Маленькая пташка

— Нейрохирурги просто физически не способны начать работать без апломба? — Хосок недовольно рыкает, скрещивая руки на груди, и недовольно дёргает треугольным чёрно-белым ухом. Он немигающе смотрит вниз через плотное стекло, глядя на работающего на поле хирурга, и чуть сощуривает ясные голубые глаза. — Он приехал сутки назад и уже оперирует неоперабельную гемангиобластому в спинном мозге. Кому и что он хочет доказать, это просто смешно! — Не будь так категоричен, — Намджун хрипловато усмехается, обнажая крупные клыки в деликатном львином оскале. Он лениво поводит тяжелым хвостом с роскошной золотой кисточкой и склоняет голову к крепкому плечу, внимательно изучая мониторы. — Ты и сам знаешь, Ёнджун хороший хирург, но не гениальный. Он мог ошибиться, сочтя её неоперабельной. — Ты видел снимки? — Хосок возмущенно поворачивается, хлестнув себя по бедру тяжелым, завивающимся в характерное острое кольцо хвостом. Брови его чуть нахмурены, и между ними пролегла встревоженная и рассерженная складка. — Я никогда не видел гемангиобластому таких размеров, Джун! Она съела пять уровней его позвоночника, перехватила кровоснабжение. Поразительно, что пациент вообще был способен ходить — он уже должен был быть парализован и мёртв. И этот… этот ещё и имеет наглость отнять у обреченного последние дни жизни ради удовлетворения своего эго! — Хосок снова срывается на рычание, резко обернувшись. Он с трудом выдыхает, пытаясь успокоить заметавшийся хвост, и цедит сквозь зубы: — Ненавижу нейро. — То, что твоя бывшая была двинута на голову настолько же сильно, как и на мозгах, не значит, что все нейрохирурги наглухо отбитые, — Намджун фыркает, явно сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Он подходит чуть ближе, внимательно вглядываясь: — Эта опухоль… Она ужасна, да. Устрашающа. Но она умна и прекрасна, способна бороться за то, чтобы выжить, как и любое живое существо. Если он её успешно вырежет… Чёрт возьми, это будет громко даже для Мин Юнги. — Мин Юнги — чёртов социопат, который не способен разглядеть за громкой операцией человеческую жизнь, — Хосок фыркает, непримиримо нахмурив брови. Его голос звучит глухо: — Ты знаешь, кто на столе? Его зовут Хван Чжеин. Он потерял всю свою семью, его дочь сгорела от лейкемии, а жена покончила с собой, потому что не сумела вынести такой потери. Этот человек пережил достаточно и без неоперабельной опухоли спинного мозга. А для Мин Юнги он лишь очередная строчка в череде достижений или не заслуживающих внимания провалов. — Вы знакомы? — Намджун слегка приподнимает округлые золотистые уши, оборачиваясь на Хосока. Он смотрит отчасти сочувственно, отчасти заинтересованно. — Откуда ты его знаешь? — Он был донором, — Хосок глухо отзывается, отвернувшись. Его голос едва уловимо вздрагивает, когда он говорит: — Пожертвовал костный мозг для моей пациентки, безвозмездно. Я сам проводил операцию по забору, лет пять назад. Чжеин хороший человек, Джун. Из тех, что помогают другим людям. И он этого не заслуживает. — Я знаю, что тобой движут эмоции, — Намджун смягчает голос и кладёт ладонь на напряженное плечо, скрытое тёмно-серой униформой. — Но там, на операционном столе, лежит не Хван Чжеин, а пациент с неоперабельной опухолью и единственной надеждой. И эта надежда сейчас держит в руках скальпель. Мин Юнги может тебе не нравиться, но он звезда. Не знаю, как шеф смог переманить его к нам, но если кто-то и сможет сразиться в этой битве и победить, то это он. — Ты переходишь на сплошные метафоры, когда пытаешься звучать утешительно, Намджун-а, — Хосок едва слышно фыркает, но ощутимо расслабляется под его рукой. Некоторое время он ещё молча смотрит вниз, а потом порывисто качает головой, прижав к ней треугольные уши, и бросает: — Нет, я не могу здесь находиться. Пойду помогу в приёмном. Дай мне знать, если что-нибудь изменится, ладно? — Иди, заноза