«Любовь» Второго Предвестника.

Сумеру - прекрасное место, а проживающие там Аранары - ещё лучше. Тёмный лес джунглей, наполненный звуками животных и растений. Агенты развели костёр перед скоплением палаток, экспедиция с целью захвата разумных существ-духов продвигается не очень успешно, что нервирует Второго Предвестника. Тот говорит с пиро-агентом, парнем лет двадцати шести, он единственный кто уже несколько лет держится в его отряде. Василиса сидит на пеньке у костра и смотрит в огонь, полыхающий ярко и суматошно. Время близится к глубокой ночи, из пяти помощников три уже, вероятно, спят. Дотторе оказывается радом с брюнеткой незамеченным. Девушка поднимает голову - она с учёным наедине. Каким-то образом лишние бойцы рассосались по спальным местам, даже дежурный отошёл на пару минуток, чтобы достать себе чем похрустеть за скукой. — Не хочешь спать? — Доктор трогает женскую макушку, теперь загородив ей огонь перед лицом. Легонько чешет волосы на голове. Уютно. Уютно и спокойно. Василиса прикрывает глаза в удовольствии от прикосновений, тянется ближе. Сейчас, когда никто не видит — можно не смущаться своих действий и не придерживаться чёртового официоза, от которого аж смешно. Называть зяблика "Господином Иль Дотторе" не слишком приятно, кажется, для них обоих. — Спать? Не слишком. Но вот отдохнуть не против, — чуть зябко трёт плечи. С наступлением темноты в джунглях Сумеру становилось по-настоящему прохладно из-за обилия влажности. Того и гляди, полезут докучливые насекомые. Ещё раз бегло оглядевшись на предмет лишних глаз, Василёк вскидывает руки и обхватывает ими мужчину, докуда дотягивается. Тянет ближе к себе, подбородком утыкаясь в живот и вскидывая голову к его лицу. — Устала сегодня? — со временем девушка замечает, что предвестник становится всё более заботлив и мил, что невыносимо греет душу. Тот кладёт на её затылок ладонь, аккуратно треплет волосы, собранные в косу. Легонько улыбается, конечно шагает к ней, помогая сидеть удобно. — Пойдём в палатку, у меня лежит термос с чаем. Поговорим и ляжем, хорошо? — более широкая, ласковая улыбка. Он скорее всего просто опасается лишнего внимания, потому и просит уединиться. — Да, пойдём, — примлевшая под лаской девушка со вздохом расцепляет руки, чтобы выпустить Предвестника из своих объятий и подняться со своего места. На несколько секунд ей приходится задержаться, чтобы потянуться, за малым не зевнув при этом. Экспедиции — это прекрасно. Особенно атмосфера в них и то, каким уютным становится по вечерам Дотторе, когда они вместе идут в одну палатку. И пара не спеша идёт к точечному месту ночлега. Двухместная палатка, с перегородкой посередине, как и все конструкции на двух и более человек. Василису пропускают вперёд, та залезает, пригнувшись, за ней Дотторе. Молния застегивается, Доктор на коленях перебираться к центру купола на балках. — Думаю, это нам не особо нужно, — параллельно расстёгивает теперь молнию на этой самой перегородке, кладёт к "полу" на свою половинку шатра. — Возьми в сумке очки и чай, пожалуйста, — далее оперативно отстегнув ремешки стягивает с ног обувь и ставит к выходу из палатки, сразу принявшись снимать и маску. Эх, совсем забегался, его никогда не отпускает эмоциональное возбуждение от событий так быстро, как следовало бы. Вся лишняя одежда откидывается в сторону; Василиса пользуется тем, что залезла первая и что Доктор возится с застежками, поэтому скидывает всё лишнее, оставаясь только в нижней рубашке и шортах. Время научило её переодеваться быстро, хотя даже начавший открываться замок перегородки не слишком смутил её — чего Иль Дотторе там теперь не видел? Было бы странно смущаться. — Да, секундочку, — зарывается в сумку. Термос находится сразу же, благо, большой, к нему кружка, только одна. С очками Василиса возится с полминуты, но всё-таки достаёт футляр с ними. Победно хмыкнув, подползает на спальное место и садится в позу лотоса на него, протягивая возлюбленному очки, а термос