***
Дни стали для меня слишком быстрыми. Одинаковый распорядок обычно замедлял моё восприятие времени, но сейчас Бачира, вечно желающий затащить меня куда-то, стал с невероятной скоростью всё менять. И теперь мне казалось, что дни пролетают, как фанеры над Парижем, что было для меня совсем новым и неизведанным. Такое ощущение заставляло сердце биться чуть быстрее, шаг — ускоряться, манеру речи — оживляться, а все события — крутиться вокруг меня. Монстры преследовали меня постоянно, желая вцепиться мне в глотку, закрыть глаза своими длинными пальцами и выбить кислород из лёгких, резко насев на уставшие плечи, однако Бачира просто не позволял этому случиться. Он не мог знать о моём расстройстве, но когда видел у меня на лице необъяснимый страх, то улыбался и осторожно сжимал мои пальцы, стараясь не напугать сильнее. И эта нежность приводила в чувство, давала второе дыхание, из-за чего монстры разочарованно рычали и отпускали меня. Отпускали каждый раз, когда он держал мою руку. Так у меня снова появился человек, который был в силах меня спасти. В общем, футболист стал эпицентром всех изменений, таких, о которых я даже думать не смела.***
Когда вернулась Аяка и налетела на отчаянно сопротивляющуюся меня с привычными объятиями, сопровождающимися громким выкриком: «Милашка!», Бачира помог мне выбраться из кольца её рук и яростным шёпотом переговаривался с Сакураи ещё половину урока. Видимо, делили меня. Благо, их прервал учитель. Но их спор продолжался на каждой перемене, пока я к концу дня не взорвалась и не сказала, что я «общая». Правда, особо этих ярых собственников мои слова не успокоили и, пока мы шли втроём до дома, (данному изменению в моём распорядке жутко радовалась Аяка) они прожигали друг друга злобными взглядами и ядовитыми фразочками. Раздражало, но я успевала закрывать им рты. Когда они обменялись контактами, я была уверена — парочка продолжит свою войну в переписке. И это не единственные новости на мой сегодняшний день.***
Проснулась я необычно, но уже третий раз за неделю: от звонка Бачиры. — Томи-чан, утро давно наступило, а ты ещё спишь? — его звонкий голос быстро стал моим лучшим будильником. Я ответила что-то невнятное, не в силах шевелить языком. — Вас понял, речевой аппарат пока не настроен, — смеётся он на другом конце провода. — Жду возле твоего дома, до урока двадцать минут. Отчитался быстро и по делу. — Не смей засыпать, или я начну кидать камни в окно! — в своей привычно сумасшедшей манере хихикает парень, и я уже вижу эту дьявольскую улыбку. — А вот это уже угроза, — наконец выдавливаю хриплым голосом и всё-таки поднимаюсь, стараясь сесть. Уснула поздно. А кто виноват? Человек, находящийся в моём телефоне на данный момент, правильно! — Всё-всё, тётя полицейский, сначала очнись, а потом меня поругаешь, — явно закатив глаза, отвечает Бачира. — Преданно жду у калитки. Звонок обрывается. Я покорно встаю с кровати и иду пить кофе, чтобы иметь способность хотя бы мыслить.***
Выхожу из дома с полным термосом кофе, дабы добавлять новые способности в течение дня. Бачира стоит, облокотившись на мой забор и что-то яростно печатает — точно ссорится с Аякой и хвастается, что сегодня в школу меня ведёт он. Приветственно кашляю, после делая пару глотков безумно горячего напитка, и футболист тут же отвлекается, оповещенный о моём присутствии. — Утречко, Томи-чан! — ярко улыбается парень, и я даже щурюсь от его лучистой бодрости, такой несвойственной нормальным людям с утра. Но Бачира у нас человек с особенностями. Он галантно подаёт мне руку, но, увидев моё сморщенное от неудовольствия лицо, цокает и закатывает глаза, понимая намёк: пока что госпожа не настроена на прикосновения. Пока идём, я слушаю длинный монолог футболиста о том, какая же Аяка страшная и властная женщина. Иногда что-то мычу в ответ. Медленно, но верно звонкий тембр Бачиры, подкрепленный нехилой дозой кофеина, меня бодрит. И к концу пути я даже могу выдавать цельные фразы, напитанные сарказмом от и до. Знаю, как его бесит эта моя черта, потому что он после каждого слова вглядывается в моё лицо, не сразу понимая, какой бред я несу всерьёз, а какой — не очень. Аяка видит нас издалека, тут же выкрикивая что-то и подбегая. Как всегда оптимистичная, но очень недовольная нашей парочкой. — Мы вообще-то опаздываем! — распаляется она, и Бачира спешит прервать её гневную тираду. — Просто кто-то, — он толкает меня локтем в плечо, — очень долго спит. — Просто кому-то нужно