Яд

Дин Жун не хочет здесь находиться. Ему противна сама мысль стучать в эти ворота и говорить что-либо этому человеку. Но у него есть приказ. А он хороший подчинённый и ещё ни разу не подводил никого из тех, кому служил. Ворота со скрипом открываются. На пороге стоит эта девочка с большими поразительно проницательными глазами. Она нравится Ван Чжи. И, что странно, Дин Жуну тоже. Его мрачное настроение немного смягчается при виде её улыбки. — Дин-дажэнь? — приветливое выражение лица Дун-эр ярко окрашивается удивлением. — Ван-дажэнь не с вами? — Он занят. — Дин Жун обнаруживает, что лгать ей отчего-то неприятно, но Ван Чжи велел не раскрывать истинной причины своего отсутствия. — Тан Фань дома? — Имя горчит на языке так, что хочется вымыть рот и никогда не произносить его больше вслух. — Да, он разносит комнату Суй-дагэ, кажется, — Дун-эр смеётся и ведёт Дин Жуна через двор, в комнату с большим круглым столом, за который, как он думает, Ван Чжи почему-то хочет чтобы его пригласили. — Присаживайтесь, Дин-дажэнь. Я сейчас его позову. — Она исчезает за следующей дверью. Дин Жун не садится. Он не хочет прикасаться ни к чему в этом доме. Пусть его хозяин лично не сделал ничего, что могло бы вызвать неудовольствие Дин Жуна, он потакает человеку, которого тот предпочёл бы не встречать. Несколько долгих минут протекают в тишине, нарушаемой лишь тихим шумом ветра в ветвях деревьев, пока она не разбивается режущим слух Дин Жуна голосом, доносящимся из внутреннего двора. Похоже Тан Фань недоволен его визитом и выражает это как всегда излишне громко. Дин Жун презрительно дёргает уголком губ. Звук стремительно приближается, и в комнате наконец появляется Тан Фань. За ним, как всегда спокойный, следует Суй Чжоу. Дин Жун кланяется им в соответствии с нормами вежливости, хотя внутри всё переворачивается от отвращения, и протягивает Тан Фаню запечатанное письмо. — Командующий просил передать вам послание и пожелать хорошей дороги, — голос остаётся почтительно ровным, и Дин Жун может похвалить себя за это. — Что Ван Чжи хочет от меня на этот раз? — Тан Фань капризно кривит губы, но письмо берёт без возражений. Его глаза быстро пробегают по строчкам послания, содержание которого Дин Жун, конечно, не знает, но может предположить, видя как хмурятся брови читающего из-за плеча Тан Фаня Суй Чжоу, и как он ближе придвигается к нему, будто оберегая свою территорию. Должно быть, открытый флирт Ван Чжи с Тан Фанем ему так же неприятен как и Дин Жуну, пусть и по разным причинам. Но Дин Жун не сочувствует ему. Если бы Суй Чжоу в своей слепой любви не способствовал всем глупым выходкам Тан Фаня они бы сейчас здесь не стояли, Великая Мин не находилась бы на грани новых мятежей, а Чжу Цзяньмоу тихо умер бы в дороге от того прекрасного яда, что уже приготовил ему Дин Жун. Тан Фань заканчивает читать письмо, раздражённо его комкает и спрашивает в своей обычной нахальной манере: — Что же он сам не зашёл попрощаться? — Его превосходительство занят. — Дин Жун мечтает собственноручно вырвать этот дерзкий язык и скормить его же обладателю. — Чем же? Помогает ещё одному убийце избежать правосудия? Хладнокровие Дин Жуна трещит по швам. Ван Чжи ценит гениальный ум этого выскочки и дорого заплатил за то, чтобы его сохранить, но жажда приложить Тан Фаня лицом о ближайшую поверхность растёт с каждым мгновением. — Командующий плохо себя чувствует, — всё ещё спокойно говорит Дин Жун, однако похоже есть что-то в его голосе, от чего настораживается Суй Чжоу. Он кладёт руку на плечо Тан Фаню и уже открывает рот, чтобы что-то ему сказать, но Тан Фань оказывается быстрее. — Не иначе как утомился от своих интриг? Или выпил лишнего в компании министров? Пальцы Суй Чжоу сжимаются на плече Тан Фаня, когда он пытается его предостеречь: — Жуньцин, не стоит… — Пятьдесят ударов плетью, — перебивает его Дин Жун и с мрачным удовлетворением видит как меняется выражение лица Суй Чжоу, в котором отражается ужас осознания произошедшего. — Это достаточная причина для того, чтобы не попрощаться с вами лично, господин Тан? — Он и сам слышит яд в своём голосе, но уже не может его сдерживать. Ван Чжи запретил рассказывать о том что произошло, и Дин Жун ослушался приказа. Он всё ещё не мог понять, что такого в этом магистратишке — они прекрасно справлялись со всем и до его появления — и почему нужно держать в тайне от