в заднице, — Намджун беззлобно фыркает, поддерживающе пихнув его плечом, и снова загипнотизировано возвращается взглядом к операции. Она началась всего час назад, что ничтожно мало для операции такого уровня. Начало, достаточное лишь для того, чтобы вскрыть мозговую оболочку. Впервые встретить врага лицом к лицу. Намджун делает несколько мягких беззвучных шагов к стене, нажимая на замигавшую красным кнопку передатчика. Чуткие львиные уши дёргаются, улавливая каждый звук слегка искажённого динамиком голоса — негромкого, низкого и отрешённого: — Первый взгляд на опухоль. Сосуды выглядят более запутанно, чем показала МРТ, — Мин слегка склоняет голову к плечу и даже сейчас, когда его голова прикрыта специальной хирургической шапочкой, а лицо маской, это движение всё равно выглядит хищно. Намджун с любопытством прищуривается, видя не замершего перед недугом врача, но изучающего жертву зверя. — Нет никакой возможности извлечь опухоль без разрыва одного из них и повреждения мозга. — Так… что мы будем делать, доктор Мин? — один из ассистирующих резидентов, Ли Феликс, робко спрашивает, прерывисто выдохнув. Зрачки в его глазах расширены настолько, что Намджун видит это даже с галёрки. Он невольно усмехается. — Если начать на Т2, можно избежать столкновения с подводящими сосудами. Стоит ли начать ниже? — Юнги не обращает на него и капли внимания, вглядываясь в опухоль. Он говорит так тихо, что Намджуну приходится напрягать подрагивающие уши, чтобы разобрать, что он говорит. — Вокруг Т7 меньше сосудов. Лучше это, или нет? — Кажется, лучше? Так он только потеряет функциональность от груди и ниже? — Феликс снова осторожно подаёт голос, переглядываясь с растерянно замершим рядом с ним Тэмином. — Но там я рискую разрывом передней спинномозговой артерии, — Мин плавно поводит головой, склоняя её уже к другому плечу. Тэмин робко поддакивает: — Возможно. Опухоли там меньше. — Может, выше? — Юнги прищуривается. Джун видит лёгкое движение под его хирургической шапочкой, как если бы он дёрнул правым ухом. Отрешенный голос звучит задумчиво: — В любом случае я рискую отправить его в гемодинамический коллапс… — Он… разговаривает не с нами, верно? — Феликс слегка дёргает кончиком носа, снова переглянувшись с Тэмином. Взгляд, которым он смотрит на Мин Юнги, в равной степени полон непонимания и восхищения. — Точно не с нами, — Тэмин шепчет едва слышно, взволнованно переступая с ноги на ногу. Они послушно замолкают, вслушиваясь в негромкий голос, и Намджун давит короткий смешок. Дети. — На Т2 существует возможность меньшего кровотечения, на Т3 сосуды… увеличены, — Юнги продолжает бормотать себе под нос, даже не глядя в сторону скальпеля. Намджун внимательно вслушивается в его отрешенный голос, но больше сосредотачивается на выражении лица и тела. Он не видит в нём неуверенности, не видит страха сделать первый надрез. В общем-то, зрелище, разворачивающееся прямо у него на глазах, удивительно даже без единого изучения. Будучи военным полевым хирургом и занимая сейчас высокий пост главы травмы, Намджун привык к операциям, где счёт идёт на секунды. Некогда думать, когда у пациента полностью оторваны обе нижние конечности в результате взрыва и возможный перелом позвоночника в трёх местах. Травматология — это адреналин. Сражение на опережение, мгновенное пари, в котором ты проигрываешь в девяти случаях из десяти на поле боя и в шести случаях в приёмном. Там решения должны приниматься молниеносно, даже быстрее, чем движется скальпель. Здесь же… Намджун чувствует себя заворожённым. Здесь же противостояние. Долгое. Медленное. Вдумчивое. Не борьба между жизнью и смертью, но борьба между жизнью и жизнью, где опухоль — такое же полноценное живое существо, как и хирург. Мин Юнги не делает ничего. Он изучает. Но это изучение выглядит несравненно интереснее некоторых операций. Намджун не отдаёт себе отчёта в том, как