прижимая к себе. — Устал, нежность моя? — негромко и с улыбкой интересуется. — Нет, — маска откладывается в верхний угол, футляр принимается правой рукой. — Я до сих пор на взводе, если мы не найдём этих маленьких тварей... — звучит зловеще, предвестник естественно знал, куда и зачем идёт, а потому очки с завитком на душках, чтобы закрепить на ушах, ваша маска держится на лице таким же образом. — Плохо будет всем, — смотрит на любимую, с некоторой дуростью в выражении лица. Ещё никогда это не сулило ничем хорошим. Ученый пододвигается к Васильку, садится напротив на коленях. Кладёт обе руки на её ляжки, опираясь, смотря исподлобья и с улыбкой, присущей ему всегда и в любых ситуациях. — И чего ты его себе зажала? — о термосе. — Я почти уверена, что для поимки аранара нужен ребёнок... — бормочет Василиса, впрочем, быстро теряя интерес к теме маленьких сверхсозданий. Зачем они ей, когда тут есть Иль Дотторе? Тем более, тот придвинулся вплотную.Девушка вновь закусывает губу, ощущая тепло ладоней на своих ляжках, придвигается ближе к мужчине. Желание развести колени и растянуться на спальном месте не странное вовсе, и гнать его Василёк не собирается. Поэтому вытягивает ноги, до этого поджатые под себя, и откладывает термос в сторону. — Тебя вместо него зажать? — с глупой ухмылкой интересуется она, заигрывая, после чего хихикает. — Ты-то всяко поинтереснее термоса будешь. — Если уж так хочешь, — приближается к лицу, немного разогнув ноги в коленях, тоже заигрывает и очень даже грязно играет на чувствах. — Но помни, на улице мальчишка, — берет в руки термос, хохотнув в пол тона женскому настроению и садится ровно. — Почему ребёнок? Из-за того, что они безопаснее, чем... Ну, например, я? — открывает тару и щёлкнув небольшой задвижкой, что удерживает жидкость, отпивает немного горячего чая. — Я разве похож на кого-то опасного? — театрально невинно наклоняет голову к плечу, скривив губы в обидке. — Да и что до мальчишки? — Василиса дёргает плечом и хмыкает. — Нет, просто говорят, что аранары любят... детей. И всегда приходят к ним. Ну, я слышала об этом, когда мы были в той деревне. Термос кочует в руки девушки. Она отпивает тоже, забыв напрочь про кружку; прижимается губами к тому же месту, где были губы Дотторе, внутренне посмеиваясь: непрямой поцелуй. Какие же глупости она думает, а, слышал бы кто — стало бы стыдно. Убрав чай в сторону, Василёк падает спиной на постель и потягивается во весь рост, издавая тихий довольный стон от приятного чувства в натруженных мышцах. — Зяблики не бывают опасными. — Как мило, спасибо, — выслушав, усмехается последней фразе и поступает так же, как Василиса - ложится. Дотторе навязчиво подкладывается к девушке, на локтях держась выше земли. Переваливается через грудную клетку партнерши, оказавшись этой же частью тела прижат к чужой. Контакт близкий, тёплый, а от того приятный. Девичий подбородок целуют по периметру, доходя до уха. Лампа в другом конце палатки тихо трещит. — Говоришь, плевать на того агента? — кусается, раковину уха прихватив зубами. Сейчас ученый перевозбудился от эмоций, пережитых ранее. Не уснёт и возлюбленной не даст. Ладонь непрошено оказывается на талии девушки, легко прогладив тело от бедра. — Плевать, — девушка едва ли не мурлыкать готова от тепла и тяжести тела возлюбленного. Обнимает его руками, закидывает ногу на бедро, чтобы не дай бог не ушел, не пошутил, не отвлекся. Плевать ей на фатуи снаружи, на других. Плевать на всё и всех, когда Иль Дотторе так близко и сам тянется не просто обниматься, когда гладит и трогает. Как же хорошо, что одежды на теле осталось так мало. Рубашка задирается под ладонью мужчины, пальцы невольно касаются кожи. Василёк вздрагивает от этого и прогибается в спине навстречу ласкающей ладони. Собственная рука трогает шелковистые голубые волосы, чуть сжимает и тянет их — ближе к себе. Чтобы от подбородка поцелуи перетекли на губы. На предвестнике тем временем большинство одежды на