Маленькая пташка

— Вот просто объясни мне, какого чёрта ты тут делаешь? — Джин негромко ворчит, суетясь вокруг Чимина и поправляя фату — она обрамляет его голову нежным воздушным ореолом, делая еще мягче и зефирнее. — Ты знаешь, что здесь сейчас должны быть только подружки невесты? — А чем я не подружка невесты? — Тэхён приподнимает брови, подкидывая попкорн наверх и ловко зажимая его между острых клычков. Он звучно раскусывает его, дёрнув от удовольствия тигриным ушком, и белозубо улыбается. — Я самая важная подружка невесты, хён, я тебе больше скажу. — И с какого это такого, я извиняюсь, перепугу? — Джин возмущенно приподнимает львиные ушки, резко развернувшись и хлестнув себя хвостом по бедру, но Тэхён под его взглядом даже не дёргается, ухмыльнувшись. — Потому что если Чимину вдруг чисто случайно захочется сбежать со свадьбы, именно я поведу тачку. Кстати, цыпочка, если бы ты решился на это, как только я предложил, сейчас мы уже были бы в Пусане. — Типун тебе на язык, Ким Тэхён! — Джин закатывает глаза, цыкнув, и снова возвращается к Чимину, придирчиво поправляя нежные цветочки в светлых волосах. Его голос моментально смягчается, когда он обращается к Чимину: — Не слушай его, Чимини, он глупости говорит. — Это не глупость, а запасной вариант, — Тэхён ворчит, расслабленно откидываясь на диван и закидывая ноги на журнальный столик. — У нас это называется предусмотрительность. — Тэ, я очень ценю твою заботу, — Чимин невольно улыбается, бросив на альфу короткий взгляд через зеркало, — но я пока не собираюсь сбегать с собственной свадьбы. — Ну это пока, — Ким клыкасто улыбается, вынуждая Джина совсем уж разворчаться, и негромко смеётся: — Да молчу, молчу. Я ж не буду его красть, в конце концов. Я пока здесь просто декорация. Как огнетушитель за стеклом, типа «разбить в случае пожара» и всё такое. — Глаза б мои тебя не видели, тушитель херов, — Джин порыкивает, хлестнув хвостом, и явно отказывается дальше обращать на альфу внимание. Он суетливо поправляет пышные рукава белоснежного платья Чимина, открывающего его плечи и прячущего круглый животик в мягких струящихся складках. Воздушная фата нежно обрамляет округлые обнаженные плечи, а в мягких прядках Чимина прячутся живые белые цветы и яркие алые ягодки. Джин воркует: — Ты так чудесно выглядишь, золотко, Юнги буквально влюбится в тебя во второй раз. Ни о чём не беспокойся. — Ты не видел, мой папа пришёл? — Чимин встревоженно выдыхает, прижимая ладонь к тяжелому животу и слегка поглаживая. Малыш, словно чувствуя его волнение, весь день возился и пихался внутри. — Я послал приглашения всей семье, но… Вдруг он не придёт? — И тогда он совершит самую большую ошибку в своей жизни, — нахмурившийся Тэхён поднимается со своего облюбованного места и подходит к Чимину со спины. Он мягко подцепляет его подбородок и заставляет слегка приподнять голову, глядя в зеркало. — Это твой день, Чимини, ты должен улыбаться и быть счастливым. И никто в целом мире не сможет тебе его испортить. — Спасибо, Тэ, — Чимин часто моргает, пытаясь не расплакаться и не испортить лёгкий свадебный макияж, а Джин за другим его плечом негромко одобрительно фыркает что-то вроде «сразу бы так». Он набирает воздуха в грудь, судорожно выдохнув, и решительно распрямляет плечи. — Я готов. — Самое время, золотко, как раз скоро твой выход, — Джин снова начинает суетиться, взволнованно шевеля ушками — он выглядит чертовски хорошеньким в своём обтягивающем ярко-алом костюмчике с высоким воротником и обнаженной спиной, даже когда взволнованно мечется. Он суетится, негромко бормоча: — Где же он, где же… Он победоносно