много времени он проводит, молча наблюдая за бесконечно длинным приветствием двух противников перед первым ходом. Он невольно дёргает ухом, когда слышит мягкие, слишком хорошо выученные наизусть шаги. Ласковые изящные ладони осторожно ложатся ему на плечи, а со спины прижимается гибкое, до невыносимого совершенное тело его львицы. — Он всё также стоит и смотрит на эту несчастную гемангиобластому? — высокий, но восхитительно бархатный голос обжигает ему ухо. Джин ласково трётся мягкой щекой о его плечо и негромко мурлычет: — Ты уже семь часов смотришь, как новое светило нашего нейро смотрит на потенциально абсолютно неоперабельную опухоль. Джуни, милый, это правда настолько увлекательно? — Так выглядит искусство, любовь моя, — Джун уловимо смягчается, но всё также не сводит с операционного поля пристального изучающего взгляда, пока перехватывает изящную омежью ладошку, чтобы оставить на ней короткий ласковый поцелуй. Он мягко тянет: — Послушай его. Джин, судя по лёгкому шелестящему звуку, внимательно шевелит своими очаровательными округлыми ушками, и они оба внимательно вслушиваются в негромкий голос: — Если я клипирую дренирующие вены без участия подводящих, они лопнут. Я бы мог подобраться к опухоли отсюда, но могу повредить артерию… — словно бы и не прошло всех этих часов, Мин Юнги всё также отрешённо и внимательно смотрит на разрезанный спинной мозг. Намджуну кажется, что он даже не моргает. — Доктор Мин, вам не кажется, что пора сделать небольшой перерыв? — Тэмин робко подаёт голос, переминаясь с ножки на ножку. Для ординаторов проводить столько времени в операционной, даже не начиная операцию, пока слишком. Намджун невольно усмехается уголками губ, вспоминая себя в их возрасте, и слышит едва различимый смешок Джина сзади. — Можешь взять его, если тебе он нужен, Тэмин, — Феликс негромко фыркает, упрямо поводя плечами, чем вынуждает Тэмина мгновенно огрызнуться: — Я не нуждаюсь в перерыве! Но, доктор, вам стоит хотя бы немного размяться… — Закрыли рты. Оба, — голос Мин Юнги звучит вымораживающе спокойно, когда он поднимает полыхнувшие раскалённым золотом глаза с пациента на мгновенно замерших под его взглядом ассистентов. Джун едва слышно присвистывает, ухмыляясь, когда даже отсюда чувствует волну холода. — Если кому-то нужен перерыв, выйдите. Ещё раз откроете рот — вылетите из моей операционной. — Он альфа, не так ли, — Джин хмыкает и соскальзывает ладонями с широких плеч Намджуна, чтобы обвить его талию, прижимаясь ещё ближе. Он звучит в равной степени позабавлено и обречённо: — Ещё один очевидно доминирующий альфа в шефах отделений. Шеф Бан вообще не принимает в расчет тот факт, что альфы территориальны? Тем более альфы с самомнением хирургов. — Пока ещё никто из нас не подрался, — Намджун едва слышно фыркает, пряданув ухом. Молчание у него за спиной настолько говорящее, что он неохотно оправдывается: — Мы с Тэхёном не дрались, мы… дурачились. И это было не на работе. И никто не пострадал. — Кроме моей уверенности в вашей психической стабильности, — Джин не больно, но мстительно тычет ему пальцем куда-то под рёбра и ненадолго замолкает, молча глядя на Мина. Он звучит задумчиво, когда все-таки снова подаёт голос: — Сколько ещё он будет так стоять, как думаешь? — Может, час. Может, четыре. Может, ещё семь, — Намджун пожимает плечами, машинально кладя свою ладонь поверх снова успокоившихся и нашедших своё место у него на животе омежьих ладошек. — Это как партия в шахматы: от первого хода зависит вся игра. Если он ошибётся, сделав его, ему грозит неизбежный мат. — Я всё ещё не умею играть в шахматы, — Джин щекотно фыркает ему куда-то в шею и мягко начинает водить указательным пальцем по мгновенно напрягшемуся торсу сквозь тонкую ткань униформы. — Но меня так заводят умные альфы. Ты так сексуально смотришь на эту опухоль, ты знаешь? — Джин, — голос Намджуна мгновенно