месте: удлинённый от спины пиджак, синяя рубашка, жабо у шеи, портупеи под всем этим "счастьем", тёмные брюки с набедренными повязками на обеих ляжках, на одной из которых недавно красовались пробирки, а на другой нож. Мужчина понимает намёк и, подтянувшись выше, целует девушку под собой, мнёт её губы своими, попеременно проходясь захватывающими движениями по обоим. Левой рукой, что пальцами попала под рубашку, проталкивает их дальше, тканью перчаток уже прикасаясь к ребрам и топу. Слегка сжимает тельце, бёдрами перемещаясь над чужими, чтобы занять чёткую позицию ведущего и находиться между ног любимой. На секунду отвлекшись от сладких и слегка пряных из-за чая губ, Доктор находит руку своей прекрасной дамы, сплетает свои пальцы с чужими, прижимая кисти к земле. О пленённой руке Василиса почти жалеет: хотела ведь потрогать тоже, раздеть. Почти пробралась на шею ей. Но сплетенные друг с другом пальцы гасят её разочарование, да и вторая ладонь, нежно перебирающая волосы Предвестника, все ещё свободна. Мазнув языком по губам Дотторе, девушка ведёт свободной рукой ниже. Цепляет ворот одежды, подкрадывается пальцами к верхним пуговицам, внутренне сетуя на такое количество тряпок на возлюбленном. Жабо улетает в сторону, как то, что проще всего распутать и убрать. Пальцы дразняще проходятся по портупее, подцепляя железное колечко в центре и чуть оттягивая. Василёк довольно хихикает в чужие губы, охотно раздвигая бёдра под весом возлюбленного и забрасывая их ему на бока. А тот лишь хмыкает. Отпускает руку Слодотко, поняв, что мешает себя раздеть, впивается в губы грубее, теперь покусывая мягкую плоть без стеснения. Своей же ладонью ведёт от груди к солнечному сплетению, по животу и поддевает пальцами брюки Василисы, ухватившись за пуговицу. Расстёгивает совершенно легко и привычно, ползунок отходит вниз, немного обнажая белье партнерши. Дальше поглаживания - как же он это любит - мягкие движения в районе промежности. Пальцы давят, ласкают сквозь одежду. А ведь Василёк подозревала, что Дотторе в постели агрессивен, ах, ошиблась лишь наполовину - его практически фетиш на укусы делает весь процесс более жёстким. От губ отвлекаются, но поцелуи не прекратились. Лишь перетекли влажно сначала на щёку, позже к шее, к мягкой светлой коже, которая под натиском любви немного краснеет пятнами. — Хороший мой… Зов сквозь стон. Василёк ёрзает на постели, хнычет, пытается прижаться пахом сильнее к руке, притереться. Этого мало для того пожара в животе, который вспыхнул за секунды. Слишком мало. Голова откидывается назад, открывая шею, подставляя ее всю под поцелуи. Дрожащие пальцы с колечка портупеи опускаются ниже, цепляют ворот и оттягивают, высвобождая пуговицы и оглаживая обнажающуюся за ними кожу. — Чудесный… пожалуйста… Всхлип и ответное движение бедер навстречу ласкающей ладони. — Тише, — нарочно больной прикус кожи, чтобы возлюбленная заскулила. — Нам не нужны лишние хлопоты и вопросы, — зализывает, старательно и нежно укушенное место у основания шеи. — Тем более, — мужчина слегка запыхался от наплыва возбуждения, рукой стягивает женскую одежду немного ниже, чтобы трогать уже через чёрное, совершенно обычное и повседневное, но от того не менее заводящее белье. — Если хоть одна нулевка услышит твои стоны, — слова лишь в половину тона, манящие прижаться ухом к чужому рту, чтобы насладиться этим дыханием и голосом целиком. — Мне придётся лишить слуха и голоса каждого из них. Заканчивается угроза облизанной ушной раковиной, действие отдаётся в плечи мурашками, ярким чувством в животе. Василиса хнычет, но совсем тихо и жалобно. Чертовы брюки мешают, она порывисто дергает ногой, пытаясь снять их и откинуть в сторону. Внутри все сжимается от желания почувствовать пальцы не сквозь ткань, а скользящими между половыми губами, трогающими клитор, проникающими во влагалище… От этих фантазий жарко. От голоса на ухо, от языка и укуса, что еще пульсирует на шее, дышать нечем. Василёк тянется к