вскрикивает и машет хвостиком, когда наконец находит букет — яркий и сочный, с алыми каллами, белоснежными орхидеями и пышными белыми розами — и осторожно вкладывает Чимину в руки, слегка сжав ладошки поверх его. Джин часто моргает, явно пытаясь не заплакать, и широко солнечно улыбается: — Это твой день, Чимини! Я бы сказал, что не буду плакать, но точно разрыдаюсь, как только увижу, как ты идешь к алтарю. — Я практически на сто процентов уверен, что многочисленные родственнички не одобрят свадьбу в европейском стиле, но там всё красиво, цыпа, отвечаю, — Тэхён влезает, сбивая слезливое настроение с уже растрогавшимся Чимином, и деловито подпихивает обеих омег к выходу. — Давайте, давайте, сначала жениться, потом плакать. — Тэхён, ну какой же ты засранец невозможный, — Джин стонет, гневно глядя на него мгновенно высохшими глазами, и они негромко переругиваются у Чимина за спиной, пока ведут его ко входу в свадебный зал, но омега их почти не слышит. Его сердце стучит в груди часто-часто, прямо как маленькое сердечко малыша у него в животе. Девять месяцев назад, когда Чимин решился на эко, он не мог и подумать о том, что когда его птенчик появится на свет, его встретит не только любящая омега, но и любящий альфа. Чимин сжимает букет в пальцах покрепче и едва слышно выдыхает, замирая перед тяжелыми дубовыми дверьми. Ему всегда нравились европейские свадьбы с их высокими залами и красивыми дорожками, по которой невесту должен вести отец. И даже если ему этот путь придётся пройти одному, всё равно… — Ты ничего не забыл, мой маленький лотос? Чимин замирает, когда слышит самый родной в мире голос. Он разворачивается, глядя широко распахнувшимися глазами на Пак Джинву, и едва слышно выдыхает: — Папа? — Здравствуй, маленький мой, — отец ласково ему улыбается, раскрывая руки, и Чимин юркает в отцовские объятия, крепко обнимая его за шею. Он глотает слёзы, счастливо улыбаясь. — Ты пришёл… — Как я мог не прийти? — Джинву крепко прижимает его к себе, гладя большой ладонью по спинке, и отстраняется, чтобы нежно поцеловать Чимина в лоб, стирая слёзки большими пальцами. — Не плачь, мой лотос, ты не должен плакать в этот день. Я знаю, что у нас с тобой были сложности, что я… был груб тогда. Прости меня, сынок. Всё, что я когда-либо делал и когда-либо хотел, я пытался сделать во благо тебе, из беспокойства за тебя. Даже если иногда невольно этим обижал. — Это ты меня прости, — Чимин качает головой, счастливо улыбаясь и кладя свои маленькие ладошки поверх отцовских рук. — Мне нужно было сказать тебе раньше, приехать, чтобы всё объяснить нормально, а не вот так… — Не думай сейчас об этом, Чимин, — отец качает головой, грустновато улыбнувшись, и кладёт ладонь на тяжелый круглый животик, бережно поглаживая его сквозь струящуюся ткань: — У тебя есть малыш, а теперь у тебя будет ещё и любящий тебя альфа. Юнги — очень достойный молодой мужчина, я рад, что вы встретили друг друга. И надеюсь, ты позволишь, чтобы у твоего птенчика был дедушка. — Конечно, папа, — Чимин широко улыбается сквозь слёзы и торопливо вытирает их маленькой ладошкой. Он кладёт руку на надёжное предплечье отца, сжимая во второй букет, и высоко поднимает голову, когда Джинву мягко толкает двери. Все смотрят на них. Чимин видит любящие, восхищённые и гордые взгляды, когда медленно и мягко идёт по красной дорожке. И без того чувствительный в таких вещах при виде него Хосок всё-таки начинает рыдать, расчувствованно утирая слёзы кисточкой на хвосте пытающегося справиться со своими неугомонными львятами Намджуна. Джин с другой стороны от Намджуна тоже хлюпает носом, оплетя