становится ниже и глубже, опасно густея, но он никак не мешает омежке дразняще ластиться. Он слышит короткий сладкий вдох и негромко тянет: — Мы на работе. — Ты всегда такой сосредоточенный на работе, это горячо, — Джин мягко мурлычет, обвивая крепкое бедро ласковым хвостиком и откровенно раздразнивая внутреннюю сущность своего альфы. — К тому же давай не будем делать вид, что подсобные помещения и комнаты для отдыха используются исключительно по своему прямому назначению. — Я… — Намджун было поворачивается к нему, чтобы ответить, когда Джин прижимается к нему совсем трепетно, но осекается, вскинув уши и резко обернувшись: — Скальпель, — недвижимый, напоминающий величественную мраморную фигуру Мин внезапно властно вскидывает ладонь в перчатке. Люди в операционной взволнованно вскидываются, замельтешив, а Мин коротко бросает: — Отсос. — Ладно, я совру, если скажу, что это не впечатляет, — прерывисто выдохнувший Джин выскальзывает из-за спины альфы, словно мгновенно позабыв о своих планах, и почти прижимается к стеклу, завороженно глядя вниз. — Он впечатляет. — Чертовски верно, — Намджун встаёт рядом с ним, невольно сложив руки за спиной. Сейчас, когда Мин начал двигаться, видно, насколько каждое его движение отточено. Насколько тщательно. Ким невольно задерживает дыхание, слыша, как ассистенты нервно дергаются, когда первый перерезанный сосуд начинает кровоточить, но Мин лишь снова командует «отсос», пристально глядя на мониторы. Джун выдыхает, когда видит, что МВП восстанавливают амплитуду. — Чёрт. — Он либо чертовски уверен в себе и в том, что делает, либо абсолютный псих, — Джин рядом восторженно выдыхает, зачарованно глядя на то, как ассистенты дрожащими руками отсасывают лишнюю кровь. — Как он понял, что сосуд ведет к опухоли? — А ты уверен, что он понял? — Джун беззлобно парирует, покачав головой. Он не уверен, чувствует ли Мин на каком-то инстинктивном уровне, какой сосуд можно надрезать, а какой нет, видит ли то, что не могут увидеть остальные, или просто слишком хорошо представляет анатомию опухоли, но… Каждый раз, когда он надрезает методично освобожденный сосуд, Джун чувствует, как у него внутри что-то пропускает удар, а потом облегчённо расслабляется, но на лице Мина не вздрагивает ни один мускул. — Боже, такое ощущение, что он вообще не напряжен, — Джин сбито вдыхает, скользнув ладонями по своим предплечьям. Его чудесный львиный хвостик взволнованно покачивается из стороны в сторону. — Какой это уже час? Четырнадцатый? Он точно человек? — Я уже ни в чём не уверен, — Джун поводит плечами, разминая затёкшие мышцы. Он не планировал проводить здесь так много времени, но… Пейджер ещё ни разу не звонил, все документы уже были оформлены, так что… Даже будучи не представленным и не участвующим, после четырнадцати проведенных здесь напряженных часов Намджун не может избавиться от ощущения своей причастности. Он неожиданно для себя говорит: — Шеф Бан урвал большой куш. Страшно представить, что он пообещал в ответ. — Не удивлюсь, если любезную твоему сердцу травму закроют, чтобы обеспечить Доктора Крутого золотой дорожкой от кабинета до смотровой, — Джин беззлобно язвит, но ни на минуту не отводит пристальный взгляд от происходящего в операционной. Он негромко и смешливо фыркает: — Смотри, ещё немного, и цыплятки просто потеряют сознание. Джун невольно хмыкает, сочувственно глядя на уже пошатывающихся от усталости Феликса и Тэмина. Только на его памяти несколько раз происходили случаи, когда ординаторы, особенно уставшие после ночного дежурства или миллиона поручений от старшего персонала, просто и незатейливо теряли сознание в операционных. Стыдить за это неопытных цыпляток между врачами было не принято — все прекрасно помнили себя в эти же годы. Намджун невольно улыбается, когда слышит всё такой же спокойный, негромкий и словно отчужденный голос Мина: — Если вы устали, то