загрызут хоть жуки, хоть тигры ришболанд — такого позора, как опьянение цветами за Вторым точно не заметят, ни в коем случае. Судорожный вздох, глоток такой же сладкой как и воздух слюны, начинает кружиться голова. Подъем и шаг — за спиной милый голосок. Паскуда… — Дотторе? — рукой отмахивается от мошек и наклонившись проходит как раз мимо тех цветов, в которые вляпался её суженный. — Всё нормально? Так внезапно пропал, я может тоже хочу пройтись, — смешок, а ассистентка уже совсем близко. — Уйди, я занят, — не поворачивается, потому что чувствует, как кожа горячеет, эрекция уже наступила. — Почему? Что-то секретное? — не отстаёт и лезет, снова лезет так настырно, что хочется на землю кинуть и… — Аранару спугнёшь, пошла нахуй в лагерь, — рычит предвестник, уже сквозь зубы. Прикосновение к плечам ощущается колким ожогом. — Ты что несёшь? — сразу же убирает руки. — Зачем так грубо… — Ты в конец оглохла? — халат закрывает тело, одна часть внахлест на другую, чтобы скрыть позор, разворачивается. — Бегом, говорю, — скалится на девушку, только чтобы она ушла. Ушла и не мучила его и без того больную голову, пусть плачется в плечо какому-то агенту, да ради Бога, только… — Ты уверен, что всё хорошо? — лёгкий взгляд шока, Василёк видит красные щёки Доктора и его излишнюю нервозность, обычно он тонко шутит с издевкой, но не кидается. — Что-то душновато, нет? — машет себе рукой. Это конец. Теперь уже ученый понимает, в чем дело. Он разбудил бутоны воздействием, они защищаются и распыляют яд, дева прошла аккурат под цветком. Финита-ля комедия. Теперь двое стоят молча, смотрят друг на друга в ступоре. Один с паникой, другая с непониманием. Единит их души, скорее даже тела, одно — пошлый жар, загорающийся в груди и переходящий под бёдра. Для Василисы это только циркулирующая кровь, но для Дотторе, мужчины… Руки чешутся. — Василёк, — давит ей на щёку, чтобы повернуть лицо. — Лотос цветёт. А та несколько секунд думает над словами. Спустя это время ошарашеный вид и такой же взгляд на Дотторе. Тот кивает, понимая её мысли и частично впадая в абстракцию, его аж в сторону качает пьяным запахом и свежестью воздуха одновременно. — И что делать?.. — тихо спрашивает, видя, как ведёт начальника. — Тебе — идти в лагерь, — голос хриплый, слюна вязкая, в голове мутно. — Я отойду и вернусь. — Ты соображаешь ещё хоть? — руки сложены на груди, наклон туловищем в бок, чтобы осмотреть мужчину перед собой. — Да ну, нет, не пойду я никуда, — трогает волосы предвестника, а тот поворачивает голову от прикосновения: нет, только не здесь, не сейчас, не снова… — Уйди, я тебя прошу, — трогает корпус маски, отшагивая к дереву, чтобы хоть о что-то опереться. — Не доверяешь моему опыту, дура? — Дотторе… — мягкий голос, так и просящий начать действия. Девушка встаёт напротив учёного и берет его за руки. — Ты же совсем никакой. Я просто побуду тут, послежу чтобы всё это хорошо закончилось, договорились? — а у самой в ушах гудит от действия пыльцы. — Блядь, ну ты двинутая нуглухо ебантяйка, когда ж ты начнёшь слушать меня, — в мучении откидывает голову назад упираясь затылком в кору. Вот он, настоящий Зандик, не стыдящийся выражений и оскорблений. — Я тебя тут убью, отрежу голову и в глотку вые… — слова заглушает объятие. Тёплое, ласковое, может пугливое, но понимающее. Дотторе стонет от прикосновений, яд глушит стыд. Слодотко жмётся к нему в жаре, хочет обнимать ещё долго, саму уже морозит. Хочется трогать, даже лапать существо перед собой. Ведь ей ещё не выпал шанс убедиться в его сексуальной активности, может, сейчас самое время?.. Её обнимают в ответ, предвестник нуждается в этом. Сдавленно снова стонет в лихорадке, уложив голову на женское плечо, на затылке сразу же оказалась заботливая рука, что гладит волосы. Как всё это спутанно и мажет все чувства-краски по белому, звенящему и пустому сознанию. В бедной, совсем больной голове уже не всплывают страшные образы прошлого, что всегда стопорят. Как же всё-таки жарко… Ладонь на мужском паху, над