его предплечье своими ладошками, но не делает совершенно никаких попыток помочь мужу с львятами, вертящимися у него в руках и дёргающими за золотистые волосы. Чимин невольно улыбается, наблюдая за этой сценой. Чонгук и Тэхён сидят рядом с другой стороны, и взгляд Тэхёна, который он периодически бросает на очевидно растаявшего, ласково улыбающегося волчонка, такой задумчивый, что Чимин невольно думает о том, что в ближайшие несколько лет им случится сыграть ещё одну, несколько нестандартную свадьбу. На передних рядах сидят родственники: бабушка гордо поднимает голову с длинными орлиными перьями, прячущимися в распушенных, белоснежных от седины волосах, а чиминов младший брат, Джихён, явно сдерживается, чтобы не заплакать, но получается у него это плоховато. Маму рядом с ним, впрочем, ничего не смущает — она украдкой утирает глаза платочком. И всё же… есть тот, кто смотрит на Чимина совсем не так, как все остальные. Омега чувствует, как быстро начинает стучать его сердце, когда они с Юнги пересекаются взглядами. Гибрид чёрной пантеры, и без того кажущийся внушительным и властным, в тёмно-бордовом классическом костюме, с высоко поднятой головой и тяжело покачивающимся чёрным хвостом, Юнги кажется похожим ему не на сказочного принца, а на короля. Внимательные глаза альфы блестят расплавленным золотом, и Чимин тает от восхищения в них, от безусловной, всепоглощающей любви. Он не может оторвать взгляда, когда отец нежно вкладывает его ладошки в большие и надёжные ладони альфы и негромко наказывает: — Береги его, Мин Юнги. Больше всего на свете. — Обещаю, папа, — Юнги говорит хрипло, но тоже не отводит взгляда. Чимин трепещет, когда чувствует, как альфа нежно поглаживает его ладошки большим пальцем, лаская. — Больше всего на свете. — Мы собрались здесь сегодня, — чопорная омега с лаконичными узкими очками начинает говорить, но Чимин совсем не слышит её. Он смотрит на Юнги. Смотрит на то, как чудесно приподнимаются уголки мягких губ — улыбка Юнги такая кошачья, такая мягкая и слегка лукавая. Господи, как сильно Чимин любит его улыбку. На то, как глаза Юнги тепло сужаются, каким мягким кажется их золото, когда он смотрит на Чимина. Их руки соприкасаются, и Чимин чувствует, как бережно, как ласково их держит Юнги, словно самое дорогое сокровище, и это заставляет его сердце таять. Он почти пропускает момент, когда омега говорит про их клятвы, но мягкие губы Юнги расходятся, позволяя глубокому, бархатному голосу прорезать тишину: — Любовь моя. Моя нежная весенняя роза, моя сладкоголосая райская птица, сокровище моей души. Я клянусь, что с сегодняшнего дня и до последнего дня буду любить и оберегать тебя, — Юнги поднимает руку, нежно оглаживая мягкую омежью щеку тыльной стороной костяшек. Его глаза светятся от любви. — Клянусь, что не оставлю тебя, что отдам всё, что есть у меня, и не возьму больше, чем ты решишь отдать. Клянусь, что буду любить и воспитывать ребёнка, которого ты носишь под сердцем, как своего, клянусь, что никогда не обижу вас, что никогда не осмелюсь поднять на тебя руки, повысить на тебя голос. Клянусь, что буду защищать тебя, что буду смешить и радовать, что никогда не заставлю тебя плакать от печали или от горя. Клянусь, что люблю тебя. И что буду любить тебя впредь. — Юнги… — Чимин прерывисто выдыхает, когда его голос вздрагивает. У него по щекам катятся крупные слёзы, но омега даже не пытается стереть их, глядя альфе прямо в глаза. Он делает глубокий вздох, прежде чем заговорить, и его голос дрожит: — Мой альфа, любовь моя, мой муж. До тех пор, пока я живу, пока моё сердце бьётся в груди, я обещаю, что