можете быть свободны. Нет нужды себя пересиливать. — Если позволите, доктор Мин, я бы хотел остаться до конца, — Феликс упрямо машет головой и подносит отсос ближе. Тэмин едва заметно кивает, насупившись: — Мы вошли в эту операционную вместе с вами и хотим выйти тоже вместе с вами. Сложно что-то сказать по абсолютно нечитаемому лицу Мин Юнги, но Джун даже отсюда видит, как его глаза слегка сощуриваются в лёгком намеке на одобрительную усмешку. Альфа снова возвращается к методичной и чертовски кропотливой работе, поведя плечами, чтобы размять их, и это единственное подтверждение усталости, которое он позволяет себе за четырнадцать часов. Намджун чувствует себя приятно впечатлённым. Он не знает, сколько времени проходит, прежде чем Мин замирает, молча глядя в хирургическое поле перед собой. В этот раз он выглядит едва уловимо напряженным, в противовес своей привычной отрешенной задумчивости, словно никак не может решить. Джун медлит, не до конца уверенный в том, что хочет сделать, но… Он зажимает вторую кнопку на передатчике, включая микрофон, и низко говорит: — Доктор Мин, это Ким Намджун, я шеф травмы. Вас что-то смущает? Говорите со мной. Мин слегка вскидывает голову — в его прищурившихся глазах нет удивления, да и было бы странно, если бы он не заметил у себя же на операции бессменного наблюдателя. Он медлит несколько секунд, словно раздумывая, и неохотно отвечает: — Я не могу сказать, какой из этих сосудов питает мозг, а какой — опухоль. — Придётся делать надрез вслепую? — Намджун не позволяет себе нахмуриться, хотя и чувствует обеспокоенность за успех операции. И хотя Мин этого не показывает, но, кажется, спокойствие другого хирурга действует на него положительно. Джин рядом едва слышно взволнованно выдыхает: — Как в ловушке. — Если я отрежу не тот, отключится весь спинной мозг, — Юнги снова опускает глаза на хирургическое поле, напряженно вглядываясь в опухоль. Ординаторы в операционной взволнованно переминаются, переглядываясь, Тэмин и вовсе гулко сглатывает. Он молча смотрит ещё несколько секунд, прежде чем неохотно отвести недрогнувшую руку. — Мы вернёмся к ним, когда зачистим всё остальное. Отсос. — Он хочет поставить весь исход операции на последнее движение, завязанное исключительно на удачу? — Джин дожидается, пока Намджун выключит микрофон, и встревоженно скользит ладонями по своим предплечьям, словно пытаясь себя успокоить. Он повторяется, покачивая головой с восхищением и с неверием одновременно: — Он либо гений, либо безумец. — Ты уже говорил об этом, — Джун напряженно выдыхает, поводя плечами. Внезапно он чувствует ритмичную вибрацию пейджера и негромко чертыхается: — Блять. Травма. — Иди, детка, — Джин, ненадолго отвлекшись от операции, ласково скользит ладонью по его плечу. Он слегка шевелит мягкими золотыми ушками и опускается в кресло, не отрывая взгляда от операционного поля. — Я приму твой бессменный пост, это всё равно надолго. Бьюсь об заклад, даже с операцией ты успеешь вернуться до конца этой. — Люблю тебя, — Намджун порывисто целует его в макушку прямо между ушками и срывается с места, на ходу подхватывая свой халат. Он легко переходит на рысцу, проносясь по коридорам и отпугивая запищавших и отпрыгивающих с его дороги медсестричек, и чертыхается, когда видит гомонящий и растревоженный приёмный покой. Намджун на ходу надевает халат и перчатки, затем властно рыкает: — Что у нас? — Авария, четверо пострадавших, одна из них беременная, доктора Чона уже вызвали, — Джису, один из ординаторов старшего курса, бодро рапортует, на ходу листая карты. — Двое практически не пострадали, отделались незначительными травмами и лёгким испугом, ими сейчас занимаются ординаторы, у беременной одиннадцать по шкале Глазго, у её мужа девять. Их развернуло и выбросило на обочину, личности пока не установлены. Намджун едва слышно рычит, прежде чем решительно зайти в травму.