телу мужчины, восхитительно горячему и такому прекрасно сложённому. Гладит обеими ладонями по животу, наконец разобравшись с пуговицами, трогает мышцы уже не сквозь ткань. Чувствует как они вздрагивают, шумно выдыхая от осознания, насколько она и ее прикосновения заводят. — Родной, любимый… умоляю, — совсем-совсем тихо, но так умоляюще. Дрожащий в угол челюсти выдох, Дотторе приходится отстраниться от Василисы. Штаны мнутся, но покидают изящные ноги девушки, оказываясь рядом. Гладящее движение от лодыжек к коленям, смотрят властно, с желанием поблескивая глазами. Василёк прекрасно видит стояк, оголенное отчасти тело возлюбленного, выражение его покрасневшего от прилившей крови лица, сосредоточенное только на ней. Рубашка брюнетки задирается к ребрам одним движением, сразу за ним - губы. Спокойные поцелуи-бабочки проходятся по центральной линии живота, заставляя практически дрожать, ведь вместе с этим гладят бёдра, легонько надавливая на выступающие тазовые кости, чтобы часть тела не ёрзала. Отгоняя от себя слегка уничижительные мысли о собственном поведении, Василек разводит колени, стопой касаясь сначала бёдра мужчины, а потом его напряженного члена сквозь ткань брюк. — Умоляю, родной, не издевайся, — слезливо. Между бедер пусто, промежность пульсирует, лишенная спасительного нажатия. Василиса чувствует влагу на собственном нижнем белье, ёрзает бёдрами и хнычет-хнычет-хнычет. Но все равно трогает. Стопой, нежно, сквозь брюки. Руками — по животу и бокам, переходя на спину. Ткань пиджака вместе с рубашкой под ладонями девушки съезжают вниз, оставаясь на локтях Дотторе. Ногти Василька царапают спину, не сильно, лишь слегка-слегка обозначая почти щекочущее прикосновение. Поняв, что дама сердца не даст сделать то, что он хочет спокойно, предвестник с улыбкой снова поднимается от тела. Пиджак, тоже скомкавшись уже лежит там же, где девичьи джинсы, планка рубахи расстегнута, оголяет мужчину, но остаётся на плечах в некотором стеснении. Девушка видит несколько крупных шрамов на груди и животе, помимо чёрной кожи, практически пошлыми линиями расчертившей тело - регенерации не подвластны некоторые особо жестокие повреждения - ногу возлюбленной с практически всхлипом отодвигают от себя. Ещё рано. Для Дотторе, впрочем, всегда рано. — Почему ты так хочешь начать сам акт? — Доктор снова наклоняется к любимой. Трусы, подхваченные на бёдрах, сходят с них, сопровождаемые смущающим взглядом в глаза. И снова тихий-тихий скулёж в ответ. Василёк проводит пальцами по шрамам невесомо, но со всей доступной ей нежностью, щемящей в груди. Приподняв бёдра, девушка помогает стянуть с себя нижнее бельё и снова льнёт всем телом, тянется, жмётся. — Потому что я хочу чувствовать тебя. Не только над собой... — встретив взгляд глаза в глаза, Василиса нежно, но робко улыбается, оплетая руками шею возлюбленного и чуть царапая обнажённые лопатки. — Но и в себе, с собой вместе. — Как мило, — льстиво, партнёр разыгрался. — Но разве не скучно? Дальше очередной затяжной поцелуй, горячий, влажный. Женскую грудь аккуратно сжимают в пальцах, стараясь этим доставить удовольствие не только себе. Доктору очень нравится трогать Василису, везде, куда только руки дотянутся и столько, сколько понадобится, чтобы услышать искреннюю мольбу о продолжении. В голову лезет что-то нехорошее и давно пережитое, но негатив этот глушится руками возлюбленной, которая гладит, сжимает, ноготками слегка царапает. Отвлечься от рта приходится чтобы продолжить мучить любимую. Перчатка покидает ладонь, выворачиваясь наизнанку. Иль Дотторе оглядывается по общему с брюнеткой обители пошлости, разочаровано вздыхает. Но в гениальную голову учёного приходит не менее гениальная мысль - если руки вымыть негде, медицинские перчатки исправят ситуацию. В его сумке находится упаковка, предвестник отклоняется к ней назад, открывая Васильку невероятно эротичную картину: полуголый, в полуразвороте ищет что-то, пока бедная и никак не покинувшая