буду любить, уважать и почитать тебя. Я клянусь, что буду рядом, пока ты этого желаешь, что буду утешать и поддерживать тебя, обещаю дать тебе все лучшее, что у меня есть, и просить у тебя не больше, чем ты можешь мне дать. Я клянусь, что моё сердце, мой разум, моя душа и моё тело принадлежат тебе, что я никогда не предам тебя. Клянусь, что люблю тебя. И что буду любить тебя впредь. Чимин не слышит никого, кроме Юнги. Не видит никого, кроме Юнги. Он задыхается от слёз, когда альфа невыносимо нежно надевает ему на пальчик кольцо, и с трудом сжимает в дрожащих пальчиках второе, надевая его в ответ. А затем альфа нежно притягивает его к себе, чтобы глубоко и головокружительно сладко поцеловать. Чимин улыбается сквозь слёзы, когда Юнги разрывает поцелуй, трогательно упираясь своим лбом в его лоб, и хрипло шепчет: — Не плачь, крошка. — Это счастливые слёзы, — Чимин сбивчиво смеётся, крепко сжимая в пальцах предплечья Юнги, и широко нежно улыбается. — Я не могу не плакать от любви к тебе. — Боже, вы такие невыносимо сладкие, мне кажется, я выплакал себе все глаза, — всхлипывающий Хосок почти скулит, и Чимин звонко смеётся сквозь слёзы, когда он его крепко обнимает. Родственники и друзья окружают их, обнимают, и смеясь, и плача, и Чимин чувствует себя счастливым. Полноценным. Он широко улыбается, стирая слёзы с щек, когда… Он сгибается, чувствуя, как низ живота простреливает резкой тянущей болью. Чимин слышит обеспокоенное рычание Юнги, чувствует, как нежные, но крепкие ладони альфы подхватывают его за талию, и с трудом выдавливает, морщась и чувствуя, как что-то мокрое течёт у него по ногам: — В-воды… Юнги, я рожаю. — О боже, ну конечно, — откуда-то сбоку слышится обреченный стон Джина. — Ну конечно, это должно было случиться именно сейчас. Тэхён, подгони машину, твой час пробил, Хоби, звони в больницу, скажи, что мы рожаем, Чонгук, хватай Чимина, Джун, хватай Юнги. Дамы и господа, предлагаю всем плавно передвинуться в сторону фуршета, у нас всё под контролем, никакой паники, это просто роды, такое случается. Чимин не успевает даже пискнуть, когда рядом с ним оказывается альфа-волк, бережно подхвативший его на руки. Он слабо цепляется за широкие плечи, а Чонгук негромко успокаивающе урчит, осторожно, но стремительно направляясь к выходу из зала. — Дыши, Чимини, это нормально. Сейчас мы с тобой часиков семь попрыгаем на мячике, а потом из тебя выпрыгнет лялечка. — Ты не помогаешь, Чонгук, — Чимин стонет, утыкаясь лицом куда-то в крепкую шею, и невнятно хнычет: — Где Юнги? — Молодой папаша в лёгком ахуе, минуток через десять оклемается, — Чонгук дёргает чёрным ушком и ненадолго замирает перед выходом. Торопящийся за ними следом Джин укутывает Чимина в шубку и надевает ему на голову шапку, приговаривая: — Роды родами, а на улице холодно. Ни о чём не беспокойся, Чимини, мы обо всём позаботимся, родственнички и прочие будут накормлены, отвлечены и развлечены, об этом я позабочусь, а Юнги сейчас Джуни притащит, у альф с родами вообще сложные отношения. Джуни, когда я рожал двойню, терял сознание три раза, это нормально. — Не нагнетай, — Чонгук беззлобно фыркает, но его голос уловимо смягчается, когда он снова обращается к Чимину: — Чимини, малыш, постарайся не напрягаться, ладно? Твоё тело сейчас готовится к родам, это болезненный, но долгий процесс. Уверяю тебя, к тому времени, когда твой малыш соберётся наружу, мы Юнги-хёна откачаем хоть пятьдесят раз, если надо, я лично этим займусь, чтобы он держал тебя за руку. — Не надо меня откачивать, я уже здесь, — слегка бледноватый, но решительный Юнги рычит, отпихивая от себя