***

— Как успехи? — Джун устало опускается на кресло рядом с вдумчиво посасывающим что-то из бумажного стаканчика через трубочку Джином. Он поводит плечами, разминая их: с тем, чтобы разобраться с неожиданно тяжелыми последствиями травмы, пришлось потратить почти десять часов, скрупулезно следя, чтобы не отказало сердце, почки или мозг. От одного взгляда на, кажется, так и не сменившего положение Мина он чувствует прилив утомлённости. Намджун качает головой: — Эта операция идёт уже двадцать пять часов. — Как твоя травма, милый? — Джин утешающе скользит ладошкой по его плечу, снимая усталость и раздражение. Он лукаво блестит глазами: — Я уже успел сделать две липосакции и ринопластику, а он всё также бьётся с этой гемангиобластомой. — Состояние тяжёлое, но стабильное. У моего внутри было сплошное месиво, а Чонгуку пришлось делать экстренное кесарево. Слава Богу, обошлось без смертей, — Намджун откидывается на спинку кресла, с удовольствием подставляясь под ласкающие движения мягких, но умелых пальчиков, разминающих его плечи и мышцы. Он негромко спрашивает: — Как дети? — Мама в кои-то веки довольна тем, что мы оба хирурги, и отказывается их от себя отпускать, — Джин мягко негромко смеётся, пошевелив львиными ушками. — Кибом опять пытался отнять у Киёна плюшевого слонёнка. Тебе изначально следовало купить им две одинаковые игрушки, милый. — Там был один плюшевый слонёнок и один плюшевый жираф, малыш. Кто же знал, что нашим детям нравятся слонята? — Намджун беззлобно ворчит, отстраненно поглаживая Джина по бедру большой ладонью. Он чуть сжимает пальцы, подаваясь вперёд. — Смотри. Кажется, он скоро закончит. Мин словно ненадолго отвлекается, поводя сильными широкими плечами — даже с его очевидной выносливостью простоять сутки за операцией высшего класса сложности далеко не просто. Он склоняет голову сначала к одному плечу, потом к другому, разминая крепкую шею, и хрипло выдыхает: — А или Б, доктор Ли? — П-простите? — Тэмин широко распахивает глаза, глядя на Мина. Ординатор выглядит испуганным неожиданным вопросом и мелко машет головой: — Я н-не… Я не могу! — А вы, доктор Ли? — Юнги переводит взгляд мягко светящихся плавленным золотом глаз на Феликса. Намджун слышит его усмешку даже сверху. — Красная или голубая? — Я плох в азартных играх, сэр, — Феликс сглатывает, опустив голову. Хирургическая шапочка на его голове чуть шевелится, и Джун слишком хорошо видит, как испуганно прижимаются к его голове большие треугольные ушки песчаной лисы. Он робко тянет: — Вы должны решить сами. — Верно, — Мин снова поводит головой, мучительно раздумывая. Скальпель, крепко зажатый в твёрдых пальцах, мягко покачивается от одного сосуда к другому. — Я должен решить. — Он гадает, — Намджун едва слышно бормочет себе под нос, встревоженно помахивая тяжёлым львиным хвостом и не сводя с монитора немигающего пристального взгляда. Он не может усидеть на месте и снова подрывается, напряженно скрещивая руки за спиной и почти что утыкаясь лицом в толстое стекло, ограждающее их от операционной. — Здесь невозможно принять логическое решение, ему нужно просто угадать. — Господи, я не могу на это смотреть, — Джин скулит, очаровательно прикрывая лицо дрожащими от волнения ладошками, но всё равно подглядывает сквозь пальцы поблёскивающими от волнения стальными глазами. Он тоже подскакивает со своего кресла, подходит к Намджуну, напряжённо вглядываясь вниз, а затем поворачивается спиной: — Не могу смотреть, нет-нет-нет, я не могу. И не смотреть тоже не могу, о боже. Намджун почти не слышит лепет своей иногда невыносимо чувствительной омеги, полностью сосредоточившись на лице Мина. На его движениях, на плавных вдохах — он видит, как размеренно вздымается скрытая под хирургической формой широкая грудь, как он на мгновение прикрывает глаза, чуть нахмурившись. Словно раздумывая. За то время, пока Ким оперировал солдат на поле боя в самых горячих точках, он научился делать выбор быстро. Решать, стоит ли рисковать жизнью пациента ради попытки спасения его конечности. Решать, стоит спасать омегу или спасать погибающее дитя у неё в животе, когда она умоляет об этом. Там, в операционной, пропитанной не только кровью, но и