тело рубашка держится только на локтях. А ещё, этот самый "гений" не пояснил свои действия, а потому объект любви, тоже почти голая, но с низа, ничего не понимает. Скучно? Василису искренне забавляет этот вопрос, но она не отвечает — помнит же, что у Доктора тяжёлые отношения с сексом. Да и в прелюдии нет ничего плохого, но когда сам раздразнил, раззадорил, что смысла возмущаться на "торопливость"? Но вот когда вместо тепла тела приходит холодный воздух, а поцелуи обрываются... Василёк недоуменно, жалобно изломив брови, приподнимается на локтях и наблюдает за возлюбленным. — Что такое? — тихий недоумённый вопрос звучит сорванным шёпотом, слишком громким для обычного. Дыхание всё ещё подводит девушку, из-за чего после слов приходится задержать вдох и попробовать восстановить грохочущее в ушах сердцебиение. Пальцы ласково проходятся по животу Иль Дотторе, касаются шрамов и ведут выше, оглаживая грудные мышцы. Всё это выглядит, ощущается как мольба: "вернись ко мне". Без тела сверху холодно, пусто и болезненно до желания расплакаться, накладывающегося на ощущения горячего возбуждения между ног и болезненной пульсации. — Руки грязные, — поворачивается обратно к любимой, по пути натягивая на пальцы латексную перчатку. — Лежи, — давит на грудную клетку, чтобы снова уложить девушку на лопатки и разбирается со сменой ткани на второй руке. И всё же вся верхняя одежда покидает тело Второго, показывая всю свою красоту. Все руки, особенно у сгиба локтя в шрамах. Вены на этом же месте слабо видны, сам он подтянут в мышечной массе, но видно, что только так, чтобы выдержать свои собственные нагрузки на тело. Правая рука ставится около плеча Василисы, левая устраивается на вульве, пальцами оглаживает внешние половые органы, влажные и очень тёплые, как и всегда. Доктор осматривает красивейшее тело, стараясь не смущать рассмотрением ниже живота. Аккуратно прикасается к клитору, набухшему и желающему этих прикосновений. Круговыми движениями водит по органу, заводя только сильнее, когда пальцы опускаются к половым губам. Мажут естественную смазку, далее спокойно проникают в вагину, два пальца, пока этого достаточно. Сейчас Дотторе так сосредоточен, будто работает и усиленно думает о чем-то своём. Смотрит полуоткрытыми глазами на девичью шею, ключицы, задранную рубашку над грудью. Садится немного удобнее, шевеля конечностями кисти, поступательные движения и лёгким нажимом вверх. Ласково целует свою любовь в щёку, начинает шептать что-то дурное. — Цветочек мой, — тихо-тихо, с возбужденным придыханием. — Я так люблю тебя, — еле прикасающиеся к челюсти поцелуйчики и почти прерванный дрожью выдох. Его явно сильно заводит просто трогать любимого человека и чувствовать его тепло под руками. До чего же сильно Василиса любит его, аж слёзы на глаза наворачиваются и в груди болезненно душит и давит. "Руки грязные". В этом жесте столько заботы, что девушка трёт лицо ладонью, чтобы скрыть блестящие глаза, и откидывается обратно на постель. То, насколько внимательно и цепко Иль Дотторе рассматривает её, только забавляет. Того и гляди начнёт нахваливать строение тела и органов, как уже бывало между ними. Впрочем, Василисе не до хихиканий — она стонет, раздвигая колени шире, слышит влажные тихие звуки, с которыми пальцы двигаются в ней. Румянец смущения заливает щёки, когда девушка накрывает рот и часть лица рукой, чтобы скрыть громкие звуки и собственный стыд. Ей хорошо. До чувства, что она плавится — ей восхитительно. А от слов, прозвучавших на ухо, и вовсе крупная дрожь бьёт. Василёк гладит голубые волосы, безотчётно сжимает длинные пряди между пальцами, царапает ноготками загривок и шейные позвонки. Дрожь от прикосновений к затылку и шее бьёт несчадно, от этого пальцы в девушке двигаются на момент как-то рвано. Очень жарко, приятно и эмоционально тепло. Забывшись на секунду в чувствах предвестник кусает девичье плечо, не до крови понятно, но ощутимо. Сам себе что-то бормочет, но из за близости