Намджуна, и взволнованно заглядывает Чимину в лицо, сжимая в руках его маленькую ладошку: — Ты в порядке, малыш? Взять тебя на руки? — Хён, я вижу рожающих омег ничуть не реже, чем ты мозг, — Чонгук слегка приподнимает руки вместе с Чимином, не позволяя обеспокоенному альфе отобрать свою омегу, и спокойно, уверенно говорит: — Я знаю, что делаю, не беспокойся. Вдвоём вы точно впадёте в панику, а нам это не нужно, правда? Прежде, чем Юнги успевает что-то ответить, с улицы раздаётся сигнал, и Чонгук выразительно дёргает ушком: — А вот и свадебный кортеж. Ну-ка выдвигаемся. Он решительно распахивает двери наружу ногой, осторожно придерживая снова заскулившего от пронзившей его острой боли Чимина, и несёт его в сторону машины. Тэхён обеспокоенно выглядывает из-за руля, прикрикнув: — Чимини, ты как там, цыпа? — Всё н-нормально, — Чимин стискивает зубы и невнятно стонет, когда Чонгук осторожно сажает его на заднее сидение и пристёгивает, проверяя ремни. Юнги буквально влетает на соседнее место с другой стороны и кладёт чуть подрагивающие руки на круглый животик, тычась лицом в омежью шею и невнятно шепча что-то успокаивающее. Чонгук легко запрыгивает на переднее сидение, пристёгиваясь, и командует: — Трогай, Тэ. Только не убей нас на повороте, ради бога. Не знаю, в курсе ли ты, но роды занимают чуть больше, чем полчаса, так что можешь особо не торопиться. Чимини, хочешь, включим тебе песенку? Чимин невнятно скулит, кладя голову обеспокоенному Юнги на плечо.

***

— Господи, чтобы я ещё раз на это согласился, — Чимин стонет, наклоняясь и держа руку на животе. Юнги нежно гладит его по спинке, утешающе бормоча, и Чимин хнычет: — Уйди, Юнги. Нет, не уходи. Или уйди, я не знаю, я устал. — Так мне уйти или не уйти, малыш? — Юнги растерянно прижимает ушки к голове, заломив брови. Вид у всегда сосредоточенного и уверенного в себе альфы до того очаровательно растерянный, что Чимину даже становится легче, и он длинно выдыхает: — Не уходи. Я хочу целоваться. Или не хочу. Я хочу пудинг! — Мне тебя целовать или нести тебе пудинг? — Юнги неуверенно оглядывается и придерживает Чимина за талию, когда его снова сжимает из-за схваток. — Чимини? — Ты же альфа, реши сам, — омега высоко устало стонет и жалобно скулит: — Я хочу на ручки, Юнги. Успокаивающе забормотавший Мин осторожно подхватывает омегу на руки, слегка покачивая, и растерянно оглядывается на заглянувшего внутрь Чонгука. Альфа-волк звучит сочувственно: — Вы тут развлекаетесь, я смотрю. — Чонгук, я тебя очень люблю, но, честное слово, я в тебя сейчас что-нибудь кину, — Чимин шипит сквозь зубы, сверкая глазами, и запрокидывает голову. — Блять, как же больно… — Хён, сделай ему массаж, пока наш светлый птенчик не превратился в китоглава окончательно, или это сделаю я, — в дверном проёме ненадолго появляется голова Тэхёна, но хрипло ругающийся Чонгук запихивает его обратно, вынуждая невнятно шипеть. Он снова заглядывает и мягко тянет: — Чимини, потерпи ещё немного, фаза раскрытия уже скоро должна закончиться. Через полчасика проверим раскрытие и начнём предварительную подготовку к родам. — Я читал, что удовольствия от оргазма — это естественное болеутоляющее, и господь не случайно расположил точку джи в родовом канале, так что… — Тэхён упрямо высовывается где-то у Чонгука подмышкой и невнятно возмущенно ойкает: — Да не пинайся, блин, я же помочь хочу! — Себе иди с оргазмом помоги, теолог-любитель, сексуальный террорист, — Чонгук огрызается и осторожно прикрывает за собой дверь, сочувственно бросив: — Держись тут, в общем, мы с тобой. — Это-то и пугает, — Чимин смешно ворчит, морщась, и