ухом хриплое, громкое мычание. Василёк еле дышит в плечи Зандика, оглаживая его через одежду и чувствуя, как ладони, окутанные перчатками, опускаются к бёдрам, тянут их к себе, намного ближе, вплотную. Никем уже не правит разум. Взгляд с одной маски на другую. Оба смешно синхронно тянутся руками друг к другу, даже оба усмехаются в пьяном угаре. Предметы верности Фатуи на земле — деть больше некуда, слишком уж интересно смотреть друг на друга и дышать в губы, чувствуя смешанный в ртах обоих вкус чая. И губы эти смыкаются в таком пошлом взаимодействии, что ноги почти не держат. Движение не прекращается, всё тело задействовано в этом неадекватном порыве — руки гладят, стягивают ткань, комкают её в пальцах — тела плотно сближены, больная слабость, всего секунда… Слюна течёт по подбородку, женская аккуратная рубашка лишается пуговиц — рвут. Ремень на брюках почти судорогой поддаётся тонким пальцам, а рубашка выдернута из штанов мужчины. Халаты сползают с плеч почти сами под воздействием до ужаса пошлого движения. Даже непонятно, в какой момент уже Василиса стояла спиной у дерева, а Дотторе всё пытался кусать её голые плечи. Пытался, потому что за волосы оттягивали. Широкая ладонь, длинные пальцы трогают девичью промежность сквозь приталенные брюки, пока та выцеловывает ключицы учёного, откинув куда-то его глупое жабо. Девушка хватается за руку внизу, пытается от себя убрать, поскольку окончание совсем близко, но над головой слышен лишь всхлип, умоляющий о взаимности. Какой-то адский, непрекращающийся порыв ругательств, угроз, пошлых замечаний льётся рекой изо рта предвестника, который может и подведён растительным ядом к греху, но не даёт и тронуть себя в паху. Видит, как чертыхается в его руках дама сердца, практически царапая его плечи, и наслаждается этим. Но после еле услышанного, сиплого «куколд», нервы сдают. Детская провокация, совсем глупая, Васильку-то нравится, что её постоянно трогают, целуют, давят с агрессией, но хочется как никогда большего. Разворот — девчачья спина прогнулась, чтобы подставиться под партнёра. Он грубо трогает её широкие бёдра, ласкает языком шею, Василиса извивается и дышит, кажется, в голос. Штаны обоих спущены, как и нижнее бельё. Девушка вся в соке, почти течёт по ляжкам, скопившись после оргазма и долгого возбуждения, член, такой же влажный подставляется к лону, проникает слишком уж нетерпеливо, попытка в аккуратность не получилась. Лоб Второго упирается Слодотко в лопатки, она держится за древесину как получается, неровности царапают щёку. Совсем спокойные толчки необходимы самому Дотторе, чтобы привыкнуть к контакту, которого не было столетия, уж тем более под пьянящим духом. Даже такие немощные движения заставляют даму стонать, она с головой поддалась и окунулась атмосфере, а моральное для секса с женщиной — навес золота. Грубость приходит со временем, рваные движения бёдрами и шум голосов в унисон. Никого с самого начала не волновала защита — Дотторе врач, придумает что нибудь, сам излился в бельё ещё когда его без доглядки потрогали, всё давно потеряно. Длится всё это действо часа полтора, не меньше, время потерялось где-то за чертой того, что существует для этих двоих. Грёбаные цветы — Доктор всем лицом прётся в плечи любимой, закончив в неё со стоном не хуже, чем у искусной актрисы взрослого кино, пока та почти уже не дышит от чувств, накрывающих больными волнами постоянно, элементарно не разрешая роскошь дыхания. Очень жарко, душно, мокро, уже почти мерзко. Плечи бедной девушки снова в крови, как и руки, и бедро. Предвестник ободран изящным маникюром везде, куда смогли дотянуться ручки возлюбленной. Чья-то неаккуратная нога сломала пополам маску девушки, ах да, обоих эта часть тела уже не держит. Не важно как пара собралась, это до ужаса позорное и потешное зрелище. Они вернулись в лагерь, устроив очевидный переполох — где же они пропадали? Что случилось, оба колеки, мокрые и лохматые? — Плесенники напали, — глянув на Василису с улыбкой, отмазался Дотторе.