девушка всё слышит. — Какая у тебя анатомия, Архонты, — усмешка и пальцы покидают горячее тело, размазывая оставшиеся на резине выделения. Плечо облизано, поза сменяется. Дотторе всё также левой рукой расстёгивает теперь свои брюки, партнёрша вспоминая опыт уже предвкушает интересное и выделяющееся на фоне других мужчин поведение учёного по время полового акта. Никакой смазки под рукой нет, приходится думать, чего совершенно не хочется сейчас, когда оба возбуждены и слегка не в состоянии на принятие мер по избавлению от дискомфорта. А Второй мешкает, перед тем как оголить член. Его всегда что-то стопорит и задерживает, какое-то внутреннее сомнение, вероятно даже волнение. Ласковый поцелуй отвлекает, заставляя переключиться на него и очередные поглаживания везде где только можно, брюки расстегнуты, но белье не снято. А ведь сейчас Дотторе так близко, жмётся телом к своей дорогой и любимой, закусывая её губы и надеясь, что те покраснеют, чтобы даже с утра видеть и знать, что ночь была проведена именно с ним. На укус в плечо Василёк ойкает, но возбуждение слишком сильно, чтобы обращать внимание; боль скашивается. А вот на слова об анатомии остаётся только улыбнуться — Бездна, всё равно умудрился свою докторскую часть и сюда пихнуть. Как это иронично звучит, конечно, в контексте ситуации... Девушка не торопит. Целует в ответ, вкладывая в движение губ всю любовь, живущую в собственном теле. Трогает ноготками загривок и позвонки, мягко выводит только ей понятные символы кончиками пальцев; вторая ладонь оглаживает плечо, пока Василиса искренне наслаждается ощущением тугих мышц. — Ты такой красивый, — бормочет в поцелуй, стискивая пальцами предплечье мужчины. — Самый лучший. Бедро приподнимается, трётся о пах. Ненавязчиво, потому что тут Василёк действительно не хочет торопить, но не позволяя одуматься или слишком сильно застопориться. Дотторе совсем уж беспомощно утыкается лбом в плечо возлюбленной, дышит тяжело, с шипением. Логично было думать, что самая эрогенная зона у каждого человека - его половые органы, но чувствительность учёного поражает. Тот с силой давит на бедро, которым Василиса трётся о него. Лезет левой рукой к своему поясу, чтобы всё таки оголиться, в этот же момент вжимаясь лицом в сгиб шеи брюнетки, разрешая чувствовать своё дыхание - невероятно горячее, сбитое ко всем чертям и постоянно исчезающее, потому что Доктор для того чтобы быть тише просто не дышит. — Ты тоже невероятно красива, — тёплое прикосновение эрекции к лобку партнерши, её нарочно отвлекают от того что происходит внизу, возможно, Второму настолько неловко в контакте с другим человеком. — Обожаю твои руки, погладь меня по спине, — дёргает плечом, на локте правой руки держится над девушкой, смотря на её губы и пристраиваясь, чтобы вскоре приступить к пенетрации. — Только дыши, родной, — слова сопровождаются ласковым поцелуем в висок. Василиса внутренне робеет от ощущения члена у лобка, но заставляет себя приподнять бёдра так, что крупная и налитая кровью головка мажет по половым губам. Руки, слушаясь просьбы, перетекают на спину. Обе ладони проходятся в ласке от лопаток вниз, до самой поясницы; потом обратно вверх, уже цепляя ноготками. Если он захочет, она будет гладить его всего хоть сутки напролет. Ей несложно и приятно, как и ему. Сейчас смущает только томительное ожидание проникновения. Хотя Василиса не слишком беспокоится: она не девственница и за время прелюдии естественной смазки достаточно для того, чтобы дискомфорт не продолжался слишком долго. Доктор громко всхлипывает, нарушая свои же правила о тишине. Ему стыдно, но партнёрша этого не видит, только понимает. Реакции тела, к сожалению не заглушить. И всё-таки проникновение происходит, медленно и предельно аккуратно, избегая любого лишнего дискомфорта. Дотторе намерено, снова немного опускается, целует женскую шею, чтобы не показывать лицо, очки ещё пару минут назад легли рядом за ненадобностью. Руки на спине вызывают дрожь