кладёт голову Юнги на плечо. — Меня слегка напрягает мысль о том, что Чонгук видел мою промежность и даже не один раз. — Ты не представляешь, как это напрягает меня, крошка, — Юнги хрипловато фыркает и осторожно несёт Чимина к кровати. — С другой стороны, если уж кто-то и примет нашего малыша идеально, так это золотой макне. Чимини, сделать тебе массаж? Или… Тэхён, конечно, несёт бред, как всегда, но… — Я сильно сомневаюсь, что ты сможешь заставить меня кончить, когда у меня такое чувство, что из меня пытается вылезти не младенец, а баскетбольный мяч, но массаж звучит хорошо, — Чимин стонет, когда Юнги осторожно укладывает его на бок, и слабо сворачивается в клубок. Он звучит жалобно: — Альфа… — Я здесь, маленький, я с тобой, — Юнги нежно целует его в плечо и начинает осторожно разминать и массировать напряженную поясницу. Он успокаивающе шепчет: — Я знаю, что тебе сейчас больно и тяжело, любовь моя, я знаю, но попытайся расслабиться хотя бы немного. Когда твои мышцы напрягаются, тебе становится только больнее, птенчик мой. — Мне больно, — Чимин поджимает дрожащие губы, чувствуя, как на глазах собираются слёзы, и хнычет: — Мне больно, альфа. — Не плачь, Чимини, не плачь, маленький мой, — Юнги звучит мученически, нависая над ним и болезненно бережно собирая губами с щёк крупные слёзы. — Ты разбиваешь мне сердце. Хочешь, я принесу тебе пудинг, малыш? — Поцелуй меня, — Чимин скулит и слегка приоткрывает дрожащие губы, когда альфа нежно прижимается к ним с глубоким, невыносимо трепетным поцелуем, словно пытаясь забрать на себя всю боль. Чимин жалобно всхлипывает ему в губы: — Альфа… Время кажется ему смазанным и, одновременно с тем, бесконечно долго тянущимся. Чимин отдаленно осознает, что Чонгук осторожно проверяет ему раскрытие, что вокруг него носится медперсонал, что Чонгук что-то командует, а потом… То, что казалось болезненным до этого, мгновенно забывается. Чимин срывается на крик, дугой изгибаясь в постели. — Тужься, Чимини, тужься, давай, — бледный Тэхён крепко сжимает его руку — его глаза широко распахнуты, а тигриные уши прижаты к голове. Он кажется настолько перепуганным, что даже не может как всегда шутить, пытаясь отвлечь омегу: — Ты уже на финишной прямой. — Дыши вместе со мной, малыш, дыши, — и без того белокожий Юнги теперь кажется практически прозрачным, до синевы. Но никак кроме этого альфа не показывает своего испуга — взгляд у него прямой, твёрдый и сосредоточенный, и сам он тяжело дышит. Взмокший Чимин смотрит ему в глаза, чувствуя, как успокаивается от присутствия альфы, несмотря ни на что. Мин хрипло и низко говорит: — Давай, маленький, вдох… Чимин послушно приоткрывает рот, пытаясь вдохнуть и… Очередная схватка заставляет его сжать руки так крепко, что он почти слышит хруст костей, но оба самых близких для него альфы даже не морщатся, подбадривая его в два голоса. — Тужься, Чимини, тужься, давай, — Чонгук, расположившийся ровно между его ног, ненадолго выглядывает из-под края медицинский простыни. Он звучит сочувственно: — Я знаю, что тяжело, но немного осталось. — Когда всё это кончится, — Чимин судорожно, сбито дышит, чувствуя, как Юнги нежно промакивает ему лоб прохладной влажной тряпкой, и стискивает зубы: — Я жизнь положу, чтобы найти способ, как альфа сможет родить. Потому что вы просто обязаны пройти через этот потрясающий аттракцион. — Цыпа, если тебе от этого станет легче, родим хоть все по очереди, — Тэхён нервно хихикает, прижав тигриные ушки к голове, и стискивает зубы, когда Чимин снова кричит, крепко сжимая их пальцы в своих ладошках. — Держись, Чимини, держись, малыш. Чимин