меньше писать людям по ночам, — закатываю глаза я, пряча термос в сумку. — Неважно, виноваты оба! — шипит Сакураи и, хватая нас под руки, буквально тащит к школьным воротам. — Я рядом с тобой всего пятнадцать секунд, а ты уже меня бесишь, — цокаю я, покорно плетясь вслед за подругой. — Будешь так грубо себя вести, я расскажу всем, как ты напилась и купалась в фонтане! — воскликнула Аяка, резко остановившись и подбоченившись. С козырей значит пошла? Бачира не сдерживает смешок, и я понимаю, что пора восстанавливать авторитет. — Ой-ой-ой! — скалюсь я, скидывая с плеча косу, — Кто поверит человеку, который зимой к ручке школьных ворот языком прилип! Аяка тут же стушевалась, теряясь. — Я-я думала она пластиковая! — начинает оправдываться девушка, и я тихо хихикаю. Футболист неприкрыто смеётся, прожигая меня глазами. Мы на секунду встречаемся взглядами и начинаем хохотать слишком сильно, у меня даже лёгкие сводит. — Голова у тебя пластиковая, — успокоившись, вздыхаю я, уходя вперёд. — Быстрее, батарейки. Энергичная парочка тут же подпрыгивает на месте и ускоряется. Футболист довольно хватает меня за ладонь, утаскивая за собой. Я знаю, как он этого ждал. Чересчур тактильный ребёнок.***
На уроках стало привычным рисовать Бачиру на тетрадных полях, в черновике, на страницах учебника, парте и даже ручкой на руках. Он распалял во мне вдохновение так быстро и легко, что я удивлялась сама себе. Я в принципе стала слишком много удивляться себе. Один раз, когда мы стояли около моего дома, ведь Бачира не успел рассказать историю о том, как они с Исаги круто отыграли последний матч, на который я не попала, остановленная на выходе из кабинета художественного клуба Каваками, я поймала себя на мысли, что уже давно не слышу, что парень говорит, увлечённая движением его губ, жестикуляцией и яркими глазами, что мне слишком полюбились. Правда, мне казалось, что день пройдет напрасно, если я хоть раз не смогу заглянуть в жёлтые хитрые очи, если не поймаю его взгляд на себе во время урока. Я уже написала с десяток картин, где были изображены эти глаза, так что, стоило бы Бачире зайти в мою комнату, он бы решил, что я либо сумасшедшая маньячка, либо его ярая фанатка. Но ему, как главному объекту моего вдохновения, я никогда не разрешу появиться у меня дома. Я начала понимать, что муза — это страшно. Особенно, если она одна и особенно, если это Бачира Мегуру. Я стала замечать недоуменные взгляды Хасэгавы, когда залипала перед мольбертом, прожигая оный своими чёрными глазами. В такие моменты я обычно вспоминала самые яркие моменты футбольных матчей, связанные, непосредственно, с моим дражайшим источником яростного вдохновения. Я не могла написать ничего, если не видела его хоть раз за день. Разум, Монстры и даже сверчки, чьё стрекотание я слышала ночью, все поголовно говорили: «Беги!». А я не хотела. Казалось, если я покину Бачиру, то он непременно растворится в воздухе, станет воспоминанием, прахом времени, дождём, солнцем, грозой, да всем миром одновременно! И тогда уже бежать станет некуда — я буду окружена им, полностью, бесповоротно. Этот несчастный футболист просто стал неотъемлемой частью моего собственного мира — такой малой и незаметной, но такой несоизмеримо тёплой и притягательной. Мысли витали не только в голове, но и в воздухе. Казалось, я могу ощущать их давящий на голову жар, иногда лёгкий ветер, а может и вовсе тихий шёпот. Мысли стали навязчивыми, да, честно говоря, у меня других не бывало. Они трогали меня повсюду, путались в рыжих кудрявых волосах, селились на дне моих чёрных глаз-омутов, сливались с мазками краски на рабочих кардигане и фартуке, цеплялись за поцарапанные и облезшие дужки квадратных очков, кружили вокруг тонких пальцев, повторяя траекторию кисточки, которую я никак не могла оставить в покое, нервно теребя. Сидя перед мольбертом, сверля его очами, я видела перед собой снова его. Монстра. Своего или Бачиры? Не разобрать. — Ты опять рисуешь какую-то муть, халтурщица, — фыркает Хасэгава на фоне. — Автопортрет? Я медленно моргаю, стараясь прийти в себя после некого «транса». Распаленные чёрные глаза остывают, и я немного рвано встряхиваю головой. Пара кудрявых прядок падают на моё лицо. — Остроумие — твой скрытый талант, принцесса, — наконец отвечаю я. Голос немного хриплый, но зачем обращать на это внимание? Лучше поглазеть на довольные блестящие глазки Масами, а потом резко оборвать её недолгое удовольствие. — Скрывай его дальше, — тихо