во всем теле, член в вагине ещё хуже, приходится сильно сдерживать себя и покорно молчать, всё таки сам выбрал себя как ведущего, нужно хоть немного соответствовать. Первые неуверенные толчки, медленные, нечёткие и неполные. Предвестник обнимает Василису под лопатками, немного вытянув ноги для удобного угла и позы во время секса. Постоянно и ощутимо подрагивает. Всё таки не врал, что половой контакт у него случался невероятно редко - ведёт себя хуже возлюбленной, что скулит и чуть не плачет от чувств. До безумия Василисе нравится то, какой Иль Дотторе чувствительный и отзывчивый. Она пересчитывает пальцами с лёгким нажимом его позвонки от шейного отдела вниз, проводит ногтями по косым мышцам от спины до живота. Закусывает собственную губу и протяжно, не слишком тихо стонет. Голос подводит и обрывается на шумном вдохе. От ощущения заполненности Василиса вскидывается всем телом, ёрзает на грани лёгкого, слабого дискомфорта. Шумно всхлипывает, закидывая колено на бедро мужчины, тянется навстречу — чтобы скорее преодолеть этот момент, чтобы скорее осталось только удовольствие. Ощущения заполняют всё тело, затапливают жаром и безмерной нежностью. Девушка срывается в шёпот, но столь рваный и глухой, что различить удаётся лишь обрывистые слова. Милый, родной, нежный, красивый — речь её льётся мёдом обожания и похвалы, тягуче капает в ухо и на разум Предвестника, распаляя сильнее. А он почти не слышит что ему говорят, только понимает что голос любимой вызывает в груди что-то жуткое, как ледяной огонь расходящееся по телу. Встречается это чувство с нервными импульсами со спины, то как Василёк гладит его... Что-то на уровне охмурительной магии, не иначе. Предвестник слышит и чувствует, что его дорогой девушке пока тяжело даётся объект внутри, а потому старается всё ещё медлить, быть спокойнее, размеренно отдавать порционное удовольствие. Различимая похвала в словах - удар в затылок и сердце, сигнал о положительном отзыве, можно на пробу качнуть бедрами более резво. Реакция учтена, процесс приобретает новую, не слишком отличающуюся от недавней скорость. Теперь еле слышный, сильно сдавленный скулеж слышится и от Второго - даже странно, ледяной и ироничный предвестник в постели будто другой человек, такие мысли не покидают голову. — Тише, — немного агрессивно, почти рыкнул на ухо Слодотко. — Хотя бы для приличия, — а голос-то выше чем всегда, дрожит, шёпот срывается на что-то хриплое, приятное, на столько же, насколько приятны движения тазом и объятие. Просит её быть тише... — А сам-то? — тихо, но явно веселясь. Следом за словами — толчок бёдрами навстречу. Василиса хрипит, мычит что-то совсем нечленораздельное и подаётся всем телом навстречу, подмахивает каждому толчку. Ей хочется быстрее, потому что возбуждение отказывается покидать её тело так просто; ей хочется как можно медленнее и тягучее, чтобы насладиться каждой секундой этого единения. Очередное движение бёдрами заставляет девушку вскинуться и всхлипнуть, прикусывая собственный палец. Этот толчок был словно глубже, быстрее, и Василиса тихо-тихо стонет. Вторая рука не исчезает с тела Второго. Продолжает обхватывать, продолжает гладить спину; восхитительно крепкую, такую, что от одного только ощущения мышц под пальцами оргазм можно словить. Василёк оттягивает себя, она не хочет спешить, не смотря на всё ужасное томление в теле. Что-то в голове переклинивает. Зандик, кажется, даже слышит этот щелчок где-то за затылком. На несколько секунд останавливается в любых движениях, но приходит в себя. На прямых руках поднимается над любовницей, теперь нависает почти тревожно над её дрожащим, всё ещё невероятно красивым, гибким телом. Самое время немного сменить позицию, не так ли? Ладонь ложится на рот девушки, чтобы наконец заткнуть. Ему очень приятен голос, но не сейчас, когда стыда не оберёшься в последствии женских вскриков. Хотя, можно же пошутить про резню, вопросы отпадут быстро. — Я серьёзно, тихо, — естественно у учёного