окончательно теряется во времени и в пространстве. Он отстранённо чувствует нежные, но крепкие руки, слышит обеспокоенные, давно знакомые голоса, чувствует присутствие альф, но… Он плачет, когда боль ненадолго становится совсем оглушительной, а затем постепенно стихает. Чонгук звучит радостно: — Вот так, Чимин, умница, умница! У вас мальчик, да крепенький какой, альфочка. Привет, крошка Мин, ну-ка поздоровайся с мамочкой и папочкой. Чимин устало обмякает, тяжело дыша и прижимаясь своим лбом ко лбу Юнги. Он невольно слабо дёргается, когда слышит громкий младенческий плач, и инстинктивно приподнимает голову: — Дай… Чонгук… — Сейчас, минутку, — Чонгук относит младенца на специальный столик рядом и что-то сосредоточенно делает, негромко воркуя: — Вот так, крошка. Чимини, скажи привет своему сыночку. Решили уже, как назовёте? — Мюнхи. Мин Мюнхи, мой свет, — Чимин слабо, но счастливо улыбается, когда Чонгук осторожно кладёт малыша ему на грудь. Он ласково воркует: — Привет, Мюнхи. — Мюнхи, — Юнги рядом кажется заворожённым. Он с невероятной осторожностью касается крохотной ладошки и задыхается от восторга, когда малыш инстинктивно сжимает пальчики вокруг его пальца. Всегда твёрдый голос альфы вздрагивает, когда он порывисто целует Чимина в висок: — Он сокровище, Чимин. Наше сокровище. — Наше сокровище, — Чимин нежно повторяет, невесомо коснувшись кончиком мизинца сладкого носика Мюнхи. Малыш совершенно очаровательно морщится, и они все одновременно издают длинный нежный звук. Тэхен звучит умильно: — Разве он не прелесть? Я вижу его первый раз в жизни, но уже люблю просто до безумия. Ты будешь вертеть и мамочкой, и папочкой, и всеми своими многочисленными дядюшками, правда, кроха? — Даже не сомневайся в этом, — Чимин негромко смеётся и устало откидывается на подушки, что тут же замечает чуткий Чонгук. Альфа-волк подходит, осторожно беря младенца на руки, и повелительно бросает: — Так, неравнодушные друзья и мужья, дайте новоиспечённой мамочке отдохнуть. Чимин, спи и ни о чём не беспокойся, я лично буду осматривать твоего малыша. — Я присмотрю за ним, любовь моя, — Юнги сладко и трепетно целует уставшего Чимина, а затем порывисто прижимается губами к его рукам. В глазах альфы плещется любовь: — Ты сделал нам такой прекрасный подарок на свадьбу, малыш. Не волнуйся ни о чём, отдыхай. Твоя мама написала, что приедет, как только ты слегка отойдёшь, хорошо? — Хорошо, — Чимин прикрывает веки, словно набитые песком, и длинно выдыхает, чувствуя короткий и нежный поцелуй в лоб. Он ощущает себя невероятно уставшим, но это приятная усталость. Его тело давало жизнь малышу, боролось за неё, и Чимин чувствует гордость и нежность от этого. Его альфа всё это время был рядом, несмотря на все капризы, и его друзья, его семья тоже. Решаясь на эко, Чимин с самого начала мог и рассчитывал только на себя, только на свои силы. Сейчас, возвращаясь назад… Он не чувствует себя одиноким. Не чувствует, что ради своего птенчика ему придётся бороться с целым миром самому. Все эти девять месяцев были по-своему сложными, по-своему запоминающимся. Чимин слабо кладёт ладонь на свой опустевший живот и впервые за долгое время не чувствует, как птенчик слабо ворочается и пинается внутри. И несмотря на то, что с одной стороны его это даже расстраивает… С другой — Чимин чувствует подъем и чувствует искреннюю радость. Уже засыпая, будучи невероятно изможденным и измученным, Чимин слабо улыбается. Он знает, что когда он проснётся, его альфа будет рядом. Все, кто ему дорог, будут рядом. И Чимин думает, что, возможно, через пару лет… он всё же решится это повторить.