слезами и порохом, принимать решение нужно было быстро. Джун слегка дёргает головой, когда видит, как челюсти Мина едва уловимо двигаются под маской. Он молится? Читает детскую считалочку, не в силах решить, какой сосуд перерезать? Злится на врачей, обнаруживших опухоль настолько поздно, что она превратилась в сложнейшую разветвлённую живую систему, полноценный организм внутри человеческого организма? Многие из хирургов выбирают профессию ради адреналина, ради выброса гормонов, неизбежного в сложной операции. Многие для того, чтобы получить в свои руки всеобъемлющий контроль не только над своей жизнью, но и над жизнью другого человека. Многие для того, чтобы получить почёт и уважение. Обычно Намджун не испытывает сложности в том, чтобы понять, что движет определённым человеком, определённым врачом. О чём он думает, когда заносит над трепещущей плотью руку с крепко сжатым в ней скальпелем. Думает ли вообще. Но Мин Юнги… Он слышал о нём раньше, конечно. Звезда, умница, признанный талант — несколько престижных номинаций ещё во время ординатуры, пусть и в одних статьях с кричаще громкими именами. И, в противовес тому, хирург с дурной славой среди своих — упрямый до невозможности, не считающийся с авторитетами, искренне уверенный в своей исключительности, хотя и не без оснований, стоит признать. Мин Юнги. Звезда? Очередная заноза в заднице, достаточно талантливая, чтобы даже себялюбивые шефы престижных больниц были готовы прикусить языки? Намджун невольно изучающе прищуривается. Мин Юнги кажется ему… интересным. — Боже, если он не перережет этот чёртов сосуд прямо сейчас, я просто умру, — Джин хнычет, прижимаясь к Намджуну со спины, и мило приподнимается на носочки, положив подбородок на широкое плечо альфы и прижимая к голове свои славные ушки от волнения. — Джуни-и, сделай что-нибудь… Ким кладет свою ладонь поверх чуть подрагивающих от волнения омежьих пальчиков, поглаживая костяшки. Кажется, будто весь мир сужается до одной точки, когда Мин Юнги вдруг заносит скальпель. — О боже, он перерезал? Он перерезал, я зажмурился, Джун, господи, что там, скажи, или я тебя придушу прямо сейчас, — Джин почти срывается на пищание, прижавшись к альфе вплотную и тормоша его, но глаза упрямо держит закрытыми. — Ким Намджун! — Он перерезал, — Намджун ошеломлённо выдыхает и невольно давится, когда чувствует, как Джин начинает возмущенно шлепать по нему ладошками. Он шипит: — Господи, малыш, открой глаза и посмотри сам! Всё в порядке, он перерезал правильный сосуд. — Он что? Он это сделал? Боже, это было очень напряжённо, — Джин на мгновение обмякает, уткнувшись ему лбом между лопаток и судорожно выдыхая, а затем снова начинает пихаться, возмущённо пыхтя: — Мог бы сказать сразу, несносный ты альфа, у меня чуть сердце не остановилось! После того, как я девять месяцев вынашивал твоих драчливых львят, я заслуживаю уважения, ну! — Я точно знаю, в кого наши львята такие драчливые, солнышко, — Джун шипит, осторожно перехватывая омежьи руки за хрупкие запястья, и с облегчением смотрит на то, как люди операционной аплодируют, обнимаясь и поздравляя друг друга. Мин Юнги стоит среди них как скала, обегаемая высокими волнами, его лицо спокойное, но уголки глаз сощурены в довольной улыбке. Намджун невольно улыбается, чувствуя, будто это с его плеч сняли непосильный груз: — Этот парень — нечто. — Пойду обрадую Хосока. Он несколько раз заходил, но убегал, потому что не мог смотреть, — успокоившийся Джин деловито поправляет халат, приподнимается на цыпочки, чтобы нежно поцеловать мужа в щеку, и щебечет: — Пока, милый. У меня еще одна операция через часик, увидимся дома. — Иди, драчун, — Намджун хмыкает, поймав омегу за талию и глубоко и сладко поцеловав нежно распахнувшиеся губы. Джин приятно краснеет, довольно засверкав глазами, и сбегает, а Намджун неторопливо перекидывает свой халат через предплечье, бросив последний взгляд на собравшихся зашивать ординаторов. Феликс с Тэмином суетятся, решая, кто возьмёт в руки иглу, но Джун перестаёт обращать на них внимание, когда ловит на себе пристальный, изучающий взгляд золотых глаз Мина. Может, ему кажется, но на их дне мелькает отражение его собственного любопытства.