всё ещё дрожит голос, как и тело. — Не тебе оправдываться. Движения снова начинаются, но сразу переходя на что-то прерывистое, чересчур резкое для возобновления проникновения. Дотторе жмурится, сводит брови к переносите в немых стонах и желании теми самыми пальцами на челюсти девушки сломать её, но конечно же не позволяет себе зайти дальше короткой мысли, как положено трахает свою женщину, чуть помогая молчать, но и не перекрыть ладонью дыхание. Чувствует ведь, что Василёк на лёгкой грани с оргазмом, но способствовать этому не планирует, только наблюдая за тем, как мечется его любовь. Какой же он невыносимый, даже в сексе это ощущается. Василиса мстительно прикусывает ладонь, лёгшую ей на рот, но не сильно, а просто чтобы обозначить недовольство. В конце концов, он ведь прав. Всхлипы девушки теперь совсем тихие, принадлежат только Дотторе, как и она вся — дыханием, телом, сердцем и разумом. Скулит, потому что темп слишком резкий, но вовсе не торопится отстраняться. Смотрит из-под налипших на лицо волос: глаза влажно блестят, зрачки расширены до предела. И столько в этом взгляде немого, слепого обожания мужчины, нависающего сверху… Оргазм вот он, вот вот сорвёт Василису в пропасть удовольствия, но Дотторе как специально не ускоряется, не позволяет его достигнуть. Василёк хнычет, царапая середину спины уже чуть большее ощутимо и внушительно, чем раньше — контролировать прикосновения ей практически не удаётся. Мужчина издевается, глумится, смотрит на девушку с злобной улыбкой. Привык к ощущениям и стал спокойнее в реакциях, теперь в состоянии по настоящему управлять процессом. Пара минут откровенных издевок и бедра бьются в чужие более грубо, резко. Архонты, как же приятно ощущаются эти ничтожные, но царапины на спине, Дотторе под тяжестью ощущений приходится выгнуться спиной. Дышит уже сбивчиво. Центр тяжести нужно сменить, чтобы одну руку опустить к клитору любимой, немного помочь ей дойти до нужной кондиции и состояния. Сам предвестник тоже ощущает скорую разрядку, природа явно забирает временные рамки акта себе. Как же эта рука вовремя оказалась на её лице. От резких толчков словно душа не на месте — Василёк мечется по постели, едва сдерживая собственный голос. Всё равно не получается до конца: всё равно скулит, хнычет и умоляет жалобным мычанием. Прикосновение тёплых пальцев к клитору подбрасывает девушку на постели, выгибая дугой. Пальцы, сведенные судорогой, цепляются за предплечья Иль Дотторе. Василиса распахивает рот в попытке захватить побольше воздуха; жмурится до ярких вспышек перед глазами. Что же это за реакция? Естественно, оргазм, который настигнет девушку слишком быстро, чтобы хоть немного сопротивляться чувству. Дотторе всё прекрасно видит, содействует в получении финального удовольствия и сам его получает, удивлён, что не закончил первый. Судорога возлюбленной очень эффективно подталкивает предвестника ближе к разрядке, пока женщина пребывает в послеоргазменной дымке помутнения, партнёр естественно достаёт из неё член, чтобы не иметь последствий, доводит себя рукой и окропляет живот брюнетки спермой, проскулив себе в ладонь от яркого чувства. Теперь оба дышат, прерывисто, но спокойно, приходя в себя. Их ведь точно было слышно, да даже ужасно пошлый звук шлепков кожи, который никто не мог контролировать, мог выдать бурлящую кровь учёных. Важно ли это? Не прямо сейчас. — Всё хорошо? — вопрос от синеволосого обыденный, он всегда спрашивает после соития, как себя чувствует его любимый цветочек. — Да, чудесно, мой любимый, — а та расплывается в улыбке, тянет руки к нависшему снова мужчине, заставляет его наклониться к себе в объятие, снова поцеловаться, теперь без пошлости, с романтикой в действиях. — Прекрасно поболтали, — смешок, после воспоминания о том, что они планировали изначально. — Мне тоже так кажется, — носом обводит второй, в ласковом жесте трётся его кончиком о скулу партнёрши. — И всё-таки, надо думать, как эффективнее выманить Аранар.