него последствия его решений. — Пятьдесят ударов? — фыркает Тан Фань, похоже совершенно не тронутый этой новостью. — Небольшая плата за спасение жизней. — Вы получали когда-нибудь хотя бы один, господин Тан? — Нет, но это же не смерт… — Жуньцин, хватит! — вмешивается Суй Чжоу уже неотрывно наблюдающий за выражением лица Дин Жуна. — Да ладно, Гуанчунь, ему же не сердце вырезали, в самом деле. То как беспечно говорит об этом Тан Фань вызывает в душе ненависть которую он, кажется, ни к кому ещё не испытывал. Воспоминания слишком свежи в памяти, и Дин Жун хочет содрать с него заживо кожу за то, что пришлось пережить в последние несколько дней. Это он забирал полубессознательного окровавленного Ван Чжи с площади на которой его пороли — Ван Чжи, за всю свою недолгую жизнь не получавшего в наказание ничего сильнее пощёчины. Это он промывал раны на его некогда гладкой спине, на которой теперь навсегда останутся шрамы. Это он успокаивал его ночью, когда Ван Чжи плакал, проснувшись от боли. И это он боролся два дня с лихорадкой объявшей Ван Чжи, потому что раны всё же воспалились несмотря на все принятые меры. Но едва придя в себя Ван Чжи попросил подать ему перо и бумагу и отправил Дин Жуна сюда, запретив рассказывать правду. — Командующего наказали не за то, что вы обнародовали дело Чжу Цзяньмоу, — холодно цедит Дин Жун. — Он наказан за то, что спас вам жизнь. — Что значит спас? — Тан Фань хлопает глазами, и Дин Жун понимает, что бесполезно пытаться что-то до него донести, но остановиться уже не может. — Ты ослушался веления Сына Неба и получил в наказание лишь ссылку. Твой маленький гениальный мозг не может осмыслить причину такой снисходительности? — привычная маска равнодушия слетает с Дин Жуна так же легко, как обычно он её надевает. Гнев толкает его вперёд, вцепиться в горло врагу, сломать его цыплячью шею, но Суй Чжоу дёргает Тан Фаня за спину, прикрывая собой, и Дин Жун останавливается. — Тебя должны были казнить за ослушание и угрозу, которую ты создал для Мин своей выходкой. Так и было бы, если бы Ван Чжи не знал путей к сердцу Его Величества. Поэтому ты жив и даже не лишён права и дальше быть чиновником. Но Императорский гнев никогда не исчезает бесследно. За него всегда приходится кому-то расплачиваться. — Собственная злость Дин Жуна затухает с каждым словом. Он теряет интерес к происходящему и уже думает о том, что Ван Чжи нужно сменить повязки и подать новую порцию лекарства. Он не может тратить время на человека, неспособного видеть дальше своих узких рамок выдуманной справедливости. Дин Жун отступает, слегка кивает Суй Чжоу на прощание и прежде чем уйти добавляет: — Вам лучше никогда не возвращаться в столицу, господин Тан. Яд из концентрированной ненависти растекается по венам. Яд, которым он с удовольствием отравил бы Тан Фаня. *** Суй Чжоу не может уснуть. Он лежит в темноте, пялится в потолок и слушает сопение спящего рядом Жуньцина. Суй Чжоу никогда не остаётся в его постели до утра, но сегодня не страх перед кошмарами причина его бессонницы. Воспоминание о визите Дин Жуна царапает сердце. Весь вечер Тан Фань шумно собирал вещи и бесконечно ворчал, требуя от Суй Чжоу согласиться с ним в том, что он прав, что поступил по справедливости и что не просил Ван Чжи себя спасать, а значит его вины в наказании Ван Чжи совершенно точно нет. И Суй Чжоу соглашался. Молча кивал, складывая вещи Тан Фаня в дорожный мешок, поддакивал за ужином и согласно мычал, выцеловывая дорожки на его теле час назад, потому что Тан Фань не замолкал даже в постели. Но сейчас, гладя его угловатое плечо, Суй Чжоу думает что возможно ошибся. Слишком доверился суждениям Тан Фаня, поглощенный любовью к нему, готовый на всё, чтобы воплотить его мечты. Словно бы пелена падает с его глаз, обнажая все подводные камни обнародования дела князя Чжу. Суй Чжоу всё ещё согласен с тем, что его нельзя было отправлять в ссылку, он заслужил казни, и Тан Фань прав в том, что подверг его справедливому суду. Но что если они ошиблись, осуждая Ван Чжи, ошиблись, идя против воли Его Величества… Что если неизбежно вспыхнувшие восстания унесут гораздо больше невинных жизней, чем мог бы забрать князь Чжу за всё отпущенное ему в этом мире время. Суй Чжоу прижимается к чистой светлой спине Тан Фаня лбом и думает о том, как долго будут заживать раны Ван Чжи. И об обещании смерти в глазах Дин Жуна.