вздыхаю и тыльной стороной ладони аккуратно, чтобы не испачкать, перекидываю волосы, завязанные в небрежный низкий хвост, за спину. Хасэгава вскидывает брови, прикусывая нижнюю губу. Яростно впивается в неё резцами, а зелень её очей, казалось, сейчас покраснеет. Но красавица держит себя в руках — всё-таки, президент клуба терпеть не может наши перепалки. Ах, ну победа явно за мной. Надменно поправляя очки, я не в силах подавить язвительную усмешку. Как я люблю её доставать! Двери в клуб резко распахиваются. Пара сосредоточенных художников даже вздрагивает, только мы с Масами продолжаем сверлить друг друга взглядами. Она — яростным, я — до чёртиков весёлым. — Томи-чан! Теперь уж вздрагиваю я. Медленно поднимаясь из-за мольберта, кидаю быстрый взгляд на свои руки, испачканные краской. Меня дёргает снова. Маленьких размеров Паника оседает на моих плечах, пока я быстро шагаю к раковине. — Ты к кому? — раздаётся немного раздражённый голос Каваками, пока я стараюсь вымыть руки. Потихоньку полувысохшая краска сползает, оголяя бледную кожу моих ладоней, и я тихо выдыхаю. Монстры растворяются, разочарованно охая-ахая. Наконец перевожу взгляд к дверям, хотя ещё по первому выкрику догадалась, кто пришёл по мою душу. Бачира, весь на взводе, уже в спортивной форме. — К Хитоми! — будто это что-то до жути очевидное, отвечает футболист, вскидывая брови и по-птичьи склоняя голову к левому плечу. Я обречённо качаю головой, аккуратно снимая перепачканный кардиган. — Что-то срочное? — нетерпеливо спрашивает Каваками, переводя взгляд карих глаз то на меня, то на нарушителя спокойствия. — Дело жизненной важности, — отвечаю я за него, вешая рабочую одежду на крючок и быстро натягивая привычную ветровку. А то уже трясти начинает. — Идём, — равнодушно бросаю Бачире, пряча руки в карманы. Супер-пупер-мега-просто-капец какой важный матч я ни за что не должна пропускать. По словам моего спутника, конечно же. — Андо, стоять! — кричит мне в спину президент, но я юрко закрываю за собой дверь, не забывая подмигнуть напоследок. Не успеваю я насладиться своим изысканным побегом, наглым, достойным моего имени, как мою ладонь быстро сжимает чужая. — Ну… — устало протягиваю я, пока меня очень уверенно тянут за собой вперёд. Хочется освободить руку, да не могу. Ну, а вдруг этот ребёнок расстроится? — Не ной, Томи-чан! — хихикает Бачира, ловко переплетая наши пальцы. — Лучше готовься восхищаться мной на матче! Пока он не видит, шагая чуть впереди меня, шутливо закатываю глаза. — Не зазнавайся, — фыркаю я насмешливо, равняясь с ним. — В этот раз я буду смотреть на всех. Он останавливается резко, да настолько, что я ещё пару шагов делаю, пока до меня доходит — не двигается мой чертёнок. Рывком, но ласковым, он разворачивает меня к себе, преграждая путь к побегу двумя руками. Прижимает к стене, смотрит сверху вниз отчаянными очами, глубокими, жаркими, всепоглощающими. Я замираю, не в силах даже сопротивление оказать. Он меня иногда до ступора поражает… Бачира не стесняется своего эгоизма, такой до коликов искренний, до дрожащих коленей открытый, до расширяющихся зрачков честный. Перепуганная и одновременно восхищённая я, неловко поднимающая снизу свои чёрные омуты, кажется, ему очень импонирую. — На меня, — горячо выдыхает Бачира. Ох, этот его тон меня сведёт с ума… Или в могилу. Голос футболиста растекается внутри, выливается наружу румяными щеками и распахнутыми широко-широко глазами. Не чертёнок. Дьявол. — П-подумаю. Сдавайся, Хитоми! Чего планку держишь? Не устоять мне перед плавленым золотом его глаз, перед бархатом и умопомрачительным жаром его голоса, перед титанической уверенностью в себе. — Подумай, — ухмыляется Бачира и остраняется, снова протягивая мне ладонь. — Только очень хорошо подумай. Я жадно глотаю воздух, осознавая, что почти не дышала всё это время. Голова кружится от подступившего кислорода, и я слегка мажу, когда пытаюсь взять ладонь футболиста. Он слегка испуганно хватает меня за плечо, выравнивая и мягко прижимая к себе. Поглаживает тонкие пальцы, а меня от его ласки ещё сильней ведёт. И как давно ко мне были так внимательны? — Я опять тебя напугал? — шепчет Бачира взволнованно, пока я отчаянно отвожу взгляд. — Нет, — чуть более уверенно выдыхаю я и аккуратно отстраняюсь. — Идём. Опоздаем ведь. Он веселеет и, заправляя выбившуюся кудрявую прядь мне за ухо, снова аккуратно переплетает пальцы. Моё маленькое вдохновение всегда творит, что ему вздумается.